Колхоз - дело добровольное

Вот есть (и были) же на свете такие страны, где и жить хорошо и так хорошо.

Они, правда, есть не везде, не у всех и не всем - все бы так не смогли, а если б

смогли, то обязательно бы надорвались.

Володя Трудов послал нас с Шевелевичем закрывать сезон в колхозе. Почему и

что закрывать я не понял, но от меня он этого и не требовал. Компанию нам

составляли люди знатные - житель знаменитого Дома на Набережной фрезеровщик из

опытного Володя Милов и сын академика Богомолова. Сын академика был членом

(партии), и именно на него была возложена задача возглавить нашу группу московских

специалистов в том передовом хозяйстве. Володя Милов и сын академика сразу же как-то

учуяли, что Шевелевич зачем-то привез с собой два литра спирта, поэтому Володя

взвалил на себя поварскую махину, а сын строил графики выполнения нами планов, заданных

партией и правительством нашей группе. Обе эти важнейшии функции не предполагали никаких

длительных отлучек из домика нашего проживания, а вот нахождения вблизи вожделенных емкостей их обязанности просто обязывали.

Октябрь в Центральной Руси - месяц уже далеко не жаркий и для земледелия в ней не

приспособленный. Сын Богомолова, согласовав этот вопрос с местными начальниками, отправил нас с

Гришей в местный коровник официантами - подавать блюда коровам. Блюд было всего три -

турнепс, какая-то зерновая в пыль смесь и соль крупного помола, с прогрессивными в нее добавками. Подносом служили носилки, которые мы с

Шевелевичем должны были сколотить строго по ширине прохода и ни сантиметром Уже. Соль

нужно было насыпать горстями в специальные в стойлах кормушки. От соли у коров,

по нормам, спускаемым из Министерства Сельского хозяйства, ворсится шерсть на боках, и

с того растут везде удои. А для чего нужны были турнепс и зерносмесь местный зоотехник в

инструктаже не объяснил, надеясь, что это и так понятно. Нам с Гришей было не то, чтобы

понятно, а, просто, до фени, включая и про соль. Еще там висела строгая, требовавшая

наших в отдельной тетради подписей об ознакомлении инструкция по обращению с коровами:

с коровами нужно говорить (почти, как в анекдоте про "а поговорить");

вести нужно с ними себя вежливо, а не как в трамвае;

и обязательно, почему-то, что было особенно актуально для двух евреев с высшим

образованием, при них не материться, чтоб эти чувствительные существа не попадали

в обмороки в своих стойлах.

После инструктажа и подписей в важной тетради мы пошли с Шевелевичем делать

прецессионые носилки из горбыля на скотном дворе. Эта филигранная работа заняла у нас и

следующий до обеда день. Мы бы с Шевелевичем могли выполнять её и до конца

нашего в колхозе срока, но заметивший пустые кормушки зоотехник с середины коровника

громко назвал нас "3.14здюками и бездельниками", а на наше робкое замечание о важном этапе

экпериментального обследования носилок на предмет соответствия их ширине прохода,

потребовал перестать "морочить ему мОзги" и живо наполнить кормушки, пока скот не загнали

в стойла.

Мы успели только с легкой зерносмесью и регулируемой солью, после чего коров загнали в стойла,

и носить турнепс через высунутые ими в проход морды было уже невозможно. Зоотехник

куда-то пропал, и мы с Шевелевичем пошли на базу к Милову с сыном академика. Коллеги, почему-то,

не сильно обрадовались нашему с Гришей раннему появлению - глазки Милова воровито

блестели, а сын строго глядя на нас потребовал объяснений в дезертирстве. Я немножко

растерялся от такой их реакции, но бдительный Шевелевич, в ответ на требования сына партии и академика Богомолова, со своей стороны потребовал ужина и, учуяв запах,

пошел проверять наличие своего спирта в бутылках. Его бутылки были 100% целы, а источник

запаха - поллитра из местного сельпо стояла под столом голая в своей пустоте. Милов

сбегал к колодцу, принес ведро воды, помыл нечищенную картошку и забросал ее в кастрюлю.

Мы с Шевелевичем достали привезенные с собой консервы. Когда картошка сварилась

мягкотелый Шевелевич для создания теплой атмосферы в коллективе предложил ребятам

спиртик и, не получив, отпора своей инициативе, бережливо налил им по чуть-чуть в

граненые, не разбавляя. А для завоевания любви и дружбы с их стороны, поставил

обе спиртовые бутылки на полку рядом с солью и макаронами.

После ужина посоловевшие коллеги включили ящик и вместе с ведущими

телепередачи стали обсуждать абсурдность непорочного зачатия, а через эту

абсурдность быстро добрались и до гнилости самой идеи существования Христа и его

иерусалимского воскрешения. Причем, сын академика Богомолова и сам по фамилии

Богомолов намного опередил оригинальностью и академической основательностью своей

аргументации ведущих, утверждая, что Богородица нехорошо дружила с римскими

оккупантами и сдавала весь свой с ремесла доход строгому старику Иосифу, убеждавшему

местные власти, что он никакой не сутенер, а простой плотник Иосиф, кормящий семью

именно этим своим официальным ремеслом, а Рим и местных - с него налогами.

На следующий с утра день злой, с чьего-то на нас навета, зоотехник потребовал

начать с турнепса для дружно мычавших коров и на наше с Гришей

предложение вывести их для начала на скотный двор, этот сельский инженер человеческих

душ заорал, что он не Гитлер и может святое дело, в отличии от ефрейтора, довести

до полного успеха из своей охотничьей двустволочки. Ошарашенные его наглостью мы,

под угрозой существования всему нашему народу, вынуждены были нагрузить носилки

до верху турнепсом и двинулись по своей Голгофе, кусаемые с двух рядов обезумевшими

ревущими антисемитками коровами, пытавшимися выхватить себе плод побольше.

На приблизительно третьей с начала ряда кормушке носилки были выбиты из наших

рук, а шедший сзади Шевелевич, увидя, что я сдаюсь, зачем-то попытался удержать и

меня, и носилки, но мощной удар рогов какой-то рекордистки заставил его поскользнуться и полететь

вслед за носилками на покрытый тонким слоем коровьего навоза цементный пол коровника. Спина

героя была уже и без того повреждена, и Гриша, застонав от боли, признал, что с

радикулитом он работать больше не сможет, и решил отправиться в медсанчасть за помощью

и справкой о нетрудоспособности.

Наследник австрийского ефрейтора, калужский зоотехник, решительно перегородил

нам дорогу, предложив продолжить путешествие только через оба наши трупа, чем сбил

всю нашу решительность. Но тут в конторке у входа в коровник зазвонил телефон, и

фашист, не сводя глаз с выхода, вынужден был с громкой, но необоснованной

невинностью тереть в телефон с бухгалтером об "а где то фуражное зерно, что на прошлой

неделе сложили в хранилище при коровнике???!!!".

Поняв безвыходность ситуации, Гриша для облегчения своей спине, стал с моей

помощью сооружать корсет из валявшейся в пустом стойле металлической проволоки. От

Гриши в корсете были мысль и дизайн, а я без эскизов гнул проволоку с голоса.

Через полчаса в коровник вошла вечерняя с предыдущего дня смена доярок.

К нам подошла немолодая вся в морщинах худая женщина в беззубом рте и стала зачем-то

убеждать нас с Шевелевичем, что ей всего-то 35 лет. Потом она показала свои сухие

в ранах кисти рук без ногтей на пальцах и объяснила, что это все с той ядовитой соли,

что этот "мудак зоотехник" сыпет коровам, чтоб они пили и набирали вес с удоями не с фуражного

зерна, а с чистейшего деревенского воздуха. Коровы же эту крупномолотую мелкую гадость и не жрут, и даже не

лижут, вот и приходится дояркам выгребать ее из кормушек руками и выбрасывать в навозную

от коровника яму, что местные агрономы используют для удобрения полей, ведь, если зоотехник видел соль в кормушках неслизанной, то снимал с доярок трудодни за плохой уход коров. От этих операций с хлоридом натрия и полезнейшими к нему добавками ногти с пальцев

смываются мухой, а пары этой гадости обеспечивают и выпадение некрепких зубов.

Доярка просила нас не очень усердствовать с солью в кормушках, а потихонечку сносить

ее, согласно нормам обеспечения коров минералами, прямо в навозную яму без промежуточных логистических изысков.

Договорившись, уже втихую, с бухгалтером о долях зоотехник приступил к

осуществлению своей, теперь ясной для нас с Шевелевичем, идее об "накормить коров

турнепсом досыта так, чтобы вопрос о фуражном зерне даже и  не заикался".

Я предлагал Шевелевичу разнести турнепс в одиночку ведрами, но благородный

мой друг надел корсет, и согласился только на то, чтобы встать вперед,   где нести носилки

было полегче, и мы, нагрузив их турнепсом на основе не очень-то хорошо совместимых в

коровнике принципов гуманизма и борьбы человечества за мир во всем мире, вновь двинулись

по своей Вилле де ля Роса, где дорогу нам уже заслоняла огромная жопа лошади зачем-то

зашедшей незамеченной в коровник во время всех этих перепетий. Почти упершись в лошадиный

зад, Шевелевич стал изображать из себя опытного возчика покрикивая в жопу по цыгански:

"Цоп-цобэ". Лошадь в ответ длинно и громко пукнула, но сдвинулась шага на два вперед.

Вдохновленный своим успехом Шевелевич продолжил подгонять животное до конца коровника,

и лошадь, повинуясь его властным окрикам, пукала и неторопясь продвигалась вперед от

изданного запаха.

Мы разложили турнепс по кормушкам. Гриша взял себе вместо костыля доску от

коровьева стойла, и мы с трудом пошли на базу. По дороге Шевелевич бредил

чудодейственным спиртовым на радикулит компрессом, а изможденный дневными приключениями

я мечтал о сытном ужине. Мечты Шевелевича, при определенных условиях, возможно, имели

под собой пусть и зыбкое, но какое-то основание, что касается моих желаний, то они никак

не опирались на какую-то в мире реальность, а диктовались исключительно урчащим без

сознания желудком.

Придя на базу, мы услышали густой запах спирта, пустые из под него бутылки

валялись на полу с остатками невылившегося из них нектара. Коллеги, похоже, даже не выпили весь Гришин спирт, а просто

бессознательно разлили его остатки, уронив бутылки. Гришины компрессы канули в лету

великолепными легендами, что, возможно, спасло их безупречную репутацию. Пьяный в усмерть

Милов валялся ничком в обуви и одежде на кровати, а атеист Богомолов тупо пялился в

орущий ящик, по экрану которого элегантно дефилировала русая красавица-доярка в

белоснежном слегка раскрытом на пышной груди халате. Девушка умно рассказывала, как ей

удалось так повысить удои целой тысячи доверенных ей коров вологодской породы, и тыкала

наманикюренным пальчиком в какой-то умный на ватмане график.

До конца срока мы честно выбрасывали соль в яму, а коровам раздавали турнепс и

закупленную по случаю предприимчевым зоотехником зерносмесь.