Это, любимая моя Милена, Ладынина

- " Ахтунг ! В воздухе Покрышкин ! " раздавалось в шлемофонах и бледнели презренные немцы, и грозили бессильно кулаками из широких траншей Прохоровки, и скупая мужская слеза орошала небритую щеку, и гудел в печурке огонь, и прочая х... ня происходила, пока не заканчавилась своевременно, как и подобает во исполнение пророчеств Екклесиаста.

Пугачев подтащил к костру ведро зелена вина и прислушался к разговорчивому Карпу Иванычу, по прозвищу  " Карась ", рыбьему человеку из слободки, с кем свел его невзадолге от побега из Казани цыганского вида Чика. Мудрен оказался рыбак, слова зря не скажет - все с намеками, у казаков ажно головы шли кругом, а Белобородов, отрубая бороду топором, прямо предложил идти на Москву за зипунами, тряся обносившимся азямом над шкворчащим смальцем чугунком, где уваривался пойманный утром астроном Таубе, наструганный Иваном Грешноватым наживую, но с картохами.

- Но потом, по прошествии, - гудел во тьме леса голос  " Карася ", - раздавались иные слова.   " Ершоссен ! В  воздухе Кожедуб ! ". И смеялись немцы, крутя продолговатыми головами, и прыгали с откосов, прикрывая шноркели полами шинелок, и радировали в Берлин о преодолении.

- Говно твоя история, - зарычал атаман Фролко Лавриков, вставая у костра во весь мах, - какие, к хренам, немцы ? Бывал я под Кунерсдорфом, не стану скрывать, товарищи, но немцы и там от нас бежали ! Без Кожедуба, - веско добавил Пугачев и казаки притихли. Страшен беглый - заговоришь невпопад, тут же голову долой.  

- Срать на немцев, - сунулся есаул и протянул покаянно голову Пугачеву. Тот осмотрел овал костяной оболочки, почему - то плюя мелкой и злобной слюной в правый глаз головы, и засунул в торока Боброка Кармаля, завозившегося под торчащей вверх оглоблей, на которой еще с ночи висел Амин Тараки.

- Аминь, - отрывисто крикнул Тараки, смягчая чужой для него язык пуштунским изъяном на слых. - Не балуй, - отозвался хриплым со сна баском Кармаль, а Чика завершил присказку под довольное ржание коротавших ночь казаков : - Шалишь.    

Пырскнув в стороны под ударами превосходящих сил Михельсона, пугачевцы, обогнув тайгой завод Михельсона с корчащимся на полу Лениным, вышли тропой Флегонта к члену кооператива Конраду Карловичу, сумевшему внушить бунтующим несогласным всю многочисленность разнообразных Михельсонов на святой Руси и вот тут - то казаки и зашатались, белея. Кликнули круг.

- Ежели, - начал Пугачев, обводя круг зелеными глазами, - одни Михельсоны в России, то как теперь вот им, например ?

И ткнул отчаянный беглец пальцем в исказившиеся оптимизмом лица Кармаля и Тараки, внедренных в войско по обмену. Сменяли посольские в Самарканде трех киргизов на пару пуштун, спьяну сменяли, а когда приехали на Дон и протрезвели, то выяснилось, что блукали они семь лет, за это время пуштуны подросли маленько и проявили себя художествами разными : Тараки умел стоять раком, а Кармаль расписывал росписями камзолы знатные, дроча круглосуточно и поливая мануфактуру густой и блеклой, как зрачки Михельсона, спермой.

- Елизаров, Пелевин, Сорокин, - вздохнул пан Мошка, издатель, отбрасывая от себя читавшуюся вслух рукопись в угол, - все и сразу. Историзм грузина Акунина, народная правда Быкова, чушь и гиль упомянутой троицы.

- И уже и не смешно, - поддакнул издателю добывший на гора рукопись Крючков, сурово катая левое яйцо сквозь дырочку в кармане флотских штанов, - после их неплохих начал много лет назад. Никакого развития, пан Мошка, деградация и пыль в глаза бесстыжие, накрутка тех же сюжетов, повторение повторенного, гиль и чох птичьего грая. Нет новизны ни в помыслах, ни в замыслах.

- Кончилась литература в России, - печаловался пан Мошка, издатель, закрывая издательство на чугунный замок с подвесом, - даже Потупчик перестала обличать новации Хермана Клименки  " Тилиграмом ", мохом поросла и грибом - опенком вывернулась.

Вот так, моя милая Милена, и вспомнили на Москве про Ладынину. Бросились шукать и нашли тетю Юлю Латынину, у коей, известно, волос долог, а ум короток. Зато язык подвешен, слушай - не хочу. И не хочу. Гладкие ножонки Криськи хочу. Так хочу, что слов нет. Одни эмоции без цифризма и численности. И опять не получается рассказать мировому сообществу о трактористах, хотя про шахтеров выходило вумат. Может, все дело в ареале обитания ? Одни подземно, другие поверх. А посередке мать сыра Земля, планетоид наш, что горит и кружится на радость вонючей жидовинской семейки, никак не желающей сменить наименование на Михельсонов, например.