Это, любимая Мария, тунеядец Даниэль

М. Ю. Шараповой

Шумно на этой стороне Днепра, сбежался охочий до бесплатного зрелища люд, едва заслышав слых о надвигающейся беде неминучей, кем - то тут же окрещенной татарцами неразумными, кто - то поминал Гога с Магогом, что придут на мордву с мунгалами безбожными в самом конце времен, а самые опытнейшие, перемигиваясь, поспешили на кручу, зная, что вылез из восставших отряд лихого Опёнка, наплевав на все Указы и будошников. Эва, гремят.

- Вдарь ему копьецом вострым, - сыто советовал какой - то заросший перьями дядя, укутываясь в рваную бабью душегрейку, поймав неприязненный взгляд Набольшого, ощерился : - Это стиль такой, Набольший, хипстеризьм, мать вашу.

- На, сука !

И серчает Набольший на этакое непотребство, с ноги отвешивая благословение. Заросший перьями летит в омут и умно хлюпает отсыревшим носом. Хохочут княжьи дружинники, сбиваясь кутком, а шум громче.

- Ведут ! - визжит бабёшка кудельная, приседая к земле.

И то верно, ведут. Неведомые люди в лисьих малахаях, приземистые, крепкие, на кониках косматых, толкают сапогами изможденного мужика.

- Да то ж Плоскиня, - узнал страждущего купецкий гридь, накрывая пологом товар щепной, - бродник и разбойник. Пошто Плоскиню мучите ? - взрявкивает гридь, принимая в руки штоф водки алой - не пожалел князь Юрий добра, вскрыл лабаз и винца начислил всем желающим, а их - целый Киев.

- Уй, братцы, - стонет бродник, шатаясь на откосе, - они мне всю сраку кинжалами истыкали.

- Чего хочут ? - гукает наместный жёлоб, приставляя ладони к лицу.

- Велят речь держать, - поник Плоскиня, тая ухмылку, - типа посольства от ихних к вашим.

- Эва, - гудит народ, толкаясь, - мы ему, выходит, не наши, а к ихним он рожей не подойдет, к тому ж на конике так восседать ловко не сможет.

Бабы охнули. Незнаемый всадник даже ссыт с коня ! Другой дремлет, еще трое в карты играют, а самый страшный на машинке печатной орудует. И все - с коня не слезая. Чудны дела Твои, Господи.

- Рци, - повелевает гридь, замечая, как с посада выехал сам князь Юрий, телешится красным плащиком и шестопер баюкает. С десяток наемных варягов прихватил.

- Именем они люди божии, - кричит бродник с того берега, что - то шепча татарам, - пришли силой велией, требуют десятую долю от всего, тогда живы будете, а нет - кердык вам всем, гниды.

Народ смутился.

- Это чего он нас, как богатый, гнидами величает ?

Смекает гридь : видать, кто - то у Плоскини в гору пошел, вот обычно тихий и неспособный бродник духарится. Или общий язык нашел с пришлецами. Или клад нашел.

- Чего тута у вас, - рыгает с лошади князь Юрий, отвешивая шестопером по телеге, аж гул пошел.

- Отряд Опёнка, - нашел минуту Вогнистый, вырываясь из цепких рук будошника. - Я еще вчера знал, пока морду чистил собеседнику, а этот, - бьет Вогнистый будошника с локтя в зубы, - приятеля моего забил оглоблей, а мне вот руки вяжет.

Мигнул князь - будошнику башку долой. Мигнул второй раз - Вогнистому ковшик зелена вина и бабу сдобную. Татары наблюдают. Плоскиня щерится. Чу ! Волокут волами будку стальную на здоровенной телеге, хлещут татар кнутами, с визгом разбегаются, а из будки вылезает одноглазый здоровяк, старый уже, сморщенный и злой.

- Не угадали вы, уроды, - на чистейшем киевском обращается к собравшимся одноглазый, - не Опёнок я, а Субудай - богатур.

Трепещут народы, варяги в Царьград сваливают от греха, князя на реке Сить порешили. А чего ради ? А я скажу. Чтобы такие ублюдки, как Лавров, Путин и Захарова, через восемьсот лет гордились умом и сообразительностью предков, на три сотни лет подстелившихся под основателей государства Российского, делили ютландцев Рерига с хохлами вздорными, не понимая, что являются наравне с хохлами теми же совковыми прыщами на руинах империи. Хотя все они понимают. Двадцать лет грабить целую страну навылет, пока мудачье Рерига поминает и Рейхстагом гордится. А уроды и есть уроды - любую херню хрюкать будут, лишь бы продолжать высасывать бабло из высокодуховного народца, колупающего в носах по заветам дедов, пока остальной мир улетел реально в двадцать первый век, оставляя Русiю в странном историческом периоде под наименованием  " очко ".