Глаза за спиной. Из сборника Порно на глазах у мужа

(Мемуары московского Казановы – Эпилог 2)

Автобиографическая повесть, основанная целиком и полностью на реальных событиях, имевших место быть в жизни автора. Любые совпадения с конкретными фактами и судьбами неслучайны.

Никогда не забывай, дружище: большой брат следит за тобой!

Рождённых в СССР в этом убеждать, впрочем, и не требовалось. Даже если самому и не довелось лично столкнуться со служителями "Конторы глубокого бурения", то угодившие под красное колесо репрессий родственники или предки найдутся практически у каждого. Раскулаченные, выселенные, осуждённые по высосанному из пальца обвинению... Враги народа, врачи-убийцы, диссиденты-антисоветчики – список статей бесконечен, а вездесущие органы, как известно, не дремлют. Словно сами себя приговорили к пожизненной бессоннице.

Так что не вздумай расслабляться: большой брат следит за тобой ежедневно и ежечасно.

- А у нас в квартире глаз. А у вас?

- А у нас магнитофон: вон, вон, вон и вон (многозначительно тыкая указующим перстом в разные углы комнаты).

Зато как интересно провести полночи на кухне с компании друзей, перемежая песни под гитару и дешёвое грузинское вино бесконечными дебатами на тему "А кто же у нас стукач?!" Прибавляя себе значимости в собственных глазах, как будто у серьёзных товарищей в штатском нет дел поважнее, чем заглядывать тебе под одеяло в поисках классового врага.

1.

Кстати, о постели... Когда мы с Инночкой в ней оказались, она - после своего первого, спустя пять лет после предыдущего, уже и забыла, как это бывает - оргазма обессиленно выдохнула "Ich liebe Dich", реакция моего внутреннего голоса была однозначной:

- Вот будь сейчас 1937-й год, немедленно побежал бы доносить на немецкую шпионку. Как там радистку Кэт во время родов подловили, помните?

А потому знай, интеллигент, верь и гордись: большой брат следит за тобой в оба. Но когда их действительно двое, и оба при больших звёздах – это уже слишком, Станиславский бы не поверил. Не поверил в этот момент собственным глазам и ваш покорный слуга.

...

Концертный зал "Россия" был полон: Нани Брегвадзе нечасто баловала московскую публику своими сольными концертами. Билеты продавались по большому блату, а уж на шестнадцатый ряд – первый после широкого прохода, да ещё и по центру... Нам с Инной они достались только по счастливой случайности: нужные люди, которым эти места предназначались, почему-то в последний момент не смогли. И тёща позвонила дочери наудачу:

- Не хотите ли, прямо сегодня вечером?

Ещё бы мы не захотели!

Ах, Медико-Медико, незабвенная Медея Гонглиашвили... Личная аккомпаниаторша  знаменитой певицы состояла с Инночкиной мамой в приятельских отношениях и регулярно снабжала её билетами и контрамарками, когда оказывалась в столице. Сказано – сделано, и вот мы уже осторожно усаживаемся на свои места, все из себя благообразные и припараженные, то есть при полном параде. Чёрный комбинезон родом из Вены и золотистые туфельки на супруге, сам я в песочного цвета тройке, сшитой на заказ  - ничего не поделаешь, Noblesse oblige. Два кресла справа и два слева пока что свободны. Надолго ли?

Едва только прозвенел первый звонок, как в поле зрения появляется пожилая пара – дама в нарядном, типично очень "советском" платье и мужчина в генеральском мундире, на груди которого, помимо орденских колодок, сияет значок "50 лет ВЧК-КГБ". Не спеша обустраиваются слева: "Здравствуйте, Инночка, рады вас видеть". И продолжение следует по дурным шаблонам водевиля:   вторая такая же пара, они садятся справа: "Ах, Инночка, сколько лет, сколько зим... А мама как поживает? Привет передавайте обязательно". И вот сижу как на иголках, зажатый в коробочку высокопоставленными чекистами и явно не на своём месте.

Концерт прекрасен: Нани в ударе и в своём элементе. Обаяет и завораживает. Кафе-шантан в формате концертного зала, что-то в этом есть! Незабвенная Медико тоже великолепна и донельзя уместна. Деликатно оттеняет и дополняет. Бурный успех, многочисленные вызовы на бис и аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты... Время, впрочем, близится к полуночи, пора бы и честь знать. Ну что, ловим такси? И тут один из генералов предлагает подвезти: "Мы же на машине. Вы всё ещё на Бабушкинской живёте? А нам в Медведково, как раз по пути". Вот спасибочки! Садимся в чёрную "Волгу" с тонироваными стёклами, шофёр-солдатик сияет синими погонами с золотистыми буковками ГБ... Но тут генерал спохватывается:

- Что же ты, Инночка, нас со своим супругом не познакомила?

И протягивает мне руку:

- Владислав Николаевич!

- Миша, - робко выдавливаю я из себя, с трудом удерживаясь, чтобы не добавить "Старший лейтенант запаса".

Забегая вперёд: этот красочный эпизод остался не только первым, но и последним. Единственное исключение, когда "работники невидимого фронта" предстали передо мной во всём великолепии своей парадной формы, да ещё и генеральской. Зато все последующие, милостью моей тогдашней, второй по счёту, супруги и её... Окружения? Происхождения? Расположения? Выберите сами, что вам больше понравится, но все последующие представители этой публики так и остались в моей жизни разношёрстными "товарищами в штатском", причём в существенно более мелких чинах. И пусть ценою подешевле, но уж числом поболее. Об одних я спотыкался нечаянно, другие же аккуратненько пристраивались в двух шагах за спиной: то ли из любви к искусству, то ли по долгу службы, но скорее всего выяснить и проконтролировать, что именно поделывают в моём доме и в моей компании те первые, на которых наткнулся случайно.

Впрочем, ещё один генерал в эту славную когорту, кажется, затесался. Позвольте представить:

- многоуважаемый Владимир Георгиевич. Инночкин отчим и, на определённый период жизни, мой тесть. Вслух этого не произносилось, но по слухам, он работал в разведке, руководил операциями в Китае и оказался, как показало доигрывание, таким же хитрожопым подлецом и интриганом, как сами китайцы. Те, кто представили его на звание генерала ГБ, долго кусали себе потом локти, но из генералов, увы, не разжалуют.

Если официально, он числился руководителем нашего радиовещания на Поднебесную. Часто бывал на переговорах в Пекине, прекрасно владел мандаринским наречием, а в его домашней библиотеке я обнаружил массу литературы типа "Кто есть кто в Народно-освободительной армии Китая" и даже материалы очередного съезда китайской компартии.   Интересно, что алфавита как такового в местном языке нет. Что же заменяет "алфавитный порядок" в списке вновь избранных членов ЦК? Оказывается, число чёрточек в иероглифах, которыми записывается имя! Вот уж действительно: век живи, век учись.

Встречались в этом доме и более интересные вещи. Полотнище алого бархата с  внутренней стороны двери туалета, например, а на нём – сотни отливающих золотом значков с портретами Великого Кормчего. (Хотя то, чем отливаешь при этом сам, в золото не превращается: ну не Мидасы мы, не Мидасы – и вобще, один раз не Мидас). А вот самое интересное – ТАСС-овские сводки с грифом ДСП: чуть больше правды, чем доззволялось знать рядовому советскому обывателю.

Теперь дальше о Владимире Георгиевиче. При погонах или без, но даже просто как боец идеологического фронта со спец-допуском мой тесть был антисемитом. Неагрессивным, скорее латентным,   но всё-таки юдофобом. Чисто по должности, ничего личного. Но имея при этом у себя в доме тёщу, по паспорту Фаню Соломоновну... Вялотекущая "холодная война" в основном протекала в режиме мирного сосуществования – жить-то как-то надо. Но периодически атмосфера в семье взрывалась кризисами не хуже Карибского, только пух и перья летели.

Естественный вопрос: как угораздило В. Г. жениться на патентованной еврейке, разведённой, да ещё с ребёнком, которого усыновлять придётся? А ведь придётся, иначе в парткоме не поймут... Опять же, второй отдел куда смотрел? Совсем мышей не ловят?!

В те времена я над этим как-то не задумывался, но сегодня ответ очевиден и примитивен: разумеется, они были коллегами. Инночкин биологический отец работал в Бирме в посольстве. Там же и спился с катушек, что неудивительно, даже типично. Да и сама Нина Анатольевна там же работала. Чего без членства в КПСС и сотрудничества с органами просто не бывает. Потому что не бывает.

Но всё это – дело прошлое, даже давно прошедшее: плюс-квам-перфект. Шли годы, мы с Инной благополучно поженились, а любимая тёща нашла себе донельзя прибыльную работу в московском представительстве какого-то международного концерна со штаб-квартирой в Цюрихе. Регулярные командировки за бугор, представительские расходы, приёмы, презентации, фирменные сувениры... За кадром, естественно, продолжающееся сотрудничество с теми, кому всё всегда надо. Тоже небезвозмездно, даже если в форме блата, борзыми щенками или снисходительным закрыванием глаз на мелкие грешки. В итоге – богатый дом. Ну просто ОЧЕНЬ богатый дом, масса импортных товаров, высококлассных причём. И золото с бриллиантами в изобилии: национальная традиция, однако – точно такая же, как элитная школа для детей.

А потом, в один далеко не прекрасный момент, Нина Анатольевна в одночасье сгорает. Несколько недель в больнице, неутешительный диагноз – и привелигированное место на элитном кладбище.   "Да упокоится с миром", хотелось бы сказать в этом месте. Но вместо мира в доме, ещё не пришедшем в себя после похорон, разразилась яростная и непримиримая война. За наследство.

Разворовывалось и исчезало буквально всё подряд – от золотых побрякушек до постельного белья. С бабкой-то всё понятно: что удалось захапать, волокла к нам, на Бабушкинскую. Включая такую немыслимую роскошь, как колонковый палантин. Да-да, по буквам: ко-лон-ко-вый па-лан-тин. Потом его удалось пристроить каким-то состоятельным знакомым знакомых, а деньги, естественно, любимой внученьке. Вот куда припрятывал свою часть добычи безутешный вдовец, оставалось пока неиизвестным. До поры, до времени.

Дело о сорока девяти тысячах - это продолжение истории с наследством. Есть такие люди, которым сколько не дай, всё мало. Тоже очень по-китайски: эти ребята воруют всё, что плохо лежит, просто на всякий случай. Привычка, инстинкт, национальная традиция – нужное подчеркнуть. Так вот и незабвенный Георгиевич: написал на нас заявление в прокуратуру, что мы дескать произвели самовольный раздел имущества и обокрали его на означенную сумму. Каковая составляла, причём, ровно половину совокупного официального дохода его и покойной супруги за время их брака. Не поленился поднять все чеки из валютной "Берёзки" и пересчитать в рубли по спекулятивным ценам, отсюда эта немыслимая сумма и образовалась.   Откуда такие деньги? Тупит смущённый взгляд в пол: "Ну, понимаете, у неё было много знакомых иностранцев. Какие-то подарки за дополнительные услуги..." Сутенёрствовал при собственной жене, стало быть.

Дело тем временем набирало обороты: в прокуратуру вызывали на допрос даже моих родителей. Нет, хватит терпеть беспредел, пора переходить в контр-атаку! И мы натравили на него тёщу, Инночкину бабушку Тот ещё персонаж: ветеран партии, лейтенант запаса и ворошиловский стрелок. Комсомольский задор она сохранила в первозданности. Когда дочку положили в блатную клинику от Четвёртого медуправления, откликнулась моментально: "Как же, как же, прекрасно помню: четвёртое управление – наркомат боеприпасов!"" Зла на зятя было накоплено уже выше крыши, поэтому дали ей написать всё то, что бабушка хотела, и лишь слегка подкорректировали в своих целях. Заботливо оставляя нетронутыми старорежимные шедевры типа "Он меняет машины, как цыган лошадей".

И отправили в комитет партийного контроля. К чести товарища Пельше, реакция последовала незамедлительная. И эффективная.

В ходе служебного разбирательства выяснилось, что наш герой нагло манкировал служебными обязанностями, ссылаясь на смертельно больную жену. А сам имел на стороне вторую семью, куда и уходили наворованные из собственного дома вещички.   Какие-то левые дела и сомнительные махинации тоже просматривались.... Словом, жадность фраера сгубила.

Орг-выводы ему подстелили соломкой, конечно. Генеральские погоны оставили. Но с работы погнали напрочь. Больше он им не надоедал.   Нам – тоже. И самое последнее:   с тех пор не терплю знаменитого актёра Владимира Басова, при всём уважении к его талантам. Почему?   Да потому, что заядлый дружбан моего тестя однозначно принял его сторону в конфликте и даже свидетельствовал в прокуратуре против моих родителей. Такое не прощают.

2.

Теперь история вторая. Мирзоев (назовём его так), злой гений нашей с Инной семьи.

Славный город Владикавказ, он же "Владик"  для наиболее продвинутой части местного населения, тогда ещё именовался Орджоникидзе (ласково сокращаемое до "Орджо" для той же публики) и был столицей Северной Осетии. Твердыня и оплот православия в окружении заполонивших автономную республику и люто презираемых ингушей. Не сидится этим муслимам в соседней, Чечено-Ингушской, ползут сюда, как тараканы... Ну что же, "Взялся за гуж, не говори что ингуш". И море соответствующих хохмочек:   спародировать харакерный акцент, пара типических имён – Исрапил (мужское) и Патимат (женское), а вместо знаков препинания знаменитое "Ишибля" – и свежий анекдот готов.

Мы гостили в Орджо у друзей и как раз собирались мотнуть на недельку в Цейское ущелье, гостиницу сняли заранее. И тут прицепился к нашей компании этот субъект. Для местного колорита, наверное. Яркий, энергичный и очень, очень скользкий. Горячий осетин с большими бабками и ещё большими наворотами. Кинжал в тиснёных ножных небрежно брошен на кресло, зато остро наточенная шашка свёрнута вокруг пояса и застёгнута, типа ремень. Местная сталь не хуже дамасской, знай мол наших! И снова понты, понты, понты: этот рог не допить запрещено; женщина  не смеет перебивать, если мужчина говорит; три пирога и курица – закон осетинского застолья... Орёл местного разлива: самогонку готов пить вёдрами. Но в целом, если посмотреть – быдло быдлом, дешёвка.

Но ведь вспыхнула между ним и моей Инной любовь. В одночасье, страстная, взаимная. Что, хороший вкус моей жене отказал, или на экзотику пропитанного алкоголем национального члена потянуло?

Если бы всё так просто...

Казалось бы,   повторю ещё раз, быдло быдлом, дешёвка. Но глаз, намётаный в КГБ-шных кругах, был способен заметить и понять, что всё это не более чем маска, под которой прячется совешенно другой человек. Способный носить фрак и читать Сартра в оригинале, свободно ориентирующийся на Пикадилли и Елисейских полях. Которого вы никогда не узнаете в этом забулдыге, доведись вам случайно пересечься с ним и здесь и там (вероятность чего сведена практически к нулю целым рядом специальных мер и правил поведения. Опять-таки, для тех немногих, кто понимает.)

А самое главное – человек, умеющий появиться в нужном месте в нужный момент и произвести меткий выстрел. А потом и второй, контрольный. Или, например, намазать тому, кому надо, бутерброд с "Новичком" и угостить чайком с радиоактивным полонием. Чтобы в следующую же секунду исчезнуть в никуда. А спустя недельку в злачных притонах Владикавказа снова вынырнет загулявший было в неизвестном направлении фартовый алкаш Мирзоев, по прозвищу Мерзавчик.

К нему-то моя Инночка от меня и ушла. Потому что грамотно просчитала, а к мужчинам, которые не только имеют ствол в кармане, но и готовы выстрелить на поражение, не раздумывая ни секунды –  к таким мужчинам она была неравнодушна с детства.

Хотя "Вспыхнула в одночасье" – тут моя память меня, кажется подводит. Я вернулся в тот раз в Москву на неделю раньше своей супруги: и дела торопили, и просто отдохнуть от благоверной хотелось: как ни хороша, но в большх дозах противопоказана. Только-только воспрял душой, встречаю её в Домодедово с лёгким чамоданчиком – а на жене лица нет: бледная, замороженная-заторможенная. как будто не из отпуска, не с югов, и не август на дворе. а февраль какой-нибудь.. Даже до дома не доехали: выйдем мол, на пару остановок раньше, прогуляемся....

- Ты знаешь, я тебе должна в чём-то признаться.

- Да? – Интонацией приглашаю продолжать.

- Я... – Мучительная пауза. – Ну, в общем, меня изнасиловали. Тот самый Мирзоев.

Версия как версия. Брутальный мачо с пистолетом, горячий кавказский парень... Бывает, конечно. Но после такого в бурную любовь не впадают и к насильнику от мужа не уходят. Так что "Поздравляю, гражданка соврамши". Разве что лёгкая эротическая игра в изнасилование. Ко всеобщему удовольствию.

Теперь дальше про Мирзоева: он тоже запал на мою жену по самое "не хочу". Зачастил к нам в дом и стал там постоянным гостем, что его кураторам резко не понравилось. Хотя аккуратно соблюдал все правила (никаких общественных мест, магазинов, только в авто и в ресторанах – смех и грех, игры в конспирацию в детской песочнице).   Инночкину родню вычислили и просчитали, но надо было проверить атмосферу в доме – так появился Бегемот (см. далее)

На какое-то время этот товарищ... Тамбовский волк ему товарищ, блин, или даже осетинский шакал! Так или иначе,   но этот мерзавец (не хочу называть его по имени, вы уже заметили?) занял у меня в доме прочное положение друга семьи: жил месяцами, регулярно трахал хозяйку, не особенно обращая внимания на присутствие законного мужа на соседней кровати, и периодически разыгрывал из себя благотворителя и мецената, распахивая  полный червонцев кошелёк: "Малыш, догони-ка до двухсот!"

Однажды ему пришла в голову шальная идея прокатиться на выходные к Питер: ночь в поезде туда, потом где-нибудь переночуем, и ночь в поезде обратно в Москву. "А на остальные – гуляем!" Но непременно вчетвером: у тебя же столько баб, найди кого-нибудь для компании.

Кого-нибудь. Но настолько бесшабашную, чтобы с места в карьер сорваться на ровном месте в Питер, в полузнакомой компании, пусть даже и за чужой счёт?   Среди моих любовниц таких точно не водилось. Но если поискать среди просто знакомых, которым и расплачиваться со мной натурой не придётся... Сделал пару звонков наудачу – "И вот вам результат!". Ну конечно же Юленька – та самая, из новеллы "Маша и медведь". Весёлая, общительная, интереснейший собеседник, а уж по уровню бесшабашности мне так сто очков вперёд даст. В новом мужчине для постели с гарантией не нуждается: бурная и отчаянная любовь с безнадёжно женатым коллегой, всё из той же нашей жидко-кристаллической компании. Но на эти выходные свободна как ветер.

Итак, решено. Встречаемся на вокзале. Билетов, разумеется, нет, но Мерзавчик исчезает куда-то в глубинах касс – и через пять минут мы занимаем прекрасное и на удивление чистое купэ: маленькая красная книжечка с гербовым тиснением способна творить такие чудеса, какие Игорю Кио и не сннлись. Путешествуем налегке: вещей – минимум, а вместо традиционной курицы и варёных яиц – купленные тут же на месте фрукты, шампанское и французский коньяк. Bisquit V. S. O. P., ни более ни менее. "Держись, Москва – Орджо гуляет!".

Разместились, моментально раскидали свои пожитки, и вот уже маленький столик полнится. яствами. Настроение вздёрнуто выше Empire State Building, адреналин в крови  кипит как чайник. Выпили, закусили - теперь можно было и познакомиться. Точнее, познакомить Юленьку с Мерзавчиком. Хотя и этого не потребовалось: оказывается, девушка уже успела побывать в Орджо, с Инночкиной подачи, и с кайфом наступила на те же грабли: "Ах, он меня изнасиловал!", к обоюдному удовольствию. Короче, все свои, и атмосферу бесшабашного праздника ничто не омрачает. Шутки, анекдоты, прикольные истории из жизни – московской жизни, осетинской, швейцарской. Научной, театральной, походной.

У каждого из нашей ввеликолепной четвёрки этих жизней накопилось не меньше, чем у кошки. Но та жизнь, которая половая, стоит на повестке дня только у двоих. Они бодро удаляются на верхние полки и моментально создают нам с Юлей очень знакомый музыкальный фон: охи, стоны, учащённое дыхание. Теперь можно перевести дух, приоткрыть окно ("Вот ведь накурили, блин!") и расслабиться.

Впрочем, ненадолго. Возня наверху стихает, после чего моя Инночка засыпает, или скорее даже отрубается. Слабовата у девушки конституция. Спринтер, а не стайер. Мирзоев же угомониться категорически не желает – и сползает вниз с предложением выпить ещё по одной.

- "Бисквит"?   В шесть утра? Ща вотрём!

Эта сакраментальная Юлькина фраза была произнесена с таким чувством, с настолько выверенной интонацией, что навсегда стала для меня лейтмотивом нашей 48-часовой эскапады.

Колыбель трёх революций встретила нас низким рассветным солнцем и заснеженным перроном, на котором и пришлось довольно долго стоять -  втроём с вещами, пока Мерзоев долго выяснял что-то на стоянке такси, потрясая туго набитой мошной. Холодновато, конечно, но у нас с собой было. Свежий воздух бодрит, шальное настроение ночи в купе со всеми эксцессами вкупе ещё не выветрилось... Но уже напрягает потихоньку. Хочется в тепло, прилечь бы и вздремнуть пару часов!

Наконец, наш чиччероне появляется в пределах прямой видимости и призывно машет рукой. За какую сумму весёлый разбитной таксист подрядился катать нашу гоп-компанию с утра до вечера? Понятия не имею, да и не моё это дело, собственно. Но человека арендовали, и он был готов, как юный пионер.

Следующим пунктом программы – поиски гостиницы. По советской традиции мест не было, но изрядная сумма сверху, или опытность таксиста в изыскании левых ходов... А из скупых намёков Мерзоева следовало, что и пресловутая красная корочка пригодилась. Ох, доиграется наш Ромео недоделанный – все такие предъявы служебного документа фиксируются, а он здесь не по казённому делу, а перед моей женой понтуется.

Мытьём ли, катаньем – но вот и гостиничный номер, простенький и незатейливый. Мы ведь люди простые, к Савойям с Англетерами не приучены. Шофёр пока свободен (иди себе калымь, дорогой, только чтобы через два часа наад, как штык!).   А мы чуток отдохнём - и вперёд, в поисках новых приключений на собственную... Поскольку с нами дамы, то скажем аккуратно: на собственную голову. Но вы поняли.

Дальше – больше. Отдохнули, закусили чем бог послал, сели в то же такси. Приехать в Питер и не вдохнуть Невы? Обижаешь, начальник. Нашёлся и подъезд поближе к берегу: нецивилизованный, на окраине, напротив каких-то пакгаузов.... Не Растрелли, одним словом, лишь бы самих не расстреляли. Сто метров от машины по мокрому снегу, и вот мы уже на берегу. Коньяк откупорен, плавленного сырка только не хватает. И тут из пакгаузов появляется мужик. С топором наперевес, тоже мне Родион Раскольников выискался.

Взрыв энтузиазма с нашей стороны:

- Эй, мужик, бросай топор, иди к нам коньяк пить!

Мало-помалу, бочком, осторожненько, по редким пятнам суши и по вмёрзшим в лёд брёвнам, но абориген всё-таки добирается до нашего берега: кто ж от бесплатной выпивки откажется?! Топор аккуратно сложен на землю, а коньяк с благодарностью выпивается. Кто курит – дружно закурили, а ваш покорный слуга, как обычно: не то чтобы в меньшинстве, но скорее в гордом одиночестве. Потом на посошок, обратно в такси и вперёд, к новым горизонтам. Мужик снова берёт топор в руку, а другой машет нам на прощанье: пока-пока!

Дальнейший загул сливается  в памяти в сплошное мельтешение: такси туда, такси сюда. Ещё один ресторан, ещё пара бутылок с престижными иностранными наклейками. "Мы чё сюда, по Эрмитажу прогуливаться приехали? Нефиг, гулять так гулять. Малыш, догони-ка до двухсот!". Отчуждение приходит и не проходит: я всё глубже погружаюсь в роль стороннего наблюдателя. Пойдёмте, Киса, мы чужие на этом празднике жизни.

До предела вымотавшаяся четвёрка приземляется наконец в гостинице, отпустив шофёра восвояси с солидными чаевыми. Что, ещё по рюмке? Нет, ребята, воля ваша – хотите гуляйте, хотите трахайтесь, кроватей на всех хватит, а я пас.

Следующее утро начинается не с рассвета (Здравствуй, необъятная страна!), а с похмелья. Разгон набран со вчера, установка на кутёж и гулёж пока ещё действует, но уже как-то по инерции. Ну допустим: новое такси в аренду, снова выпить-закусить, по улицам питерским покружить, с видом на всё сколько-нибудь знаменитое... Ну ква. Последним скисает наш заводила, он же банкомёт.

- Знаете, ребята, у меня тут двоюродный дядька. А давайте-ка к нему заедем, посидим по-домашнему.

Дядька оказался весьма импозантным – настоящая морская косточка, притом соломенный вдовец, живёт один-одинёшенек в двухкомнатной квартире. Капитанский мундир с тремя звёздами на погонах, естественно ГБ. Но не то, что вы подумали,   а просто пограничник: они ведь тоже по этому ведомству проходят. Холостяцкий холодильник забит рыбными деликатесами в консервных банках, а из всего остального – сосиски да пельмени. Под стать и интерьеры: гибрид флотского шика и советского мещанского кича. Будьте как дома!

Сбегали по мелочи в магазин, кто-то прикорнул на диванчике. Ой, уже пора на вокзал, обратно в первопрестольную. Как это так билетов нету? Снова толстый кошелёк у всех на виду и, кажется, из-под полы промелькнула красная книжечка. Ещё одна бессонная ночи в отдельном купе. Только спокойнее, тише, без былой остервенелости под лозунгом "Ща мы им всем покажем!" Показали ведь, показали - будет что на старости вспомнить. А пока чайку попьём, пульку распишем. Нет, если кому-то секса  не хватило – так верхняя полка к вашим услугам, плиз. А мы просто потреплемся за чайком, впечатлениями обменяемся, время до прибытия скоротаем.

О, что я вижу, утро красит нежнм цветом? Здравствуй, Москва!

* * *

Наша питерская интермедия – лишь один маленький штришок, чтобы оттенить роль и место Мерзоева в моей жизни. В общем и целом, своим существованием я его очень сильно раздражал. Демонстративно не принимая пацанских правил игры, отказывался меряться пиписьками, толщиной мускулов и кошельков. В этом и состояла моя собственная игра: интеллигентность. Едва ли не единственное, в чём я его превосходил на голову. Это качество высоко ценила не только Инночка, но и многие другие мои женщины. В результате, ни одной из них Мерзавец не мог оставить в покое.

Машеньку, например - ту самую, которая из рассказа "Маша и медведь". Звонит как-то по межгороду, а мы с ней как раз в постели, все в поту после секса – бурного и продолжительного, как аплодисменты в финале речи бровастого генсека на очередном съезде. И начинает лясы точить о том – о сём. Моя-то супруга, как читается между строк,   сейчас с ним, в Орджо.

- Кто это у тебя под боком воркует? Манюня? А ну-ка дай ей трубку!

И начинается. кадрёж на полчаса. Со взаимным хихиканьем, приветами от Инны и кавказско-еврейским флиртом:

- Нет, ты мне скажи, какого цвета у тебя волосы: бляндинка, брунетка... Нет, я точно знаю: ты рыжая! Огненно-рыжая, как пожар в степи. Угадал?

- Отнюдь, - категорично отрицает графиня, кокетливо уворачиваясь от моих поцелуев. – Я каштановая !

Но самая памятная история, давшая название этой повести, случилась с Аллочкой.

Таких женщин, как Алла, единожды познав, не забывают. Это о  ней сказал поэт:

- Еврейка – вот душа, притом в прекрасном теле: на кухне хороша и ласкова в постели.

Рискну продолжить рифму: "Годилась с лихвой в модели Кустодиеву и Церетели".

Создавая её, Господь явно не поскупился. В свои двадцать пять (хотя кто с уверенностью определит возраст женщины?!) она цвела и благоухала юной зрелостью, как горка свежих южных фруктов на щедром рынке: буйство красок, ароматов, соблазна.... Тщательно уложенная копна вьющихся ярко-рыжих волос обрамляет выразительное лицо и рассчитанно ниспадает на покатые плечи, взывающие: "Ну поцелуй же!". Равно как и чувственные, пухлые, умело подкрашенные губы. Нос с характерной национальной горбинкой и эти глаза: карие, огромные, глубокие всё это не оставляют ни малейших сомнений в принадлежности  юной дамы к иудейскому племени: "Напоите меня вином, освежите меня яблоками". Полные, пухловатые руки. Округлые груди рвутся наружу из декольте, а крутые бёдра – из достаточно короткой юбки. Умелый продуманный макияж, низзкий чувственный голос... В целом – идеальная модель для аллегорической картины "Изобилие".

Картина висела тут же, на стене – Аллочка много позировала художникам и умела профессионально представить товар лицом. И, завершая аналогию с фруктами на рынке, незримый ценник в аппетитной ложбинке между пышных грудей: "Продаётся. Но дорого." Девушка находилась в постоянном поиске выгодного покупателя: южные цветы прекрасны, они прельщают своими красками, ароматом, сладостью нектара – но имеют обыкновение отцветать быстро и резко. Стоило поторопиться.

В моей постели она оказалась достаточно случайно: на какой-то мало-интересной тусовке перспективных кандидатов не обнаружилось, и я оказался подходящим промежуточным вариантом провести ночь. А если повезёт, то и завязать полезные знакомства.

В конечном итоге ей действительно повезло: один мой хороший знакомый, еврейский мальчик из очень, ну очень обеспеченной адвокатской семьи вытащил девушку буквально из-под меня и сразу под венец. В смысле под хупу, воздадим должное национальной специфике. Но в ту ночь повезло как раз мне: Аллочка была во всеоружии. Так, на всякий случай. Под пышном декольте затаился кружевной бюстгальтер, который открывал гораздо больше, чем прятал. А под короткой юбкой, вместо практичных колготок – тонкие чулки с поясом. Символические трусики – поверх: только их и снимаешь, а остальное любви не помеха. Изящные туфельки на каблуке, скромном, но заметном  – чего ещё желать, если двое знают, чего им хочется?! И умеют.

Я ведь тоже вполне соответствовал стилю, иначе бы она со мной не пошла: новый костюм, выходные туфли, даже золотая заколка для галстука с маленьким, но всё-таки бриллиантиком... Так что необходимости в долгом привыкании и подготовке не было. Так два джазиста садятся играть джем: есть вечно-зелёные стандарты, Evergreens, общая канва мелодии известна, тональность задана - а дальше импровизации в меру собственного таланта и умения взаимодействовать с партнёром. Или ещё лучше: зал, паркет, он выходит к центру, гибкий, стройный, в элегантном лёгком костюме, и становится в традиционную стартовую позу. Решительно приближается она: открытое платье ярких цветов, дерзкий разрез юбки открывает почти до бедра стройную ногу, которую ещё больше удлиняет визуально туфля на высоком каблуке.

Они пока  незнакомы – но с первым же  тактом классического танго два тела сплетаются, подстраиваясь друг под друга. Позы и движения отточены, сигналы партнёру – страшно сказать – кодифицированы... И дальше – сплошной Буэнос-Айрес в одном отдельно взятом танцзале, до финального аккорда и женской ножки, взметнувшейся выше головы партнёра.

Примерно так и выглядела наша первая ночь с Аллочкой: показательные выступления двух мастеров большого секса, разве что без зрителей. Пока без зрителей, чтобы не забегать вперёд. Упоительное скольжение тел, возбуждающий запах пота, на который столь щедры рыжие и особенно толстушки. И другой запах, аромат женского желания и удовлетворения. "О, божественное междуножие!", взрывается аллитерациями мой внутренний поэт. Позы сменяют друг друга неисчерпаемым калейдоскопом Кама-сутры: сверху, снизу, сбоку, сзади. Движения то резкие и глубокие, то медленно-мучительные и дразнящие. Хочешь в рот? А я тебя язычком... Вау, а с такими объёмами можно ведь и между грудей кончить! У мужского семени тоже свой запах есть, оказывается...

Счастливо просыпаемся утром на скомканных, мокрых от пота простынях. Моя новообретённая любовница быстренько в ванную, принять душ и освежить макияж. Утомлённый, но донельзя довольный и гордый собой любовник в моём лице – на кухню, варить кофе... И тут – звонок в дверь. Зрителей заказывали?

На пороге появляется его мерзостное величество Мерзоев, в неистребимой уверенности в том, что его визит, на ровном месте без предупреждения, не может не осчастливить. Потому что - крутой мачо с кошельком нараспашку!

Вообще-то он искал мою супругу. Сюрприз хотел сделать, а той дома не оказалось – вот ведь незадача! Но увидев на её месте ухоженную рыжеволосую красотку в самом соку, да ещё со следами бурно проведённой ночи, явно только что из-под меня... Полный разворот, море кавказского обаяния, а уж пыль в глаза пускать мы умеем.

Аллочка ведь мне обета верности не давала: случайный проходной любовник. Приятно потрахаться она никогда не против, но не более того. А тут – новый мужчина в поле зрения, явно при деньгах, да ещё и с Кавказа.   Новые горизонты, новые перспективы.

- Мы, вообще-то, собирались в новый индийский ресторан, где-то в Крылатском. Знакомые хвалили и рекомендовали, а Михаил у меня на Индии задвинутый, одна только его кришнаитская свадьба чего стоит?!

- Так за чем дело стало? – Джигит принимает пас и переводит Аллочкин намёк в плоскость конкретных действий. – Одеваемся, берём такси и едем: я вас приглашаю!

Торопить события Мерзавец умеет, отдадим ему должное. Полчаса на сборы, марш-бросок на стоянку такси, и через считанные минуты мы уже входим в недавно открывшийся ресторан  со звучным названием - то ли "Неру", то ли "Ганди". Время для такого заведения ещё раннее, день будний, и мы практически единственные клиенты в этом гастрономическом "Хинди–русси бхай бхай!".

Официанты предупредительны, меню на русском и английском. Выбираем блюда, наш кавказский тамада настаивает на бутылке шампанского, считая нас то ли за аристократов, то ли за дегенератов, но кто платит, тот и музыку заказывает.

То, что должно было рано или поздно случиться, случается именно тогда, в тот день и час, когда Мерзоев, презрительно отодвинув гарсона, собственноручно разлил пенистый напиток по бокалам и мы с Аллочкой тоже пригубили за знакомство. В ожидании заказанного карри.

Неожиданно входная дверь распахивается, и в пустой зал входит ещё один посетитель. Худощавый мужчина средних лет, непримечательный, но вполне цивильный – типичный "Господин Никто". После коротких раздумий усаживается у нас за спиной, на расстоянии в два столика, и внимательно созерцает нашу весёлую троицу. Его заказ минимален и сделан явно для проформы: бокал коньяка и чашка кофе, кажется.

Мы честно выпиваем ещё по одной, приносят заказанные "Чикен корма" и "Ринд виндалу", но аппетит уже безнадёжно испорчен.

- Вы знаете, - понизив голос, говорит моя Аллочка, - по-моему, он за нами следит!

Ну, уж если даже это невинное создание заметило – значит, товарищ в штатском очень постарался, чтобы эту слежку заметили. В том его цель и состояла: ненавязчиво намекнуть кому-то из нас ("Не будем тыкать пальцем, хотя все знают, что это Слонёнок"), что он заигрался.

- А, следят – ну и пусть себе следят. Клал я на них с пробором, - небрежно отмахнулся наш предводитель банкета, он же тостующий. Но обед был скомкан, к всеобщему разочарованию. Допили-доели - не пропадать же, как-никак уплочено, а экономика должна быть экономной. Расплатились, потом в такси и и домой. Мерзоев спешно откланялся и умчался на поиск своей женщины, в смысле моей законной жены, а я нежно распрощался с Аллой и отправил её домой. Опять-таки на такси, но теперь уже за мой счёт и условившись о встрече назавтра.

С тех пор прошло уже много лет. Бывало в моей жизни немало рискованных поступков,   сомнительных знакомств и нежеланных встреч. Пришлось привыкнуть к тому, что каждый мой шаг может быть зафиксирован и заснят, а каждое произнесённое слово, возможно, уже записано на плёнку и приобщено к делу. Утешала только твёрдая уверенность в том, что это лишь теоретическая возможность, но вероятность этого ничтожно мала. При всей уникальности судьбы и жизненного пути. Не представляю я интереса для сильных мира сего, пока не подвернулся им под ноги и они об меня не споткнулись. Ибо не Васисуалий Лоханкин, не претендую на роль в мировой революции, и в сопутствующей ей мании величия  тоже не замечен.

Но вот это ощущение глаз за спиной,   внимательных и бесстрастных, леденящих душу – и какое там "Право имею", даже не тварь дрожащая, а всего лишь ничтожный винтик, нечаянно угодивший под тяжёлый кирзовый сапог Системы, вот-вот втопчут в грязь и не заметят...

Эта память осталась со мной навсегда.

Возвращаясь к Мерзоеву. Как уже говорилось, я своим существованием его очень сильно раздражал – именно тем, что отказывался идти на конфликт. "Мужик, будь мужиком!", раз за разом заклинал меня этот мачо. Но меня на это нейро-лингвистическое программирование не возьмёшь, никогда мужиком не был и становиться не собираюсь. Встать с ним на один уровень, играть по его правилам? Перетопчется!

Он щеголял немерянными сотенными купюрами – а я спокойно взял предложенную "плату за то, чтобы оставить их наедине с моей женой", и на эти деньги уехал в Вологду-гду, к старой знакомой, выведенной в моих мемуарах под именем "Нина" (см. "Рыжий воробушек"). Единожды переспав, мы несколько лет состояли с ней в ленивой спорадической переписке – и её приглашение выбраться в гости оставалось все эти годы открытым, но не реализованным: ни времени, ни денег, ни желания. Однако же случилось. Совпало. Сработало, даже более чем: радостный приём, знакомство с мамой-профессором, мило почаёвничали за рассказами о литературе Серебряного века. Здесь почтенная старушка... пардон, пожилая дама была специалистом мирового класса. И хранительницей кунсткамеры  гламурных сплетен того времени. Ахматова, Гумилёв, Леонид Андреев..

- А вот Георгий Иванов, знаете? Однажды он... И, перебивая сама себя: "Как-то раз Гиппиус с Мережковским... "

Андрей Белый, Блок, Волошин, загадочная Черубина де Габриак – блистательные имена сыпались без устали. Но наконец, наконец...

- Знаете что, молодые люди, я отправляюсь спать. А ты, Ниночка, постели гостю в дальней комнате. Только не вздумайте там шуметь: слух у меня старческий, а сон тревожный.

Разумеется, молодёжь честно постаралась не шуметь. Поэтому исступлённому траху предались исключительно на боку, чтобы кровать не скрипела. Полутора лет разлуки как не бывало, сладкая парочка вернулась к тому, на чём так некстати прервались. И даже кончить в её искусный ротик мне пришлось практически бесшумно. А потом – на бис, но без полагающихся аплодисментов. Только благодарное "Спасибо" шёпотом и традиционный поцелуй на ночь, в полные свежим мужским семенем губы.   Искусством минета Нина владела непревзойдённо, это мне запомнилось ещё по нашей самой первой ночи – в ванной комнате, через полчаса после того, как познакомились, и с её тогдашним мужем-педиком за стеной.

Стоило ли поблагодарить Мирзоева за этот подарок? Ну разве что сильно скрипя сердцем: впереди замаячил третий брак, рождение сына-первенца и девять лет "супружества на вулкане", с Ниночкиным-то холерическим темпераментом и креативом, хлещущим изо всех щелей как тёплое шампанское из бутылки, из которой вышибло пробку.

Жаль только, что на волшебный, доводивший меня до упоительного выплеска страсти в финале минет Ниночка была способна только в статусе любовницы. Стоило ей получить заветный штамп в моём паспорте – и волшебство растаяло: всё всухую, как ни старайся. Ну и как вы это объясните, доктор Фрейд?

3.

- А потом был ещё и третий, сомнительный тип под кличкой "Бегемот" (тот самый, герой булгаковского романа). Колоритный обаяшка: высокий и статный, не в пример мелкому и юркому Мерзаеву, хотя такой же темпераментный и заводной, такая же душа компании и центр притяжения в любом обществе. Живописная нечёсаная грива, взлохмаченная борода – в богеме московского андерграунда, а точнее – его интеллигентской и еврейской части, он был некоронованным королём. Обладатель многих придуманных фамилий и фальшивых удостоверений, подвизавшийся в молодёжных тусовках: клубы самодеятельной песни,   непризнанные поэты, художники-авангардисты и всё такое прочее. Причём был сей тип не банальным стукачом, а профессиональным провокатором, умело подставлявшим наивных искателей свободы и творческого самовыражения под удобный случай нарушить закон. Так, на минуточку, типа никто не заметит... С последующей показательной поркой вольнодумца, дабы впредь неповадно было.

Я держался от него подальше, а в какой-то момент даже вообще отказал от дома. Но он исхитрился тем не менее вынудить меня пригласить его в гости – как официального жениха Сонечки. Той самой, триумфаторши Хаоса над Эросом. А зачем приложил столько усилий? Думаю, бдительным товарищам, пристально присматривающим за своими же – внутренняя контр-разведка называется, кажется... Им не понравилось, что Мерзавчик зачастил с визитами в практически запретную Москву, и нужно было померять температуру в доме его загадочной любовницы. Для чего наш котик на службе Воланда и был срочно призван. Но не сгодился, как не старался. Пара разговоров с Инночкой у нас на кухне под кофе с коньяком, ещё несколько раз по телефону – и растаял, несолоно хлебавши: пары хлёстких фраз моей благоверной с использованием профессионального жаргона показала Бегемоту, что не с его скудным опытом и багажом что-нибудь здесь выискивать. Не по Сеньке шапка.

Впрочем, битому неймётся. И здесь уже наш герой уподобился незабвенному Владимиру Георгиевичу, при всей несоразмерности масштабов – нет такого пигмея, который не мечтал бы о погонах Голиафа. В чём уподобился? А в желании сорвать банк, одним резким ударом получить всё сразу, и причём за бесплатно. В КСП-шной тусовке молоденькая наивная дочка богатых и высокопоставленных родителей – не такая уж редкость: пубертатный протест, дерззкий побег из золотой клетки. Обааять и закружить Тошке голову для Бегемота не составило ни малейшего труда. Но в отличие от бесконечной череды поиметых им дам и девиц, сыграл по-крупному:

- Виноват, почтенные родители. Да, каюсь, соблазнил несовершеннолетнюю, сорвал цветок её невинности... Но ведь такая любовь, такая любовь, и взаимная! Позвольте жениться, покрыть грех законным браком. (В подтексте явственно звучит: "Я ведь не в одиночку грешил. Да и девственность невесты тоже весьма сомнительная).

Папа с мамой, естественно, встали  на дыбы, но рыдания любимой доченьки их уломали. Жених по такому случаю постригся и побрился, а на свадьбу даже надел костюм и галстук. Медовый месяц пронёсся ураганом, молодая жена уже ждёт ребёнка... Всё на мази, обратной дороги нет. Ты этого хотел? Так целься в грудь, маленький зуав, и кричи "Ура"!

Маленького зуава сгубило нетерпение. Головокружение от успехов – извечный бич дилетантов, недоучек, мало-знаек и мелких бесов, а Бегемот проходил именно по этому разряду (объясняла ведь ему моя Инночка, но "товарищ не понимает"). Товарищ решил немедленно начать стричь купоны: мне бы должность попрестижнее, дорогой тесть, чтобы с заграничными поездками. И крупную сумму наличными в счёт будущего наследства. Вы же хотите добра любимой доченьке!

Папа, разумеется, хотел добра и счастья своей дочурке, к тому же беременной. Только понимал это счастье немножко по-другому, в одночасье развернув наглеца мордой в грязь. Обратная дорога всегда найдётся, было бы желание. Короткий судебный процесс, признание брака недействительным, и всё. Фиктивным был этот брак, без никаких супружеских отношений, и все показания свидетелей противоположной стороны суд не принимает. Вот вам и басманное правосудие, за десяток лет до Ходора. А ребёнок.... Да, ребёнок будет, но вот вам результат генетической экспертизы, согласно которому истец не имеет к этому ребёнку никакого отношения. Даже и рядом не лежал. "Встать, суд идёт!" Именем Российской федерации пошёл-ка ты, дорогой истец, на хрен.

И он ушёл. Так уходит шелудивый кот, сделавший лужу в хозяйской спальне, стянувший котлету на кухне и подравший по ходу дела мамины колготки. Пинком под хвост – и вон, за дверь, которая больше для тебя уже никогда не откроется. Ушёл навсегда из этой семьи, из их богатой респектабельной жизни. Но не из моей.

Как и положено всякому уважающему себя коту, Бегемот умел приземляться на все четыре лапы. И продолжал с завидной периодичностью возникать на моём горизонте именно в тот момент, когда я успевал забыть о его существовании. Только потерял иммунитет, и тут "Привет-привет, Микки! Это Бег, помнишь ещё такого?"

Иногда ему везло, и звонок раздавался в подходящий момент: я один в пустой квартире, особенных планов нет – так отчего бы и не поразвлечься, выслушивая очередной бред: "Ты не поверишь, но меня тут представили на Нобелевскую премию по литературе". Встречай, хозяин,   цирк приехал!   А параллельно с этим трёпом и свежими сплетнями про общих знакомых – уклончивые вопросы вскользь. Точечный зондаж: что, где, когда, с кем и о чём. Любо-дорого посмотреть, как мальчик работает. Расценки в парижском борделе помните? Собственно акт – 10 франков. Наблюдение за процессом – 100 франков. А вот наблюдение за наблюдающими – 1000 франков. Как раз мой случай.

Но ещё один колоритный эпизод всё-таки запомнился: пьянка по поводу его дня рождения, на заснеженной подмосковной даче. Обещанные весёлая компания и обильное угощение оказались, естественно, блефом, но положение спас некий Лещина. Этот колоритный вьюнош жил здесь на даче и присоединился третьим к изначально унылому празднованию. Низкорослый крепыш с округлым лицом, небритый и косматый, он был отмечен определённой харизмой: полу-хиппи, полу-бард, слегка еврей, слегка диссидент. Стихов его за давностью лет уже не упомню, а из всех песен в памяти сохранились лишь две строки:

- Кто б эту быль обратно сделал сказкой?!

- Но нет, увы, ни времени, ни сил.

А что врезалось в воспоминания навсегда, так это потрясающая сказочка в его исполнении. Народная наркоманская, так сказать: об Иване-наркомане, Змее Героиныче и прекрасной царевне Марихуане Плановне:

"И стали они на косяках меряться. Раз пыхнули, другой, потом и третий. Плохо Ивану-наркоману, а Змею Героинычу и того хуже..."

На этом моё общение с Бегемотом блистательно закончилось. Уже неинтересно. Он звонил ещё пару раз, но был послан далеко и надолго:

"Иных уж нет, иные перебиты...

Кому ты нужен в свите Маргариты,

Вчерашних спец-задач вчерашний спец?

Сегодня мы в тузах, а завтра – трефа.

Сыны Адама? Нет, сыны Азефа!

Каков поэт, таков его конец",

писал я когда-то в посвящённом ему сонете. Двусмысленность последней строки тоже совершенно сознательная: конец как завершение жизненного пути и одновременно как тот неутомимый - мужской половой, которым наш герой успешно пробивал себе дорогу к Олимпу. Как-то на досуге подсчитал из любопытства: у нас с Бегемотом оказалось по меньшей мере пять общих любовниц. Ну да и хер с ним. Развлечений и без того хватало.

Сижу как-то дома, поздний вечер, Инночка рядом (Мерзоев в очередной раз растворился в неизвестном направлении). И тут звонок:

- Здраавствуйте! Такой-то такой-то? Вас беспокоят из отделения милиции. По поводу Софии бла-бла-бла. – И называет фамилию той самой повелительницы Хаоса (привет Роджеру Желязны) и бывшей невесты Бегемота.

- Ну да. знаю такую...– Озадачен, даже ошарашен: сто лет не общались, а уж не трахались-то все двести. – А в чём дело?

- А в том, что её мать сидит здесь у нас в истерике, подаёт в розыск. Эта Сонечка пропала куда-то, уже неделю о ней никаких известий. И сбежала она с вашими друзьями. Кавказскими. Так что немедленно разыщите её и заставьте связаться с матерью. А не то быстренько препроводим и вас самих в отделение!

Ну ничего себе заявочки! Слава богу, менты – это не гэбня. Можно будет отделаться малой кровью, наверное.

- Извините, товарищ майор! – Ничтоже сумняшеся подымаю его в звании на две ступени. – Во-первых, я ни с этой Софой, ни с кавказскими знакомыми уже два года никаких дел не веду и понятия не имею, где их искать. Во-вторых, Соня девушка совершеннолетняя, вполне себе дееспособная и лично отвечает за свои поступки. А кроме того, мне по телефону как-то не видно печати на вашем служебном удостоверении. И рад бы помочь, но увы.

На этом история моих разборок с ментами кончаются. То есть нет, конечно, был ещё привод за пение революционных песен на Арбате в компании латино-американских коммунистов... Но это уже много позже, в разгар перестройки, и к теме нынешней повести отношения не имеет.

А что имеет?

В какой-то момент мои непростые отношения с Инночкой и Ниной окончательно запутались.   Знойный кавказский мачо бесследно пропал, Инна вернулась ко мне в дом и даже в постель. Периодически потрахиваясь со старыми приятелями, не без этого. Но и не требуя от меня супружеской верности. Более того, периодически подкладывала под меня подруг и знакомых: долг платежом красен. А вологодская приятельница оставалась пока за кадром.

В тот вечер, правда, она была в Москве. Приехала отметить свой день рождения – у старой знакомой, где-то на северном краю столичной географии: Войковская, Водный Стадион.. Однажды я даже удостоился чести побывать на той квартире – среди заснеженной зимы, приехав с Ниночкой на такси и сильно под градусом. Сейчас же был конец августа, и у нас с Инной были совершенно другие планы на этот вечер. Но зацепились с супругой языками, не сошлись во мнениях, слово за слово.... Кончилось как обычно: я вылетел из дому в ночь, разъярённый и слабо вменяемый. Налегке, только бумажник завалялся в кармане пиджака. Но без записной книжки, а о мобильных телефонах в те годы никто ещё и  не слышал.

Свежий воздух и вечерняя прохлада помогли прийти в себя. Но что же теперь делать:? Ах да, я же зван к Нинке на день рождения. Но куда? Адреса не знаю, телефона под рукой нет... Куда звонить, куда ехать?

Решение приходит по наитию: а положусь-ка я на волю случая. Попробую дойти пешком, по памяти. Ни улицы, ни номера дома... Помню только, что второй подъезд хрущёвской пятиэтажки  Дом от дороги то ли второй, то ли третий; этаж четвёртый. Или пятый? Ну да ладно, положусь на удачу. Что называется, "Не догоню, так хоть согреюсь!".

- Он не придёт, - уверенно сказала Ира, та самая Нинкина подруга, накрывая на стол. Но он, то есть я, пришёл. Дошёл на автопилоте, чисто по памяти, не зная куда – но дошёл. Пересекая по диагонали микрорайон хрущоб, в сгущающихся сумерках, с третьей попытки найдя нужный дом и со второй – этаж, но в итоге позвонил именно в ту дверь, за которой меня ждали. И даже с букетиком, купленным по выходе из метро. Значит, сильно хотелось. Значит, это рука судьбы.

- А я что говорила?! – гордо заявила Ниночка. после того, как утихли первые поцелуи, поздравления, и ночной гость был усажен за стол. – Я же тебе сказала, что придёт. И он пришёл!

Да, он пришёл – вопреки всему. Без адреса, без телефона, руководствуясь полустёртыми воспоминаниями трёхлетней давности. По наитию, прислушиваясь к робкому шёпоту внутреннего голоса. Или, может быть, всё-таки, голоса свыше? Судьба ведь охотно даст тебе знак, дружище. Подскажет, укрепит и направит. Только будь готов расслышать её негромкий голос в суете повседневности. И не упусти счастье в тот момент, когда оно неспешно проплывает у тебя перед носом.

Знакомая комнатка, тесно заполненная книгами, рукописями и всяческой рухлядью, половине из которой место на свалке. Знакомый диванчик – старенький, со скрипом, вот-вот развалится под натиском нашей бурной страсти. И знакомая женщина. В полной боевой готовности, да и рухлядью её никто назвать не посмеет: всего на три года старше меня. Зато какой неиссякаемый оптимизм, какая жизненная энергия: "Темп, дорогой, темп – на себя работаем, не на государство!"

Нина буквально распахивается подо мной. Обхватывает своими стройными ногами. Горячая, мокрая, ненасытная.... Да, потом будет и в рот, и в анус – моя юная пионерка всегда и ко всему готова, но только позже, потом. А пока.... Секс с Ниночкой всегда проходил под олимпийским девизом "Быстреее, сильнее, глубже!" Имеет же право именинница на свой подарок. И я честно стараюсь насытить её, вонзаясь в глубину как можно дальше и плотнее.   Снова, и снова, и снова – раз, два, три. Изо всех сил, донельзя, ещё глубже, покрепче упершись рукой в хлипкий диванчик, и опять раз, и два, и...

- Опаньки! – Моя правая рука продавливает этот заслуженный диванчик и утопает в глубинах матраса. Дикая боль в первый момент, даже непонятно, что и делать. Какая-то ржавая пружина, блин. Но я же в конце концов мужчина! Поэтому превозмогаю боль и продолжаю размеренно двигаться внутри моей девочки. Рука норовит провалиться куда-то ещё глубже? Ничего, упрёмся локтем, раз уж на ладонь надежды нет. Мощный выброс адреналина, даже боль куда-то отступает. И ещё, и ещё, ну же!

Наконец всё-таки взрываюсь торжественным салютом где-то там, за пределами боли и наслаждения. Судорожно кончаю туда, где меня так ждут и хотят.

- С днём рождения, дорогая!

Вот теперь уже можно осторожно вытащить. подтекающий член из влажных раскалённых глубин моей возлюбленной. А потом, ещё более осторожно – кровоточащую руку из глубин матраса. Ниночка этого, слава богу не замечает. Она уже получила свой подарок и благополучно заснула с чувством выполненного долга. Ночь до Москвы (фирменный поезд "Вологодские зори", не как-нибудь), потом целый день на ногах, суета с празднеством, выпивка от души и мощный секс на закуску.

А мне ещё надо с раной на руке разобраться. Осторожно пробираюсь в темноте до ванной комнаты, но на пол-пути наступаю на что-то мягкое, которое немедленно издаёт истошный вопль "Мяу" и вцепляется когтями мне в ногу. Только этого не хватало!

Не то Барсик, не то Мурзик: у хозяйки два пушистых кота, во тьме ночи полагающих себя подлинными хозяевами квартиры. По счастью, Ирина выползает на кухню, разбуженная и привлечённая этими кошачьими воплями. Включив свет, усаживается за стол попить чайку – и тут на сцене появляется из ванной ваш покорный слуга, с окровавленной рукой. Ирочка тихо охает, приносит йод и бинт, а потом перевязывает мне руку.

О сне можно забыть. Мы чаёвничаем и мило беседуем о Нине, которая мирно похрапывает сейчас на диванчике. Обо мне, о самой Ирине. Она – коллега моей Ниночки, филолог, но сейчас работает в Инионе  - громадное здание у метро "Профсоюзная" с загадочным ухом на фасаде (на самом деле это Лента Мёбиуса). Налила мне стаканчик, успокоить расшатанные нервы после ранения на сексуальном фронте и столкновения с Барсиком. Или Мурзиком?

Так или иначе, но этот задушевный разговор на полночной кухне неожиданно продолжается через пару недель, когда Нинель уже благополучно уехала обратно в Вологду. Заехал на Войковскую в гости, привезти обещанное токайское. Всё та же кухонька, чай с бутербродами, рюмка токая, потом другая – и через полчаса мы уже сладостно трахаемся. Нет, не на продавленном диванчике со ржавой пружиной, но на хозяйской роскошной кровати: типично советской, с панцирной сеткой. В моём родительском доме тоже такая была. Ай да Ирина Ивановна!

Да, она была сокурсницей Ниночки и кончала ту же аспирантуру, но поступила в Универ далеко не сразу. Ещё годков на пять постарше. Зав. не то отделом, не то сектором у себя в институте – и твёрдо знала, чего хочет. В данный момент хотела она моего тела. Просто соскучилась по свежему мужскому члену, или, в змеиных традициях женской дружбы грех не увести любовника у лучшей подруги, да ещё и более молодой?!

И теперь Ирина кончала раз за разом, только не аспирантуру, а оседлав меня сверху. Быстро, споро, не особенно интересуясь мнением партнёра. Просто брала своё: почти бессловесно, едва ли не технологически. "Скучно кончает", как брезгливо заметил некто Валерий Краско, невеликий поэт и рядовой член – прошу прощения за невольный каламбур – Союза Писателей. Я расскажу о нём чуть позже, пока лишь уточню, что он был тот ещё "перпетуум кобеле". Помимо моей Нины и Ирины Ивановны, переспал из моих знакомых ещё и с Ви (см. рассказ "Рыжий воробушек"), так что ему было с чем сравнивать.

Утолив свою жажду наслаждений ("У меня, кажется, всё!"), Ира немедленно соскочила с моего шеста и умчалась в ванную. Поинтересоваться, кончил ли я, понравилось ли, не хочу ли ещё – это она считала ниже своего достоинства. Тебе дали? Дали. Если не кончил – сам дурак, сказала же, что можно. А что джентльмен должен в таких случаях пропускать даму вперёд, так тебя никто джентльменничать не просил. Точка.

Я-то как раз считал ниже своего достоинства спускать в женщину прежде, чем она получит удовлетворение до конца. От моего конца, естественно. И был раздосадован, если не сказать обижен. Впрочем, без компенсации не остался: на условиях строжайшей тайны и ровно на 24 часа Ирочка выдала мне утащенную из спецхрана запретную самиздатовскую рукопись. Не подумайте плохого, не Солженицын и не порнуха, а всего лишь литературоведение. Но раскрывающая такие подробности жизни классика соцреализма, что становилось страшно и стыдно за всю литературу, которой нас учили в школе.

Это было "Воскресение Маяковского", будущий бестселлер Юрия Карабчиевского. Одна из тех знаковых книг, которые мне посчастливилось прочитать ещё в рукописи. Среди прочих в этом ряду – "Введение в сексологию" Игоря Кона, первые книги по новой хронологии Анатолия Фоменко и даже соционика Аушры Аугустинавичуте. Впоследствии все они были многократно изданы, скандально известны и по сию пору пользуются бешеной популярностью, вызывая ожесточённые споры между фанатами и скептиками, вплоть до мордобоя.

Распрощавшись с Ирой, скоренько мчусь домой и вызываю в гости на ночь друга Илью, большого охотника до самиздата любого сорта, лишь бы запретно и годилось как источник для сплетен. Умница и разносторонне образованный, с одной стороны. Чему в немалой степени способствовали годы супружества с психологиней В. Л.: эта уникальная личность обладала невероятно обширными знакомствами в самых разных кругах и всасывала информацию отовсюду, как промышленный пылесос. А потом транслировала дальше, опять-таки по всем азимутам. Я и сам не устоял перед её харизмой. Цикл сонетов написал, психоанализом увлёкся. Именно Верочка втянула меня в занятия прикладным атеизмом и направила на путь секс-тренинга; кажется, где-то в мемуарах я об этом вскользь рассказывал.

Возарвщаясь к Илюше. Он был интереснейшим собеседником, с одной стороны. И прекрасным любовником, по отзывам Юлии, Ви, супруги Инночки, а позже и самой Нины – той самой, вологодской: наш пострел везде успел. А с другой стороны – запойный пьяница на грани алкоголизма. О его подвигах в поддатом состоянии я вкратце упоминал в новелле "Опять двадцать пять". Но пока что мы всю ночь напролёт сидели втроём (Инна тоже присоединилась) на кухне и вчитывались в полуслепой текст четвёртой машинописной копии, передавая из рук у руки каждую из семидесяти с лишнним страниц.

От текста можно было ошалеть. Оказывается, Владимир Владимирович был не только автором стихов о советском паспорте, но и обладателем  редкостной диковины – паспорта заграничного, по которому только и можно было мотаться в Париж. Авто имел, демонстративно разгуливал по Москве в револьвером... Вас это ни на какие мысли не наводит? А закадычная дружба с Яковом Аграновым, зам. начальника ОГПУ и зам. министра НКВД?

Читали до утра, со вкусом. С перерывами на кофе, коньяк и бурные дискуссии. в лучших традициях интеллигентских посиделок на кухнях в семидесятые.   Только тогда читали Оруэлла с Солженицыным. "Остров Крым". "Сказку о Тройке" Стругацких. Или порно, хотя по нынешним меркам уже ретро-классику: "Возмездия" Алексея Толстого, "Гамиани" Альфреда де Мюссе, ту же "Историю О"... Jedem das Seine, как говорится.

Но память о прежних временах никуда не делась, всколыхнулась. И в метро, по дороге на "Профсоюзную" с крамольной рукописью в портфеле  (раз обещал – верну!) – сердце всё-таки дрожало : а никак возьмут сейчас товарищи в штатском и вывернут наизнанку? Хотя и времена не те, и текст не такой уж крамольный. Но виртуальные, воображаемые глаза за спиной всё так же леденят душу.

Впрочем, обошлось. Ирина заказала мне пропуск, провела к себе в кабинет, с облегчением забрала ДСП-шную рукопись, познакомила с коллегами- ну как же, юное дарование: химик, кандидат наук, а в прошлом ещё и киноактёр. На прощание поцеловались где-то в укромном закутке.

А вечером я снова перешагнул порог знакомой квартиры на Войковской. Но теперь уже знал правила игры. И смело выплёскивал своё вожделение в её неглубокие глубины: ростом Ира была чуть выше Ниночки, то есть ниже меня едва ли не на голову. Меленькая, тесная, но тем приятнее входить до конца, до упора, и изливать своё семя прямо в матку, в самую шейку. Ирина ведь тоже кончала раз за разом, так же не обращая внимания на меня, как я на неё. Забавно, но приятно.

На этом мою повесть можно, наверное, и закончить  Хотя умение жить с глазами за спиной ещё не раз пригождалось мне в жизни. Когда требовалось скрыть своё общение с матерью моей незаконнорожденной дочери, например (та самая Яна из новеллы "Небо в алмазах"). Здесь любая случайная встреча с теми, кто знал меня по официальной, открытой жизни, была бы рискованна и опасна. Вот тут я и пользовался рутинными правилами конспирации, почерпнутыми у Мерзоева.

Но со временем забылось. Растаяло, как с белых яблонь дым. Трижды прав мудрый царь Соломон, выгравировав на своём кольце трижды справедливую надпись:

- И это пройдёт.

* * *

Но в заключение – обещанный анекдот из жизни.

Сижу у себя на кухне. В полном расслабоне – адын, савсэм адын. Тёплый летний день. Никого не трогаю, можно сказать что примус починяю (ах да, привет Бегемоту!) . И тут звонок. На том конце трубки – мужском голос, вкрачивый и слегка нервный.

Здравствуйте, Миша. А что, Нины в Москве нет? Но впрочем, неважно. Это такой вот Валерий Краско вас беспокоит, член союза писателей. Вы, наверное, слышали обо мне?

Ну ещё бы  не слышать! Он и Ниночку мою в своё время трахнул, и Ви, и ту же Ирину Ивановну ...

- Да, говорю, слышал. А что?

- Понимаете, Миша, вы меня, конечно извините, что я к вам обращаюсь, не будучи лично знаком, но дело в том... робкая заминка, а потом заговорческим тоном:

- Понимаете, мне очень хочется ибацца!

У меня на этих словах просто матка опустилась, несуществующая и фигуральная.

- Это как же, простите, со мной? Но я не по этому делу, ориентация совершенно традиционная, на 100% гетеро. Вам, наверное, Нинкин первый муж нужен? Он-то как  раз гей.

- Да нет, упаси боже, я тоже с нормальной ориентацией, вы же сами знаете. Но может быть, у вас есть на примете девушки, которым такое знакомство интересно? Деньги у меня есть, связи в литературых кругах, опять-таки. А если две подружки, то можно было бы замутить что-нибудь вчетвером?

Ну щас я всё брошу и пойду какому-то незнакомому хрену с бугра бабу искать! Да пусть даже и члену с Парнаса.

- Извините, уважаемый Валерий, но ничем вам помочь не могу. И рад бы в рай, как говорится....

Мои-то грехи всегда при мне. Теперь и вы о них знаете. А уж компетентные товарищи в штатском – и подавно.