28 Нехоженными тропами Эроса

Мемуары московского Казановы – XXVIII.

Нехоженными тропами Эроса

Михаил Козловский

- Что такое "правильный муж"?

- Правильный муж, придя домой невовремя и застав жену с любовником, говорит: "Вы, пожалуйста, продолжайте, а я пока приготовлю вам кофе".

- А что такое "правильный любовник"?

- А правильный любовник после этого продолжает!

(Из анекдотов Армянского радио)

Годится ли Андрей на роль правильного любовника – именно это и решили проверить мы с Таткой, раз уж мне волею случая оказалось необходимым появиться у неё в половине пятого утра, чтобы перекантоваться там несколько часов прежде, чем направляться дальше по делам. Ехать к себе домой из Домодедово было, во-первых, значительно дальше, а во-вторых, слишком высок риск, что в пустой холостяцкой квартире уроню-таки голову на подушку. И тогда с неизбежностью пролетает следующая важная встреча. А вот в чужом доме, с посторонними людьми за стенкой...

Благо ключи от Танечкиного дома были у меня уже два года как. Никогда не забуду, как в первый раз переступил порог её квартиры – после милого вечера в театре со случайной, в общем-то, знакомой, ставшей моей спутницей исключительно на безрыбье: билеты горят, а пригласить больше некого.

И вот мы, переполненные впечатлениями от спектакля, открываем дверь...

- Что, явилась? И говнюка своего привела? – Татьянин тогдашний муж был в своем репертуаре, спектакль после спектакля. Ударная реприза: сердечно поприветствовать гостя, которого видишь в первый раз в жизни. Или, точнее, в упор не видишь.

-  Ох, говорил я тебе, Танька: ****ью ты была, *****ю и останешься! (Конец цитаты)

Ну вот и прости-прощай, прекрасная атмосфера ненавязчивого лёгкого флирта: выражение радости и веселья с округлого полнокровного лица моей спутницы словно стёрли грязной тряпкой: la comedia e finita. С другой стороны, не бывает розы без шипов, а к каждому очаровательному женскому личику с неизбежностью прилагается, миль пардон, жопа. И я вполне мог понять неудовольствие Таткиного мужа, когда на третий месяц после свадьбы она уже наградила его подцепленными где-то на стороне вошками. Любопытство любопытством, но есть же хотя бы элементарная техника безопасности, если уж о супружеской верности речь не идёт...

Впрочем, эти душераздирающие подробности вскрылись уже гораздо позже, а пока что -  любовником хозяйки дома я стал буквально на следующей неделе, не дожидаясь её давно уже назревавшего развода? "Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть", учит старина Шекспир, так отчего ж было не последовать его мудрому совету. Понимающий взгляд, осторожное прикосновение, откровенный разговор – и вот уже, в лучших традициях шпионских романов столетней давности,   наша связь заполонила эфир рваным ритмом азбуки Морзе, когда неистовое стрекотание точек и тире на смятых простынях сменяется долгими паузами радиомолчания: у каждого свои дела, своя работа, своя семья...

Но если уж дело доходило до постели, мы раз за разом постигали всё новые грани человеческой сексуальности – два естествоиспытателя, в лучших научных традициях ставящие эксперимент на самих себе. Самозабвенно, увлеченно, досконально.

Именно так, в чередовании разноцветных бусинок бисерного эротического ожерелья – или же в прихотливой непоследовательности лабораторного журнала двух служителей Овидиевой науки – мне и стоит, наверное, выстроить эту новеллу о нашей с Таткой длившейся едва ли не два десятилетия связи.

Итак, бусинка первая: о правильном любовнике. Когда наставляешь рога своей жене, как бы далеко она сейчас не была – поневоле держишь ухо востро. Подсознательно, на автомате, пусть даже и в сладком сне post coitum. И Андрей отфиксировал-таки под утро шерудение ключа в замке Танечкиной квартиры, а потом какую-то суету на кухне. И запах свежезаваренного кофе – его-то ни с чем спутать нельзя. Поэтому,   когда ваш покорный слуга появился на пороге спальни со столиком на колёсах, где возвышались две соблазнительные чашечки с живительным напитком и сладкие булочки, отыскавшиеся в неисчислимых запасах хозяйки дома... Он воспринял это как само собой разумеющееся, с улыбкой и благодарностью.

Но на этом рассказ о правильном любовнике далеко не кончается. Через несколько недель Танечка смущённо попросила меня выступить в роли её бой-френда на лабораторной вечеринке. Потому что Андрей ожидался там со своей супругой, Верой, чтобы та не дай бог не заподозрила, что он Таткин любовник. Хотя, как говорил Ежи Лец, "Неприлично подозревать, если знаешь наверняка": разумеется, все причастные и добрая половина присутствовавших на пьянке коллег не питали никаких сомнений в сути отношений нашей сладкой парочки. Но внешне надо было собл-я-дать... ох, извините, собл-ю-дать приличия, и я старательно нежничал с Танечкой на потребу публике. Включая даже неожиданно встреченного в кругу её коллег своего одноклассника, след которого давно затерялся за давностью лет. Сына академика по разделу той самой биохимии. Он тоже был рад нашей случайной встрече и с любопытством взирал на мои донжуанские повадки: в школе-то я был ещё малолеткой и вне всякого секса. А тут вот распрыгался!

Впрочем, наша первая бусинка отнюдь не завершила свой стремительный полёт, через несколько лет долетев из Москвы аж до Америки. Я собирался тогда на конференцию в Бостон и искал, где бы мне прожить там пару ночей по дешёвке. И общие знакомые (тот самый друг Сергеич с супругой, приятельствовавшей с героиней моего рассказа ещё со студенческой поры) пристроили меня остановиться у этой Веры, которую я в тот момент уже и забыл совершенно, и которая эмигрировала в Штаты. Только эти друзья строго-настрого запретили мне упоминать гостеприимной хозяйке, что я знаком с Таткой. Когда я позвонил ей в Москву и спросил, почему, она ответила: "ну не знаю, вот спрошу у Андрюши, он как раз тут со мной в постели". Вот тут-то я эту Веру и вспомнил. Аллилуйя, короче.

А теперь бусинка вторая – про второй Таткин брак.

Был у меня приятель в Киеве, Алексей, физик, специалист по голограммам. Заодно фотограф-художник. Работал в лаборатории, подчинявшейся одновременно Академии Наук и министерству культуры: они делали  голограммы сокровищ и предметов искусства и устраивали выставки. Голограмма, если что – это такое объёмное фото, что можно сбоку заглянуть... По складу характеру и образу жизни Алекс был что-то типа Миши из "Глобуса Тюрингии": несколько лет жил с яркой творческой женщиной и пас двоих её детей, сказки им писал по принципам Джанни Родари, а она об него ноги вытирала. Потом бросила.

Он как-то приехал в Москву, полный творческих задумок, и жаловался, что у него нет денег платить натурщицам, а хочется снимать обнажённую натуру.

Я привез его к Тане. Наш фотограф начал долго и подробно объяснять за полуночным кофе свои творческие концепции, стесняясь и заикаясь...

- Я не поняла, так вам нужно что – чтобы я позировала обнажённой? – с усмешкой спросила Танечка и тут же стянула с себя свитер вместе с блузкой, обнажив роскошную грудь.

Алекс воспрял духом и принялся распаковывать сумку с фотоаппаратами. И была ночь фотосъёмок, когда вытащили все лампочки, которые были в доме; Алекс был фотограф, Татка – модель, а я изображал из себя ассистента, осветителя и штатив одновременно. Держал на вытянутых расставленных руках две лампы, а в зубах – маленькое зеркало, чтобы бросить блик света на Танечкин левый сосок.

Слово за слово, Алекс повадился в Москву Танечку снимать – а увенчалось всё законным браком, где я был свидетелем со стороны жениха. Татка шла под венец в украинском национальном костюме и венке из живых подсолнухов на голове.

Но на этом дело не кончилось.

Танька вовлекла его в открытый брак по типу моего с Инной: один месяц в году он жил с ней в Москве, а один месяц она с ним в Киеве. Остальные десять жили врозь и вели насыщенную и разнообразную половую жизнь каждый сам по себе, обмениваясь впечатлениями по телефону и мейлу. Алекс стал увереннее в себе и зажил как кум королю...

В то лето стояла безумная жара. Алекс и его киевская любовница сладко спали с открытым окном у себя на девятом этаже... когда её ревнивый бывший хахель с утоловным прошлым спустился по верёвке с крыши 12-этажного дома, забрался в квартиру и без лишних разговоров обоих зарезал. А перед тем, как уйти и запереть за собой бронированную дверь, ещё зачем-то покормил кошку.

Когда через три дня обеспокоенные трупным запахом соседи вызвали полицию и та взломала дверь, смотреть было уже не на что, сплошные червяки да мухи. Татка срочно прилетела и организовывала похороны, ещё были склоки по поводу наследства... В общем, мало не показалось.

Но про то, как ещё до всей этой истории, в чернобыльские дни (никто ничего ещё не знал) мы с будущей третьей женой, обозначенной здесь в мемуарах как "Нина", гуляли по Киеву в сопровождении Алекса и его тогдашней зазнобы (тоже Ольга, кстати, под княгиню Ольгу косила. Ту самую: святую, равноапостольную и великую). И пытались мы с Ниной тогда сделать сына... Но про это я здесь, пожалуй, рассказывать не стану.

Перейду вместо этого к следующей бусинке, третьей: любовь по-итальянски и по-французски. Догадались уже, что скрывается под этими деликатными эвфемизмами?

Анальный секс - вот уж с этим у Танечки проблем не было никогда, а только лишь пристрастие. Она ведь не просто готова уступить желанию партнёра. Нет, это нравилось ей самой, да ещё как! Я только еще прикасался к её "яшмовым вратам" навершием своего копья, а Татка уже мгновенно расступается и распахивается навстречу, поглощая меня целиком, до самого основания, чтобы снова сжаться через считанные секунды и потом уже ни на миг не отпускать его, пока я не выплеснусь досуха – а сама успевает за это время взорваться в наслаждении два, три, а то и четыре раза.

Но это потом, а сначала она, гарцуя верхом на моем стволе, не просто сочится влагой желания, а буквально извергает из себя горячие струи. Поначалу я даже испугался и подумал, что у тебя случилось недержание... Но нет, отнюдь, это совсем другая жидкость, и я больше всего люблю, если ты в таком настроении, иметь тебя сзади, чтобы горячие потоки из твоего лона обмывали мои яички... "И капали потом мне на лицо!" – как ехидно прокомментировал это однажды в аналогичной ситуации муж одной моей подруги после того, как мы занимались этим втроем, и та, принимая меня сзади, одновременно вылизывала его мужскую стать; а он лежал под ней и наблюдал, как я вколачиваю в его жену свой фаллос. Хотя это, впрочем, уже из совсем другого мемуара. Так или иначе, но с восхитительным явлением женской эякуляции под иноземным названием "сквирт" меня познакомила именно Танечка.

А теперь маленькое лирическое отступление: мне безумно нравился её живот – чуть полноватый, слегка обвисший живот зрелой женщины, несущий зримые отметины былых беременностей. И груди – тяжелые, низкие, кормившие... Что могут понимать в овидиевой науке эти молоденькие вертихвостки, едва достигшие половой зрелости и перелистнувшие первый-второй десяток возлюбленных? Ни дефлорация, ни первый аборт, ни первый групповичок еще не делают девушку женщиной. Нет, именно беременность и роды, когда она познает не только вкус яблок с Древа Познания, но и ту горькую цену, что платят дочери Евы: "И будешь ты рожать в муках..."

И сюда же: я люблю поливать это пышное тело шампанским или коньяком, а потом слизывать напиток каплю за каплей, квадратный сантиметр за квадратным сантиметром и наслаждаться пьянящим коктейлем из запахов разгорячённого страстью женского тела, пота, алкогольных испарений и разверстого, пышущего желанием и сладострастием устья.

Со французской любовью у нас, правда, не сложилось. Но при этом я восхищен Танечкиной способностью помнить на вкус семя каждого мужчины, которому она когда-либо делала минет. И если даже со мной, с течением лет, этого теперь почти не бывало, то не просто потому, что "не хочется". Нет, девушка вполне могла объяснить, чем её не устраивал именно "мой" привкус, и тут уже она была подобна гурману, смакующиму французские вина и отвергающему бордо или божоле – но, допустим, ради терпковатого и выдержанного Medoc. О, как она расписывала малафью своего очередного увлечения: "Сладковатая, струящаяся, слегка опалесцирующая, и не обычным желтым, а изумительным серебристо-голубым оттенком!"

Хотя и на старуху бывает проруха. Я хорошо помню, как Танюша заламывала руки в порыве отчаяния: "Представляешь, я не смогла взять в рот у мужика через две минуты после знакомства! Наверное, это старость?"

– О нет, дорогая моя. Ты молода, ты вечно юна душой, сколько бы лет не отсчитывал тебе неумолимый календарь. Ибо наука нежной страсти неподвластна времени!

Именно этой науке и посвящена четвёртая бусинка нашего ожерелья. Я не перестаю и не устаю удивляться тому, насколько была податлива Татка к новым идеям и затеям. Да и остаётся по сию пору, насколько мне известно, несмотря на свой уже более чем почтенный возраст. Пожалуй, здесь мы нашли друг друга: у обоих главная эрогенная зона – это извилины головного мозга.

"Эстетика оргазма? О да!" – и она тут же пишет двадцатистраничный реферат на эту тему, который мы еще долго потом обсуждаем. В перерывах между оргазмами, естественно.

"Мастурбировать на пару? Завсегда пожалуйста!" - и девушка без устали теребит передо мной свою поначалу крохотную, но теперь уже изрядно распухшую и натруженую пуговку. не отрывая при этом глаз от того, как я наяриваю мой агрегат обеими руками.

"Половой акт как симфония? Легко!" – и мы проходим всё сонатное Allegro: экспозицию, разработку и репризу; где вагинальная главная тема сменяется содомической побочной, которая потом, в репризе, звучит в тональности доминанты, как ей и полагается по законам композиции. А потом – Andante, медленно, элегически, под плавную грустноватую музыку... Теперь – Scherzo, шутовское, хулиганское, с дудением в трубу с балкона в голом виде и мастурбацией всеми подручными предметами: свечкой, бананом, бутылкой из-под пепси-колы или ручкой сковородки. И, наконец – финал, бурный, бравурный и торжественный, с фонтанами спермы и кодой последнего оргазма, того самого, знаменитого, множественного, когда непрерывные содрогания исчерпывают и душу, и тушу... Со звоном литавр в ушах и паузой посткоитального оргазма-вне-времени, когда просто теряешь сознание - на несколько мгновений, минут, часов или дней, кто считает?

Но если уж речь всерьёз пошла о сексе вне времени и пространства – это будет уже бусинка пятая, эзотерическая. Именно туда привел нас с Татьяной интерес к древнему учению Тантры. Мы старательно разбирали самиздатовские перепечатки доморощенных пособий по Кундалини-Йоге и напрягали тела в позе "раскрытой книги", когда лишь наши сцеплённые Лингам и Йони оставались точкой соприкосновения двух тел, распластанных на спине. Врозь, головами друг от друга и ногами, согнутыми в какое-то извращённое подобие двойной позы лотоса. Впрочем, ещё с большим усердием напрягали мы свои сознания, старательно разворачивая из этой точки сцепления змею Кундалини, свёрнутую в семь полу-оборотов. Один за другим, поднимаясь всё выше по чакрам и не забывая распахивать цветы лотоса в надлежащем порядке: этот лепестками вниз, а следующий – вверх. Этот с четырьмя лепестками, зато новый – с шестнадцатью... Пока не вспыхнет в седьмом чакре искрящийся всеми цветами радуги тысячелепестковый лотос Великого Простветления.

Вот теперь уже можно, наконец, и кончить. А потом осторожно разобрать затёкшие ноги и дружно от души посмеяться надо всей этой псевдо-индийской дребеденью: потоки мистических энергий по тайным каналам, какие-то "Пани-надь" и "Кундалини-надь"... Чудны и непостижимы дела твои, Кришна! И примкнувший к нему Шива – куда же без этого божества, почитаемого в образе фаллоса?!

Ради новой, шестой по счёту бусинки я сделаю решительный шаг от идеально-возвышенно к донельзя приземлённому, от святости к корысти. Так сказать, "богу богово, а богине – кесарево". Вообще-то моя Танечка не чуралась принимать маленькие презенты от своих кавалеров и на вопрос о том, что ей подарить, првычно отшучивалась:"Тысячу долларов... или маленькую шоколадку". Но получив однажды за ночь в постели не более не менее как миллион, пусть даже и деревянных рублей... Это уже походило на пресловутый переход количества в качество. "Нет, но ты мне скажи честно: если за миллион – это всё ещё ****ь или уже как-то по-другому может называться?"

- Ну разумеется по-другому: Успокойся, дорогая, это уже называется "куртизанка высокого полёта".

Но, вообще, магия чисел мою Татку завораживала и покоряла. Никогда не забуду, насколько тщательно и скрупулёзно она выбирала себе сотого по счёту любовника. Меня тоже к этому скринингу подключила – как же без всенародно знаменитого консультанта по части супружеских измен?! Заодно пришлось ознакомиться с полным списком 99 её предыдущих возлюбленных, где я обнаружи и себя, любимого, на почётном месте всего лишь во втором десятке. Ай да молодец!

Список забавных воспоминаний, связанных с Танечкой, воистину неисчислим. Можно было бы рассказать, например, о сексе в гипсе и потрясающем научном открытии, что сломанная нога противозачаточным средством отнюдь не является. И вот ещё, кстати...

Но если у тебя есть фонтан, как учил Козьма Прутков – заткни его. Поэтому остановимся на бусинке седьмой и последней: о нашем с Танюшей появлении на общенародном голубом экране. Да ещё не где-нибудь, а у Влада Листьева в программе "Тема" – помните такую? Эта передача была посвящена свободной любви, и мы с Татой отрывались на полную, дурача миллионы доверчивых телезрителей. Зато теперь я на собственном опыте убедился, что все такие передачи – сплошное враньё и подставы.

Лучшие сорта лжи, как известно, делаются из полуправды. А у нас этих полуправд было две: нежно обнявшись перед камерой, я рассказывал про свой уже распавшийся к этому времени свободный и второй по счёту брак с женщиной, которая в моих мемуарах выведена под именем "Инна". А Танечка – про свой свободный брак с Алексом, к тому времени уже хромавший на обе ноги. Но не называя имён: якобы всё это – про нас двоих, друг с другом. Итого, 0.5 + 0.5 = 0, такая вот неклассическая арифметика средств массовой информации. Или, точнее, дезинформации. Но нам-то что? Пипл хавает. Масса комментариев, отзывов, восхищения и возмущения – даже со стороны тех знакомых, кто распознал наши лица сквозь небрежно наложенные квадратики и прекрасно понимал, что всё это – сплошное враньё... Но пипл хавает, как уже сказано. "Вот и вы схавали", - тихонько и ехидно комментирует внутренний голос. Но я тут же велю ему заткнуться, чтобы закончить свой рассказ на позитивной ноте, простой и незатейливой, как гамма до мажор:

- Зато ведь есть что вспомнить!