Партминимум товарища Сольца

как принципиальный отказ от избыточной информации

Занудны зимние годы на Руси ! Бывалоча, выйдут пошехонцы на лед, надевая ножики вострые на ноги свои горемычные, кривые от чувства патриотизма, приспособят кастрюли луженые желудками запьянцовскими, усодют на трибуны семь тыщ людей, чтобы орали, пердя и кашляя, словцо поганое, сакральное, блевотное, надоевшее вусмерть,   " Путин, Путин ", а себе под ножики бросают кусок говна засохшего да и гоняют по воде замерзшей оный кусочек, стараясь запихнуть его загогулинами в разверстую всем назло сраку Потупчик, растопырившейся непотребно всей информацией, излишней и никчемушной, но по - русски, а значит : уже и не плохо, уже и не никак, уже и не просто не интересно, а, как бы сказать, на х... й не нужно, вот как. Потому абстракционизьм, мать вашу, как говорил советский премьер Хрущев, мудростью приближенных не успевший настоебендить субподчиненным подвигу трудящимся, потому - то и низкопоклонство перед длинным и красивым моей Годохмы Величайшей Бэйли Джей, да святится имя Твоё.

- Семь тыщ лет зима - то, - заметил Свирепень, ухватывая балдашку хвостом, поспешая за Улиссом, алчно тропившим наст пятой ногой, ловко приткнутой к гардине, найденной накануне в развалинах Кремля, - слышь, Улисс, чего говорю - то.

- По х... й, - отшептывался Улисс, озирая сквозь приборы зимнего видения окрестности пораженной послевоенным мором Масквы, - что ты там говоришь, Свирепень, мы с тобой тута не в салочки играем, а могилу Чилингарова ищем.

Прав Улисс. Еще месяц взад призвал их вождь Мохноногих Махоук Семисотый, Но Поступательно По Эволюции Мелкой Буржуазности, присвоивший себе сей замысловатый титул по обету перед обнаруженной в руинах Останкинской телебашни рекламистой буклетице, где анонсировался каким - то неведомым никому из ныне живущих Гуглом анонс прихода без нижнего белья к шершавому древней паскудины и пропадлины Шараповой, вконец забытой на родине, вот после текста о Полиграфе и шло о поступательности и эволюционности Суркова и прочей х... ты, опасающейся лишь одного : штоп, понимаешь, не подвинули государственных крыс - государственников от щирого свиного корытца, откуда так трудоемко и ответственно хлебать награбленные у двуногих доходы, что, бля, сучий же потрох, вспомнишь поневоле Бурбулиса, как он печаловался Разбашу о тяжести производства и руководства, выл волком про галеры рабства и бессонные века управления. Встал Махоук внутри колбы во весь мах и подозвал микрофон. Шепнул в него :

- Идите, ребята, в бывшую столицу, ищите могилу Чилингарова, а как отыщете, то спосылайте ко мне в бункер кульера, дабы вылез я и из кенотафа извлек мощи и тайную волшебством кудес мощь Темуджина, потому как схожи Чингис и бородастый полярник, отморозивший себе не токмо яйца, коих не положено в России никому и никогда по завету отче Каина, но и мозг, такожде не присутствующий, но уже по завещанию Познера.

Вот и пошли Свирепень да Улисс в поход, семь лет шли и достигли наконец развалин Кремля. Нашли гардину. Очень хорошо.

- Думаю, не найдем мы могилу Чилингарова, - произнес Улисс, закрывая семь глаз, но зря нутряным желобком постепенности, - предполагаю я, Свирепень, что как сгрызли твои предки все свинцовые балки, так и Чилингарова вздернули на фонаре аккурат перед вторжением Флота некромонгеров местные аборигены, прискучив давить блох и поддерживать несменяемого диктатора безвольной пассивностью.

- Давай тогда в салочки играть, - готовно предложил Свирепень, грызя гардину с торца, - будем догонять друг друга.

- Это можно, - соглашался Улисс, окончательно разочаровавшись в уровне игр разума русскоязычных ублюдков этого мира.

Не, честно. Два десятка лет трындеть одно и то же - это, товарищ Годохма, уже и не мазохизм с безумием, это натурально отсутствие нижнего белья у проклятой гадины на эфире шершавого. Или, сказать иначе, новейшая премьера какого кина с Куриленкой, голой. Примерно так. Но что самое смешное, что и эдак уже и не смешно, а умственно отказываешься от родимой речи, лишь бы не слышать, не видеть, не знать творимого на бровях ахуя и чепухи, зачем - то основанных основополагающе на моем наречие человеков, а их несколько миллиардов и каждый почти что - то да творит. Но. Не хватит тысячи жизней, ежели выделять хотя бы по десять секунд на ознакомление с плодами творческой деятельности всех этих миллиардов, тем паче, когда тебе кричат со всех сторон такие, примерно, словеса : не любишь нас - умри, меня читают красивые люди, кто не смотрит тиви - тот  фашист, а не желаешь быть закозлинным активистом несогласия - так засохни и чти Быкова. Витухновскую. Каспарова. Шапиру. Боярского. И прочую х... ту, вновь же и опять объединенную моим наречием. Странно это. Как грызть гардину, например.