Оскоминный привкус крови во рту коалы

Интернету не на русском языке

Максимилиан Волошин даже и не знал до этого примечательного дня, что, пережив нескольких правителей, умудрившись выжить в нескольких войнах, три раза женившись и семь раз убежав от хищных женщин, он еще и до кучи оказался в целой массе крымской нации граждан. Написание поэмы было под угрозой. Он, едва заслышав неистовый клич неравнодушных, уже и не мог помыслить о таком говенном занятии - написании стихоз. Все его помыслы стремились к совести, он понял, что уже мало быть просто хорошим человеком, надо бы опубликовать хлесткую статейку в бложике, ретвитнуть маляву томящегося в узилище татарина, с коего своими бы руками снял голову, прекрасно понимая, что с такими - на одной планете не жить, прикрой ты модно - западной толерантностью чеченские папахи или обряди афроамеров в костюмы - тройки ребят из Уошингтона, но некогда кем - то проведенный цивилизационный раздел вопиял и требовал поливать из крупнокалиберных пулеметов плывущих куда - то вдаль беженцев оказавшейся жалостливой, а не привычно голой, Ребекки Кроу, хотя я тысячи раз говорил ей : " Бекка, мозги не е... и. Срать на эту мразь, прочитай учебник своей родины, твои же предки саксы точно так же скулели и плыли на земли бриттов, а потом бритты обнаружили себя мертвыми. Ты голую жопу и манду фотай, а за политику не надо. Дай мне пулемет и я всех этих ублюдков сам расстреляю, начав с детей ". Это не преувеличение, не попытка выглядеть круто, отнюдь, это мои искренние мысли, честно, и срать на мнения других мудаков. Бросившись к радиоточке, Волошин покрутил верньер, но атмосферные шорохи забивали насквозь мировой эфир, даже чахлый сопеньем тенор любого подонка с  " Эха " или  " Свободы " не нарушал тишины коктебельской заимки. Он вновь вернулся за стол и принялся писать.

- Отдайте все распутным бабам ...

Убейте всех и собирайте шины ...

Борьба, коррупция, растленье ...

Джихад, жидки и Кусумда ...

Со вздохом закрыв тощий блокнот в дерматиновой обложке, Волошин опустил гудящую негодованием голову вниз бородой и на стол, долго смотрел в мерцающий камин, пока не осознал единственной дороги для разумного и современного человека. Взял дробовик и вынес себе мозги.

- Это не одобрит Познер, - бормотал деловито Бегемот, собирая мозги поэта в бумажный кулечек, - но возвеличит ретвитом Бабченка, посудачат на паре ток - шоу и проклянут страшной клятвой поклонники никарагуанского Николаса Кейджа с рожей такой, - Бегемот закурил, - что курить нам всем и курить по - жизни.

- Пижама должна быть добровольной,

Как крыс хвосты по углам,

А рожа, товарищ, довольной,

Будто сала килограмм.

Даже не оборачиваясь, не всматриваясь в одутловатое бабье лицо, Бегемот знал, что это Демьян Придворов нараспев цитирует свои стихи засохшему на мертвом скелете шотландской пони Невзорову, не умеющему обрести не только ум, но и смысл собственного существования .

Собрав мозги, он воткнул кулечек в прошибленную жаканом голову Волошина и потащил того за руку в соседнее помещение. Там, посреди огромного ледяного зала сидел на неудобном стуле с высоченной спинкой блондинистый человек с заостренной рыжеватой бородой, аккуратно постриженной по лотарингской моде начала пятнадцатого века.

- Вот тебе собеседник, - толкнул Бегемот Волошина, с силой усаживая на низенькую лавку, - Ульрик фон Юнгинген.

Демон вылетел из зала давно разрушенного замка Магдебурга и обрушился на токующих тетеревами нечестивцев, Придворова и Невзорова, просто по - птичьи насрав на эти пустопорожние бошки с их пустопорожними разговорами и тухлыми мыслишками. Немного пеняя себе за нежелание строить слововыражения поприглаженней и не столь грубо, Бегемот выскочил из ада и попер, закинув бивни за спину, в ближайшую библиотеку. Он догадывался, что поэма Волошина находится в совершенно свободном доступе на  " Флибусте ", а раз так, то, мать вашу, на хрена Придворов и Невзоров с прочей херотой ? Смешно и говорить. Но и петь демон не стал. На хрен, раз споешь - потом всю ночь в кошмарах отмахивайся лопатой Хичкока от оживленных кощунственными напевами десантниц и - повторюсь - прочей х... ты, зачем - то объединенных моим родным языком, таким вкусным у Гоголя и Волошина, но вызывающим лишь ненависть в нечистых устах блогеров, Придворова и Невзорова, не исключая всех вообще, кто только изрыгнет хоть что - то на русском. Вот так и отсыхают за ненадобностью прежние ноли и единицы. Да и х... й на них, как говорится и пишется.