3-1. Роман. Толтек. Водный Мир. Из сборника Слушать читать эротические секс рассказы романы измены бесплатно без регистрации Часть-3. Глава-1

3-1-ТОЛТЕК-В-М-3-ПОДВОДНЫИ;_ГОРОД-3-1-ЗАМОК_ЛАМБЕРТА_ГРИАНА

3-1-1

Прозрачный шар вертолёта, как выпуклое око стрекозы, блестя лёгкими крылышками, стрекотал над белыми пиками заснеженных Альп. Круглая, лёгкая тень его резво прыгала по складкам гор. Свежий, серебряный воздух холодил горло, и медленным, неизбежным потоком ниспадал в лёгкие. Василию хотелось петь, размахивать руками, и визжать пронзительные ноты. Но он сдерживался, дабы не нарушать благодать момента. В наушниках переливался вакуум эфира.

Вот в обрамлении гор показалась, покрытая зелёным ковром, уютная, квадратная, долина, похожая на широкую ладонь поросшего мхом великана. От северного края ладони разбегаются хребты-пальцы. У основания большого пальца – поднимается на ладони бугор Венеры, гравированный тонкими трещинами, затертыми патиной серебристо-зелёного можжевельника. В центре ладони, с ювелирным изыском вправленный в ландшафт, подёрнутый рябью тонкого бриза, возлежит глубокий и прозрачный, драгоценный аквамарин.

Казалось, озеро, как магическое зеркало, отражает древние тайны лазуритового неба, испещрённого прозрачными облачными письменами. Возвышаясь над бугром Венеры, как шоколадный торт воглаве изысканного стола, осыпанный корицей высоких кирпичных труб, политый изумрудной глазурью крыш, украшенный квадратными зубчатыми башнями высится замок с тёмными, каменными, отвесными стенами. Из-под дворца к озеру террасами подступает парк. Лабиринты зелёных партеров, как письмена рунической молитвы, писанные рукой искушённого магистра, украшены вязью фигурных росчерков, перегородчатыми эмалевыми миниатюрами альпийских огородов, голубыми картушами фонтанов, резными воротами гротов и россыпями скульптурных композиций.

Ступенчатые спуски, словно сыгранные гаммы клавиров, вплетены в зигзаги и спирали дорожек, сплетённых в узоры, похожие на древние магические узлы. Деревья и кусты, превращенные прихотью садовников в выпуклости диковинных форм, завораживают и искушают недосказанностью. Словно замершие, на своих местах фигуры неоконченной партии в шахматы, они ожидают хода неведомого гроссмейстера.

От главных ворот к парадному входу – лежит широкая регулярная аллея, обставленная с двух сторон зелёными кубами стриженных лип. Прямая, как взлётная полоса, посередине своего пути она рассекает надвое прямоугольную площадь. Каждая половина – в плане квадрат, отмеченный статуями на углах. В центре каждого квадрата – картушевидная клумба, разрисованная выстриженным травяным узором. Выпуклые подушечки клумб поддерживают туфовые борта фонтанов, вырезанных искусными резчиками в форме геральдических крестов. От квадратов площади бегут аллеи, – по две от каждого угла.   Как впившиеся в мишень стрелы, дрожат они в мареве тёплых струй. Аллеи далеко рассекают зелёные насаждения этой части парка, и каждая – манит в свою сторону.

Та – к множеству хозяйственных построек, та – к гроту с водопадом, а эта – к павильону с купидоном. Упрятанные в зелень, среди скал, или в искусных рощах, строения – всякое по-разному притягивает взгляд и заставляет колебаться в выборе пути. То тут, то там Василий примечает уединённые беседки, порталы искусные, резные перголы и сокрытые в изломах выстриженных партеров скамьи или скульптуры.

Вот уже внизу снаружи парка, отделённого от внешней дороги высокой каменной оградой, Василий видит вертолётную площадку. С возвышенного горного плато, где должен приземлится вертолёт, спускается извилистый узкий съезд, ведущий прямиком к просторной квадратной площади перед главными воротами.

Брызнув бликами на тонкой хромированной паутине конструкций, вертолёт накренился, сделал просторный разворот, прицелился, и сосредоточенно задрожал, снижаясь над кругом с характерной буквой Н. Вот долгожданный толчёк земли. Вспугнув листву на края площадки, прозрачные круги винтов задумчиво замелькали, замедляясь, но словно бы веря в остановку и в тайне опять ожидая команды к взлёту.

Василия встречает Дворецкий. Он одет в тёмно-вишнёвую, расшитую золотом ливрею. Квадратное обветренное, изборождённое морщинами лицо его, словно рубленный из камня древний лик истукана, не выражало ничего. Дворецкий поклонился и открыл перед Василием дверцу маленького открытого электромобиля.

Протяжённый участок ограды с главными въездными воротами в центре, и две каменные колоннады-пропилей, образуют квадратную въездную площадь, по стороне транзитной горной дороги. Пропилеи, украшенные двумя рядами колонн, помпезно оформляют фасады зданий охраны. Высокие столбы центральных ворот по двое фланкируют высокие створки чугунного литья со строгим геометрическим орнаментом.

Крупный квадратистый рисунок, прихотливо акцентирован растительным вплетением с позолотой. Словно витые солнечные змейки, блеснув чешуёй, шмыгнули сквозь лабиринты прутьев. В центре геометрической вязи явно читаются две литеры: «L» и «G». Увитые ветвями золотых водорослей и коронованные они словно по мановению невидимой волшебной палочки бесшумно раскатились по сторонам, распахнув перед въезжающими далёкую перспективу аллеи того самого регулярного сада. В мареве утренней дымки, Василию открылся земной силуэт каменного замка.

Электромобиль торжественно пересёк площадь меж двух фонтанов и устремился прямо к зданию. Василий обернулся. Позади, остались пропилеи, обращённые к дороге торцевыми стенами, и потому, богато украшенные со стороны дворца пилястрами, карнизами и крупными – в рост человека – скульптурными рельефами. Продолжая композицию торцов пропилей, по обе стороны от них протянулась каменная ограда.

Равные секции чугунного литья с орнаментальными вставками, повторяющими мотив узора на воротах, разделены друг от друга каменными порталами. Каждый портал обрамляет прямоугольную нишу. Фланкированный сдвоенными столбами и завершённый вверху широкой перемычкой узорного фриза и далеко выступающим карнизом. Столбы объединены по два выступающими каменными рустами с колотой обработкой. В нише вертикально извивается полногрудая каменная наяда. Над карнизом порталов выложен массивный аттик, по верх которого громоздится величественный каменный резной гербовый щит, удерживаемый двумя выпрыгивающими дельфинами. С каждого щита на проезжающего пустыми глазами взирает лик Медузы Горгоны, наложенный поверх ракушки Гребешка. Кажется, что скалы вокруг, – это их глаз дело! Обрамлённые змеиным клубком головы страшных анти–богинь, превратили воды некогда живого древнего океана в скалистые, вздымающиеся как валы к небесам, накаты застывших гор.

Электромобиль, управляемый безмолвным дворецким, въехал по изогнутому полумесяцем двойному пандусу под тяжёлую квадратно-каменную столбонаду и остановился перед входом в замок. Сопровождаемый дворецким, Василий решительно вошёл в легко и бесшумно автоматически распахнувшиеся перед ними тяжёлые створки дверей. Василий погрузился в атмосферу холла.

Промчавшись по главной аллее, Василий, успел подметить обжитость и респектабельность окружающего ландшафта. Парк был чисто убран и ухожен. Всё здесь говорило о давних традициях, роскоши и хорошем вкусе. На возвышенной части скрытой в скалах от внешнего мира долины, посреди причудливо разбросанной рукотворного узора ландшафта, композиционно и визуально точно сидела сложной формы вилла. Своими тяжёлыми зубчатыми стенами и башнями она напоминала замок.

План и архитектура здания, однако, не несли признаков фортификационного сооружения. Своей лабиринто-образной композицией вилла скорее, напоминала старое, кряжистое, ветвистое дерево или коралловый риф. Да, именно риф! Разновеликие зубчатые башни, расширяющиеся вверху, сложенные из грубо околотого тёмно-коричневого гранита, напоминали пальцы стилизованных окаменевших рук, которые, казалось, цепко ухватывали экстатически выгнутые небеса за аппетитные выпуклости облаков.

Римская кладка стен, составленная из продолговатых разновеликих камней, с выпуклой поверхностью, обрамлённых широкой плоской фаской с мелкой поперечной насечкой, придавала стенам замка одновременно геометрическую строгость и природную живость. Крупные блоки кладки зрительно утяжеляли здание, а их грубо обработанная поверхность, игрой теней придавала образу виллы сказочную таинственность. Василию почудилось, проходя, что каждый камень смотрит на него своим тяжёлым огрубевшим от времени лицом, словно древние божества – горные гномы, – высекая квадры из скал, отобразили в лицевых околах кладки свои портреты.

Сквозь окна, иногда необычайно высокие, настолько что их приходилось разделять каменными горизонтально-арочными перемычками с массивными деревянными переплётами, обитые, даже изнутри, зелёной патинированной медью, и закреплённые меж собой узорными фурнитурами, открывались, тщательно выверенные волей неизвестного архитектора, широкие виды на парк, горы причуды сада.

Вон там видны устроенные в окружающих скалах гроты. В них прячутся, скрытые за потоками водопадов, тайные ходы, ведущие в уединённые комнаты для раздумий и шахматные беседки.

Объёмы и формы архитектуры замка объединяет массивный далеко выступающий карниз, уложенный по частому ряду простых каменных кронштейнов, напоминающих выступы на старинном червячном колесе.

Утяжелённые расширяющимися к низу массивными угловыми контрфорсами, башни замка то подпрыгивали высоко вверх, то приседали, схватывая, сжимая и поглаживая небо в своих грубых пятернях. Переплетаясь и расходясь, крылья замка и башенные выступы на них, то тут, то там соединенные тяжёлыми лучково-арочными переходами, образовывали замкнутые и полузамкнутые дворы, с внутренними садами-картинами.

Эти ярко-зелёные оазисы, украшенные лабиринтами стриженных кустов и доминантами деревьев с кубистическими кронами, выставленные на газоны с откосами, как на постаменты, и окружённые массивами тёмно-коричнево-красных стен, напоминали средневековые майоликовые расписные сервизы, из шаровидных чайников, кубических сахарниц, чашек и конусовидных сливочников.

Мастерски акцентированные цветочными композициями и полные деловито вспархивающих птиц и зудящих шмелей эти гигантские натюрморты выглядывая из-под арочных переходов, отражаясь среди каменных переплётов в стёклах высоких оконных зерцал, наполняли душу ожиданием театрального действа.

Молчаливость зелёных сцен звало к себе мордастых разодетых кукол, что вот-вот, казалось, выпрыгнут на газон и огласят эхом средневековых рожков, бубенцов и бубнов вибры стен и высоких далёких седых снежных пиков.

Коралловый цветок – так мысленно назвал Василий виллу, – увлекал его своей осмысленной ладностью. Он с профессиональным удовольствием изучал детали и формы, вдыхая в душу свою энергию, вложенную в созданный неизвестным мастером и приведённый к совершенству временем, звук образов этой старинной постройки.

Необычный архитектурный стиль завораживал Василия своей грациозной магией. Здесь угадывалось нечто китайское, однако, и нечто – от ранних построек Фрэнка Ллойда Райта. Каменные, обработанные вручную, массивные пилоны, приземистые брутальные чаши на перекрещенных ногах – рёбрах, гранитные абстрактно-орнаментальные панно, асимметрия фасадов, – выглядели старинными и современными одновременно.

Удачное сочетание позеленевшей меди на кровлях, на отливах деревянных окон, в деталях дверей и на каменных карнизах, с тёмно-коричнево-красными шероховатыми гранитными стенами рождало в душе Василия гармонию и согласие с автором. Вышагивая за дворецким, который уводил его из широкого входного холла всё глубже и глубже во внутренности здания, Василий оглядывал богатое убранство залов и галерей, всё ещё мысленно пребывал снаружи – среди сказочной магии гранитных стен арок и башен. С величавой невозмутимостью открывая перед ним одну за одной массивные, обитые медью и покрытые геометрическим орнаментом двери, своей молчаливой суровостью он невзначай дополнял великолепие интерьера.

Нанизанные на невидимую основную нить движения и оживлённые множеством узких потайных переходов из зала в зал, от башни к башне, величавые пространства виллы то расширялись, поглощая своим самодостаточным совершенством, то суживались, раскрываясь к прекрасным видам парка. На каждом повороте, с каждой распахнутой дверью, Василию раскрывались всё новые неожиданные сюрпризы.

Залы и холлы, отделанные деревом, и натуральным камнем, украшенные скульптурой, просторными полотнами в массивных рамах, настенной живописью и старинными гобеленами ручной работы, сменялись одно за другим. Как массивные с чеканными узорами рельефов золотые бляхи-медали, отделённые друг ото друга драгоценными огранённо-выпуклыми цветными сапфирами и рубинами в толстых оправах, чередуясь одно за другим, залы замка блистали знатностью и богатством словно звенья в ожерелье венецианского дожа.

Объёмы их гудели каждый свою часть органной кантаты, вливая свои мелодии в уши и костные пазухи тела. Завороженный их колдовством, Василий потерял нить пути и, было, углубился в собственные размышления…

Но тут дворецкий наконец остановился.

3-1-2

В просторной кабине лифта, отделанной изнутри тяжёлыми панелями тёмного резного дерева, они поднялись на самый верх. Перед ними возник небольшой, но высокий овальный зал с единственным высоким дверным порталом.

Дворецкий дважды постучал. Массивная резная дверь вздрогнула и бесшумно отворилась. Отчеканив несколько шагов поставленным и широким шагом, мажордом произнёс громко, торжественно, и с некоторым акцентом: «Василий  Порфирьевич… Силин! »

В ответ на приветствие гостя, вошедшего вслед за объявлением, хозяин едва заметно кивнул, и указал Василию на кресло. Движения его были сильны, коротки и властны.

Василий медлил. Ему не хотелось терять выгодную точку обзора. Он оказался в просторном зале с гармонично-уравновешенными пропорциями. Три стены: та, что осталась за спиной, и две – по бокам, обозначали в глубину и в ширину квадратную часть пространства. Четвёртая стена, изгибаясь полукругом, наподобие апсиды христианского храма, охватывала стоящий по середине широкий стол, Коробовый свод, перекрывавший квадратную часть зала, над апсидой превращался в полукупол. И свод, и купол отделены были от стен полосой невысоких окон по-над широким тёмного дерева резным, далеко выступающим тонким карнизом.

Входная стена за спиной Василия замыкая свод с обратной стороны от полукупола, венчалась арочным полукругом, и повторяла своей формой план кабинета. В центре этой стены вокруг входной двери был устроен, высокий, арочный портал. Под аркой портала, прямо над высокой дверью, красовалась «роза» круглого окна в обрамлении резного картуша, украшенного растительным орнаментом. Центры круглого окна, циркульной арки портала и свода зала совпадали. Сверху арку портала завершал массивный постамент и водружённая на него скульптурная группа, составленная из тритона, русалки и разного вида рыб. Рыбо-змее-люди возлежали на постаменте, причудливо сплетаясь в страстном поцелуе. Сдвоенные хвостовые плавники их, виясь кольцами, разбегались по двум сторонам  вниз до основания арки, стоящей на разорванном розой окна карнизе.

Разновеликие створки резной двери в закрытом состоянии составляли трёхчастную симметричную композицию. Центральная её часть, образовывала столбец из четырёх восьмигранных филёнок, обрамлённых массивными развёрнутыми назад рамами так, что картинные поверхности оказывались далеко выдающимися от плоскости двери. Так же, как и центральные четыре филёнки, поверхности боковых – на узких частях полотен, тоже обрамлённые широкими профилями, были, в противовес выпуклой середине, глубоко утоплены в плоскость. Их поверхность покрывали скульптурные горельефы с изображением совокупляющихся русалок и тритонов. Сплетённые в разных позах, они резвились, не зная стыда. Полуобернувшись назад, Василий заметил, краем глаза, как тяжёлая дверь бесшумно закрылась за исчезнувшим дворецким. Они остались наедине с хозяином замка.

Стены кабинета, устремлялись вверх вслед за равным шагом тонких сдвоенных колонн. Поставленные на задний план меж колоннами деревянные панели на всю высоту покрыты были цветными орнаментами и фигурными росписями, изображавшими тритонов и русалок. Резанные из чёрного полированного палисандра, затёртые в глубину меж волокон древесины зеленой патиной, бесконечно высокие, как стебли гигантской травы пары колонн, начинались от низко расположенного карниза, завершавшего резной фриз в широком окладе по-над стационарным рядом кожаных пристенных кресел. Достигая капители, колонны подпирали изящные сдвоенные кронштейны, держащие широкий, но изящный карниз, украшенный ритмом кессонов с резными вставками в виде восьмигранных окантовых роз.

Ленточное окно над карнизом, но под сводом разделял ритм стоек совпадавший с шагом кронштейнов. Ослепительный свет, идущий сквозь остекление дробился цветными витражными вставками на узкие разноцветные лучи. Солнечные пучки клубились в мерцающем воздухе зала и свод полотка дрожал отлетая от стен в небеса. Ритм колонн, подхваченный над окном узкими сдвоенными нервюрами, продолжался в дугах купола и свода.

Пересечённые меж собой, изогнутые нервюры и горизонтальные тяги составляли ритмически равномерную геометрию прямоугольных и трапециевидных кессонов, которые устремлялись к широкому расписному плафону в центре свода. Композиция полотна изображала подводный мир, пронизанный солнечными лучами.   В глубине прозрачной зеленоватой толщи среди рыб резвились русалки с раздвоенными змеевидными хвостами. Они нарочито, фривольно и бесстыдно выказывали зрителю все свои прелести.

Василию, вдруг, показалось, что одна из них подмигнула ему. Он моргнул озадаченно и перевёл свой взгляд ниже.

В глубине полукруга апсиды, меж выступающими рёбрами тех же сдвоенных бесконечно высоких колонн до самого карниза вместо панелей устремлялись вверх книжные стеллажи. За их стеклянными дверцами виднелось великое множество старинных фолиантов с богато украшенными корешками переплётов. Периметры прозрачных филигранных стёкол в шкафных дверцах обрамляли тонкие пескоструйные орнаменты. Так же, как и уровни расписных настенных панелей, ярусы шкафных дверец разделялись горизонтальными резными поясами.

Василий невольно возвратился к детальному созерцанию этих росписей. Русалки и тритоны, увитые лианами и акантовыми листами, сплетались в причудливых эротических позах. Выполненные в зелёной гамме с отделкой из тонких золотых нитей, сюжеты удачно контрастировали с тёмно-зеленоватым патинированным деревом колонн и балок.

Высоко расположенный витраж ленточного окна, отсекал свод яркими струями небесного света, отсветы которого, мягко отражаясь от изогнутых плоскостей, возвращался в зал, окрашенный зеленоватыми рефлексами живописных полотен. Василий в восхищении обозревал пространство, осознавая, как виртуозно архитектор передал зрителю мягкий окрашенный толщей вод свет океанского мира и его таинственных обитателей в окружении бесконечно высоких колонн-стеблей глубоководных растений.

Рисунок пола кабинета повторял геометрию потолка. Квадраты и трапеции, образованные пересечением тёмных мозаичных полос, заполнялись красочными изображениями многоцветных морских звёзд, раковин и древних амфор, потерянных в россыпях золотых монет.

В центре зала стоял тяжёлый стол, столешница его повторяла аркообразный план кабинета, однако, была развёрнута наоборот – полукругом к двери, а прямой частью обращена в сторону апсиды.   Вокруг стола стояли шесть массивных стульев с высокими глухими спинками. От прямоугольного выступа на вершине полукруга столешницы, опускалась резная панель, обрамлённая массивной рамой. Она служила опорой стола на этой стороне, и была устроена для того, чтобы в этом месте нельзя было приставить стул.   Никто не мог помешать хозяину кабинета, сидевшему на противоположном торце стола, видеть входящего под портал двери. Остальные опоры стола, имели вид массивных резных скульптур морских коньков и дельфинов. Они делили снизу периметр стола на равные сектора, оставляя места для стульев.

Чудесное мозаичное панно, на столешнице, площадью около пяти квадратных метров, окружённое по краю широким профилированным деревянным обрамлением, и инкрустированное мозаикой, изображающей двух русалок, резвившихся в коралловой впадине. Надувая щёки, они трубили в длинные витые раковины. Из раковин сыпались, покрывая дно, золотые монеты. Над монетами сновали диковинные лупоглазые рыбы, лежали морские звёзды, струились вверх зелёные водоросли.

Первая русалка – зеленовласая – полулежала на спине, выгнув вверх тело, и выставив свои круглые, крепкие, груди с тёмно-розовыми сосцами. Свернув в кольца, свои чешуйчатые от колен, змееподобные хвостовые плавники, и широко раскинув белые бёдра, она без стеснения раскрывала зрителю свою тайную середину. Взволнованная, благородная вульва её, раскрывшись, как перламутровый морской цветок показывала взволнованные коралловые лепестки.

Но половинка нежного цветка, однако, скрывалась за вульвоподобной морской раковиной с острым гребнем из крупных пальцеобразных отростков и волнующим, розово-перламутровым разрезом. Обращённая к зрителю спиной, её прелестная рыжеволосая подруга, выпятив губы трубила, обхватив обеими руками, длинный витой рог той самой перламутрово-розовой выльвообразно-пальцатой раковины.

Откинув назад голову на гибкой длинной шее, русалка неотрывно смотрела прямо в глаза Василию. Оранжевые змеи волос, как солнечные лучи, прихотливо разбросанные во все стороны, спадали на плечи прекрасной наяды. Они извивались вдоль изогнутых долей её белой спины и щекотали концами кистей её крепкие выпуклые, розовые ягодицы.   Мускулистые бёдра ног её, превращаясь от колен в пару хвостовых плавников, скручивались в кольца за головой её подруги.

За этим столом, в широкой апсиде своего кабинета, в резном кресле с очень высокой спинкой, неподвижно и прямо сидел седой человек. Спинка кресла, прямо над головой сидящего завершалась полукругом, в виде веерообразной створки огромной раковины-гребешка. Из центра веера, в сплетении двух рыбьих хвостов, обрамлённая змееголовыми косами, прямо на входящего смотрела Медуза-Горгона точь-в-точь такая, каких видел Василий на гербовых щитах над каменными карнизами порталов, разделяющих секции ограды парка. Выпуклые, обнажённые груди богини, казалось, охватывали с боков голову старика.

В голове Василия мелькнула мысль, что образ Медузы Горгоны некоторым образом сочетается с работой архитектора, который живую мысль превращает в твердь камня.

– Но – Нет! – Встряхнулся он мысленно. – Созидание не может быть равно омертвлению!…

Всё это время Хозяин Замка, не проронив ни слова, внимательно разглядывал стоящего перед ним Василия. На совершенно белом, сплошь покрытом сетью глубоких и тонких морщин, удлинённом лице его, с тяжёлым квадратным подбородком, высоким лбом, длинным носом с горбинкой и широкими седыми бровями, выделялись лучистые голубые глаза, цепкий прямой взгляд которых не выражал никаких эмоций.

Сидя в своём массивном кресле, Хозяин Замка ни разу не шелохнулся. Он не торопил гостя, давая ему время оглядеться, невозмутимо дожидаясь пока он сядет. Василий оторвался от созерцания кабинета, занял одно из кресел за столом, и старик тут же заговорил.

– Моё имя – Ламберт Гриан. Можешь, также, назвать меня – Мастер Гриан. – Он произносил слова на английском очень медленно. Голос его звучал низко, чуть хрипло. Василий угадал в нём доброжелательные ноты, и проникся тем же чувством. Однако, в тёплой манере хозяина замка не угадывалось повода к либерализму. Голос звучал властно и однозначно.

Василий безмолвно кивнул, удержав голову так, что разом получился и кивок, и поклон.

Выдержав паузу, Гриан продолжил.

– Я пригласил тебя, чтобы обсудить мой новый проект, и рад, что ты нашёл время прибыть сюда безотлагательно. – Властная манера держаться в исполнении Ламберта Грина, не вызывала отторжения, не унижала, а скорее усиливала радушие, совершенно, однако, не укорачивая дистанцию. Василий отметил про себя искусство Ламберта Грина располагать к себе, оставляя всё на своих местах.

Закончив фразу, Ламберт Гриан полу-повернулся, чтобы обратить внимание гостя на молодую женщину, почти полулежащую в одной из четырёх глубоких секций пристенных кожаных кресел, кубообразных снаружи и пухлых внутри. Ряд кресел продолжал полукруглый диван, который изгибаясь, срезал прямой угол образованный входной и левой боковой стеной кабинета и завершался у постамента под левой же парой колонн, если стоять спиной ко входу, несущих портал входной двери.

Встретившись на мгновение взглядами с неожиданной гостьей, Василий рассеянным взором заблудился в той части зала, которая открылась ему с нового места.

По другую сторону от портала располагался угловой камин. Весь в деревянном резном обрамлении, он изображал жуткую лупоглазую иглозубую рыбу.

Топка камина, устроенная в глубине широко раскрытой пасти, заслуживала особого внимания.

Затворенный распашным медными решётчатыми дверцами, с орнаментальной решёткой, густо патинированной зеленью и оплетённой растительным позолоченным орнаментом, каминный зев, обрамлённый острыми зубами, словно привораживал и затягивал жертву в глотку хищнику.

Василий живо представил, как за распахнутыми створками полыхает пламя….

На мгновение, его блуждающий взгляд последовал за видениями ещё дальше в неясную глубину. Его взору предстал диковинный город в зелёной дымке подводных глубин, пронизанных красным светом гаснущего, утопающего за горизонтом вечернего солнца…. Но он тут же, усилием воли, вынырнул на поверхность.

Оглушённый голосом Ламберта, и оборачиваясь к говорящему, он всё ещё видел силуэт камина-рыбы с огромными пиксельно-многогранными, блестящими выпуклыми рубиновыми глазами и с тянущимся из головы чудища медным канделябром на широком основании, вершина которого, истончаясь, сгибалась под весом тройного огранённого шарообразного плафона, тёмно-зелёного, охваченного со всех сторон позолоченным растительным орнаментом.

Женщина сидела слева от входа на самом виду. Как он мог не заметить её сразу?! Или она вошла позже?

– Позволь представить тебе Аскелию. – Голос Мастера Гриана словно из глубины достиг слуха Василия, который всё ещё не мог отвлечься от созерцания своих столь внезапных архитектурно-глубоководных видений. Василий, медленно возвратился к яви и отсутствующим взглядом посмотрел на гостью.

Осознав реальность её присутствия, он, вскинув голову кверху надолго зажмурился от яркого света, исходящего от полосы окон под куполом, словно желая скинуть с себя сети наваждения. А, открыв, наконец, глаза он снова, различил игру теней на изломах предметов, на стенах и полу, на своих руках.

Василий, не в силах в полноте обрести твердь реальности, всё же поклонился гостье, – неизвестно откуда возникшей, – и извинительно приложил обе руки к груди.

Атмосфера кабинета располагала его к какому-то вычурному состоянию и Василий, потакая этой странной, сиюминутно возникшей, склонности, обратился к гостье в театрально-торжественном тоне. Такая невзначай созданная, манера его общения с присутствующими, и дальше не отпускала его, и он следовал своему состоянию в течение всего вечера, сочтя подобный тон, почему-то, наиболее уместным и архи-приличным происходящему моменту.

Возможно, его желание прибегнуть к театральности общения было продиктовано сиюминутным восприятием действительности, которая в этот момент несла в себе нечто зыбкое, неустойчивое и сказочное. Василий не помнил, чтобы раньше ему приходилось когда-либо испытывать что-то подобное, хотя....

Однако, анализируя потом истоки той странной истории, в которой он оказался в последствие, Василий понял, что виной происходящих с ним видений послужили особенности нового мира, соприкосновение с которым теперь для него только начиналось.

– Здравствуйте, о, Аскелия. Прошу простить меня великодушно, – я совершил бестактность, не заметив Вас. – Он нарочно акцентировал своё обращение к гостье тем, что привстал и поклонился.

Стараясь скрыть своё смущение и одновременно наслаждаясь новизной игры и общего своего сильнейшего энергетического подъёма или даже – аффекта, Василий произносил слова на английском чётко и с остановкой.

Собственно, он не был вполне уверен, что говорит теперь именно на английском. Мысли лились плавно и сами собой облачались в слова. Василий не отдавал себе отчёта на каком языке он их выражает. Но в интуитивной сердцевине своей он, как будто недоумевал происходящему, так как пребывал в совершенной уверенности, в том, что ещё минуту назад в креслах не было никого!

Однако, одновременно, он чувствовал, что его этот факт совсем не волнует, и как он ни старался себя раззадорить и убедить в обратном, нечто внутри него продолжало невозмутимо воспринимать всё происходящее вокруг, как само собой разумеющееся.

Или нет? Тут его разум окончательно запутался и на некоторое время даже совсем утих.

Необычайная внешность Аскелии, однако, увлекла его. Её маленькая горизонально-удлиненная – от лица назад к черепу – голова, с острым, выдающимся вперёд профилем, красиво располагалась на необычайно высокой шее. Причёска в виде ярко-зелёных – цвета  медной патины – высоких как иглы пирамидок, устроенных искуссным парикмахером в строгом геометрическом порядке, покрывала её, открытый между иглами, идеальной каплевидной формы, расширенный ко лбу, череп.

Призрачные, совершенно беспристрастные глаза гостьи светились тайным светом, как два драгоценных изумруда. Правая радужка зрачка, однако, была явно светлее и прозрачнее левой. Свет в глубинах её правого глаза, казалось, пульсировал и был чуть более тёплого оттенка, чем свет левого, а временами, становился и вовсе янтарно-медовым.   Весь портрет странной женщины напоминал Василию африканскую маску с той лишь разницей, что на лице у Аскелии не было приличного такому образу, ритуального рисунка.

Заворожённый, он молчал, не в силах разорвать нить, связавшую их взгляды. Но эту нить разрезал резкий, хрипловатый бас Ламберта Грина.

– Будь осторожен, луаны – очень гипнотичны, а особенно хороши в этом их майлы.

– Кто? – переспросил Василий рассеянно, с усилием отрываясь от глаз женщины и поворачиваясь к Мастеру Гриану?

В тот момент он совершенно упустил из виду тот факт, что женщина не ответила на его извинение ни словом, ни знаком. Однако взгляд её был настолько выразительным и беспристрастным одновременно что, казалось, она говорит с ним. И этот факт воспринимался им совершенно естественно, так, как будто отвечать ей совсем не требовалось.

– Майлы – женщины из мира водных людей. – Пояснил Ламберт Гриан –

Кивком головы он снова предложил ему сесть за стол.

Василий, осознав себя стоящим рядом со своим креслом, покорно сел.

– Водные люди? – Размышлял он, вновь с удовольствием устраиваясь на тяжёлом стуле с высокой спинкой и облокачиваясь на стол с русалками.

Мысленно он сетовал, что ему приходится сидеть спиной к камину. Казалось, он всем телом ощущает на себе холодный, хищный, бесстрастный взгляд и тонкое дыхание зубастой рыбьей пасти.

– Кого он всё-таки имеет ввиду? – Перебирал он всё, что приходило в голову. – Людей, живущих около моря? Но откуда эти странные названия. Нет, тут – другое … Однако…, – невозможно! – Было догадался, но не пожелал принять своё озарение Василий. Сам себя сдерживая, он быстро проваливался куда-то в черноту, начиная правильно понимать происходящее.

Однако, чтобы не придавать началу деловой беседы фантасмагорический и потому – легкомысленный и характер, Василий решил оставить высказывание Мастера Гриана без уточнения: «Если зашла речь о чём-то необычном, сами и объяснят! » – И Василий вошёл в странное, приятное, глубоко отрешённое состояние.

Странное? Как будто он никогда не находился в отрешённости. Тысячу раз, проводя в уединении, он погружался в разные типы медитации и тем не менее никогда его опыты не были столь нереально вязкими и затягивающими.

– Да, – Размышлял он с некоторым сожалением, – Как далёк ещё его разум от готовности контролировать необычные состояния. А совсем ещё недавно он был так непростительно самоуверен в своей искушённости. – Василий быстро взглянул на гостью…

Не отрывая от него своих пронзительных, завораживающе разных глаз, Аскелия молча улыбнулась, будто прочитав его мысли. Острые уголки её чувственных тёмно-оранжевых губ, вытянувшись, вздрогнули и многократно изогнулись. Василий привычным действием художника расширил угол своего зрения и увидел таинственную гостью в пространстве интерьера кабинета.

Залитая лучами рассеянного зеленоватого свечения, отражённого от живописных сводов, фигура её казалась погружённой в толщу вод. Тело Аскелии покрывал тонкий обтягивающий комбинезон, цвета матовой меди.

Сделанный из неизвестного Василию материала, похожего на пластик, костюм сидел на женщине без единой складки, словно собственная кожа. Только выпуклые швы появляясь и исчезая, следуя за изгибами форм, охватывали её тело диагоналями и кольцами. Необычный покрой одежды придавал образу девушки роботоподобный образ. Комбинезон явно был изготовлен вручную, но очень искусно и с использованием новаторских технологий, незнакомых Василию. Для соединения деталей костюма не применялись нити. Казалось, тело женщины состоит из изогнутых панелей, собранных на подвижном, объёмном каркасе её тела. Ребристый узкий горизонтально гофрированный ворот охватывал её бесконечно длинную шею кольцами как украшение у женщин народа Падаунг*.

– Быть может она где-то оставила ещё и стеклянный шлем? – Василий не мог отвести взгляда, изучая необычное строение тела женщины. Вытянутый торс гостьи с узкими плечами, цилиндрической грудной клеткой, на которой выдавались вперёд конусообразные груди, удлинённый таз, пластичные конечности, пропорции которых по сравнению с привычно-человеческими, казались слегка более удлиненными.

Тело женщины отличалось сильно развитой мускулатурой. Высокая капюшонная мышца усиливала впечатление от высокой шеи. Предплечья крепились к торсу под выпуклыми клубками мощных дельт, от них продолжались длинные тренированные бицепсы и трицепсы плечевых частей рук, которые, постепенно утончаясь на предплечьях, переходили к узким запястьям, и завершались изящными кистями с уплощёнными ладонями.

Длинные пальцы, украшенные вытянутыми ногтями, покрытыми рисунком, составленным из оранжевых и зелёных продольных полос, украшали множество тонкой работы золотых колец незаурядных в своей высокой художественности. Крепкие ноги, которые она закинула одна на другую, свивались меж собой голенями и ступнями в плотный жгут. Остроконечная обувь, продолжая дизайн комбинезона, поражала скоплением рельефных переплетений тех же искусно наложенных на форму выпуклых швов, начинавших свой плотный, корнеподобный рисунок ещё от колен.

Взгляд Аскелии выражал внутреннее равновесие и полное спокойствие.

Всё время, пока Василий, не стесняясь разглядывал её, таинственная гостья пребывала в совершенной и непринуждённой неподвижности. И от того тело её казалось резной скульптурой, – одной из тех, изображавших сплетённых русалок и тритонов, что украшали узорные настенные пенели кабинета.

Вдруг, неожиданным образом придя в движение, женщина слегка изменила позу. При этом тело Аскелии, выказало изумительное свойство, удивившее Василия не меньше, чем внешность. Последовательно, начиная от ступней, змееобразно и почти незаметно для глаза, она перетекала из положения в положение и опять застыла в своей новой позе.

Всё это время пока Василий, описанным выше образом, косвенно общался с гостьей, Ламберт Гриан, словно, растворился в интерьере своего кабинета. Не сходя с места и, так же как Аскелия, не двигаясь, он выдерживал длинную паузу, с интересом наблюдая за тем, как Василий адаптируется к восприятию новых для него зрительных ощущений. Когда Хозяин Замка опять заговорил, Василий осознал, что в который раз основа только что находился под воздействием, происходящего только для него одного тонко обставленного магического представления.

– Я слышал, ты – хороший пловец. – Снова заговорил Гриан. – И мне донесли, также, что ты продвинулся в управлении своим сновидением?

Это был неожиданный поворот. Слова Гриана, так просто сказанные, будто речь шла о чём-то обыденном, заставили Василия мгновенно насторожиться: никто не знал, что он занимается сновидением. Да он и сам не разобрался ещё, в указанной практике настолько, чтобы утверждать с уверенностью свою способность к осознанному сновидению.

Мысленно и физически он попытался адаптироваться к, неожиданному повороту сюжета. Тело его непроизвольно собралось, и дыхание заметно удлинилось. Василий ощутил всего себя, как будто превратился в скрученный резиновый жгут. Медленно повернув голову, на ставшей необычно упругой шее, он, уставился прямо в глаза Ламберту Грину. Довольно долго они внимательно, молча изучали друг друга. Разговор явно вышел за профессиональные рамки, связанные с Архитектурой.

– Такие сведения никак не могли стать всеобщими слухами, поскольку я никогда и никому даже не упоминал о своих практиках. – Твёрдо и с паузами произнося слова, ответил Василий. Тембр голоса его стал ниже. Мышцы живота, повинуясь новой манере дыхания, ещё больше подобрались. Василий поймал головой из космоса вертикальный невидимый луч, и сам выбросил вверх ответный. Ноги его по-особому утвердились на полу. Василий, как он определял для себя, заземлился. Торс его, и без того прямой, заметно вытянулся.

Не отводя взгляда от глаз Ламберта Грина, он молчаливо дожидался, чтобы тот объяснил ему происходящее. Василий чувствовал, как в теле растёт та новая, неведанная ему сила, которая появилась в нём недавно, и от присутствия которой он сразу делался как будто больше.

Живот знакомо жгло от ставших физически ощутимыми, тянущихся из его торса, невидимых волокон.

– Аскелия сказала мне, что ты можешь сновидеть. – Продолжал Гриан, схватывая его внимание чем-то неуловимо мощным внутри себя и не отводя вперенного в него взгляда своих прозрачных, как вода глаз.

Однако, к этому моменту Василий уже достиг пика отрешённости. Ему было всё равно. Он внутренне стал огромным, казалось, шар его энергии заполнил собой весь кабинет до самого купола. Объёмный взгляд его охватывал половину сферы.

Не отпуская глаз Гриана, и, лишь слегка сместив центр своего внимания, ему удалось включить в поле зрения и Аскелию. Её сияющие изумрудно-янтарные глаза, ставшие ещё более разными, теперь больше не гипнотизировали Василия. Спокойно наблюдая за ней, он заметил, как необычно извиваются длинные тонкие уголки её тёмно-оранжевых губ. Волнение её рта было непрерывным и ритмичным, будто смещались губы сами собой. Немигающие глаза женщины, устремлённые на него, искрились нескрываемым удовольствием.

Аскелия, медленно повернула свою змеиную голову, и перенесла взгляд на Гриана, а тот, в ответ обратившись к ней, утвердительно кивнул, а затем снова вернул на Василия взгляд своих магнетических глаз:

– Возможно, ты и сам ещё не знаешь о себе многого, – Голос его звучал низко и гулко, как в пустом помещении, – но Аскелия выбрала именно тебя, и этого мне совершенно достаточно.

– Для чего? – Василий отметил, что воспринимает происходящую сцену и всех её участников, сверху вниз, а Гриан, словно чувствуя его новые габариты, смотрит на него, наоборот, снизу вверх, заметно откинув голову назад. Василию показалось, что в беспристрастной глубине глаз Хозяина Замка так же, как и недавно во взгляде Аскелии, отражается удовлетворение.

– Всем известно, что я владею подводными городами. – Ламберт Гриан говорил медленно, и со значением, делая долгие драматические паузы. – Но, вот, что никому не известно, – или…почти никому, – Торжественно уточнил он. – Что строят их не земные люди, а обитатели другого мира.

Когда Ламберт Гриан произносил слово за словом своим низким спокойным голосом, Василию казалось, что давление атмосферы вокруг становится всё плотнее и плотнее, словно кабинет с каждым словом Хозяина Замка погружается под воду всё глубже и глубже. Казалось, Василий явственно ощущает на себе вихри, и движения подводных слоёв, их потоки и водовороты. Казалось, что окружающая среда, подчиняясь тембру голоса Гриана, сжимается и разжимается, словно Василий находится внутри огромного японского барабана Тайко, по которому толстой палкой бати гулко ударяет мастер глубоких низких звуков.

Тело Василия изнутри наполнилось приятным покалывающим теплом. Казалось, сквозь уши, глаза, ноздри и сквозь поры кожи его заполняют потоки горячей гулкой тишины. Постепенно теплые струи стянулись к середине живота. Василий сделал бесконечный бесшумный вдох, медленно поглощая окружившую его со всех сторон, неведомую силу.

Он внимательно слушал. Все происходящее с ним здесь и сейчас, без сомнения, было фарсом. – Так он решил для себя, – Но фарс фантастический и потому увлекательный. Василий с удовольствием наблюдал за разворачивающейся перед ним новой инфо-картиной. Пока ещё разрозненные блоки информации не обрели в его чувствах конкретный и развёрнутый визуальный образ. Но он знал наверное – форма придёт.

– Они знают обо мне больше, чем я сам, – Аскелия знает. – Василий смаковал эту мысль. – Хорошо бы остаться с ней наедине, и...   расспросить.

Разглядывая формы этой необыкновенной женщины, он отметил про себя, что испытывает притяжение особого рода. Да, как и другие его женщины, Аскелия обладала высокой степенью энергетичности. Да, в ней имелись особые магические признаки свойственные стихии. Словно она была живым, талисманом Фэн-Шуй – воплощённая и одушевлённая стихия воды!

Но он впервые видел, чтобы свойства водного существа, – почти животного млекопитающего – были бы, к тому же, настолько явно вплетены в человеческий образ. А, вместе с тем, порождаемые в его душе, эти явные ощущения о заложенных в ней внутренних предпосылках, требовали иной внешней формы. Где плавники, вы спросите? То же, но только косвенным образом, спрашивал себя и Василий. Но только он акцентировался более не на внешних фабулах. Его интересовала, так сказать, сочная глубь.

Образ, который предстоял перед ним, казался Василию очень зыбким и неустойчивым. Того и гляди – раствориться. Каждую минуту он ожидал метаморфоз внешности. Ему хотелось не опоздать, вскочить и ухватить за гриву едва возникшего перед ним на миг, из ниоткуда диковинного морского конька! Почему он хотел этого, Василий и сам не понимал. Но приключение исчезнуть вслед за ускользающей рыбой, вплести в неё всё своё тело, чтобы на минуту оказаться в её шкуре, казалось не просто заманчивым эротическим вояжем, но, как грезилось, – могло принести ему множество внутренних, и ещё, как он почему-то уверен был, – и профессиональных, и художественно-магических открытий.

Василий с удивлением отмечал, что чувствует себя в компании этих необычных людей почему-то совершенно уверенно и потому, предвкушая продолжение действа, он вольготно откинулся на тяжёлую спинку кресла, положил кисти рук на мозаичную столешницу и развернулся так, чтобы эта диковинная женщина лучше попадала в поле его обзора. Ощущая себя в первом ряду происходящего представления, он без зазрения совести с пристрастием разглядывал каждого из двух своих удивительных собеседников. Аскелия тоже неотрывно наблюдала за ним, созерцая его своим зелёным пульсирующим взглядом.

– Обитатели другого мира? – Переспросил Василий, обращаясь к ним обоим, и потому взглядывая значительно то на Мастера Ламберта, то на Аскелию.

– Мы – луны – не принадлежим к вашему миру – услышал Василий в голове своей низкий, грудной женский голос, а гостья улыбнулась ему своей космической улыбкой, словно иллюстрируя звучание своей мысли изгибами уголков губ, как синусоидами на экране осциллографа.

Василий внутренне и внешне непроизвольно вздрогнул. На него словно разом вылили ушат ледяной воды. Нет, скорее это был яркий, свет, напоминающий чем-то жидкость. Словно холодная капля расплавленной эмоциональной плазмы упала сверху, и обволокла его тонкой оболочкой породив в уме его тысячу разноцветных брызг. Кожа его рефлекторно сжалась и покрылась пупырышками, все мышцы напряглись, а дыхание спёрло.

Мгновение, и Василий почувствовал, что сквозь него упруго дует прозрачный, сметающий все мысли, ветер. В ушах зазвенела пустота. Он обхватил ладонями свою голову и начал быстро растирать виски. Василий слышал, наверное, и одновременно отказывался верить в такую возможность. Невозможно было и представить такое ранее, только что Аскелия разговаривая с ним, не раскрывая рта. Голос её, пришедший издалека, мелодично всё ещё звучал в нём, гуляя долгим эхом по всему телу.

Василий зажмурился и нажал на глаза низом ладоней. Он избегал опять встретиться с ней взглядами. Ощущение его больших внутренних размеров резко уменьшилось. Огромная форма, в которой он чувствовал себя только что, словно растаяла и опала вниз, как водяная капля, попавшая в поле гравитации после парения в невесомости. Собравшись, он привычным движением ладоней стёр с лица напряжение, глубоко вдохнул и вынырнул на поверхность из-под толщи эмоций, которые только что, казалось, заполняли всё пространство кабинета под самый свод. Он справился и поглядев рассеянно на Аскелию произнёс с ироническим оттенком:

– Итак, несмотря на столь впечатляющее сказочное начало, речь пойдёт всё-таки об Архитектуре? – Василий бросил на Аскелию быстрый и с прищуром взгляд, означающий его намерение разобраться с ней позднее за столь неожиданно доставленное ему удивление. Женщина поняла его, казалось,   правильно, а у Василия тут же возникло устойчивое предчуствие, что его мысли давно уже не являются для неё тайной.

– Несомненно! – Услышал он в ответ пронзительно резкий, в сравнении со звучанием мыслей Аскелии, хриплый бас Ламберта Гриана. – Я уже сказал, что пригласил тебя с тем, чтобы предложить участие в моём новом проекте. И без сомнения, ты интересуешь меня как профессионал и признанный мастер искусства архитектурного проектирования. Но дело имеет, как ты теперь догадываешься, и вторую составляющую. Нам нужен человек – умеющий перемещаться в другие миры. Для этого потребуются твои навыки работы со сновидением. И хотя ты и не осознаёшь ещё в полной мере своих новых возможностей, Аскелия выбрала именно тебя, и она будет твоим проводником в мир водных людей – в мир луанов, если ты, конечно, согласишься.

Аскелия кивнула Василию в знак подтверждения слов Хозяина Замка.

Словно желая привести в порядок свои мысли, Василий отвлёкся. Он запрокинул голову на спинку стула и снова принялся разглядывать зал, мысленно, в который раз и с неиссякающим удовольствием, отмечая про себя изобретательность и подлинное мастерство, с которым его коллега создавал некогда это прекрасно сбалансированное пространство.

– Я сам рассказал архитектору идею оформления этого зала. С гордостью проговорил Ламберт Гриан, заметив с каким интересом Василий опять рассматривает детали интерьера.

Сколько раз в своей жизни Василий слышал эту фразу? Бесчисленное множество! Но никогда за ней не стояло произведение столь значительное, как то, которое разворачивалось теперь перед его глазами. Зал был прекрасен. И он был частью необыкновенно цельной задумки, которую являл весь дворцовый комплекс. Невозможно было бы вырвать одно только это пространство кабинета из общего контекста окружающей его внешней и внутренней архитектуры и конечно же – ландшафта.

– Не всё, что рассказано, – может быть воплощено достойным образом, – Смело заметил Василий. – Ваш Архитектор, без сомнения, мастерски справился с заданием, но без его собственного понимания искусства и личной философии, слова взывающего заказчика, остались бы только звуком. И мы никогда не узрели бы их именно в этом виде.

– Согласен, – Ламберт Гриан явно с удовольствием продолжал тему. – А моё главное искусство состоит в умении подбирать людей для осуществления задуманных мной же идей.

– Да, это так. Я тоже считаю умение подбирать людей непременным качеством каждого хорошего руководителя, – Не уступал Василий. – Однако, когда речь идёт творческой философии, этого совершенно недостаточно! – Василий произнёс свои слова с необыкновенным воодушевлением. Он знал о чём говорит. – По моему убеждению, – найти архитектора, не столько исполнительного, но обладающего внутри себя независимым ни от кого, своим собственным миром, и своей неповторимой личной концепцией творчества – вот – истинная удача любого заказчика! И ещё большая сила нужна для того, чтобы довериться и позволить Архитектору трансформировать ваши пожелания в своё понимание задачи и так, как этого хочет Творец!

Именно свой собственный мир позволяет мастеру правильно и эффектно воплотить идею. Да, – в рамках технического задания, да, – на конкретном участке, и даже в рамках бюджета, но в совершенно неповторимой авторской манере. Заказчик, только в этом случае, получает воистину оригинальное произведение, способное обогатить мир. И, самое парадоксальное, что авторский подход к решению вашей задачи позволяет вам увидеть её в совершенно неожиданном ракурсе. И прежде всего, пусть вам покажутся удивительными мои слова, новую точку зрения вы получите также и на восприятие самого себя. Ибо архитектура – это сцена для созерцания вами себя самого.

Импровизация Архитектора, сродни психологическому тесту: истинный мастер способен раскрыть вам и для вас самые потаённые ваши желания и возможности, те, которые вы ещё, возможно, и не осознаёте и преподнести вашу идею полностью раскрытой вам же в недоступной вам до этого интерпретации и манере, согласованной с вибрациями гармоничного звучания неба и тверди. Ибо не архитектор создаёт здание. Он лишь проводит в явный мир им услышанное.

А вот потом начинается уже сугубо ваша работа – преподнести  выполненное в натуре произведение всеобщему вниманию общества, для последующего извлечения прибыли, или для вознесения собственных амбиций. В нашем мире, при наличии информационного и финансового влияния, я считаю, это будет сделать совсем не сложно. Вы согласны с этим, Мастер Гриан?

– Согласен, Василий Порфирьевич. Так, кажется, – по имени и отчеству у вас в России к принято обращаться уважаемому человеку? – Беспристрастные прозрачно-голубые глаза Мастера Гриана, казалось, слегка потемнели, и в них проявился глубокий сине-зелёный оттенок, сочетающий в себе тьму глубин и небесный отсвет лазурной дали морского горизонта, – Будьте уверены, в этот момент я веду речь именно о таком проекте, каким вы только что охарактеризовали. – Гриан, казалось, вторил манере Гостя, но делал это со свойственными только ему ритмом и резкостью в голосе, от чего интонации, имевшие в речи Василия характер театральный, обретали в устах Хозяина Замка торжественно-мистический оттенок. – Вы получите от меня полную свободу! Ваша задача, насколько я понимаю, от этого станет только сложнее, неправда ли?

– Да, это так, – Сдержанно, уловив неведомый ему ещё подтекст во фразе Гриана и впадая, вдруг, в глубокую меланхолическую задумчивость, откуда-то издалека согласился Василий. Он, словно, в свою очередь вторя манере Хозяина Замка, заговорил теперь медленно, как будто с трудом подбирая слова, – Свобода всегда усложняет процесс принятие решений, так как оставляет художника один на один с созданным им же самим множеством вариантов. Ограничения, напротив, упрощают, сужая выбор.

Ламберт Гриан кивнул в молчаливом согласии и продолжил.

– Города, которые строят луаны – удивительны, умению жителей подводных глубин справляться с инженерными задачами нет равных. Но, к сожалению, технические приёмы, которыми они привыкли пользоваться всегда одинаковы. Повторяясь от здания к зданию, инженеры лунов делают застройку пространств слишком однообразной, а города – похожими один на другой.

Та же участь постигла и мои отели. Жители подводного мира очень прагматичны, в них скудно творческое начало. Водным людям не хватает творческого воображения, в этом природа обделила их, оставив себе эту замечательную способность - создавать сказочные подводные царства.

Люди, напротив, искушены и избалованы. Сами того не замечая, мы привыкли к творческому подходу повсюду. Для нас вариативность архитектуры – явление само собой разумеющееся. Богатые гости моих подводных отелей отличаются особенной требовательностью. Об их пристрастии к высокому вкусу во всём и качеству архитектуры в частности, говорит их выбор необычного места для путешествий.

Настал момент изменить традиционный вид подводных отелей, создаваемых луанами. К этому решению привела меня неуёмная человеческая тяга к обновлению. Мне необходимо создать город, с необыкновенными, невиданной формы зданиями. И такую миссию я решил возложить на тебя, Мастер Василий. Но для эффективности решения задачи в сложных подводных условиях тебе придётся изучить технологии строительства лунов, чтобы использовать их для нашего нового проекта.

Это будет не просто, так как не только технологии строительства, но и уклад жизни луанов отличается от человеческих. Однако, есть и ещё одна сложность.   Тебе предстоит не только создать новый художественный образ города, но и убедить в необходимости изменений моего партнёра из Водного Мира. Его зовут Торилан Инг. Он строит и владеет подводными курортами в мире Лунов.

Уговорить его изменить привычное – непростая задача. Несмотря на то, что Торилан молод, его амбициозность и упрямство, подкреплённое могуществом денег, делает характер его малосговорчивым. Он остаётся – жителем водной стихии, а водные люди очень своеобразны и импульсивны. Общаясь с луанами невозможно оперировать только логикой. Луны туманны и загадочны. А в характере мужчин неопределённость и изменчивость часто выглядит ещё более неожиданно и принимает причудливые формы.

Зачастую жуаны – так называют мужчин в подводном мире, –  кажутся нам – людям, и вовсе несносными. Для того чтобы укрепить твои аргументы, я дам тебе дополнительные рычаги. Я сделаю так чтобы ты смог стать для Торилана Инга не только Архитектором, но и полноправным партнёром в одном лице. Тем самым, ты получишь возможность диктовать ему свои условия.

Сегодня, насколько мне с Аскелией стало известно, он нуждается в финансовых партнёрах. И это даёт возможность мне претворить мой план по изменению заскорузлых предпочтений луанов в архитектуре. Ты будешь представлен ему не только, как архитектор, но и как человек имеющий безграничные финансовые возможности.

Луаны испытывают слабость к творческим личностям. Впрочем, это часто свойственно и земным людям. Но будь осторожен, как это часто бывает, такой расклад сил может вместо положительного эффекта, напротив, сильно его разозлить. Творческие способности в силу своей недоступности являются предметом великой зависти у некоторых сильных особей Подводного Мира.

Ламбер Гриан прервал свою речь и многозначительно взглянул на гостью. Аскелия невозмутимо молчала. Длинные уголки губ её в этот раз были совершенно неподвижны. Василий не услышал в своей голове не единой внешней мысли.  

– Я имею достаточный опыт общения с капризными заказчиками. – Спокойно констатировал Василий, – Но позвольте сначала конструктивный вопрос: зачем Вы, Мастер Гриан, приглашаете для своих отелей строителей из другого мира?

– О! Я их не приглашаю. Они строят города в своем мире, а затем делают их доступными для нашего восприятия. Таково наше общее соглашение!

– Интересно. Но почему вы сами не строите подводные отели сразу в нашем мире? К чему такие сложности? Современные строительные возможности людей сейчас очень возросли. Мы вполне можем сейчас возводить подводные сооружения с помощью наших технологий?

– Ты прав, Василий Порфирьевич, люди достигли значительного технического прогресса в строительстве, тем не менее, и ты будешь иметь возможность в этом убедиться, когда дело касается подводного строительства, по сравнению с луанами мы всё ещё – пещерные люди! Если то, что мы строим у себя на земле нас устраивает, то под водой, мы не можем и сотой доли того, что много веков с успехом делают луны. А если говорить точнее – мы не можем обеспечить не только отменного качества строительства под водой, но и достойной эксплуатации.

Конструкции, привычные нам, недолговечны в агрессивной среде океанов и морей. Солёная вода разрушает металл, а бетон, обрастая скользкими водорослями, быстро теряет свою красоту. Луаны используют прозрачный материал, похожий на стекло. К нему не пристаёт грязь. Затраты на эксплуатационные расходы городов такого размера по нашим технологиям и из наших материалов всё ещё слишком высоки, если не сказать – огромны, и сводят на нет рентабельность бизнеса.

Используя наши технологии, мы не смогли бы сделать курорты доступными для такого массового посещения, которого достиг я, тогда как, с использованием возможностей луанов, мы легко обеспечиваем, хотя и высокую, но вполне приемлемую для этакого уровня развлечения, стоимость проживания. А главное, чего нам удалось достичь, применяя их технологии, так это особая практически полная безопасность эксплуатации подводных отелей.

– Ещё одно, – Размышлял в слух Василий. – А почему вы сами не договоритесь с партнёрами и не убедите их изменить образы их зданий? К чему этот маскарад с инвестированием? – Василий как будто справился с порывом предвкушения удивительного путешествия, и в нём очнулся привычный профессиональный рационализм руководителя. Он старался скорее свести в систему большой объём новых, и противоречивых сведений, чтобы увидеть их взаимосвязь и общую конструкцию.

Мастер Гриан выдержал драматическую паузу. Взгляд его оставался также беспристрастен.

– Как я уже говорил, образ мышления луанов и природная обделённость способностью к творчеству, делает их очень консервативными. Но я надеюсь, что именно ты, как человек непредсказуемый и эмоциональный как нельзя больше подходишь к луанам по духу. Это чувственное родство даёт мне повод надеяться, что именно ты сможешь повлиять на мнение жителей водного мира. Творческое начало придаст тебе в глазах луанов большой авторитет. Будь уверен, мы с Аскелией создали для воплощения нашего мероприятия почти идеальные декорации.

Ответ Грина показался Василию уклончивым, и он решил изменить подход.

– А как относятся луаны к людям? – Обратился он к Аскелии.

– Мы сотрудничаем с людьми. Тому пример Ламберт Гриан. – Услышал он ответ в своей голове.

– Не подумай, что я уклоняюсь от ответа. – Продолжил Мастер Гриан, услышав недоверие в интонациях Василия. – Но обстоятельства сложились таким образом, что ныне я лишён права на прямые переговоры. За мной сохраняется лишь возможность управления курортами в нашем мире.

– Расскажите мне об этом без недомолвок. Мастер Гриан, как же тогда, вы смогли изначально договориться с луанами о партнёрстве?

– О – О! Это очень давняя история! Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о ней. Но не сейчас.

Найти человека, который мог бы независимо и от своего имени вести переговоры с Ториланом на той стороне, во многом идея Аскелии. Именно с момента её появления в нашем мире, я смог по-настоящему вернуться к мысли, которая давно меня занимает. Я мечтаю о изменении облика, новых городов-курортов, которыми в будущем мне тоже предстоит управлять не только для повышения их маркетинговой привлекательности. Считаю, необходимым создать подводный курорт, в архитектуре иного вида, которая должна иметь образ, поразительный не только для искушённого зрителя из мира людей, но и изменить точку зрения на город у консервативных лунов.

Во сердце моём теплится малая надежда, что новые пространства изменят отношение луанов и людей. Я думаю, что пришло время дать понять лунам, что отсутствие творческого начала не умоляет их достоинств, а наоборот сможет дать людям и луанам повод для сотрудничества. Наши народы ценны друг для друга – каждый в своей области! – Ламберт Гриан выдержал задумчивую паузу. Казалось что-то далёкое и важное на мгновение унесло его разум в глубины воспоминаний. Василий терпеливо ждал. Возвратившись к действительности, Хозяин Замка продолжил:

– Как я сказал? Да!... Такая потребность назрела давно, и, я надеюсь, что ты, вместе с Аскелией, поможешь мне осуществить её. Согласен ли ты, Василий Порфирьевич, участвовать в моём предприятии, или нет, – решай. Задача – не проста. Она потребует от тебя применения ещё одного, как я знаю, твоего особого искусства, способность искусного ведении переговоров! Успешность нашего предприятия, как мы с Аскелией надеемся, делается возможным, благодаря редкому сочетанию многих хороших свойств твоего характера.

Твоя природная искренность и творческая порывистая натура должна сыграть в этом деле чуть ли не самую главную роль. Именно эти качества, как считает Аскелия, выдвинули тебя наряду с достижениями в Архитектуре, в нашем человеческом обществе. Эти же качества оставили тебя единственным претендентом, среди тех немногих по-настоящему высоких профессионалов в мире людей, к которым мы могли бы обратиться. Конечно, я знаю, ты думаешь по-другому. Ты считаешь, что у тебя есть деловая хватка. И это так. Да, вот только одной только хватки здесь будет недостаточно!

Среди луанов надо быть своим. В этом вопросе я более доверяю Аскелии. Я считаю, что майлы наиболее искушены в познании человеческих душ, как ни странно. Советую и тебе к ней прислушиваться. – Василию показалось, что каменное и непроницаемое лицо Ламберта Грина потеплело и озарилось едва заметной загадочной улыбкой.

Для того, чтобы ты мог убедить Луанов привнёсти в образ городов-курортов новые формы, необходимо, чтобы они не только доверяли тебе, но и считались с твоим авторитетом. Нам с Аскелией пришлось проделать сложнейшую подготовительную работу по созданию истории личности, обладающей творческими способностями и богатством. Твоя история уже вписана в далёкую историю лунов. Тогда мы ещё не знали кто станет таким человеком. У нас было несколько кандидатур.

Поэтому, вторую – самую сложную часть работы – вам предстоит проделать совместно с Аскелией. Она представит тебя Торилану и тебе надо будет установить с ним доверительный контакт.

Эта часть потребует от тебя, Василий Порфирьевич небывалой импровизации, как психологической, так и творческой. Луаны очень интуитивны. Ты, как художник, я думаю, сможешь их понимать и чувствовать. Бизнес с ними вести практически невозможно, луаны несносные скептики. Их обезоруживает лишь сочетание авторитета и денег. Деньги и авторитет я тебе подготовил. Остальное – за тобой.

Что касается творчества, то наблюдая за твоей работой со стороны я убедился, что ты – непревзойдённый мастер. Тебе, я думаю, не составит особого труда досконально разобраться в технологии строительства луанов. Способ возведения подводных домов не имеет аналогов в нашем земном мире. Очень интересно тебе увидеть будет процесс строительства своими глазами. Луаны держат в секрете весь процесс и чужакам он не доступен. Но мы с Аскелией открываем, тебе доступ прямо в лабораторию их строительства. Вникнув в детали процесса, ты я уверен, ты сможешь создать для меня свой подлинный подводный шедевр!

– Предприятие, задуманное вами, Мастер Гриан, представляется мне очень захватывающим. Но, не зная деталей и особенностей взаимоотношений людей и луанов, о которых вы мне теперь намекаете, я могу ишь рассуждать с умозрительной точки зрения человека. –- Лицо Василия стало очень серьёзным, и даже мрачным. – Я подумаю.

Всё сказанное Мастером Грианом выглядело очень туманно и запутанно. У Василия возникало множество вопросов. Ему не хотелось теперь продолжать полемику. Сознание его, и без того перегруженное множеством впечатлений, тормозило, как компьютерный процессор.

– Разумно. – Так же коротко согласился Мастер Гриан. – Сейчас уже поздно. Ужин ты сможешь заказать себе в апартаменты. Аскелия проводит тебя. Завтра мы продолжим наш разговор.

Василий встал и поклонился кивком головы.

Ламберт Гриан сдержанно кивнул в ответ.

Аскелия по-змеиному грациозно и женственно выплыла из своего кубообразного кресла. Василий с удивлением осмотрелся. Глядя на движения гостьи, ему показалось, что окружающая среда имеет гораздо большую плотность, чем привычный ему воздух.

3-1-3

Роста она была невысокого, а плавные движения придавали ей особый стиль. Манера двигаться делала её центром, захватывала внимание и завораживала Василия. Эта необычайная женщина буквально стягивала на себя энергию пространства, и, собрав её, уплотняла его до такой степени, что могла, казалось, оттолкнуться от пола и поплыть в воздухе прямо на его глазах. Аскелия излучала нечто упругое, и создавала чувство, не похожее ни на одно из тех впечатлений, которые оставили в памяти Василия другие женщины. Надо ли говорить, что он с первой минуты был заворожён незнакомкой и ловя её проницательные взгляды ждал мгновения, когда сможет остаться с нею наедине.

– Прогуляемся? – Глаза её светились, а уголки губ Аскелии струились живой улыбкой.

Рядом с Василием она оказалась совсем миниатюрной –- по плечо. Но, плавные и гибкие её жесты в пространстве, неожиданным образом изменяли его восприятие окружающего мира. Реальность дрожала и искривлялась – вела себя совершенно по-иному – привычное виделось не таким как раньше – неземным.

Побуждающее к чему-то, неведомое чувство будоражило его и тонизировало тело. Василий чувствовал подъём и лёгкость. Ему тоже хотелось оттолкнуться ногами от земли и, горизонтально вытянувшись в стрелку, поплыть, ощущая невесомость самого себя и окружающего пространства.

В детстве, когда Василий летал во сне, он именно так и делал – плавал брассом прямо по-над головами людей и над кронами деревьев, среди домов, пролетая вдоль улиц и каналов. Сейчас, при встрече с Аскелией, ему живо вспомнились эти его давние детские ощущения.

Вблизи, Василий лучше разглядел женщину – лет около тридцати, но очень молодо выглядящая, к тому же – чрезвычайно лёгкая и спортивная. Возраст в ней выдавал только опытный цепкий взгляд разнотонных немигающих глаз и уверенная сила движений. И, всё равно, Василий не сразу обратил внимание на эти верные признаки, отличающие неопытную в общении девушку от женщины, такая гладкая и почти светящаяся, была кожа её лица и рук.

Спустившись на первый этаж в лифте, миновав небольшой холл, и выйдя прямиком на улицу через дверь напротив, они покинули маленькое, освещённое жёлтым светом фонаря крыльцо, и сразу окунулись в туман, заполнявший узкие проходы меж стриженных лабиринтов. Их окружила, внезапно упавшая в сказочный сад, интимная темнота. Последний отблеск закатного солнца погас, превратив острые, только что рельефные пики гор в плоскую декорацию, подсвеченную неоновым сине-зелёным светом огромного прозрачного как подводная глубь, далёкого неба. Василий чувствовал, как с каждым вдохом, хрустальный воздух медленно стекает по носоглотке, и наполняет грудь сухой прохладой.

Аскелия направилась к озеру. Сад, по-видимому, был ей хорошо знаком. Легко ориентируясь в туманных закоулках, она быстро скользила среди глубоких теней, выпуклых силуэтов кустов и деревьев. Заполненные белёсыми струями вечернего тумана ленты дорожек, то и дело сминались в гармошки ступенчатых спусков.

Василий спешил, чтобы не остаться потерянным среди белых завес и не оступался только потому, что внимательно следил за силуэтом идущей впереди спутницы. Василию казалось, что к воде можно было бы пройти прямее, но Аскелия то и дело изменяла направление, следуя только ей понятному плану. В конце концов, в голове Василия всё смешалось, и ему стало казаться, что он не идёт, а плывёт во сне по каналам лабиринтов, уносимый струями белого тумана.

Мшистые альпийские горки на дне глубоких теней, сказочные купы стриженных деревьев, ритмичные хлопки и всплески фонтанных струй, переливы, цокот, и свисты соловьиной песни где-то тут, совсем рядом, – череда тёмных картин и пассажи звуков захватили его.

Спускаясь по ступеням, Василий догнал и, поровнявшись со спутницей, совершенно не произвольно, быть может, желая поддержать, хотя в этом и не было необходимости, учитывая ловкость движений провожатой, а, может быть, наоборот, – чуть замедлить её, галантно и непринуждённо взял Аскелию за руку.

Ему давно хотелось прикоснуться, к ней. Тонкие горячие пальцы обжигали. Василий испытал ранее подобный жар от рук только однажды, когда общался с целительницей, владеющей искусством рейки. Он с удовольствием осознал исключительность момента. Женщина не противилась, а, напротив, сжала, расплавив в тигле своей руки, его ладонь. Аскелия не отняла руку и после, когда они вышли на ровную часть пути.

Вскоре, так и держа друг друга за руку, они уже стояли на краю зеркала воды перед холодным, но притягательным глянцем неизвестных глубин. Василий вглядывался в по-разному мерцающие собственным светом в темноте и сближенные теперь по цвету, изумрудные глаза Аскелии. «Смарагд» – всплыло в его памяти название Бунинской новеллы.

И, словно в ответ на затаённый эротизм, в голове его эхом зазвучал голос спутницы.

– Искупаемся? – Транслируя ему этот призыв, она, игриво склонила голову на бесконечной шее и глянула на него по-особенному – по-женски лукаво. Быстро скрестив руки, одновременно, пластично и томно, она провела пальцами по внутренним сторонам рукавов и не отрываясь – по обоим бокам до самых ступней, а затем по двум сторонам обручевого ворота на шее.

Комбинезон распался на два лепестка, и она, ловко высвободив ступни из остроносых сапожек, совершенно обнажённая, быстрыми струящимися движениями выдвинулась вперёд по каменному пирсу. Блеснув белизной длинной спины, Аскелия легко, без плеска и без брызг проскользнула сквозь глянец водной поверхности – в глубину тёмного прозрачного зазеркалья. Всё произошло так быстро, что Василий не успел сосредоточиться на деталях. Казалось, спутница его не нырнула, а грациозно переместилась из воздушной в стихию водную.

Вот уже, покрытая тёмными шипами пирамид, скульптурная с острым профилем голова её показалась над мерцающей поверхностью. Глаза Аскелии всё так же мерцали глубоким изумрудным светом.

– Иди ко мне. – Услышал он её зов в своей голове. И увидел, как она картинно поманила его пальцем.

Загипнотизированный ей и не в силах более размышлять, Василий словно во сне сбросил с себя всё своё строгое одеяние: тёмно-синий приталенный пиджак и такие же синие узкие брюки, ладно обтягивающие его мускулистый зад, белую, шёлковую и вышитую белой гладью узоров рубаху, лаковые синие ботинки, и сине-зелёные носки – шёлковые с выпуклыми точками в виде ромбических узелков.

В последний раз глянув на тёмную поверхность, Василий, оторвался от шероховатой плоскости гранитных квадров мощения низкого берега и легким толчком вперёд, вытянув над головой руки, описал плавную кривую над дымящимся длинными облачными струями тумана озера, скользнул сквозь поверхность в глубину волшебного зелья горного озера. Он погрузился в тёмную и сжимающе-плотную, как жидкий кристалл толщу почти также легко и привычно, как Аскелия.

Мгновение спустя, Василий вынырнул подле неё. Дыхание его от холодной воды стало прерывистым. Но не успел он опомниться, как Аскелия обвила его шею руками, и, сильно сжав бока, сцепила свои длинные ноги за его спиной. Василий, удерживаясь на поверхности, почувствовал, как жар её рук, живота и плотных пирамид обнажённой груди, мгновенно вытеснил из его тела, жгучую прохладу ключевой воды. Казалось, защитный шар её силы поглотил его. Василий, почему-то не сколько не смутившись, как будто ожидал этого с самой их встречи, спокойно восстановил дыхание, сделав его длинным и бесшумным.

Он чувствовал, как остриё его плоти восстало в холоде воды и загудело от натяжения, но, тут же совершенно непостижимым образом было схвачено ею. От мгновенного погружения в горячую пучину её естества, тело его словно преодолело барьер миров. Василий рефлекторно, долгим горловым вдохом, всглотнул в себя обжигающе холодный и, одновременно, горячий воздух. Он едва успел, потому что увлекаемый Аскелией погрузился с головой в пучину черноты.

Пресс его гудел от неожиданной смены ощущений. Он не осознавал где поверхность, однако чувствовал, как мощными волнообразными толчками Аскелия увлекает его за собой всё глубже и глубже. Уши сдавило глубиной. Василий, вытянувшись вместе с ней, и, обхватив её твёрдые ягодицы, вжал её бьющееся сильное тело в своё, стараясь синхронизировать волнообразные движения. Казалось, что их тела вросли в друг друга и стали одним общим живым организмом. Внезапно к волнообразному прибавилось в осевое вращение.

Василий слышал, как пульс их сердец, сначала раздельный, двоит; затем удары сблизились и скоро слились в один общий неразрывный ритм. Уши и виски – сдавило ещё сильнее. Казалось, он не в силах более терпеть эту боль в голове. Но странная волна отрешённости и безразличия вдруг окутала его от макушки до пят. Последние капли воздуха в его лёгких иссякли, слетев в бесконечную вокруг черноту с уголка губ. Живот втянуло и онемение мышц достигло, наконец, апогея. В висках стучало и по телу заструился и заполнил его горячий лучистый жар.

Сам не понимая почему, Василий не сопротивлялся. Он отпустил себя и расслабился. Живот выпятился, и он вдохнул через низ, как через трубку серебристую влагу её тела. Прохладная волна прошла через тестикулы ударила и затопила промежность, таз, все восемь отверстий копчика, заполнила и взорвалась в шарообразном резервуаре живота, затопила почки, и наполняя позвонок за позвонком, достигла диафрагмы, и обдала поджелудочную, печень, лёгкие, сердце, плечи, ярёмную ямку, шею полость рта, язык, прижатый к нёбу, глаза, мозг и выстрелила куда-то ввысь сквозь макушку, острым лучом сканируя, расталкивая и пронизая бесконечность. Тело его растворилось в горячей энергетической волне, которая прокатывалась внутри его выпуклой формы вверх и вниз: от ног – к голове.

Некоторое время Василий парил, медленно вращаясь вокруг оси и чувствуя своё тело одним целым вместе с телом Аскелии. Неожиданно, в тот момент, когда луч, посланный в бесконечность темноты вернулся, они достигли непостижимой полноты безмолвного согласия.   И тут же, разноцветные пикселы мироздания, упав градом острых граней с высоты, раздробили его тело на тысячи кубиков, а те кубики – распались ещё на тысячи частиц, потом – ещё, и ещё… Он прокатился сквозь толщи слоёв воды прозрачной волной и слился с пространством.

Василий летел, увлекаемый потоком, и медленно кружился, пронизая бесконечность стеклянной черноты. Шум его крови, текущей по сосудам охвативших, казалось, всю толщу кристалла озера, умиротворял и убаюкивал. Василий исчез, провалился в неизвестность.

«От летящей птицы останется только голос её…» – Вспомнился ему отрывок из Китайской Книги Перемен…

3-1-4

Спал Василий очень плохо. Мало того, что половину ночи он мучительно размышлял о предстоящем путешествии, так ещё и сон его прерывали вторжения реалистичных картин. Он постоянно просыпался от того, что безумно хохотал во сне. Ему снились бредовые сцены про погони под водой среди скал и леса бесконечных вертикальных стеблей водорослей.

В одном таком сне где-то в джунглях он попал в плен к племени людоедов. Ему удалось сбежать, но за ним погнался шоколадно-чёрный круглолицый и толстогубый папуасский повар в высоком белом колпаке и белом переднике на голом лоснящемся шоколадном теле. Он преследовал Василия, сжав в огромном с толстыми короткими пальцами кулаке, широкий, острый, сверкающий мачете.

Василий, мечась из стороны в сторону в сонном бреду, петлял среди камней, скакал и прятался среди стволов поваленных деревьев, приседал за круглыми шапками мха, но повар – не отставал!

Внезапно, Василий оказался на берегу реки, и, не раздумывая, бросился, доверив себя её быстрым холодным извивам. Вот он снова петляет и прячется теперь уже в глубине, среди коряг зарослей и нагромождения донных валунов.   Вода прозрачная, вокруг – стаи тысяч разноцветных рыб, и Василий с удивлением осознаёт себя – увлечённого созерцанием разворота подводных красот…

Но тут картина оборвалась, перескочила и в следующей сцене, огромный чёрный повар с мачете, торжествуя, ставит деревянный поднос с его поджаренными рёбрами на стол. Меж перекатами своего энергично-неистового хохота во сне, Василий, слышит своё же восхищённое восклицание:

– Ай, да – повар! Ай, да – молодец! Таки – порубил!

Повар, конечно же, ему ничего не отвечает, так как, хоть это и был сон в котором всякое возможно, но – не прилично, однако, повару разговаривать с блюдом. Да, и если быть окончательно точным, – вряд ли повар когда-либо мог подумать даже о возможности слышать восторженные восклицания жареных рёбрышек в сервировке, радующихся его искусству приготовления, пусть даже это и рёбра самого Архитектора Василия Порфирьевича Силина…

Впридачу, Василий не смог бы, наверное, объяснить внятно, что именно вызвало в нём такой бурный хохот. То ли – и вправду его порадовала ловкость повара, то ли – его рассмешила торжественность выражения черномазой и круглолицей образины с огромным приплюснутым мясистым носом, выпуклыми глазищами на выкате и малиновыми губами, широко вывернутыми и выпяченными вперёд, похожими на две жирные лоснящиеся гусеницы, то ли – невозмутимый вид, с которым папуас держал деревянный щит с жаренным остовом Василия, то ли, наконец, – полная абсурдность сна от начала и до конца, где – и говорящие рёбра и глупость вида повара, и плачевность, и, невозможность происходящего…

Василий проснулся в странном настроении, чувствуя себя сразу и возвеличенным торжественным фактом поднесения к роскошному столу, но и уничтоженным, приготовленным к съедению!...

В комнату настойчиво, но, каким-то образом, одновременно, вежливо, постучали. Василий вышел из ванной в халате и распахнув дверь комнаты, оказался лицом к лицу со вчерашним мажордомом.

– Прошу Вас к завтраку! – Невозмутимый и чопорный, в неизменной бордовой, расшитой золотом ливрее дворецкий поклонился ему, и добавил с чётким английским выговором:

– Мастер Гриан просил передать, что через полчаса ожидает Вас в овальной столовой. Я буду в холле, и провожу вас. – Мажордом ещё раз чётко поклонился и исчез из проёма двери.

3-1-5

Отделка прямоугольного в плане, огромного – около трёхсот пятидесяти квадратных метров – зала, полностью выполнена в мраморе. Сахарно-белая, горизонтально-испещрённая серыми прожилками, поверхность стен, казалось, чуть заметно, мерцает и колеблется, как это бывает, когда солнце, отражаясь в волнениях водной поверхности, отбрасывает на колонны и стены солнечные переливы полос и пятен света и тени. Внутри прямоугольного-вытянутого периметра, вышагивал хоровод сдвоенной овальной колоннады. То приближаясь к стенам, то отступая, они оставляли в углах прямоугольного зала затенённые пространства. По стенам пробегал ряд арочных ниш с беломраморными скульптурами - сплетённых в витые формы, обнажёнными наядами и тритонами. В глубоких угловых пространствах, зал открывался во вне через порталы арочных дверей и высокие прямоугольные окна. Одна из этих дверей, вдруг, отворилась, и Василий выдвинулся сквозь неё в светлый мир солнечной ряби. На минуту он потерял ориентацию в пространстве. Казалось, зал качнулся. Василий восстановил равновесие, сделал несколько шагов из-под овальной балки по-над колоннами и остановился в благоговейном созерцании.

На капители каждой пары колонн этой огромной овальной ротонды, над фризом и выступающим вперёд карнизом, опирались упругие сдвоенные рёбра изящно уплощённого овального купола. Пружиня пятами дуг, они сужались к центру взбегая вершинами к овальной раме, украшенной крупно-лепленным растительным узором устроенной вокруг просторного живописного плафона, занимающего почти всю площадь купола.

На овальном зеркале потолочного холста, грандиозного не только по размеру, но по и размаху сюжета, были изображены всевозможные морские сцены, развёрнутые в глубоководном пейзаже среди разнообразия цветных коралловых рифов, классических беседок, гротов и дворцов, таящихся в высоких зарослях подводных трав. Скалы дворцы и лианы водорослей устремлялись от края к центру овала ввысь – к волнующейся, пронизанной сверху солнечными лучами поверхности океана. Среди лучей и ряби волн, под видными сквозь призму вод над океаном облаками, бороздили днища наклонённых ветром фрегатов и шлюпов. Висящие в пространном мире, нагие русалки и тритоны резвились, пировали, охотились и любили друг друга, не скрываясь от зрителя, бесстыдно, страстно и похотливо.

Зрелище, было вызывающим и прекрасным! Выполненное с отменным мастерством, полотно передавало океанские глубины, пронизанные таким таинственным и живым светом, какого Василию не приходилось видеть ни в одном из дворцов мира. Чудодействие полотна не оставляло сознанию зрителя ни малейшего сомнения на право быть и царить без изменений, купюр и ремарок именно в таком откровенном и никаком более виде.

Подобная современному три-дэ экрану картина жила и казалась на двигалась на зрителя изнутри, завораживая глубиной и иллюзией. Стоя, запрокинув голову на краю колоннады, Василий с трепетом и благоговением созерцал достоинства плафона – культуру цветовой гаммы, взвешенную, смелую, местами неправильно-острую композицию, а также, характерную манеру ракурсного местами сюрреалистически-авангардного рисунка и конечно-же неповторимое качество письма – то тонко-лакового, то пастозно-грубого! Произведение плафона, без сомнения, могло бы поразить самого искушённого зрителя. Он с удовольствием наблюдал, как в чертогах его души рождается редкое умиротворённое удовольствие и ответное неудержимо-фатальное вдохновение.

В центре ротонды под сенью купола стоял огромный мраморный стол с кольцом широкой овальной столешницы, охватывающий украшенную монохромной мозаикой свободную середину пола.

Ламберт Гриан и Аскелия уже сидели на широкой наружной стороне кольца. А внутрь стола входили официанты, подавая блюда. Завтрак, преподнесённый в роскошной сервировке, состоял из фруктов и десертов. Василий поклонился присутствующим и пожелал доброго дня каждому в отдельности. Мастер Гриан, невозмутимо восседая на белом с высокой спинкой, специально отделанном стуле хозяина, церемонно кивнул гостю.

– Как вам спалось на новом месте? – услышал он игривый вопрос Аскелии в своей голове. Лицо её, обращённое в его сторону было неподвижно и не выражало никаких эмоций. Но в глазах таилась насмешливая искра.

– До чего же удобно разговаривать, и при этом совершенно не использовать мимику лица, – Подумал Василий.

– Да в этом есть свои плюсы, – Услышал он в уме её ответ, – Но есть и минусы. О них ты тоже скоро узнаешь.

– Есть ли минусы в познании? – Сформулировался в голове Василия абстрактный и двусмысленный вопрос, и он улыбнулся, глянув прямо в магнетические разнокрустальные зрачки Аскелии. – А она очень интересна…– Подумал он вдобавок, и осёкся. – Но минус ли это?...

– Это хорошо, что я тебе нравлюсь, как женщина. Нам будет проще в мире лунов. – Услышал он тут же, и её непрерывный взгляд поглотил его внимание. Казалось, он сразу погрузился через её глаза в ту вчерашнюю бесконечную даль водной вселенной. – Да, в мире луанов любой может услышать твои мысли! Будь осторожен!

Ламберт Гриан молча наблюдал их немую сцену, ничем не выказывая слышит ли он или нет их мысленный разговор. Он выжидал. Без сомнения Мастер Гриан должен был слышать Аскелию. Но Василия сейчас мало занимали такие тонкие детали. Главным оставался заданный вчера Ламбертом Грианом вопрос о его согласии на путешествие. И, хотя, многое таилось за кадром, Василий чувствовал, что внутренне готов принять предложение Мастера.

Некоторое время все присутствующие в безмолвии наслаждались завтраком.

– Итак, Василий Порфирьевич, мы выбрали тебя по двум причинам. – Голос Ламберта Гриана торжественно всколыхнул глубину зала. Казалось, прожилки на сахарно-блёсткой поверхности мрамора взволновались и задвигались в такт переменам в тембре его голоса. – Ты преуспел в искусстве Архитектуры, и ты овладел началами искусства сновидения, да и накопил достаточно энергии, чтобы воспринять Мир Водных Людей во всей его полноте. В предстоящем деле одно невозможно воплотить без другого. Аскелия испытала тебя вчера, и ты справился. Тебе не хватает силы только для начального перемещения. Но об этом не беспокойся, у твоего проводника достаточно энергии и искушённости, чтобы забрать тебя в свой мир. Остаётся только одно. Ответь, согласен ли ты, Василий Силин, взяться за предложенное мной дело?

Василий некоторое время молчал. Он отрешённо глядел перед собой в одну точку – там, где в бесконечной дали перед глазами, был виден ясный ответ. Василий глубоко вздохнул словно вбирая из пространства силу.

Также отрешённо, не отрываясь от бесконечности и не глядя на собеседника он произнёс первую фразу, прислушиваясь к звуку собственного голоса, чтобы проверить нет ли в его звучании нот, которых он не желал услышать.

– Для начала я хотел бы задать ещё несколько вопросов, если позволите.

– Изволь, мы для того и собрались сегодня, чтобы разрешить все сомнения.

– Голос Ламберта звучал, гулко и резко, как партия контрабаса.

Баритон Василия, твёрдый и решительный, исполнял хрипловатую партию саксофона. В овальном зале казалось, что голоса в их разговоре звучат, как шум струящихся назад вод отлива чередуясь с рокотом накатов волн океана, гонимых ветром и с разбегу разбивающихся о прибрежные скалы.

– Итак, я правильно понимаю, что города, которыми мы – земные люди – пользуемся и которыми вы Ламберт Гриан – владеете, строят водные люди? Это их бизнес, их технология, и вы – Мастер Гриан – покупаете у Водных эти города?

– Да, именно так! С одной оговоркой: я их арендую, т. к. я не владею возможностью их перемещения между мирами и города могут в любой момент исчезнуть, не оставив в нашем мире никакого следа – торжественно ответил Мастер Гриан.

– Тогда поясните мне о какой безопасности эксплуатации может идти речь? Что будет с людьми если города исчезнут?! – Удивился Василий этой новой открывшейся ему точки зрения.

– Как профессионал, ты должен понимать, что есть разница между понятиями безопасности эксплуатации и безопасности, обеспечиваемой договором. Это как мир и война. Никто не будет говорить о безопасности эксплуатации жилого здания в условиях нарушения договора о мире и сотрудничестве. В случае наступления форс – мажорных обстоятельств здание рассматривают только с точки зрения, разрушаемой единицы. В нашей практике строительства имеет значение, как далеко и в какую сторону оно упадёт, и какой высоты и прочности надо сделать вентиляционную шахту подземного бомбоубежища в радиусе рассеивания, обломков. Другими словами, на случай исчезновения подводного города, у нас предусмотрен комплекс спасательных мероприятий, в полной мере обеспечивающий безопасную эвакуацию отдыхающих.

– Что ж, благодарю Вас за исчерпывающее разъяснение, Мастер Гриан. Надеюсь, вы понимаете, что, как Архитектор, я, в первую очередь, несу всю ответственность за безопасность людей в здании.– Василий внутренне испытывал удовольствие от мгновения. Он расценил своё чувство, как хороший знак, так как считал, что, по закону «зеркала», со стороны заказчика он мог ожидать, в этом случае, такого же отношения. Такой вывод он делал на основании опыта: так как знал, – что чувствуешь ты, то, обычно, чувствует и собеседник.

– Расскажите мне, как они строят свои города. Какова технология? В чём их секрет?

– Ты сам увидишь всё своими глазами. Однако, как ты правильно понял, для того чтобы проектировать, тебе надо понять и хорошо представлять способы строительства. И ещё: от того, что изначально город возводится в мире луанов, ты должен будешь всё время присутствовать там, руководить строительством и следить за точностью воплощения твоего архитектурного образа. Ты не сможешь вернуться в наш мир до окончания строительства. Ты не сможешь согласовать проект со мной. Я даю тебе, как Архитектору, полную творческую свободу.

Слова Ламберта Грина о изучении технологии звучали, вполне убедительно. Сколько раз Василию приходилось ездить на всевозможные производства новейших строительных материалов и оборудования, чтобы затем успешно и правильно применять их в своих проектах. Однако Василий хотел полной ясности, и потому решился задать ещё один вопрос. – Мне очень лестно ваше доверие. И хотя я понимаю, что, в данных условиях, оно может быть, некоторым образом, вынужденное, однако, я рад, что вы нашли в себе это мужество. В моей практике архитектора, такое доверие заказчика – роскошная редкость. Но ответьте, однако, мне на один вопрос: надеюсь, Мастер Гриан, здесь не сокрыто желание найти возможность, как бы это деликатнее выразится, заимствовать у луанов секреты  технологий их строительства?

– Нет, ни в коем случае! – хриплый и низкий контрабас зазвучал несколько надсадно и тягуче. – Не буду кривить душой, мы уже искали такую возможность. Технологии, которые используют луны, невозможно воспроизвести в нашем мире. Дополнительная сложность твоей работы заключается в том, что водные люди в принципе не любят показывать свои секреты. И несмотря на то, что технологии их недоступны в условиях нашего мира, они не станут о них распространяться для чужаков. Поэтому тебе необходимо будет их убедить в том, что ты не только готов стать их финансовым и творческим партнёром, но и в том, что ты тоже луан.

– Но как?

– Здесь тебе понадобиться изобретательность и ум. Во многом мы с лунами похожи. Аскелия представит тебя, и снабдит рекомендациями историей жизни и подтверждающими документами. А дальше тебе, как ты вчера красиво высказался: «Правильно преподнести себя общественности, имея информационное и финансовое влияние, будет совсем не сложно». – Взгляд Мастера Гриана вспыхнул лукавым огоньком, а в зычном голосе контрабаса послышались саркастические ноты. Василий живо примерил на себя ту легкомысленную фразу, которой, как ему вчера казалось, он ловко козырнул перед миллиардером.

– Как вы осуществляете взаиморасчёты? Ведь наши деньги и ценности у них, наверное, не в ходу? Как бизнесмен и будущий партнёр я должен знать, чем платить?

– Золото. Оно не ржавеет ни у нас, ни – под водой. Луаны, как существа мистические, ценят этот метал по-своему. Золото метал творчества. Каждый из луанов, в отличие от нас – людей, умеет пользоваться мистической силой металлов, ведь другого им не дано: магией они заменяют творчество.

Хочу обратить твоё внимание ещё на одну деталь. Луаны очень дорожат своими курортами. Для этого у них есть весьма веские основания. То, о чём я сейчас хочу рассказать, думаю, поможет тебе в убеждении жителей водного мира к внедрению изменений в архитектуру их отелей. Однако, склоняя луанов к новому в своих архитектурных изысканиях, тебе предстоит найти точную меру, чтобы не нарушить гармонии с их давними традициями восприятия красоты.

– Так чем же города-курорты так ценны для луанов? – Василия привлекла эта мысль собеседника. На первый взгляд, в том, что кто-то едет отдыхать на местный курорт не было ничего не обычного. Но в том, как Ламберт Гриан расставил акценты для Василия зазвучал скрытый смысл.

– О, тут ещё раз встаёт вопрос о взаимной выгоде. Она для луанов – не только в материальном. Здесь присутствует уже более сложный матафизический мотив. Однако, ценность курорта с той новой стороны становится ещё более весома также и в среде людей. Биоэнергия – вот новая валюта. Отдыхающие в своём мире на наших курортах луаны заряжаются энергией людей, отдыхающих здесь же одновременно, но только в нашем мире. Пребывая в одних и тех же пространствах, люди и луны, сами того не ведая, обмениваются энергией. От этого-то так популярны подводные курорты среди луанов, и они приобретают уже особенную популярность среди людей. Энергия водных жителей нуждается в янской составляющей, и они получают её, пребывая незримо в тех же помещениях вместе с людьми.

– Это же вампиризм!

– Не совсем так. Инь-энергия Водных Людей гармонизирует и успокаивает. Луны отдают людям ту половину силы, которая освобождает их от стресса. Так что речь идёт скорее о невидимом симбиозе.

– Так значит луаны в своём мире живут в тех же номерах, что и люди?

–  Да, и это верно не только для отелей-курортов. – Добавил Мастер Гриан. – Луаны живут везде, где есть вода. Мы же, как люди воспринимаем только наш мир – мир людей. – Василий обратил свой вопросительный взгляд на Аскелию, и в ответ услышал её мысль.

– Миров на нашей планете великое множество. В некоторых из них живут только бестелесные формы, а в других – существа похожие на людей.   Таких – несколько. Все миры существуют параллельно. Люди и твари, населяющие другие миры, отличаются от людей. Однако, они имеют с вами схожие черты. Перемещаясь между мирами некоторые иномиряне меняют свой облик. Но есть и такие, которые могут кочевать из мира в мир не изменяясь. Миры вдеты один в другой и потому схожи между собой. Там, где в вашем мире озеро, река или океан, в других мирах, похожие условия. Мы живём рядом, в одних и тех же местах, но не видим друг друга.

– Всё вами рассказанное кажется мне очень занимательным. Однако, прежде чем окончательно принять решение, я должен обсудить с Вами Мастер Гриан сугубо рациональные вопросы. – Василий, наконец, овладел собственным потрясением, которое возрастало в нём всё более по мере того, как он приближался к моменту, в котором должен был огласить своё решение. В нём включилось его рациональное начало. Василий не колебался. Он привык двигаться вперёд, разрешая вопросы, которые необходимо и возможно было решить заранее. – Как я понимаю, выполнение задачи потребует моего долгого отсутствия. Я вынужден буду свернуть моё дело, по крайней мере, на несколько лет. Каковы ваши гарантии и компенсации за мою потерянные наработки в бизнесе и возможные выплаты неустоек по заключённым ныне контрактам, а также потерю моего сегодняшнего положения в рынке, пусть временного?

И ещё: кроме возможности самореализации, могу я надеяться в дальнейшем на продвижение моего имени в связи с воплощённым новейшим подводным городом? Надеюсь, я могу рассчитывать на гласность с вашей стороны, в случае успеха? И наконец, нам надо договориться о финансовой стороне вопроса за мои прямые профессиональные услуги и услуги в некотором роде посреднические. Более того, я бы назвал их не совсем легальными в том мире, где мне предстоит работать. Ведь это так? – Василий многозначительно замолчал беспристрастно глядя на собеседника.

И, хотя, деньги всегда играли для него в выборе того или иного заказа не первую роль, Василий приучил себя никогда не начинать работать без хорошего договора. В его практике – бесплатное начало работ всегда принижает ценность архитектурного произведения в глазах Заказчика.

– Что касается потерь в твоём бизнесе, то в этом ты можешь быть спокоен совершенно. Ты вернёшься в наш мир из своего путешествия ровно в то же время, в которое и покинешь нас. Таковы особенности перемещения между мирами. – Услышал он в голове вкрадчивый голос Аскелии.

Ламберт Гриан кивнул, подтверждая слова гостьи и продолжил. – На вторую половину твоего вопроса я отвечу контрактом. – И Ламберт Гриан открыл перед Василием увесистую кожаную папку в котором лежали тонкие листы документов.

– Он явно слышит её! – Отметил про себя Василий, и улыбнулся, вспомнив пикантные детали их утреннего мысленного разговора с Аскелией.

– Твой юрист уже видел этот контракт. Я связался с ним заранее, и просил не беспокоить тебя во время пребывания в Венеции. Позднее, ты сможешь обсудить с ним любые дополнительные вопросы и уточнить все детали.

– Хорош, Андрюха! – Мысленно укорил своего юриста Василий. – Не может быть никакой гарантии, даже с самыми проверенными партнёрами, если речь идет о доступе или не доступе к информации, когда в дело вступают деньги!

– Если я правильно уловил твоё внутреннее настроение, нам остаётся только сойтись в цене? – Закончил свою мысль Ламберт Гриан.

Василий бегло просмотрел предмет и условия договора. В тексте всё было на своих местах. Поставленные вчера вечером, и казавшиеся наполовину мистическими, задачи, сформулированные юридическим языком – ясно и без туманностей – выглядели вполне реальными и осязаемыми и вполне ложились в рамки стандартного контракта. Здесь были скурпулёзно расписаны все этапы проектирования комплекса и даже учтены услуги по ответственному сопровождению проекта при согласовании в контролирующих инстанциях в Земном мире.

Василию очень понравилось, что договор сразу оговаривал пункт по обязательному ведению авторского надзора. Строительство без контроля архитектора никогда не приводило, в его практике, к задуманному результату. Понравилось Василию и то, что авторский надзор был выделен в отдельный финансовый этап, а не спрятан в стоимость проекта, как это стремились сделать многие известные ему «экономные» заказчики, ведь в этом случае, он мог закрывать финансовую сторону стадии проектирования не боясь, что оплата проектного этапа растянется до конца строительства.

В общем, контракт выглядел ясным и реальным, словно он описывал задачу по созданию продукта, которому предназначено появиться в нашем мире, а не в мире снов… Василию нечего было добавить. Его юрист и главные инженеры проекта знали своё дело. Ведь не даром Василий так много времени и сил уделял подбору персонала и партнёров. Но он заметил, что многое в договоре привнесено и от заказчика.

– Очень толковый контракт! – В задумчивости и, как бы про себя, произнёс Василий, читая непривычно ясные и гладкие формулировки, написанные вполне человеческим языком без безликих юридических словесных выкрутасов и формализмов. – Редкий слог. Видна ваша руководящая рука, Мастер Гриан.

– Благодарю. – Коротко и сухо произнёс Хозяин Замка.

Василий открыл последние страницы, на которых размещалось приложение к договору об условиях цены. Стоимость его работы по контракту была безумно высокой! Здесь и речи не было о принятых в Европе пяти процентах от сметной стоимости строительства. И, хотя, Василий мог с трудом предположить себе цену строительства такого города, он прекрасно представлял себе стоимость проектирования квадратного метра здания, наземного курортного комплекса, подобного объёма и сложности. Оценка его профессиональных услуг, представленная Ламбертом Грианом, превышала рыночную в десятки раз! Это показалось Василию странным и излишним, но все вопросы разъяснялись условиями второго и третьего контракта.

Второй контракт посвящался представительским услугам Василия в рамках проекта в части ведения переговоров от лица Мастера Гриана. Впрочем, в конце этого документа тоже стояла такая же немыслимая цена, как и в первом контракте. Но все эти деньги не имели особой силы, если речь шла о мистической стороне. Василий никак не мог отделаться от мысли о сказочности происходящего. Он отрешился и некоторое время размышлял о вчерашнем подводном погружении с Аскелией.

– Что есть жизнь, и где находятся границы явного? Вчера он практически утонул наяву, а сегодня сидит здесь и читает эти странные документы. – размышлял Василий в задумчивости.

Третий контракт предлагал условия по вступлению Архитектора в партнёрские отношения с Компанией Ламберта Гриана в качестве акционера и совладельца будущего подводного города на стороне водного мира лунов.   Василий с самого начала переговоров понимал, что условия выполнения проекта потребуют его постоянного участия. Он не мог исчезнуть из мира луанов сразу после выполнения контракта на проектирование. И ясно было, что Мастер Гриан захочет теперь всегда иметь его под рукой. Здесь видна была совершенно иная ответственность. Формулировки задач в нём, тоже были вполне реальными и исполнимыми для земных рамок. Но Василий понимал, что должен будет навсегда посвятить себя общению с новым для него миром. И хотя это сулило ему возможность никогда не думать о деньгах, однако, существенно ограничивало его творческие свободы. А, вот в том, что он хочет заниматься проектированием и переговорами только в рамках одного направления архитектуры и в совершенно неизвестном ему мире, Василий очень сомневался.

Однако, тот факт, что он должен был вернуться обогащённым новым опытом в ту же точку времени в мире людей, откуда ушёл, то есть, эти дополнительные действия не забирали времени его земной жизни, давало серьёзный повод согласиться. Василий задумался. Ему, как будто, предлагалось удлинить свою жизнь! Но так ли это на самом деле? Он не знал… Быть может, время миров обладает балансом, подобным уровням соединяющихся сосудов?...

Все детали того, что реально предстояло ему сделать, предугадать Василий конечно же никак не мог. Ему предстояло отрешиться от логики и согласится, или отказаться. В процессе он мог или выполнить, или провалить дело. Василию не с чем было сравнивать – не было опыта. Ламберт Гриан ничего не терял при любом стечении обстоятельств. В крайнем случае он мог принять новый город, таким, как и все предыдущие. При этом, в предлагаемом Василию предприятии для своих потусторонних партнёров Мастер Гриан оставался недосягаемым на человеческой стороне. В мире луанов Василий становился независимым игроком. Всё что исходило от него и происходило с ним, никак не связано было с миром людей и Ламбертом Грианом. Он – Василий – был в этом мире сам по себе. Рисковал только он. Что дарует ему этот шанс? Свободу или жёсткие рамки? Жизнь или смерть?

Василий в задумчивости откинулся на спинку кресла. Глаза его неподвижно и остекленело уставились в бесконечность. Вдруг он осознал, что именно финансовая сторона вопроса приводила его в замешательство больше, чем предстоящая неизвестность за гранью другого мира. Не потому ли, что явно завышенная цена наилучшим образом и вполне убедительно и ясно раскрывала перед ним теперь всю опасность предстоящего предприятия?!

Глядя теперь в бесконечную даль сквозь стены этой великолепной мраморной столовой, и дальше – сквозь  все стены роскошного замка Ламберта Гриана, сквозь величественные и несокрушимые пики заснеженных Альп на горизонте, и даже – сквозь  атмосферу и бесконечный звёздный космос вокруг их такой крохотной голубой планеты, и потом, возвращаясь от туда, и глядя на себя, сверху, как на маленькую песчинку затерянную в неизведанных мирах и оболочках Бескрайней Вселенной, Василий явственно понимал, что невозможно предвидеть предстоящее, что соглашаясь, он оставляет за гранью всё явное и осязаемое – всё, что можно было бы сформулировать и оформить логически или юридически, – весь здравый смысл, – и отдаёт себя полностью и безвозвратно на волю разворачивающихся перед ним событий, оставаясь наедине с самим собой и полагаясь только на провидение.

Василий мельком взглянул на бесстрастное, морщинистое, белое с тяжёлым квадратным, слегка раздвоенным, подбородком лицо Ламберта Гриана, с прозрачными, водянистыми, почти бесцветными, как капли воды глазами, и мысленно произнёс, впечатлённый уже в который раз своим внутренним ощущением от образа этого величественного и таинственного человека. –Главное, чтобы это не был контракт с самим Дьяволом!

Но, одновременно осознавая всю ширь происходящей мистерии, он понимал, что теперь даже и это допущение не остановило бы его. В голове его пронесся и иссяк поток направленных мыслей. Ничто не смогло бы удержать его перед возможностью соединения в одном пути двух потоков двух генеральных жизненных устремлений: внутреннего совершенствования и творческой реализации. Невозможно разрешить немедленно все вопросы не пересекая границу этой непроглядной дали:

– …Жить надо нравственно.

Это как ? – По совести!

Искусство должно быть нравственным.

Это как?...

С изобразительным и словесными искусствами тут всё понятно. – По морали.

Мораль изменяется вместе с обществом и во времени. Устройство обществ разное. Мораль сегодня разрешает то, что было недавно под запретом.

Что правильно? Что допустимо?

Очевидно, То, – что не разрушает твою энергию, тело, Окружающий Мир, не вредит другим живым существам.

А как же быть с бессловесными искусствами?

Музыка должна быть нравственной!

Архитектура должна быть нравственной!

Ведь каждое из таких утверждений как коан, как хлопок одной ладони.

В чём же всё-таки состоит нравственность Архитектуры?...

Архитектура здания подобна живому существу. Подобна телу человека.

Тогда, может быть, нравственность архитектуры подобна внутричеловеческой и состоит в чистоте, не суетности, гармонии частей и не разрушении целостности окружения? Не навреди! Пространству, людям, истории, наследию…

А как же быть с доминантами?...

Василий много раз размышлял потом почему он согласился в тот же момент без раздумий и без конкретного изучения всех деталей? Что двигало им? Осознавал ли он до конца опасность этого шага? Какая безумная удаль вела его тогда, несмотря на лежавшие, как на ладони перед его разумом и интуицией тысячи очевидных возражений. Но в том-то и состоит тайна русской души, непонятная никому – бросаться в омут не зная брода, на авось…

Для чего? Ради исследования нового? Ради красоты? Василий никогда сам в последствии не мог ответить коротко на этот вопрос.

Перед ним лежала бескрайняя манящая фантастическая творческая возможность. Он видел тысячи вариантов развития событий. Здесь была та восхитительная тайна, которой до сих пор не доставало ему в его творческом поиске и воплощении. Сказка и быль, сон и явь сливались в этом действе в одно. Что может быть желанней и прекрасней?!

«Василий, это не репетиция жизни, это – сама жизнь! » – Вспомнил он вдруг слова одного мудрого Заказчика, пришедшего в его жизнь в ранней юности.

– Да, я согласен! – Просто ответил он; потом, ещё раз взглянул на обозначенную в конце всех расчётов общую сумму. Это число чем-то ещё привлекало его внимание, помимо своего размера. Сначала Василий не придал этому значения – слишком много впечатлений разом, – и теперь, приглядевшись к нему повнимательнее он осознал, что окончательная сумма в каждом из договоров получалась очень красивой: в ней были только две цифры восемь и девять. И они чередовались так, что похоже было будто это не просто число, а шифровка, записанная двоичным кодом. Василий взял в руку тяжёлую, но сбалансированную как хороший самурайский меч, позолоченную, с витым узором шариковую ручку и крепким размашистыми росчерками подписал все листы.

– Но почему восьмёрки и девятки? – Промелькнуло в голове Василия, и он опять посмотрел в каменное, непроницаемое лицо Ламберта Гриана.

Тот, словно угадав его мысли, произнёс глядя, как всегда, ему прямо в глаза: Я люблю, чтобы во всём чувствовалась гармония. Уверен, ты сможешь найти её для меня на той стороне. Но у меня есть к тебе одно непреложное условие: нигде в нашем мире и никогда, Василий Порфирьевич, Вы не будете заявлять о том, что имеете причастность к обозначенному Проекту!…

3-1-6

Василий долго бродил среди зелёных выстриженных из кустов и деревьев скульптур. Решившись на этот прыжок в неизвестность, он, тем не менее, томился. Незаметно, солнце упало за гребни гор. Василий любил сумерки. Ему нравилось послезакатное состояние дня. Оно всегда напоминало ему о вечности, о безжалостности этого Мира, о скрытой тайне, спрятанной в ночи. От сумерек, как от слов и мелодий народных песен веяло отрешённостью и окончательностью каждого события жизни. В голову его вместе с послезакатной тишиной и великолепием природы проникали вдохновенные образы.

Аскелия возникла перед ним внезапно. На фоне бликов неба на озёрной глади, среди теней, листвы и ветвей, вьющихся по решётчатым стенам деревянных пергол, её силуэт явился из стены ниспадающих пенных струй водопада. Обнажённая и такая же струящаяся фигура женщины-змеи выплыла к нему на встречу. Глаза Аскелии, как и вчера светились притягательным неоново-изумрудным светом.

– Пора в путь. – Сказала она, и Василий вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли прозрев безвозвратность мгновенья. Она увлекала его за собой к холодному, как прозрачная глыба льда, озеру. Выстрелив собой в след за ней, Василий, пронзил границу зазеркалья, мощно и мягко заскользил под поверхностью и, вынырнув далеко, взмах за взмахом устремился к центру тёмной вогнутой линзы безмолвия. Вдруг, прямо под ним появилось быстрое, как луч, струящееся длинное тело наяды. Её бёдра вместо голеней продолжали два змеиных хвоста с раздвоенными плавниками на концах, в точь – точь, как у тех русалок в аквариуме венецианского ресторана. Почти мгновенно, прежде чем он успел что-либо предпринять – совершив всего несколько волнообразных движений, – она сблизилась с ним и обхватила его руками. Их животы сомкнулись, и дыхание Василия мгновенно слилось с ритмом её вдохов.

Аскелия, – да, это была она, – обвилась вокруг его тела и, быстрыми сильными толчками потянула его за собой в глубину. Его бёдра, и голени охватили змеиные кольца хвостов. Он снова почувствовал, как горячие и жадные губы её живота втянули восставшую в холоде горячую твердь его острия. Василию казалось, будто он входит и входит в неё всё дальше и дальше, и словно мгновение тянется целую вечность.

– И не было конца его концу! – Произнёс он мысленно родившуюся в его голове белиберду, и тут же услышал эхо её грудного смеха в своей голове.

Вжавшись друг в друга, они закружились вокруг вертикальной оси, всё быстрее и быстрее и ниспадая всё глубже и глубже, пока Мир в его голове не потерял свои координаты. Кровь в висках Василия застучала, и горячее тело, казалось, окоченело, теряя последние капли кислорода. Судорога свела его гортань, силясь удержать неизбежный поток воды.

– Вдыхай же меня! – то ли вспомнил то ли услышал он, как и вчера подводное эхо её мысленного голоса. Сладостная прохладная влага её мякоти, словно нектар, излилась сквозь трубку его мужского корня. Вслед за вдохом, казалось ему или наяву?, –  жгучие воды озера хлынули сквозь все отверстия, бурля и наполняя стеклянную колбу его тела!

Достигнув головы, потоки закружились сильным пенным смерчем, смывая его человеческие черты: и нос, и глаза, и губы, и лицо, и уши, и грудь, и торс, и руки, и ноги. Превратившись в витой, пузырящийся столб, Василий растворился и исчез в бесконечной плотной темноте.

Прозрачная, как вода Аскелия оттолкнула его безликую тень, и они медленно разлетелись в тёмном космосе глубины. Прозрачный, как вода Василий вытянул руки, и волнообразно оттолкнувшись всем телом, почувствовал в продолжениях своих ног непривычное сопротивление. Он взглянул на себя вниз, и увидел, что тело его продолжают два хвоста.

– Следуй за мной и не отставай! – Услышал он в уме её голос, и оттолкнувшись сильно, по-новому, по-рыбьи, он устремился вслед за ускользающей волнами тенью. Василий только теперь осознал  обступившую его кромешная темнота.

Аскелия вела, издавая то и дело протяжные мелодичные звуки. Плотное эхо вибрировало и множилось в толще воды. Мерцая незримой рябью, оно пронизало насквозь его тело от макушки до самых кончиков хвостов. Василий, превратившись в эхо-радар, плыл без остановки на пределе возможного. Однако всё равно звук ультра-песни удалялся и постепенно стихал. Наконец он совсем потерялся, и Василия поглотила бесконечная тишина. Только стук сердца и шум крови в висках оставался и внутри, и снаружи. Он остановился, затем вдруг метнулся в сторону по наитию, стараясь услышать хоть что-нибудь. Изогнувшись, было, для толчка, он вдруг сильно ударился боком об острые скалы.

Пытаясь всплыть, он снова упёрся спиной в камни скользкого каменного свода. Он бился как огромная рыба, попавшая в большую каменную мерегу.

Нырнул вниз, вбок, – опять скала. Он оглянулся. Интуиция подсказывала ему, что назад пути не может. Медленно продвигаясь вперёд, он то и дело натыкался на скальные выступы стен. Свод постепенно понижался, а стены сблизились. Проход ещё более сузился.

Василий скользил в свободном пространстве воды очень осторожно. Ужас сковал его мысли, оставив только звенящую тишину чувств. Но сердце безошибочно вело его вперёд, приказывая не поддавался страху и не сворачивать.

Наконец, спустя бесконечность, стены будто снова разошлись. Впереди забрезжил свет, обозначая окончание тоннеля: сквозь толщу воды стали видны рельефные очертания длинного хода. Стены грота блестели, выстеленные прозрачными, как кристаллы хрусталя крупными каменными глыбами. Камни переливались, отражая лучи света на гранях и создавая повсюду феерически-разноцветные радужные ореолы!

Стараясь держаться середины тоннеля, Василий каждым мощным изгибом тела стремительно толкал себя к разрастающемуся вдали яркому горизонтально-овальному отверстию выхода.

В какой-то момент, его силуэт словно облепило и вырезало со всех сторон белым, плотным фоном. Он ворвался в пятно света и растворился в, усыпляющем, как наркоз под хирургической лампой, ярком молоке …