Глава десятая. Объяснение с продолжением

Дневник Дженнифер

22 июля, вторник, вечер

Если мы когда-нибудь поженимся с Эдвардом, прошедший день, несомненно, войдет в историю нашей семьи! Впрочем, все по порядку.  

Я подошла к дверям кабинета Эдварда и еще издалека услышала пронзительные женские крики, перемежаемые глухими ударами. Похоже, в кабинете кого-то пороли. И я очень надеялась, что это была Марибет. Похоже, ее чары не слишком-то подействовали на Эдварда, моего и только моего Эдварда, моего Эда! Ради этих волшебных звуков я готова была и сама выдержать строгую порку и простить моего будущего жениха (как приятно повторять эти слова!) за то, что он сейчас любуется голой задницей этой распутницы.  

Потом удары и крики стихли. Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука. Потом опять послышались звуки ударов, но никаких криков не было. Крайне странно! Неужели Марибет потеряла сознание от боли, а Эдвард продолжает ее пороть, не замечая этого? Нет, такого просто не может быть!  

Вдруг удары прекратились и почти сразу из двери выскочил абсолютно голый мальчишка! Ну, или юноша… Короче, почти мой ровесник. Не обращая на меня внимания, он кинулся бежать по коридору, сверкая красными ягодицами и держа свою одежду в руках.  

Пока я гадала, что бы это могло значить, дверь опять отворилась и в коридор вышла Марибет. В руках она несла свои (а чьи же еще?) панталоны. Девушка двигалась с трудом, лицо ее было мокро от слез, мне даже стало чуть-чуть жалко ее. Впрочем, эта жалость быстро прошла когда, проходя мимо, Марибет бросила на меня полный ненависти взгляд и прошипела: "Ничего, скоро и ты так пойдешь!". Если бы взгляд мог переносить яд, я бы, наверное, уже умерла.  

Мне стало страшно. Во-первых, я нажила себе серьезного врага и отныне мне придется все время быть настороже. Во-вторых, а что, если Эдвард задаст такую порку и мне? Я ее точно не выдержу!  

Надо было заходить.  

Эдвард сидел за столом. Лицо у него было какое-то грустное и усталое. Что наговорила ему эта мерзавка? Что она тут творила? Впрочем, главное было ясно: соблазнить моего Эда у нее не вышло! Иначе он не выпорол бы ее так сильно. Надеюсь, меня-то он так не выпорет… 

Эдвард поднял голову, улыбнулся кончиками губ и спросил, что я натворила в этот раз? А то он не знает! Пришлось, однако, объяснить.  

Эдвард опять улыбнулся, настроение у него заметно изменилось. Глядя прямо на меня, он сказал:

- Я понимаю, что не вступить в драку вы не могли. И даже, пожалуй, не буду наказывать вас за это… 

Я обрадовалась. Мой Эд меня понимает! Сейчас он погладит меня по голове, пожалеет… Но Эдвард неожиданно повысил голос:

- Но кто велел вам, юная благородная леди, обнажать свою заднюю часть и демонстрировать ее всем присутствующим?! Да еще в то время, когда было положено спать? Извольте отвечать!  

Я опешила. Мне казалось, что я так хорошо все объяснила… Девочки же спрашивали… Не дав мне ответить, инспектор продолжил, голос его неожиданно помягчел:

- Поймите, юная леди… Дженнифер… 

Он назвал меня по имени!  

- Мое отношение к вам, вы надеюсь, видите… Вы мне… Я испытываю к вам определенную симпатию… 

Ого! Это что, объяснение в любви?  

- Испытываю симпатию, - повторил Эдвард, - и надеюсь на ответное чувство… 

Ой! Что он говорит? Как мне сказать ему, что он мне очень нравится? Или просто кивнуть? Кивну. Хватит пока.  

- Однако, - продолжал Эдвард, - я - ваш наставник и в силу этого не могу оставить без воздействия, строгого воздействия, ваши проступки. Я вынужден вас наказать. Делая это, я рискую растерять вашу симпатию, если она, конечно, есть… 

Есть, есть, не сомневайся! Накажи меня, дрянную девчонку, так, как я того заслуживаю! Я вытерплю!  

- Однако, - продолжал тем временем Эдвард, - поступившись своим долгом и не наказав вас, я, без сомнения, потеряю все права на уважение юной представительницы одной из лучших семей Англии.

Как говорит! Как по-писанному. Может, сказать ему, что юная представительница одной из лучших семей Англии (ну, тут он, конечно, преувеличил) страшно боится предстоящей порки и поэтому не потеряет уважения ни к нему, ни к себе, если ее простят? А уж если он узнает, что стоящая перед ним Дженнифер Скруп мечтает о том, чтобы ее выпороли, только, конечно, не слишком больно… Нет, нет, это невозможно.  

Помолчав, Эдуард строго сказал:

- Извольте, юная леди, снять с себя одежду. Всю. Думаю, что после того, как вы демонстрировали свое тело всем подругам, это не составит для вас труда.  

"Подруги были девушками!" - хотелось сказать мне. Но Эд ждал и я подчинилась. Было стыдно под его внимательным и строгим взглядом (мог бы и отвернуться!) расстегивать платье и стягивать его через голову.  

Оставшись в рубашке, панталонах и чулках, я остановилась и умоляюще посмотрела на мужчину. Не знаю, зачем я это сделала. Было ясно, что раздеться, как и получить порку, мне придется в любом случае.  

Эдвард продолжал молчать. И это молчание лучше любого приказания и понукания заставило меня снять рубашку, выставляя напоказ мои груди. А ведь он их еще не видел! Вдруг они покажутся ему некрасивыми? Маленькими?  

В полной тишине я развязала и сняла панталоны. Прикрываться я не стала. Вчера он мог уже рассмотреть все предельно досконально. Взявшись за подвязки чулков, я неожиданно услышала:

- Чулки можно оставить. Они нам не помешают… 

Интересно, сэр Эдвард, чем нам (нам!) могла помешать коротенькая нижняя рубашка? Да и вообще, чтобы добраться до места, которое обычно наказывают, достаточно было поднять сзади подол платья и раздвинуть разрез панталонов! Может быть, достопочтенный сэр Эдвард, вам просто хочется полюбоваться обнаженным девичьим телом? Ну, что же, любуйтесь, я ваша.  

Эдвард неожиданно привлек меня к себе и, повернув боком, поставил между своих коленей. Что он задумал? А, вот что! Инспектор надавил мне на шею, заставить немного нагнуться. Затем его рука толкнула меня под колени и они слегка согнулись. Я оказалась в предельно неприличной позе.  

Эдвард сомкнул колени, не давая мне вырваться и… положил левую руку на мое левое бедро. Спереди, так высоко, что его пальцы касались моего треугольника волос внизу живота! Не давая мне опомниться и запротестовать, его правая рука сильно, гораздо сильнее, чем вчера, шлепнула меня по непристойно выпяченной попе. Я дернулась вперед от удара, но это привело только к тому, что пальцы Эда проникли между плотно сжатых бедер и коснулись моих горячих и влажных нижних губок. Какой стыд! Сейчас он узнает, что я предельно возбуждена и решит (и не без оснований!), что мне нравятся эти шлепки! Я опозорена в его глазах! Опозорена навеки!  

Пока я сокрушалась над своей погубленной репутацией, Эдвард, ничем не показывая, что он узнал мою стыдную тайну, продолжал шлепать мои ягодицы. Может, он ничего не понял? В конце концов, мужчины такие бесчувственные! И леди Элинор об этом говорила.  

При каждом шлепке рука Эда касалась той самой заветной точки в том месте, где губки смыкаются. Это доставляло мне такое удовольствие, что в конце концов я перестала думать о своем позоре. Да что позоре! Я почти перестала ощущать боль от шлепков, я наслаждалась! Я плохо помню все свои ощущения, но мне кажется, что я сама терлась своим лоном о пальцы Эдварда.  

Очнулась я когда шлепки прекратились. Очнулась и обнаружила себя сидящей на коленях Эдварда, обнимающей его за шею и исступленно целующей его в губы!  

Поверьте, я никогда не целовалась с мужчинами и, конечно, никто не учил меня делать это правильно. Мною, наверное, руководил дьявол… Эд даже выглядел слегка ошеломленным таким напором… 

По прошествии нескольких минут (причем все это время его рука оставалась на прежнем месте, заставляя меня буквально извиваться от наслаждения) , Эдвард мягко, но решительно убрал руку и оторвался от моих губ.  

Слегка задыхаясь (еще бы, мне кажется, что он вообще не дышал все это время), мужчина сказал:

- Однако, Дженнифер, мне кажется, что наказание еще не закончено… А мы, Монсли, никогда не бросаем начатое на полпути.  

Черт возьми! А мы, Скрупы, никогда… Впрочем, инициатива здесь пока (надеюсь, что пока!) принадлежит не мне и надо подчиняться. Особенно в таких приятных вещах.  

Эдвард отвел меня, обняв за талию (впрочем, за время короткого пути его рука переместилась выше и удобно устроилась на моей груди) к деревянному сооружению, напоминающему козлы для пилки дров. Я видела такие у нас в усадьбе. Меня уложили животом на перекладину, обитую кожей, и прочно притянули к ней ремнем вокруг талии.  

Потом случилось то, чего я не ожидала. Эд решительным жестом широко раздвинул мои ноги и привязал их к ножкам козел. Видимо, сегодня мне суждено было представать перед будущим женихом в предельно неприличных позах! Впрочем, если ему это нравится и если он не решит, что я распущенная девчонка, то пусть его… Прислушавшись к себе, я пришла к выводу, что мне почти не стыдно. Наоборот, мне хотелось еще сильнее выгнуть талию и выставить попу, чтобы показать этим, как я его слушаюсь!  

Эдвард подошел к мне и показал длинный прут.  

- Я думаю, сказал он, - что нам (опять нам!) будет не вредно оставить на этой прекрасной (прекрасной, неужели это правда и мой задик ему нравится?) попке десяток хороших рубцов. Ты же любишь демонстрировать результаты порки своим подругам? Они могут удивиться, что я выпорол тебя гораздо слабее, чем эту Марибет.  

Ага, "эту"! Чем-то она его сильно разозлила! Или он сделал с ней все, что хотел, а теперь притворяется, чтобы успокоить меня? Нет, вряд ли. Тогда бы он не выдрал ее так жестоко.  

Тем временем, Эдвард продолжал:

- Ну и, скажу прямо, ты заслуживаешь дополнительных розог. Ты ведешь себя легкомысленно! И вот теперь за легкомысленность страдает твоя попа.  

И тут Эдвард опять меня удивил. Подойдя ко мне сзади, он нагнулся и поцеловал меня прямо в зад! Сначала в каждую половинку, а потом и в середину, между бесстыдно раздвинутых от такой позы ягодиц! Неужели ему не противно? А вдруг там неприятно пахнет? Впрочем, сегодня я не была в туалете, а перед приходом сюда старательно все помыла с мылом. Послушай, Дженнифер, это плохо, что ты не была в туалете! Значит, все это осталось там, у тебя внутри! А вдруг он захочет засунуть туда палец, как тем девкам на полянке? Или, еще хуже, пенис? Нельзя сегодня позволять ему это ни в коем случае! Если что, буду кричать и вырываться. В крайнем случае - упаду в обморок.  

К счастью, Эдвард не стал более покушаться на мою заднюю дырочку, а отошел в сторону и опять взял в руки розгу.  

- Прости, Джен (Джен! Вот как он, оказывается, называет меня про себя!), - сказал он, - сейчас тебе придется потерпеть, будет больно. Но ты сама это заслужила. Утешайся тем, что твоей сопернице, Марибет, досталось гораздо больнее… 

Я даже не успела сжать попу от страха, как прут хлестнул меня через обе ягодицы. Боли не было! Только тупой удар! "И чем он меня пугает?" - успела подумать я, - "Да шлепки и то больнее!". И тут пришла боль! Острая! Обжигающая! Она нарастала и нарастала и ей, казалось, не будет конца!  

Безжалостный Эдвард, тем временем, нанес второй удар. Я сжалась - сейчас эта страшная боль удвоится! Она не удвоилась! Она утроилась, учетверилась, удесятирилась!  

Я не выдержу такого и умру, обреченно решила я. Умру и буду лежать в гробу, а вокруг будут шептаться: "Умерла во время порки… Десяти ударов не выдержала… Какая слабачка…" А Эда, наверное, посадят в тюрьму за убийство! Боже, какой ужас! Надо что-то делать!  

И я стала дрожащим голосом умолять Эда не пороть меня больше. Говорить, что я не выдержу, что умру… Вдруг удары прекратились и моего лба коснулись губы Эдварда.  

- Вот и все, глупенькая, - нежно сказал он, - всего десять ударов, стоило ли так кричать и плакать?

Всего? Всего?! Хотелось вскочить и закричать: "А ты, Эдвард Монсли, получал когда-нибудь всего десять ударов"?  

Видимо, все это отразилось на моем лице или мой Эд (как ни странно, я совершенно на него не сердилась, как будто это не он превратил мою нежную попу в кровавую рану) уже сейчас так чувствует меня, что читает мысли. Тогда у нас все будет хорошо…

- Однажды в колледже я получил четыре дюжины. А уж по две или три доставалось мне не раз… - сказал Эдвард, гладя меня по голове.  

Боль потихоньку утихала, Эд целовал меня и нежно гладил, не касаясь, впрочем, истерзанной попы. Меня отвязали, я встала и подошла к зеркалу и  извернулась, стараясь рассмотреть свой бедный задик. Никакой сплошной кровавой раны там не было! Вспухшие рубцы - были, но крови ни капли. Впрочем, вот здесь, на боку, кончик розги слегка просек кожу. Но это мелочь, заживет… 

Эдвард с улыбкой наблюдал за мной. Внезапно я вспомнила, что стою голая. И не просто стою, а извиваюсь и наклоняюсь по-всякому, стараясь получше увидеть нанесенный ущерб. Я бросилась к платью и поспешно прикрылась. Эд опять подошел ко мне, взял из рук платье и, обняв, стал целовать в щеки, глаза и губы. Я не противилась. Ужасно хотелось, чтобы он погладил мне попу, но мой жених, мой любимый, берег меня и попы не касался. Я поклялась себе, что сделаю для него все, что он пожелает… Ну, кроме… Но где и когда? Сюда я попадаю только для порки, а после настоящей порки нам вряд ли захочется чем-то таким заниматься. Да, проблема… 

Нет, Эдвард точно читает мои мысли! Он вдруг сказал:

- Дженнифер, если вам не помешают ваши раны, - и с улыбкой глянул на мою все еще голую попку, - приглашаю вас погулять по парку после обеда.