Разница между Ариэль Рэбл и Пуси мать их райот или Мать дрочит сыну

Бесталанному говну Наде Толокно и Маше Алехиной

Уже на Васильевском он усилием воли взметнул свое истощенное тело в рыдван какого - то понурого Ионыча, с глубокомысленным видом неискоренимого провинциала восседавшего на дерматиновой седушке, слушая радио. По радио грозились. Раздавались неистовые выкрики  " Шалишь ! " и  " Не балуй ", кто - то плескался водой из стакана, но самое кошмарное было в другом : как заметил Самгин, из прижимаемого Ионычем наушника лезли волосы, впиявливаясь кучеру прямо в череп. Клим осклабился.   " Щекотют синопсы ", - вспомнил он творчество италийской Рафаэллы.

- Рубель, - небрежно бросил он, показывая рукой на Пятнадцатую линию. - Вмах домчишь - рыло чистить не буду.

Ионыч отложил наушник и взгайкал, пуская бензедриновую лошаденку сразу на третьей скорости, оглушая Самгина скрежетом коробки перьдач.

- Говенный у тебя карбюратор, - сказал от нечего делать Самгин, мало что понимая в стальной требухе лошаденки. Он знал, конечно, что новационный цикл нескончаемого путинизма привел к зарождению на просторах бензедриновых пони одинокой Машеньки Алехиной, скрестившихся кощунством половых путей и связей с лошаками НТВ, и породив для бесчисленных Ионычей таких вот лошаденок, запрягаемых цугом, пока чрезвычайно модный писатель Пелевин придумывает тошнотное продолжение  " Метелицы " Фадеева, но суть внутренностей скачущей по эспланаде Имени и Отчества, соединяющей деревянной основой Васильевский и Выборгскую сторону, лошаденки была страшно далека от вчерашнего гимназиста. Как Херцен.

- От  " Херца ", - не согласился Ионыч, выруливая лошаденкой на ольховый подзапуск к будке будочника, взимающего системой  " Платон Каратаев и сыновья Пескова " доброхотную мзду за проезд, подлежащую тарификации Указом - три фунта за колечко по деревянной эспланаде новаций, а колечко - то вмещало в себя, ежели не округлять, целых полтора километра, что и было отмечено в сопроводительной к Ордену Потупчик документации как космодром, дромадер и дас пферд, товарищи. - Из самой из Германии, масса. Через Польску привезли прокуды.

Самгин уважительно хмыкнул. Прокуды ! Еще в начале девяностых, Песков, вывозя уганнные тачки в Туретчину, ознакомился на Кубани с одним из прокуд. Тот рос среди опят, горделиво тесня алых жуков - коробейников с середины пня, вот Песков, случайно остановившись просто поссать в этом месте силы, и узрел прокуда. Понравился тот ему, на обратном пути приблизил ушлый усач прокуда, к двухтысячным размножившегося неимоверно. Куда вот ни плюнь - в прокуда и угодишь.

- Тута ! - крикнул Самгин, слетая с рыдвана. Пожал Ионычу руку и отправился по скрипучей лестнице в бельэтаж. Именно там жила слепая курсистка Гоцман, знаменитая среди несогласных Петербурга часто представляющейся возможностью приоткрыть свои бледные ноги, что в тех моральных устоях заменяло будущим террористам и наркомам целикового Вудмана с парочкой Дорселей.

- Салам, - поздоровался Клим, постучав указательным пальцем по голове курсистки.

- Ой ! - испугалась Гоцман, ошаривая пространство руками. - Кто здесь ?

- Не здесь, - задирая ей подол бормотал Самгин, жадно осматривая бледные ноги, скромно поросшие рыжеватым волосом, - а тута.

- Кто тута ? - поправилась Гоцман, громко перднув.

- Уже никого ! - заорал Самгин, выбегая, будто в лихорадке, на ночную Пятнадцатую. Он брел к Саакию, нервно трогая гудящие яйца сквозь мануфактуру карманов, думая о революции.