Ми4. Пуща в пуще

То, что я назвал бы катастрофой, действительно принесло мне неожиданные неприятности  буквально на следующий день… Когда мы готовились выйти на утреннюю смену, к столовой подкатил грузовичок из соседней деревни, в кузове которого сидели девушки с нашего же завода, уже отработавшие на соседнем, меньшем по размерам, поле. Свою картошку они собрали и их перебросили к нам, отстающим. До окончания нашей командировки, истечения шефских обязанностей, оставалось три-четыре дня.

К своему неудовольствию, в полной растерянности, я заметил, среди спрыгнувших с кузова грузовика ту самую Галину, с которой я некогда сходил на танцы в заводском клубе и с которой я успешно избегал встреч, когда у меня завязался роман с «малой», из медучилища. Теперь же бежать мне было некуда.

Я сделал вид, что не заметил ищущего меня взгляда в упор, и вместе со своими «подельниками» зашагал к картофельному полю. Там я ожесточенно стал рыться в земле, тщательно выбирая картофелины, и чуть ли не бегом относил ведро за ведром к машине.

За обедом я опять постарался затеряться в толпе и, поскорее покончив с ним, опять убежал на свою делянку. На ужин, после окончания рабочего дня, я наскоро переобувшись, побежал к своей полянке в лес.

Заведенный неожиданными событиями, я, увлекшись, намного превысил свои тренировочные нагрузки, сделав после трех серий специальных беговых упражнений по десять десятерных многоскоков в шаге, с ноги на ногу, на левой и на правой ноге и закончил все десятью ускорениями по 50 метров.

Быстро стемнело. Но при свете вылезшей, почти полной луны я обнаружил, что до похода в кино, в соседнюю деревню, как я договорился в обед со своей Ниной, остается не более получаса. А ведь надо успеть еще умыться и переодеться…

Бегал я сюда, к этой полянке, минут за 15-20, но сейчас, желая сократить время, побежал не по знакомой извилистой тропинке, а напрямик, по бездорожью. Трассой пробега ее можно было назвать условно, потому что широкой полосой вокруг шел плотный торфяник и низкие кусты, порой попадающиеся под ногами…

Взглянув в очередной раз на часы, я обнаружил, что бегу уже полчаса, а выхода на просеку, ведущую к деревне, все еще не видно. Я попытался скорректировать направление бега, памятуя, что вначале луна висела над головой с левой стороны. Теперь же, к моему некоторому недоумению, ночное светило сместилось направо.

Пробежав еще минут 15, огибая заросли, подняв голову, я увидел этот светящийся диск уже позади себя. Никаких тропинок под ногами, даже в довольно ярком его свете, я не обнаружил.

Повернув поперек движения на последнем отрезке, я попытался найти хоть какую обозначенную дорожку, но сколько я не петлял, возвращаясь назад и уходя в другую сторону от пересеченного маршрута, никакого просвета не находил. Были какие-то, будто бы намеченные тропки, но они, в конце концов, упирались в заросли, в бурелом, а ничего похожего на вмешательство в природу рук человеческих все не было.

Наконец я все же вышел на открытое пространство, но под ногами, на поросшей густой травой почве, предательски захлюпала вода. Пробежав по несколько десятков шагов, и ощутив, что вода была уже выше колен, я понял, что попал на торфяное болото и догадался повернуть обратно. Выйдя опять на не накрытую водой почву, я попытался влезть на высоченную сосну, чтобы оглядеться с высоты и определить, куда двигаться дальше. Но то, что я делал довольно легко, не набегавшись до изнеможения, сейчас не получалось влезть хотя бы на высоту своего роста – руки не слушались, не могли удержать меня на гладком внизу стволе.

Мне показалось, что я услышал голоса где-то сзади, в противоположной стороне от болота. Я побежал на них, сам поминутно издавая громкие крики. Снова влез в лесную чащу, снова петлял между деревьями, но никакого ощутимого выхода  из этих зарослей не находил…Несколько раз я выходил все же на звериные тропы, но они заканчивались спуском к водопою, да и следы раздвоенных копыт подсказывали мне, что надо поскорее убираться с них – встреча с дикими кабанами, насколько я понимал, не сулила бы мне ничего хорошего.

Вот тогда я стал понимать, как в этих лесах во время войны могли скрываться и успешно действовать большие партизанские соединения – немцы вряд ли могли ориентироваться в этой тайге лучше меня…

Но сейчас, в мирное время, не от кого надо было прятаться и шансов выйти к человеческому жилью или к местам людской хозяйственной деятельности у меня было больше. Хотя путь к спасению появился внезапно. Заметив, что верхушки деревьев впереди стали реже, я прибавил ходу и, наконец, очутился на большой песчаной поляне, точнее сказать, на песчаном карьере. Посреди этого огромного «пляжа» я увидел одиноко стоящий экскаватор, который, очевидно, разровнял и углубил эту поляну.

Я понимал, что с утра здесь опять появятся люди, подъедут машины, заработает экскаватор – осталось забраться в него и ночь продержаться. А вот это, как я понял, и мне подсказали промокшие штаны и обувь, было не так утешительно – октябре ночная температура приближалась к нулю…

Кабина у экскаватора была открытая, сидение и стенки – железные, продержаться и не подхватить жесточайшую простуду – шансов было ничтожно мало. Все же я, подгоняемый азартом неожиданного спасения от гибели посреди Беловежской Пущи, залез в экскаваторную кабину, и подергал руками рычаги, в безумной надежде завести машину и выехать на ней к людям -  усталый мозг соображал слабо…

Коченеющие ноги быстро привели меня в чувство – раз экскаватор находится здесь, значит он откуда-то приехал. А приехал он оттуда, куда уехали машины. Внизу, в свете луны видна автомобильная колея – дорога, которая приведет к ближайшей деревне…

Вскоре я выбрался по этой колее к проселочному тракту. Пробежав километра два, я поднялся на пригорок, откуда были видны деревенские огни…Еще пара километров, которые я преодолел на двигавшихся в автономном режиме ногах, и я уже был на околице села, где, как и в нашей «веске», за полночь гуляла молодежь…

Я подковылял к группке ребят, которые, видно, травили анекдоты…

- Ребята, а где веска (и я назвал ее – как, сейчас не помню)?

- Да, хлопец, это до нее километров пятнадцать… Уж не оттуда ты?

- Да, я с тракторного завода, на картошке. Заплутал, пошел вечером, часов в семь, по лесу и только выбрался.

- Долго ты блукал – сейчас уже полночь…Ладно, мы тоже с тракторного, на картошке. Пойдем к нам, переночуешь, где трое, там и четвертый – не назад же тебе бежать!

Хозяйка избы достала из печки суп с клецками, накормила. Поохала, выслушав про мои похождения и уложила меня на ту же печь…Заснул я не сразу – пришел хозяин, всматривался в меня, пенял жене, что она пускает всяких. «А ты документы его спрашивала? Может, уголовник какой – сбежал, в лесах хоронится – заросший весь! » - «Да ладно тебе – дитё ещё безусый. Да и ребята признали его – с механосборочного цеха. »

Утром меня, вместе с другими жильцами, опять накормила клецками и подсказала, в какую сторону бежать мне к своей вёске. «Подождал бы попутку – 15 верст, не шутка. А бежать тебе прямиком, через две деревни, не сворачивая. »

Я бежал, не останавливаясь, все 15 километров. Как и говорила хозяйка – сначала через одну, потом через другую деревню… А вот и указатель моей…Прибыл через полтора часа бега: как раз к завтраку. Но есть не стал, клецки из той деревни были сытными. «Коллеги» забросали меня вопросами: где это меня носило? Кто посочувствовал. А кто-то сказал: «Врешь, небось, переночевал у какой вдовушки, в соседней деревне. Накормила – на нашу пищу и не глядишь! »

Хозяйка мне поверила и для пущего впечатления показала мне вырезку из газеты, где было напечатано, что в этих Логойских лесах зафиксировано 100 волков, 200 медведей, 300 кабанов. «Вот попался бы ты кому – у них был бы ужин»…

Посмеялись и пошли на работу. Я не отлынивал, хотя наши старшие отсылали меня отоспаться. Но после работы я, не встречаясь ни с Ниной, ни, тем более, с Валентиной, сразу в семь часов завалился спать. Гудело все тело: накрутил я за 5 часов километров 40, если не сказать 50. Да и работать после таких пробегов было внапряг.

А вот на следующий день я почувствовал, чем придется расплачиваться за свои ночные прогулки. Нина, сидевшая рядом, не стала ко мне подходить, но все слышала. Связав то, что я не пошел с ней в кино, с разговорами о моей, якобы, ночевке у молодухи из соседней деревни, она разговаривать не стала и на следующее утро. И в кино вечером не пошла – как потом выяснилось, ночь не спала, все обо мне переживала – не выспалась.

Я-то пошел, думал ее в кино встречу, позже придет. Вместо нее домой пришлось идти с приехавшей Галиной. Увидев ее после сеанса, прикинулся пьяным, шел, спотыкаясь. Но не тут-то было. Галина тут же подхватила меня: «Как ты дойдешь без меня пару верст, пьяненький? » И потащила меня на своем плече. А там, то, как бы, уронит меня и на меня же упадет, на обочине. То растеребит меня так, что я сам уже не против проявить инициативу…Домой мы добрались уже, считай, родными…

Нине с утра доложили доброхоты, а, может быть, и конкуренты, дождавшиеся своего часа. Оскорбленная спортсменка не собиралась меня прощать или возвращать. Хоть с Галиной я расстался уже на следующий день и уже навсегда…К тому времени я стал таким брезгливым эстетом, что не прощал в даме малейших изъянов: в гигиене ли, во внешности… А Галине то ли надуло в глаз, то ли внесла инфекцию грязными руками, но разыгрался у нее такой конъюнктивит – страшно сказать, не то, что взглянуть. Глаза у нее превратились в щелки, веки раздуло – ни дать, ни взять, представительница монголоидной расы… Я с ними и раньше старался держать дистанцию. А здесь еще и заразиться боялся (конъюнктивитом)…

Женщины остро чувствуют, когда к ним имеют претензии по внешности. В ответ на мужскую брезгливость у них вспыхивает девичья гордость…Так что расстались с ней, обойдясь обоюдно без скандалов