Очень странное кино - десять. Жена с мужем в кино эро рассказ

Гарной дивчине Хоткинкиджо

Рысс полз по развалинам, волоча за собой на веревочке уснувший саксофон, ярко начищенным раструбом слепивший внимательные глаза пилота, заходящего по пологой глиссаде на обреченный город

- Ах ты, сука, - прошептали бледные запекшиеся уста пилота и чуткие усики лорингофонов шолохнулись, отмечая каждый звук в тесной кабине боевой машины, - все глазыньки мне солнечными зайчиками запорошил.

Пилот внезапно догадался, не ощутил, а именно догадался, что ослеп. Он видел лишь Рысса, веревочку, сакософон. Соседние руины сместились за пределы бокового зрения, присутствуя в памяти серым маревом, даже триангуляционная вышка, упорно и злобно протыкающая небо севернее развалин Рысса, не входила в скрючившийся от ужаса зрачок пилота. Он потряс головой. В наушниках раздалось :

- Борт полста - семь, мать твою,   какого хрена ?

- Ничего не вижу, командир, - стонал пилот, узнавая подсознанием голос Быкова, старика, разумеется, бултыхающегося на картонном  " Фармане " позади визжащего штурмовика Сухого, - ни хрена не вижу.

- Убери ногу с тормоза, - уверенно баритонил Быков, решив посадить ведущего вслепую, - подумай о стремной кошелке, вышедшей замуж за Кайдановского.

Пилот взвыл. Ужасающее глупостью лицо всплыло в глубинах памяти, он успел подумать, что ведь там еще и слесарь Афоня был, как явная несправедливость происходящего заставила пилота закричать в микрофоны передающего звук на расстоянии ( технологии, бля ) устройства :

- Почему никто не знает, как меня именуют ?

- Не ссы, - успокаивал его Быков, тарахтя  " Фарманом ", - останешься чуркой каким - то, которого опойка Быков на аэродром привел.

- Не хочу быть чуркой, - капризничал пилот, забыв про Рысса и саксофон, - хочу быть как Куриленка. Знаменитым и популярным.

- Га ! - кричал Быков, понимая, что Рысс и сакосфон не забудут про пилота.

- Слушай, саксофон, - бормотал Рысс, сдирая локти о разбитые кирпичи, - а почему ты спишь, когда кругом кругло ?

Он влез в какую - то дырку в земле, окаймленную ржавой арматурой. Спустился, извиваясь и испытывая личную неприязнь к зарождающейся клаустрофобии, обогнул наклонившуюся трубу и прислонился спиной к холодной стене, слезящейся потеками влаги.

- Я не сплю, - шумел саксофон, отталкивая шустрых тараканов, скопившихся под землей за долгие эоны бытия, - я просто глаза закрыл.

Рысс пытался вспомнить, где же именно у саксофона глаза.

- И не вспоминай, - всплеснул руками саксофон, ударив самого наглого таракана носком сапога, - ты же окончательно свихнулся, парень.

Севший на аэродром подскока пилот вытирал кровь с разбитого лица, ожидая Быкова. Но Быков, кружа над развалинами, укрывшими Рысса, веревочку и саксофон, хитро склонив ушастую голову на плечо, слушал разговор Рысса и саксофона, мудро качая головой.

- Хитрый гад, - наконец резюмировал Быков, суетливо ища в кабине гранату, - сам придумал себе наименование Рысс, где - то веревочку надыбал и придумал, сука, к ней саксофон приладить. Хитер бобер, - уже ярился Быков, срывая кольцо и отжимая чеку, - кругом круглый, не ухватишь.

Он высунулся из кабины  " Фармана " и швырнул стальное тело гранаты вниз.

- На, сука !

На аэродроме к пилоту подошел тоже опойный Смирнов. Он хотел было скаламбурить про коврик с лебедями, но неожиданно понял, что не знает этого чурки. В стольких фильмах снялся лихой и усатый герой, а как звать - неизвестно.

Рысс чувствовал летящую вниз гранату. Саксофон спал. А веревочка, уютно свернувшись клубочкам, тихо хихикала, ощущая внимательные усы тараканов, сновавших вокруг и около.