Ловец заблудших душ. Часть тридцать пятая

Утро нового, 1953 года, выдалось солнечным и морозным. Лиза, не открывая глаз, ткнулась носом в плечо Неварыкину и оттого сказала голосом придавленным и помятым:

- Сон чудной приснился. Будто сижу перед трюмо, как девушка с картины Зинаиды Серебряковой, и заворачиваю в красный плат шкатулку. И точно знаю, что это "ларец Пандоры", из которого ещё не выпущены все страсти человеческие. Обкручиваю его тканью и слышу, как в нём стучит сердце. И чем толще "пеленание", тем громче звук. К чему бы такое?

Виктор лениво потянулся:

- Может, винцо красное сказалось, что ты по случаю новогодья выпила? Когда человек непьющий, для него лишняя грамуля, как ендова с медовухой, - валит с ног. Вот тебе страсти вселенские и пригрезились!

Лиза улеглась на спину, сдвинув до пояса одеяло. Закинула руки за голову и задумчиво ответила:

- Это слишком простое объяснение. Вот, смотри! Красный цвет - это праздник, сила, возбуждение, неудовлетворённость, изменения, призыв, вовлечение, взбудораженность, неуспокоенность. Получается, что во сне я облекала хаос, к которому людей влекло и которого они же опасались, в великолепие, превращающее вседозволенность в возможность вдохновенно следовать незримому. Древние Боги поступили хитро - свалили ответственность на бабу, у которой было любопытство, но не имелось способностей, чтобы управлять стихиями.

- Как ты забавно отозвалась о Пандоре! - засмеялся Виктор, поглаживая большим пальцем розовый сосок. - Баба!!! Словно дебелая крестьянка на рытье картошки, или кондукторша в трамвае, требовательно возглашающая: "Все обилетились?!!!" - и продавливающая воздух вокруг себя мощной грудью, на которой висит чёрная сумка и "рулетики" с серийными номерами. Может, правда, Пандора и есть такая кондукторша. Ездит по одному и тому же маршруту и считает, что управляет судьбами людей хотя бы от Заневского проспекта до Московского вокзала. Сколько драм и комедий разыгрывается в узких проходах, где граждане, как Атланты, держат на своих плечах чужие авоськи, тубусы и матерчатые сумки; где старушенции, подобно Пифиям, предвещают наводнения посреди зимы, падение цены на краковскую колбасу и очистку купола Смольного собора от помёта крылатых, начиная с падших ангелов и заканчивая воронами. Чем не уменьшенная копия Мира, обуреваемого желаниями?

- Вот, вот, - согласилась Лиза. - Трамвай, в котором можно проехать задёшево, но только там, где проложены рельсы и есть электричество. Трамвай, где полвагона обвинят тебя в том, что в отличие от "благонадёжных", едешь "зайцем", а ты просто-напросто обронил бумажку с несовпавшими цифирками на пол, задумавшись о своём великом, которое кажется остальным мизерным. Трамвай, где зимой можно примёрзнуть к сиденью, и поэтому люди норовят устроиться на "тёпленькое место", и негодуют на счастливцев, угревшихся и норовящих ехать до кольцевой. Трамвай, который выбран тобой, поскольку ни на чём другом, не доберёшься, - а тебе нужно.

- Существуют ещё автомобили, - ответил Виктор. - Конечно, в нашей стране их маловато. Роскошь, которая доступна не всем. А раз мы в числе тех, кто рулит не только в салоне авто, но и разруливает обстановку в стране, то грех не воспользоваться кожаными сиденьями, а не морозить зад на деревянном диванчике в общем трамвае. Сколько бы не провозглашали равноправие с высоких трибун, оно иллюзорно. Многим проще принять лозунг и привычно устремляться к понятному, как к портрету или иконе, на которые удобно молиться. Проще, дешевле, но самом деле запутаннее и дороже.

- И в кого ты такой умный? - ласкаясь, сказала Лиза. - Обожаю мужские мозги, "приготовленные" со специями. "Блюдо", многообразие оттенков которого готова вкушать даже в ущерб любви. Хотя... любовь и начинается с Игры мыслей, не похожих на бараньи.

- Родня говорит, что я пошёл в деда по отцовской линии. А тот, будто сошёл со страниц романов Шишкова, - сибиряк, мельник, кум чертям и чертовкам. До революции хлеботорговлю держал. Да не лавчонку, где пять кулей с мукой, мыши по углам и приказчик за кота, а целое хозяйство. С губернатором был близко знаком, за карточным столом того "обувал" не раз. В общем, дед был из категории везунчиков, про которых люди бают, что их при рождении повитуха в молоке искупала.

- А потом? - заинтересовалась Лиза.

- А в шестнадцатом году обернул он своё имущество в камушки драгоценные и усвистал на Аляску. Оттуда в штат Техас, где освоился, стал именоваться не Тимофеем Лукьяновичем Неварыкиным, а Тимоти Варкоу. Построил себе очередную хлебную "империю". Женился по новой, народил ещё ребят. В сорок четвёртом году получил от него письмецо. Тогда мы со Штатами ещё союзниками числились, а фирма "Варкоу и сыновья" поставляла продовольствие. Сообщил дедуля, что оставит мне нехилую сумму.. Дескать, в прошлом согрешил, когда бросил семейство в нищете, и теперь решил восполнить сие упущение. Смешно!

- Действительно, смешно, - согласилась Лиза. - От денег тех тебе прибытку не будет. А вот кумовство с "чертями", переданное по наследству, служит тебе верно. Ещё многократно обережёт и направит, ежели не станешь бороться с ним.

Она стащила с Виктора одеяло и распласталась на нём сверху.

- До чего ж ты манкий, внук мистера Варкоу! - промурлыкала она, заполняя его своим жаром. - Съем целиком, а потом воскрешу. Опять раскроюсь перед тобой пастью голодной, зубастой, алчной и снова воссоздам. Нет в мире лучше Игры, чем та, которую сочиняют вместе два Демиурга или два Демона, или два Зверя, или два Человека. Быть пожранным и быть при этом жрущим! Быть уничтоженным и быть в то время время разрушающим! Быть рождённым и сразу же наполняющим жизнью!!! Здорово, правда?!

Лиза приняла в себя пульсирующий фаллос, изогнулась, зажимая пятками бёдра Виктора, и стала одолевать пространство, словно Королева огромного ранчо, изменившая фамильное клеймо, чтобы заставить поверить в своё любящее сердце.

- Какой сюжет для О. Генри, - прошептала она, покрываясь горячим потом.

- Но мы не продадим ему ни запятой, ни сломанной подковы, - ответил Виктор, опрокидывая Лизу на простыни. - Родео продолжается!!!