For a breath I tarry - 14

- Все время некогда спросить, а сама ты не спешишь рассказать. Ты со мной впервые испытала сладострастие. Как было? Чем это для тебя? Довольна? Поражена?

- Я уже рассказывала. Не умею так складно, как ты. Если прямо говорить, то поражена была первым разом...

- Первым твоим сладострастием или первым со мной?

- Первым. Тем вечером. А унесло меня совсем вчера, когда слиял и клиторок теребил. В первое слияние меня радовало твое блаженство. Все, как ты говорил! Немного приятно, как твой струй во мне... как он слияет меня. И тогда про себя думала так. А вчера... какие мысли, когда стало хорошо. Это же мой любимый! Приятно, волнующе. Поразило твое сладострастие. С тем я лежала... не знаю, как сказать... ну как у стоматолога. Рот открываю, врач лезет, еще ничего не делает, но уже напрягаюсь. Вот так с ним. Ни хорошо, ни плохо, но напряжена. Мелочи замечаю: как сопит, что за запах от него и все такое. С тобой... ты меня захватил, забрал в себя. Мне нравилось, что ты наслаждаешься мной, что вот эта я для тебя блаженство, любимый. Желала тебе его, хотела, чтобы оно вышло сильнейшим, бесконечным. Думала о тебе, пыталась представить, как именно тебе хорошо со мной. Говорил, что пахну тебе приятно, что грудь нравится, в волосы мои утыкаешься, значит, хорошо тебе. Ну вот об этом и думала. Думала и теплом расходилось от этих мыслей: мой любимый наслаждается мною! Как это здорово! Струй поразил меня и понравился, тоже представляла: он во мне, внутри меня... этот красивый ласковый струй моего мужчины внутри меня! могу его всего и всяко ласкать, нежить, лелеять. И об этом думала. Слияешь меня, прижимаешься – хорошо тебе. А я мысленно добавляю, мой милый, тебе! Мне самой было хорошо, в животе как-то защекотало тепло... когда представлю струй твой, как он во мне. Каждый раз, как входил, его представляла: алый, упругий, звенящий, красивый в меня! – и тепло по животу... Когда кончал... не подходит для этого такое прозаическое слово, надо что-то особенное, чтобы от одного слова загораться... сладострастие слишком длинное, нужно яркое и короткое слово. Вот струй: один слог.

- Пожалуй, было бы неплохо.

- Нужно новое слово, ты придумай; а пока сойдет. Когда ты кончал... вот подумай, мне фиолетово были его оргазмы. Наверное, ему хорошо, но мне-то что! Твое сладострастие захватило и меня. Тебе со мной не просто хорошо, ты блаженствуешь мной! Во мне. От меня. Что-то передалось от тебя, от этих представлений: во мне наслаждаешься, струй твой во мне; что мой любимый от меня это все получил, мне светло стало на душе. В теле тоже приятно, но в душе – это лучше. Ты лежал на мне, твой струй во мне, всю меня прижимаешь, шепчешь страстно и восхищенно... я от счастья плакать хотела. Говорила же, ты умеешь пользоваться. Берешь, но берешь так, что хорошо становится. Не выкинешь, не втопчешь, а бережно используешь. Так просто, оказывается, давать милому блаженство! И так хорошо от этого. Лежал, и от тебя ко мне что-то переходило. Нежность от тебя и восхищение мною. Казалось, ты мне что-то дал. Сразу и защиту, и покой, и счастье, и радость. Понемножку, но всего. Ты спал, а я слушала себя и тебя. Выслиял – ну как бы использовал, а мне хорошо, потому что... потому что... на деле дал. Выслиял меня – дал мне свой восторг и блаженство. Разделил их со мной, а не в себя утащил. Это первый опыт переживания сладострастия. Второй раз, когда вчера вместе кончали, это чистый улёт. Невообразимое. Сильное, быстрое, напористое, уносящее меня и разносящее на кусочки. Вот про первое слияние могу сказать что-то, потому что вспоминаю свои чувства, себя помню.   Сладострастие с тобой вчера – ослеплена, оглушена, окружена нестерпимым наслаждением. Причем, не одна, рядом ты, с тобой мы уносимся. Будто в объятиях несет куда-то нас. Блаженство – да еще ты рядом! Вместе радуемся. Вместе счастливы. Пришла в себя, ты рядом по-прежнему. Засыпаю в твоих объятиях, точно как там, в блаженстве. Как мне хорошо спалось! Вроде как чуть проснусь, пойму, что с тобой, и опять падаю в блаженство. Правда, любимый, это невыразимо хорошо. Сказка. Слияние – это неописуемое.

- Разве я не говорил этого ранее?!

- Сколько раз ты мне намекал и говорил, правда. Но ведь опыт у меня имелся: он тоже про любовь врал. А чем ты лучше?! Тоже хочешь воспользоваться.

- Не только это, Мила. Боялась ты и хотела. Была бы безразличная, просто отшила; да и не поехала бы сюда со мной. Были у тебя уже чувства, и подсознательно все понимала. Но боялась, страху давала волю.

- Может, так. Спасибо тебе за терпение и умение. Смог вытерпеть. Теперь, когда решилось, сама могу определить, что было. Замещение. Желание тебя замещается агрессией: дать тебе, чтобы знал, как меня хотеть! Не признаЮсь себе, что хочу тебя и с тобой, все желание идет в страх и отрицание: не верю, подозреваю, всякую мелочь принимаю как твой выпад, укол. Как в кафе: сделать тебе во вред, чтобы сбить свое страстное желание тебя. Энергии много, ведь горю, но реализую ее не на слияние, а в укусы. Все точно определил: выслиять нужно меня, чтобы кончила, и пройдет эта дурость.

- Не так уж и смог. Последние эпизоды все твои. Я сдался и просто хотел перед сном успокоиться.

- Догадывалась. Ушел от меня, мы снова перед этим поспорили, понимала, что будешь делать. Шла, чтобы себя предложить. Не делай один, давай я тебе все дам, что хочешь. Со мной же будет тебе лучше, правда? Выслияй меня. Вставала, шла – готова была так сказать. Подойти и предложить вместе заняться. Заходила – и не смогла. Только с тупой мордой пройти и взять крем оказалась способна. А ты не догадался?

- Понимал. Но я уже получил по морде, получил на пляже. Девушка в объятиях, подставила губы для поцелуя, причем, это проспоренное, какие могут уже быть сомнения – и все равно влепила! Мне надоело. Уверен, подойди я с предложением, опять бы оплеуху заработал. Ты хотела, Мила, но с желанием сразу же и страх включался. Желание в страх превращалось. Тут либо силой тебя преодолевать, либо тебе самой справиться. Силу я не приемлю.

- Злилась на себя, что в последний момент передумала. Злилась на тебя: мог бы еще раз попробовать меня уговорить. Хотя да, очередной финт устроить снова могла. Ведь дверь к тебе открывала с намерением все сделать, а направлялась за кремом! Обидно было. Как же начать?! Ну не знаю... в конце концов записку можно написать...

- Ага, и просунуть мне под дверь, где я дрочу: милый, приходи слияться, я согласна!

- Не, на грудь повесить и войти.

Мы оба рассмеялись. Мила продолжила:

- Постояла в коридоре, вспоминая твой струй. Красивый, милый. Очень захотела, чтобы ты выслиял меня. Этим симпатичным струем. Неважно, что сделаешь, лишь бы твой струй оказался во мне. Без слов думала, конечно; просто хотелось, чтобы вставил мне туда... Уже тогда ты начал менять меня. Думать, чтобы милый твой струй вошел в вагину... ну нет! Такой красивый струй – только в мою... не называла слово, но там, за образами... в мою звезду. Именно звезду! Как можно твой струй совать в вагину! Для него должна быть только звезда! Он притягивал. Он ласковый, нежный. Все-таки смогла сказать тебе главное.

- Да уж самое что ни есть главное! – сыронизировал я. – Твой струй такой отвратный, что я лучше пойду в проститутки, чем дам тебе. Никогда такого не слышал. На самом деле, самое важное, что сделал мой струй – заворожил тебя и соблазнил возможным слиянием.

- Это и есть главное, что я сделала. Тихо лежала и ждала, когда начнешь.

- Не разочарована? – с иронией спросил я.

- Ну что ты! Струй очень приятный. И ты, мой любимый. Хочу быть выслиянной, но больше хочу тебе давать блаженство. Умеешь ты брать! Слияй меня, как захочешь, – Мила вздохнула, потрогала струй, обнажила его, сжала. – Иногда наступает трезвление, и я поражаюсь себе. Ну как можно всему этому отдаваться! Упрекаю себя, что занимаюсь такой никчемной ерундой. Ведь и на отдыхе люди чем-то полезным занимаются. Эрудицию развивают. Красоте внимают, искусству. А у нас сплошное слияние. Мы еще нигде не были, чувствую, так нигде и не побываем. Спросят меня: что видела?

- А ты им в ответ: слиялась безудержно день и ночь. Все вопросы сразу отпадут. Даже самый тупой моралист и резонер понимает: когда девушка слияется, главнее ничего нет. Все прочее чушь, не стоит упоминания. Мила, завидовать будут! Слияние дает новые силы, так что не зря это.

- Знаешь, будь возможность назвать то, что ты делаешь со мной, одним словом – и оно было бы понятно прочим – сказала бы! Сношалась? Совокуплялась? Трахалась? Слиялась? Да, слиялась, но это ты знаешь значение.

- Чтобы понять тебя, нужно такое же пережить. Далеко не все знакомы с этим чувством счастливого слияния.

- Наслиялась! Завидуйте, вот вам!!

- Мила, тебе слова будут не нужны. Кто проницательный, тот заметит, какая ты счастливая вернулась. Уточнишь, что была на море с любимым мужчиной, – все ясно. Слиялась так, что моря не заметила, вон какая незагорелая... Внимательно присмотрись, как будут себя вести твои хозяева, муж и жена. Если ты для них не тля и они приглядываются к твоему состоянию, заметишь реакцию. Жена будет злиться и стараться уколоть тебя, чтобы так ослепительно не радовалась, а муж... сама понимаешь. А вообще, в чем проблема!? Пошли завтра по музеям. Национальная галерея недалеко. Очень интересно.

- Ты был там?

- Был. Я сюда приезжаю один, что еще делать?! Хожу по музеям. Есть стоящие залы. Но не все подряд. Двадцатый век – это время неизвестных да малевичей, какой бы нации ни были. Но это, считай, поход на весь день. Устанешь.

Мила подумала и ответила:

- Ну ведь там с тобой не полапаешься! Своей пушистой звёздочкой перед тобой не повертишь. Ну и что там делать?!

- Какие верные слова! Какая мудрость жизни, Мила! Что это за музей, если в нем нельзя девушке дать себя полапать в уголке! Ретрограды! Девушка впервые слияется, а вы ей суете унылые щербатые куски мрамора, пыльные осколки черепов и мазню маляров вместо живого струя и зажигательного слияния! – поддержал ее. – Вот станет она замшелой профессоршей, тогда и предлагайте их! Все равно больше нечем ей тогда будет заняться. А сейчас увольте! Вместо алого стоящего живого струя какие-то серые, мертвые черепки!

- Тебя бы урезонить, но твоя правда. Он красивый, бесподобный, милый. Вот какой-то свой насовсем. Чтобы он во мне! Слияет меня. А моя звезда для него наслаждение, я вся тебе наслаждение. С тобой ладно, неделя погоды не делает. Но я мечтаю, чтобы это не кончалось! Хочу с тобой жить и быть, слияться, кормить тебя, бездельничать с тобой. Это ведь неправильно. Опасный порыв, ставящий мою карьеру под вопрос.

- А ты свободно, без обрывания себя помечтай об этом всласть. В деталях, с подробностями. Сразу накал пройдет. Правда, Мила, соблазнительный эпизод: сижу, мечтаю, тут входишь ты за кремом, а на спине у тебя написано "Хочу слияться, приходи!" – я переключился на эротические образы.

- Ну как же я напишу себе на спине!!!

- Ну... это... – действительно, на спине самому писать неудобно! – Значит, входишь и говоришь мне: "Напиши мне на спине, чтобы я не забыла: милый, выслияй меня!" И подставляешь спинку.

- Ты подходишь, начинаешь писать, я наклоняюсь, и струй случайно попадает мне в губки, – подхватила Мила идею. – Молчу, это же к делу не относится. Заканчиваешь писать, я гордо ухожу.

- Мила, ты вот так запросто снимешься со струя? К тому же, слиять тебя и писать правильно слова на спине: я так сломаю мозг.

- Да, точно! Если он во мне, это настолько приятно, что нет, не уйду. Но не могу же я просто так стоять и позволять меня слиять! Значит, ты должен что-то писать. Иначе...

- А я беру тебя обеими руками за бедра и просто слияю, размашисто и сильно, говоря, что пока думаю, каким стилем написать. Мила, как ты легко приняла вторую позицию: сама встала, не задумываясь. Для твоей звёздочки она очень соблазнительная. Привычна тебе?

- Нет. Только с тобой. С тобой я не стесняюсь ни в чем. Наше общее наслаждение. Сразу почувствовала, что тебе будет приятна вторая. Она мне самой нравится. А что тебе в этой позиции особенно цепляет?

- Сначала ты скажи, отчего вторая нравится?

- Струй лучше чувствую. Но это уже после, а сначала... бедрами и попкой ощущаю твое тело. Особенно попкой нравится. Теплый мягкий живот на нее всю касается. Еще твои руки на мне. Держат крепко, тянут, таскают. Самое прямое значение: я в твоих руках. Ну и вход струя ярче. А тебе?

- Красивые, гладкие твои бедра полушариями. Некрупные, а форма точная. Если расставила ножки, звёздочка между ним свободная и приоткрытая, совсем готовая к слиянию, приглашает, уже и губки разведены. Если же сведены бедра и прогнулась, звёздочка как бы выдавлена ими ко мне, губки плотно сжаты, но чуть малые между большими выступают. Когда не прогнута, звёздочка в глубине, между бедрами. В любом случае пушистая, манящая, готовая к слиянию. За попку взять и потянуть на себя, и звёздочка оденется на струй!

- Я готова тебе в любой позе. Хотя целоваться и глядеть в глаза тоже очень здорово, а это первая. Ты особенный, с тобой все хорошо. Понимаешь, ты не просто свой, ты уже я. Раскрыть перед тобой звезду нараспашку, встать во вторую, пососать твой симпатичный струй – все мне нравится.

- Кстати, Мила, самое время сделать паузу и рассказать тебе свою фантазию. Помаленьку возбуждаюсь.

- Да пожалуйста! – откликнулась на предложение Мила. – Чтобы струй у тебя встал, без вопросов. А тебе какую? Мудреную или банальную?

- Ту, которая тебе самой больше всего нравится.

- Хочу, чтобы послиял сегодня, – она погладила привставший струй, перебрала мошонку, обнажила его до корня, поласкала ручкой немного.

С паузами и раздумьями, а также с прихлебыванием вина Мила начала рассказ:

- Мы здесь второй день, а ничего еще не было. Ты очень стеснительный и робкий. День весь была задорной, соблазнительной, разговоры затевала. Ты смотришь, видно, что приятно, а боишься даже ответить, только агакаешь. Струй стоит, вижу. Хотим слияться оба, но твоя глупая стеснительность...

- Да-да-да, моя вся такая стеснительность!.. – сыронизировал я.

- Полагала, вечером как-нибудь получится, кровать же одна, ляжем. А ты засел в кухне и носа не показывал, пока не заснула. На следующий день осмелел немного. Встала, в трусиках по комнате хожу, не сразу оделась, ты косишься, а воспитанно делаешь вид, что не смотришь. Такими темпами долго идти будем к главному. А ведь хочется тебе и мне! Надела мини-юбку без трусиков и часто наклоняюсь к нижней полке.

- А я вежливо отвожу сначала глаза, потом тебе сообщаю, что у тебя попку видно, когда наклоняешься, мол, знай это.

- А я беззаботно спрашиваю: не противная? тебе приятно?

- Ну еще бы! Попка красивая!

- Ну и любуйся на здоровье! А мне удобно. И думаю: мог бы положить руку на попку, погладить. А ты только робеешь и смотришь на меня своими глазами, от которых я просто без ума.

- Еще бы не робеть, – вставил я. – Небось, тебя обнять, а ты сразу: руки!

- Паразит! Я тебе! Сказал бы, что тебе это интересно и будешь продолжать. Я как бы против этого, а ты скажи: надо, Мила! – и слияй!

- Мила, шедевры изрекаешь!

- Ну да, ты же ничего не знаешь, не умеешь – девственник полный. Ты вообще не видел никогда девушку обнаженной. Говорю, что тебе доверяю, ты хороший, приличный, и ничего себе не позволишь нехорошего! Объясняю: прописано мне каждый день втирать крем вот в это самое место. Обычно делаю сама, но втереть крем пенисом лучше, так даже доктор говорила, он длиннее пальчика, лучше и глубже вмажет. А ты смотришь на меня ясными глазами и вижу, что в самом деле никаких других мыслей не имеешь, представления не имеешь о сексе, и думаешь, что на самом деле будешь втирать крем, а заодно и рассмотришь меня. Потому что тебя на самом деле тянет туда. От этого невинного взора я с ума схожу от заливающего меня огня. Впервые подарю тебе блаженство, какого не знал и не представлял; дам его тебе, любимый мой! И буду с тобой с ума сходить от счастья и наслаждения. Сначала показываю свою звезду. Я ее так, конечно, тебе не называю. Развожу губки и показываю: вот тут головкой водить, втирать крем. Потом сюда головкой нажмешь, и крем туда пройдет. Струй у тебя уже дрожит от возбуждения, и сам мы тоже. Звезда моя тебя восхищает и наполняет непонятным предвкушением волшебного наслаждения из снов. Привлекает. Ты трогаешь мои маленькие губки, берешь их пальчиками, переминаешь и с замиранием спрашиваешь: Мила, что это такое? Такое волшебное, прекрасное? Оторваться не могу. Девичий цветочек. А мне твой струй нравится, тоже восхищает, хочу его в себя и ласкать. Пора приступать. Смазываю струй гелем и оглаживаю, приговаривая: нужно, чтобы он везде кремом набрался, чтобы потом хорошо разносил. Твой стоящий струй с головкой медленно пропускаю через кулачок. Мы оба с ума сошли. Тебе приятно и накатывает что-то огромно-блаженное, вот уже рядом, а я чуть ли не в сладострастии от твоих чувств, которые все во мне. Играться с твоим красивым струем готова вечно! Рассматриваю его со всех сторон, объясняя: везде надо смазку нанести, чтобы он потом мне кругом смазал и втер. Встаю, как надо, наклоняюсь, отставляю попку, звезда прямо для тебя выставлена, слияй же, меня, милый! Давай! Но ты не знаешь, как начать, стоишь столбом и рукой гладишь. Беру твой струй, показываю – сама вожу головкой между губок. Потом направляю в пещерку и чуть одеваюсь на струй. Ты стоишь обалдевший, забыв все. Напоминаю: милый, давай же, нужно втирать! Сначала неуверенно и в бок вгоняешь струй, потом осваиваешься и всаживаешь. Медленно... ведь мы не слияемся, а втираем мне в звёздочку. Несколько раз струй выскакивает из пещерки, и ты замираешь, не зная, что делать. Вдруг скажу, что хватит и это невероятное наслаждение закончится. От него невозможно оторваться! Оно все время манит, каждое вонзание обещает: следующее будет слаще! Подсказываю: повыше, так... и вбок тоже... а теперь глубже, чтобы везде втереть! Дается это мне с трудом, уже сама готовая, наслаждение во мне растет. Меня слияет мой любимый! Невинный девственник! Ему скоро дам невиданное блаженство! Чувствую, у нас скоро. Остановись, говорю. Замираешь. Снимаюсь с струя, поворачиваюсь к тебе. Струй прекрасный, алый, влажный... он только что слиял мою звезду! Твой струй слиял меня, вот он, звенящий от возбуждения, влажный и горячий, желающий меня! Струй был во мне! Оглаживаю его, спрашиваю: не натер? не плохо тебе? Что ты, отвечаешь, могу еще... осмелеваешь: давай еще повтираю! Ложусь на спину, раскрываю бедра и говорю: и отсюда еще немножко. Ты не понимаешь, как войти в меня. Подсказываю тебе: ложись на меня... приподнимись... сама направляю струй: теперь давай. У тебя не получается поначалу, но тело знает, как надо. Теперь могу тебя видеть, обнимать, целовать. Вовсю слияемся, помогаю, подаю свою звезду к тебе. Тебе уже вот-вот... да и мне тоже. Вдруг замираешь, падаешь на меня, неумело обнимаешь и стискиваешь, но я знаю, что требуется. Обнимаю и подталкиваю тебя к себе, приподнимая звёздочку навстречу. Ты страстно, горячо, сумасшедше шепчешь: Ми-ла... Ми-ла... Ми-ла. Обнимаешь неумело за шею, погружаешься в волосы и все шепчешь: Мила... Мила. Я ощущаю вздроги твоего струя в своей звезде. Это же твое сладострастие! Твое блаженство. Милый мой, любимый! Меня слияешь и получаешь наслаждение! От этих мыслей и от твоего сладострастного струя во мне кончаю и я. Мы вместе в блаженстве! Это волшебно! Фантастика! Мой любимый, бесценный кончил первый раз – от меня и во мне! Мурашки дыбом. Улетаю... Лежим... Ты пытаешься встать, держу тебя, не пускаю, шепчу: не уходи! Оставайся, любимый. Спрашиваешь ошеломленно: что это было, Мила? Это наша любовь, милый, отвечаю. Просто наша любовь! Еще так будет? Всегда будет, мой милый!

Мы молчали, впечатленные. Мила поинтересовалась:

- Ну и как тебе, милый? Не обиделся?

- Девичья мстя ужасна: косячила ты, а сделала глупым невинным девственником меня, даже не знающим, что такое звёздочка! А фантазия превосходна! Такая оригинальная идея, Мила! Придумала на ходу?

- Конечно! Какие у меня фантазии? До тебя не кончала, с тобой удовлетворена полностью. Для тебя придумала. Понравилось?

- Еще бы! Рассказала бы такое в первую нашу ночь! Точнее, вечером.

- Откуда? Это же от тебя, от наших ночей появилось.

- Рассказала живо. Языком приятным. А вот было бы: вагина, слияние...

- Слушай, а как ты узнал, что мне нужны твои слова, чтобы кончить? Я не просила.

- Понимание тебя. Чувство тебя. Наконец, житейское наблюдение. Категорическое, агрессивное неприятие каких-то слов – не действий! – это аномалия, указывающая на обратное. Как ты яро мой струй обзывала! Оттого, что нравится. Вот и тогда: ласкаю, лапаю, все отлично, но драйва нет у тебя; не идет дальше, остановилось у тебя. А слова нельзя говорить, потому что нельзя! Дай попробую это. Попал!

- Наверное, прав. Зажигают они; когда говорю, я тут же слияние представляю. Будешь меня?

- Не могу не послиять после такого. Разожгла! А ты?

- Немножко и я загорелась, но лучше слияй без моего участия. Буду тепленькая для тебя. – Мила снова пригубила вино и протянула мне. – Давать всегда приятнее, чем брать. Кто дает, является главой ситуации, он решает, что и сколько дать. А получатель зависим, отсюда разные конфликты: я ему дала, а он неблагодарный... Отношения дающего и принимающего помощь очень сложные. Дающий свысока смотрит, принимающий смиряется, берет и потом мстит разными мелочами.

- Точно, Мила. Хотя все решается просто... Вот и ты на мое предложение тебе помочь, отвечала подобно.

- Я такая же, как все. Хочу сказать, ты умеешь брать. Не вырываешь, не хватаешь, не выдергиваешь, нагло не тащишь... в фальшивых благодарностях не рассыпаешься... осторожно берешь и пользуешься. Это лучшее, что может быть для дарящего – его даром пользуются и очень ценят. Тебе давать очень приятно. Я бы сказала, редкое умение у тебя – пользоваться с толком и бережно. А как ты ко мне сейчас относишься? Что чувствуешь? Только вот без смягчения, без всей корректности. Как есть. Например, мне нравится с тобой слияться и тело у тебя молодое. Я пойму. Я в тебя влюбилась, а не ты в меня. И не надо мне про то, что ценишь мой ум. Мне хватило ума понять: за все время, как с тобой здесь, я не сказала ничего, чего бы ты уже не знал или не подумал об этом сам. О каком моем уме тогда говорить!

- Есть в твоей тираде скрытое обвинение: никакая я не умная для тебя, просто пользуешься мной, восхвалял ум, чтобы давала.

- Я это и думала. Есть в тебе это? Мне кажется, есть, – уже без напора сказала Мила.

- Хорошо, Мила. Давай умозрительно разные варианты рассмотрим.

- Давай.

- Подтверди сначала, что сказанное тобой выше – про то, что я умею брать, что любишь ты меня, а не я тебя, и прочее – это совершенно верно.

- Именно так.

- Тогда первый вариант. Я пользуюсь тобой. Осознано, осторожно. Любишь ты меня, я о любви ослепляющей не говорил никогда. Любишь и отдаешь себя мне, я пользуюсь тобой весьма бережно и ценю все, что получаю от тебя. Разве это не гармония? А как еще согласовать твою любовь и мое ровное к тебе отношение?

Мила долго думала и согласилась:

- Мне не обидно. Тем более, не злюсь. Но не парь тогда мне мозги про мой ум. Вот и все! Влюбленная и готовая для тебя дурочка.

- Второй вариант. Ты умная и умница, Мила. Во-первых, задала себе такой критический вопрос: умна ли я настолько, чтобы понимать, что я не настолько умна, чтобы понимать, что не умна?

- Чего-о-о?

- Во-вторых, ты спокойно согласилась с первым вариантом. Это говорит о тебе! Девушка, не обижающаяся, что ее любовь используют! И согласная с этим. Не только показывает ум, но и силу ума! Не впадает в ярость, в истерику, в отрицание.

- Что это даст!? Что можешь, даешь мне. Это я в тебя влюбилась. Ты мне без любви даешь больше, чем тот. А он впаривал про любовь.

- И говоришь, что ты не умная!

- Значит, все, как я сказала. Пользуешься?

- Но девушка ты незаурядная именно умом!

- Ври, врунишка, – Мила погладила меня по телу. Подставила губы, я ее нежно и долго, с проникновением язычка поцеловал. Отстранилась, взяла свой бокал, отхлебнула и протянула мне. Я сделал ровно глоток.

- Слияться с тобой, а потом говорить на всякие темы, Мила. Ну и что, если ничего нового не высказала. Не упускай из виду, что живу в два раза больше, а во взрослой жизни и того больше. Опыт мой. Равенство твоего ума выражено в том, что с тобой я не расслабляюсь интеллектуально. Противостоишь мне. Не для борьбы, а чтобы не нес чепуху. Не забываешь мелочи, до всего докапываешься, глупого туману напустить не даешь, много у нас совпадает. При всей твоей уступчивости слияние с тобой – это состязание. Дружеское, мягкое и милое, но соревнование.

- Правда?!

- Ну Мила!

- Понимаешь, мне показалось, что пользуешься мной только как дурой. Телом. Влюбилась, однозначно. Знаешь, отчего это поняла? Что согласилась на твои слова! От тебя они не грязные. Все, что раньше говорила, точно: не могу их связать с собой, они замарывают меня. Сказать, что у меня звезда – втоптать в грязь. Но не от тебя. Твое мне приятно. Поначалу именно "звезда" резало и напрягало, но ведь струй твой я только так и с удовольствием называю! Он не пенис-член, тот уродливый! Если одно говорю, почему на остальное иначе!

- Звездой называешь ты. Я говорю нежнее, намекая на звёздочку. Можно говорить вагина, но слово не возбуждает совсем, а во время слияния режет слух и раздражает. Можно заменить местоимением, но иногда во фразе их несколько сразу, трудно уловить, о какой "ней" идет речь.

- Да прошли уже, не переживай. Реально эти слова возбуждают. Не знала этого, такой вот оказался сдвиг. Собственно, с тобой слияние постоянное, гуляем мы или болтаем, все равно слияемся; я все время в страсти и разгоряченная. А вообще... "Когда вам начинает нравиться в мужчине то, чего вы раньше терпеть не могли и решительно отшивали несмотря на все прочие достоинства, вы влюбились!"

- Также: "Когда вы согласны простить ему любую глупость, лишь бы быть с ним!" Знаю, Мила.

- О чем бы мы ни говорили, чем бы ни занимались, мне хочется, главное, чтобы ты не забывал, во мне есть сокровенная, нежная, сладкая и желанная часть, дарующая нам с тобой небывалое блаженство, – звезда. Не подумай, что я хвастаюсь ею, звезда – это твой стоящий струй тоже, значит, и слияние. Сказав одно, подразумеваю все. Мы сейчас говорим обо всем на свете... знаешь, в чем твоя самая поразительная часть?! – Мила перескочила на другую тему. – Ты меня слушаешь и услышиваешь! Всякую мою мысль, пусть не поймешь до конца, но услышишь! Даже мама – что уж про других говорить! – услышь она про ветку и дерево, промолчала бы, дождалась окончания моей мысли, и продолжила бы свое: нужно обеспечить себе, нужно добиться, нужно сделать себя. То есть не услышала мою боль и не поняла. Для нее это просто блажь, глупость. Раз, другой так – на подобную тему уже с ней не стану и начинать. А ты с пониманием откликаешься на все темы! Поэтому с тобой удивительное получается общение. Мы говорим обо всем, что мне важно, проблемно... а рука твоя при этом лежит на моем пушистом холмике; сожмешь, помнешь, погладишь... глупость полная, ерунда, а приятно! В душе приятно. Этими нежными и ласковыми касаниями ты подтверждаешь: все в порядке, Мила, мы вместе и будем еще много раз слияться, блаженствовать! Эта манера вести серьезные разговоры за жизнь поразительная. Кто бы мог знать! Психология молчит. Так что, – заключила Мила, – упоминание наших слов – это не фрондирование, а все то же трогание за звезду: мысленное. За мою пышную приятную тебе звезду. И за твой струй с моей стороны. Причем, у меня это не отдельный орган... думаю о ней как о психической или эмоциональной стороне себя. Звезда – это я, которая в тебя влюблена и горячо желает давать тебе наслаждения и блаженства.

- Да?

- А ты не знал? Это вы своему органу имена даете, беседуете с ним назидательно. Соглашусь, основания для этого имеются. А у женщины все внутри... с сердцем своим никто тоже не разговаривает, а к нему отсылок больше.

- Я не давал струю имени, не вел с ним бесед. Конечно, он обособленный в некотором смысле. У него своя жизнь. Встать может сам по себе, когда вообще о сексе и слиянии не думаю.

- А я только через тебя начала менять отношение. Ты к моей звезде относишься также, как к своему струю: обособленной и самостоятельной части. Звёздочка горит, говоришь, звёздочка приглашает. Я начинаю так же: моя звезда хочет слияться. Раньше никогда ее не выделяла; и мне по духу ближе, если скажешь, что это я тебя приглашаю вставить; войти в меня, а не в звезду, слиять именно меня, а не мою звезду.

- Мила, поразительно, как ты схватываешь все! Тебе не нужно объяснять долго и толковательно. Все понимаешь сама. А про ум – не меряюсь я. С тобой есть о чем поговорить, и все темы тебе близкие, ты сама о подобном думала. А кто сколько продумал, не замеряю. Еще тебе признаюсь: ни разу не смог пройти тест на ай-кью. Тебе, небось, приходилось это делать.

- Серьезно? Сколько набирал? – заинтересовалась Мила.

- Нисколько! В половине вопросов я не мог понять, что же именно спрошено, соответственно, не мог ответить и бросал. Отказывался.

- Почему так?

- Не знаю, Мила. Я не понимал сути вопросов. Вот картинка: в ряд нарисованы ромб, дом, треугольник, рыба, автомобиль. Вопрос: что их объединяет? Начинаешь думать. Цвет? Форма? Ну, рыба за ромб сойти может, а треугольник на ромб не натянешь!

- И что?

- Ответ: изображения расположены так, что верхний край всех на одном уровне! Почему тогда не ответ также: их объединяет то, что они напечатаны на одном листе бумаги, создал рисунок один составитель и прочее. Получается, нужно угадать, что хотел получить задающий, а не искать реально связь. Или вот нужно сделать силлогизм, если имеются для этого основания: есть такое понятие "солнечная радиация". Следует ли из этого, что Солнце радиоактивно?

- Я так сразу не скажу.

- Эх ты, физик! Солнечная радиация – это термин метеорологов. И бытовой. К радиоактивности не имеет никакого отношения, так они назвали свет и тепло. Но Солнце светит за счет термоядерных реакций в его ядре. Без реакций не будет света. Значит, все же солнечная радиация обусловлена в конце концов радиоактивными процессами на Солнце. Но если исходить из бытовых представлений – а задан именно бытовой аспект самим фактом использования бытового термина, – то солнце не радиоактивно. Но светит-то оно от ядерных реакций. Как отвечать? Поэтому я прекратил проходить тесты. Считаю всякие измерения ума пустыми. По крайней мере, для себя. Основной неявный принцип таких измерений – коллинеарность мышления составителя теста и отвечающего. А если они ортогональны?

- Для мня радиоактивность – это уран, бомба. На Солнце нет урана, значит, не радиоактивно.

- Ага. Я так именно подумал про составителей вопросов: для них радиоактивность – это что с бомбой связано. Или с атомной станцией. Но ведь реально совсем не так. Так что пусть-ка измерители интеллекта меряют его у себе подобных, обойдусь. – Я вернулся к основной теме. – Мила, с тобой общаться интересно, задаешь важные и глубокие вопросы, находишь в моих рассуждениях несоответствия – что еще?! Какие тебе еще доказательства требуются, что ты не телом мне нужна, Мила.

- Не злись. Я не сомневаюсь в твоих словах. Понять хочу. Себя в первую очередь. Меня бы устроил вариант и с телом. Глупая по сравнению с тобой, ну и что! Люблю и хочу тебе быть источником блаженства. Давать. С тобой не соревнуюсь. Просто хотела от тебя ясную картину услышать.

- Услышала? Что поняла?

- Да. Поняла, что любишь меня. По-своему любишь. Ты научился управлять собой. Любишь, контролируя себя. Я так не могу, вся поглощена.

- Верно. Может, я тебе это писал, не помню. Как-то наши отношения меняет это?

- Может, писал, тоже не помню. Меняет полностью! Не я, дурочка, влюблена без памяти, а мы оба. Ты в меня точно так же влюблен с головой. И у нас любовь. Значит, у меня есть любовь, случилась она! Не безответная и, как ты говорил, направленная на придуманный образ, а настоящая большая любовь... Я это чувствую. Всю жизнь мне ты изменил. Согласна с тобой на любые перемены.