Мои женщины Сентябрь 1964 Девочки и мальчики (В бане женщины)

Мои женщины. Сентябрь 1964. Девочки и мальчики.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из сети Интернет: 1963. Заседание совета пионерской дружины им. Павлика Морозова. Примерно так же прошло и заседание совета пионерского отряда нашего 5 «А» класса по моим предложениям по организации нашей классной и школьной жизни и учёбы. Как и почему это случилось, рассказано в этой новелле…

1 сентября 1964 года утром было прохладно – плюс 11°С, днём – плюс 13,9°С, а на солнце аж 18°С тепла и без осадков. Поэтому на площадке перед входом в школу, столпились все ученики всех классов и будущие выпускники (ученики 10-го класса) приветствовали первоклашек, а один из десятиклассником нёс на плече девочку-первоклашку и та звонила в тяжёлый для неё школьный колокол-звонок. Приветствовала всех и всем управляла новый директор школы, бывшая завуч, Татьяна Николаевна Фёдорова.

Наш 5 «А» класс собрался в середине гущи школьников. Весь участок перед школой был запружен ребятами и девчонками в красивых бело-чёрных или бело-коричневых школьных платьях и фартуках. Практически все ученики пришли с букетами цветов, поэтому праздник «День знаний» и первый день учебного 1964-1965 года был очень шумным, цветастым, весёлым, игривым и жизнерадостным.

Странно, но все ученики нашего бывшего 5 «А» класса за лето каникул сильно изменились, особенно девчонки, потому что они как-то уж очень похорошели и выглядели уже почти как настоящие юные девушки. Ребята же почти оставались такими, какими они были в четвёртом классе. Только некоторые чуть-чуть подросли и как бы чуточку «возмужали», но по ребятам из-за их шаловливого и игривого поведения это было почти незаметно.

Мы, ученики нашего нового 5 «А» класса, встретились немного отчуждённо, хотя прежние пары или группы ребят-друзей, соседей по одной улице Белинского, сразу же стали кучковаться, обмениваться шуточками, мнениями, суждениями о происходящем вокруг. Я пришёл в школу вместе с моим другом детства Толиком Азаровым. Мы оба несли красивые букеты из осенних цветов, росших в наших огородах и которыми славилась наша мама. Толика встретила их учительница и поставила в ряд своих учеников, а я подошёл к своему классу.

Сначала, оглушённый происходящим вокруг, я почти не различал, где кто, где свои, а где другие. Ребят я начал узнавать в лицо тоже не сразу, а девчонок и вовсе почти не узнавал, так они изменились за летние каникулы. Ребята нашего класса, особенно Колька Движков, сразу же задали тон встречных приветствий и манеру здороваться: они солидно говорили: «Здорово, мужик! » и здоровались ударом с размаху ладонью по ладони с крепким рукопожатием. При этом мы не обнимались, а слегка толкались плечами друг в друга.

Наши девочки тоже группировались парами или группками, они тоже здоровались уже не по детски, а «по-взрослому», но всё же общая радость и праздничное настроение брали верх и они начали пританцовывать, подпрыгивать, обниматься друг с другом и беспричинно смеяться. Главные девчонки нашего класса, Зоя, Лида и Валя Антипова со своей верной подругой Тоней, сразу же встали своей группой. Другие, не главные, девочки также группировались по двое или по трое и с разной степенью скромности общались друг с другом. Среди них в этот раз выделились свои «лидерши», среди которых была Любы, ростом, габаритами и силой похлеще любого парня в классе и не по возрасту «развитая» Тоня, дочка одной из «главных» учительниц в школе.

Всё это я заметил сразу же, как только мы вошли в наш класс и разместились на тех же местах за старинными партами, которые занимали в четвёртом классе. Мы с моим школьным другом и товарищем Славкой Юнициным заняли свою парту – предпоследнюю в первом ряду от входной двери. Отсюда мы видели всех либо с правого бока, либо передних – в спину. Прямо перед нами сидели две девочки, которые, если что, прикрывали нас со Славкой от учительницы, которая сидела или стояла рядом со своим учительским столом у большого окна – перед первой партой третьего ряда парт.

Две наши учительницы – Серафима Ивановна («Серафима») и завуч-директор школы Татьяна Николаевна Фёдорова (она так и осталась с прозвищем «Завуч») сообщили нам, что в составе нашего класса произошли изменения. Сашка Кузнецов и его верный «оруженосец» рябой Ряшин («Ряха», «Рожа») оставлены на второй год в четвёртом классе, но нам добавили учеников, перешедших к нам из других школ города и Суворовского района. Так у нас появилась ещё одна девочка со жгучими чёрными глазами и волосами цвета «вороново крыло» - Лида Горелова из пригородного села. Эта симпатичная, смелая и по-деревенски жёсткая девчонка тут же получила прозвища «Горелая» и «Погорелая» (на выбор).

Окидывая внимательным взглядом ребят и девчонок, я поразился тому, что некогда хулиганистые и насмешливые пацаны нашего четвёртого класса теперь выглядят по сравнению со мной и с другими подросшими ребятами и девчонками как-то слабовато, смешно, угловато, по-детски наивными и вовсе не страшными. Задиристый Славка Борисов, хулиганистый Борька Ефремов и насмешливый юморист Толик Морозов, попробовали опять задирать, хулиганить и насмешничать, но на них просто не стали обращать внимание и они, заняв задние парты в среднем ряду, смешались, а потом и потерялись там.

Более того, лишившись молчаливой или явной поддержки своего «атамана», Сашки Кузнецова и его верного «ката» («Ряхи»), они не рискнули даже выйти за пределы границ района своих парт и только оттуда мешали и портили настроение всем. Тогда эта троица решила «прошерстить» нашу со Славкой Юнициным парту и бесцеремонно потребовали от меня показать им, какие новые учебники будут в шестом классе. Я знал эту уловку по предыдущим годам учёбы: они должны были взять мои новые купленные в магазине учебники и нагло поменять их на свои, взятые в школьной библиотеке. Раньше такая наглость им и их «атаману» удавались, а теперь я сам насмешливо им отказал и послал их «куда подальше».

От такой «наглости» пацаны опешили, опешили и другие ребята и девчонки. Впервые на меня с интересом и удивлением оглянулись те, кто составлял «элиту» нашего класса и сидел за партами третьего ряда, ближнего к учительнице, начиная с Вали Антиповой и заканчивая Валеркой Гераськиным и Валеркой Молинским, Вовкой Корнеевым, Вовкой Муравьёвым и примкнувшим к ним последним в ряду, Сашкой Свиридовым. Да и Славка Юницин, мой школьный друг и товарищ по парте, взглянул на меня с удивлением и радостью, и оглянулся на этих стушевавшихся пацанов с гордостью: «Знай наших! ».

Уроки бокса и борьбы, преподанные мне моим старшим братом Юрой, практика ссор и конфликтов, испытанная мной в детском санатории в Чекалине, не прошли даром. По крайней мере я уже не тушевался, не молчал, не отворачивался от хамских и наглых претензий и требований, а спокойно, уверенно и даже насмешливо давал отпор. Я был уверен, что эти пацаны не посмеют затеять драку или потасовку в первый день уроков 1 сентября, не испортят праздник «День знаний». Так и случилось…

Вошли учительница и завуч, начался первый ознакомительный урок русского языка и с первых же мгновений этого урока мы все поняли, что «лафа» кончилась, что нам придётся вникать в законы и правила русского языка, много «схватывать на лету» сор слов учительницы, а многое просто заучивать наизусть, особенно правила грамматики и орфографии.

Всё, детство в школе кончилось, начиналась специализация предметов, а также «специализация» отношений между девчонками и между ребятами. Я это увидел и понял это сразу, потому что видел и познал это в детском санатории в Чекалине. Я почувствовал, что в нашем 5 «А» классе «дружбы», влюблённости и «отношения» начинаются всерьёз…

Сегодня 1 сентября 1964 года все уроки в школе были ознакомительные, но уже по программе, с примерами, упражнениями и домашними заданиями. Так что мы аккуратно заполняли свои дневники, заводили свежие новенькие тетради, опробовали новые учебники и новые шариковые ручки. Да, нам разрешили писать шариковыми ручками, хотя завуч-директор Татьяна Николаевна Фёдорова категорически против этого выступала...

О! Эти первые шариковые ручки! Во-первых, шариковые ручки трудно было «достать», то есть купить из-под прилавка (по блату), так на прилавках их не было. Потом, они текли из-под шариков пастой, сильно пачкались в портфелях и карманах, и у них быстро заканчивалась пишущая паста. Кроме этого первые шариковые ручки писали «жирно», при этом паста долго не высыхала и смазывалась от нечаянного движения пальцев, ладони, руки или локтя.

Обладатели шариковых ручек автоматически причислялись к «богачам», спекулянтам» или фарцовщикам, потому что настоящую шариковую ручку с лепестком-зажимом и маленьким шариком, который писал «тонко», достать можно было только у тех, кто торговал или менялся с иностранцами или жил и приезжал из-за границы. Первым обладателем шариковой ручки в нашем 5 «А» классе стал Шурик Каргин («Кога») мать которого работала бухгалтером на суворовском мясокомбинате.

У меня была перьевая ручка моего папы из подарочного набора ленинградской фабрики «Союз», который ему подарили его друзья на день рождения, а шариковую ручку из этого же набора папа отдал Юре, своему старшем сыну и моему старшему брату. Я не обижался и не возражал, потому что опасался, что эту красивую блестящую шариковую ручку у меня в школе украдут…

Многие девочки, в том числе и Валя Антипова, писали в классе перьевой ручкой и приносили с собой чернильницы-невыливайки ещё долго, до конца учебного 1964-1965 года и только в октябре 1965 года в магазинах, наконец-то, в свободной продаже появились первые советские составные шариковые ручки с металлическими стержнями. Потом их начали выпускать всё больше и больше, разнообразных и всяких по конструкции и они постепенно стали обычными в нашей советской жизни.

Буквально с первого дня занятий в школе я заметил, что не успеваю записывать всё то, о чём рассказывают на уроках учителя. Более того, я стал с трудом «схватывать» ту информацию, которую нам давали. Если раньше, в 3, 4 и 5 классах я успевал записывать то, что нам диктовали и писали на доске учителя, то теперь я за ними не поспевал, а на доске они теперь нам писали редко, только иногда диктовали, и то, несправедливо быстро. На просьбы и мольбы девчонок повторить сказанное, нам теперь почти все учителя говорили: «Успевайте писать кратко, быстро и самое главное, чтобы не забыть». Меня и всех нас это очень раздражало…

И вообще, я заметил, что моё восприятие окружающего мира и людей вокруг изменилось. Если раньше я многого не замечал или старался не замечать, то теперь чувство справедливости и несправедливости, обидчивости и достоинства стали доминирующими в моём ежедневном настроении и поведении. То же самое, но в разной степени, было и у моих школьных товарищей, у ребят и девчонок. Чувство собственного достоинства стало проявляться всё чаще и чаще практически у всех, так же как отставание в восприятии информации на уроках; учиться стало трудно. Очень трудно…

Странно, но я с сожалением ощущал это пограничное состояние между детством и отрочеством: дома я всё ещё хотел быть тем, кем я был до летних каникул, то есть быть ребёнком, которого все любят, жалеют, оберегают, а в школе я уже хотел быть самостоятельным человеком, с которым считаются, которого воспринимают, как равного, которого уважают. Например, я внутренне обижался, когда меня называли подростком, потому что я за лето вырос аж на 10 см! Точно так же в нашем 5 «А» классе все ребята и все активные девчонки меж собой возмутились, когда услышали от нашего завуча-директрисы, что мы относимся к «младшей подростковой группе учащихся».

Да, мы стали старше, это было очевидно и однозначно всеми нами принято и мы с самого первого дня учёбы в 5 «А» классе начали отстаивать это наше состояние: мы начали возражать учителям, требовать от них, чтобы они учитывали наши возможности, например, чётче диктовали то, что мы должны были записать в свои тетради, а также мы начали практически обвинять наших учителей в наших неудачах на уроках, в наших неверных ответах и решениях. Мы даже начали готовить коллективные протестные уходы с уроков некоторых учителей…

Наши самые активные (главные) ребята и девочки: Шурик Каргин (Кога), Вовка Корнеев (Ганс, Нация) и Колька Движков (Движок) и Зоя Конькова, Валя Антипова и Лида Игнатова, ещё сильнее сплотились и строили планы «возмездия» учителям за «неправильное» преподавание. Их поддерживали и им следовали практически все «подчинённые» лидерам ребята и девчонки, кроме меня и моего друга Славки Юницина. Однако наши самые «тихие» девочки и ребята были очень осторожными и компенсировали недопонимание на уроках обычной зубрёжкой, поэтому успешно решали задачи, примеры и выполняли на «пять» домашние задания.

Вскоре, в первые недели учёбы в нашем 5 «А» классе поменялись лидеры успеваемости: бывшие в четвёртом классе отличники стали «середняками», а бывшие середняки – отличниками. Мы со Славкой Юнициным как были «хорошисты», так ими и остались. Поэтому опять мы со Славкой стали изгоями, а в классе наметился раскол на «протестующих» («протестантов») и «соглашателей». В 5 «А» классе возник напряг…

Те ребята, которые в четвёртом классе нахально и нагло требовали от отличников и хорошистов «дать списать» и так «выходить сухими из воды» на контрольных и проверочных занятиях, уже никак не могли самостоятельно и полностью воспринимать что-либо на уроках, они хронически не поспевали и даже списание домашних заданий не помогало, потому что на самостоятельных контрольных они не могли справиться с заданиями, не хватало знаний. Вот почему эти хулиганистые ребята, бывшие «короли» класса, начали психовать на уроках, выбегать из класса, сильно хлопать дверью, ругаться на всех и на всё. Успеваемость в нашем 5 «А» классе в сентябре 1964 года резко понизилась…

Когда я рассказывал моим папе и маме о событиях в школе и в классе, они понимающе переглядывались и папа, с помощью мамы, осторожно говорил мне, что виной всему переходный период, что сейчас у вас, подростков, перестраивается весь организм (мама добавляла что-то о гормональном фоне), что нам надо привыкнуть, что это всё нормальная болезнь роста, что не надо отчаиваться, а надо постараться адаптироваться к новым условиям, принять «правила игры» и постараться найти в себе душевные и физические силы и средства, чтобы встроиться в новую систему обучения. Другого не дано и все в своё время проходили это…

Я поверил словам папы и мамы, потому что мой старший брат Юра их горячо поддержал и подтвердил. Он сказал, что сам пережил всё это и был дураком, когда сопротивлялся, участвовал в саботаже уроков и преподавателей. Теперь, когда ему предстоит закончить учёбу в средней школе, он хорошо понимает, что упустил когда-то в младших классах то, что сейчас ему нужно позарез и он теперь вынужден параллельно и одновременно учить то, что дают сейчас и учить то, что он должен был учить раньше.

Юрка говорил путано, сбивчиво, сердился на меня и на себя за своё «косноязычество», но я ему поверил, понял его и потом сам, глядя со стороны на бури «справедливого» негодования и «глупого» саботажа в классе, понял и осознал, что мы учимся не для учителей и не для оценок, а для себя самих. Я понял, что нам нужны не отметки и благодарности по учёбе, а знания, опыт, умение. Кстати, как ни странно, но эти слова и мысли звучали у меня в голове голосом моего друга и наставника в детском санатории в Чекалине – Великого Змея. Я скучал по нему, по его мерину Мерлину, коту Котяре и по юркой серо-зелёной Ящерке…

Я и сам заметил за собой перемены в поведении, потому что я вдруг начал думать и говорить как взрослых, применять слова и понятия, которые раньше, всего несколько месяцев назад, мне и в голову не приходили. Я даже начал копировать походку и движения моего папы и моего старшего брата Юры и вспомнил своего друга по санаторию Николая Старикова, который всегда и во всём вёл себя и говорил так, как это делал его отец.

Я заметил, что и в нашем 5 «А» классе ребята стали вести себя почти по-взрослому, а девочки-тихони вдруг обнаружили свое личное достоинство и сохраняли его не агрессивными «детскими» ответами, обзывалками, ударами и шлепками, а молчаливым отстранением от обидчиков, невниманием и даже некоторым презрением, которое отрезвляло наглых хулиганов лучше всякой агрессии. Я это заметил и тоже взял этот приём спокойного, молчаливого, но выразительного и насмешливого презрения, на вооружение…

Другие ребята, не имевшие за собой необходимой базы знаний и умений в учёбе, ярились, сердились, лихорадочно искали способы как-то исправить своё состояние и положение, но вскоре контрольное задание или работа, вызов к доске и представление своих домашних заданий выявляли их слабость, незащищённость и никчемность, отчего они становились всё более агрессивными. Я всё это видел, начинал понимать и осознавать и очень хотел помочь ребятам и девчонкам найти себя в процессе учёбы, но они «по старинке» всё ещё хотели быть атаманами, вожаками и лидерами прошлого четвёртого класса…

Дело в том, что перед всеми нами был «фактический факт» - оставление на второй год нескольких наших школьных товарищей, которые были вожаками и атаманами, а оказались неудачниками и получили обидную оценку «недоразвитых». То, что Сашка Кузнецов со своим подручным «Ряхой» перешёл в другую школу в районе города под названием «Рудоуправление» и продолжил учиться опять в четвёртом классе, очень сильно повлияло и подействовало на Валю Антипову. Я думаю, а Славка Юницин это убеждённо подтвердил, что оставление Сашки Кузнецова на второй год подорвало его авторитет и он «упал» в глазах Вали Антиповой, «перестал быть её кумиром». Ну и чёрт с ним…

Мне нисколечко не было жаль Сашку Кузнецова и его подручного «Ряху», потому что я был уже убеждён, что «Каждый выбирает то, что он выбирает» и что Сашка Кузнецов сам виноват в своём выборе. У него был шанс стать, например, моим другом и товарищем и позывы к этому были неоднократные, но он уже был «повязан» своей славой, своим подручным «Ряхой», той жизнью, которую он вёл в школе, дома и на улице. Он мог бы быть красивым, сильным и крепким мужчиной, а стал пародией на Лёньку Мамалюка, нашего общепризнанного уличного атамана «низовского» района города Суворова.

Гораздо сильнее я думал о себе самом, о своём организме, о своём взрослении и своём поведении в школе, дома и на улице, потому что я начал замечать очень интересные и существенные изменения в себе самом, в Славке Юницине, в соседних по ратам девчонках, в наших главных девочках и парнях. Да, теперь я внутренне и вслух начал называть наших мальчиков и девочек парнями и девушками, и с первого же раза, когда я к ним так обратился, эти наименования мгновенно вошли в нашу речь и стали общепринятыми.

Во-первых, я обратил внимание, что в нашем 5 «А» классе очень важным стало наше общее мнение, то есть общественное мнение. Теперь общественное положение или статус ученика, хорошист он или троечник, отличник или двоечник, стали выражением либо развитости, либо недоразвитости. Получить статус неуспевающего или «недоразвитого» стало общественным позором…

Во-вторых, в результате изменения нашего общественного статуса резко повысился общий настрой на познание, на познавательную деятельность, на активное, напористое отношение к учебному материалу, к урокам, к знаниям вообще. Практически все сменили тактику сопротивления на тактику познавания. Мы начали требовать от учителей большего – подробностей, растолкования, пояснения, объяснения и теперь учителям стало трудно вкладываться на уроках в отведённое на урок время.

Сначала на меня, который в ответ на дежурную фразу учителей: «Вопросы есть? », начинал задавать вопросы по теме урока, все «окрысились». Ребята и главные девчонки в нашем классе сердились, ярились, упрекали и обвиняли меня за то, что я сокращаю время перемен и настораживаю, злю учителей, говорили мне: «Ты что, самый умный? », но потом догадались и поняли мою тактику, потому что она начала приносить плоды, просто мы все начали лучше понимать и стали быть готовыми на следующих уроках и контрольных.

Мы продолжали быть пионерами и задачу хорошо учиться и быть первыми, раз мы имеем в наименовании класса букву «А», нам никто не отменял. Председателем совета отряда пионеров и членом совета пионерской дружины школы была Валя Антипова и от неё требовали подъёма уровня успеваемости одноклассников, но ни она, ни её подруги из «главных» девочек класса, не знали, как это сделать. Девочки-хорошистки успевали по предметам благодаря своему терпению, прилежанию, зубрёжке, поэтому им было хорошо и они не переживали за свои четвёрки. Троечникам тоже было всё равно, потому что тройки их вполне удовлетворяли, а дальше хоть «трава не расти». А вот тем, кто претендовал в дальнейшем на развитие, на учёбу в институтах, на занятие высоких должностей и высоких мест в жизни, требовались пятёрки…

Вот почему в нашем 5 «А» классе возник ещё один «центр силы» - мы со Славкой Юнициным и наши негласные, молчаливые, но примкнувшие к нам «середнячки», которые «ни нам, ни вам, а только себе». Как всегда бывает с середнячками, они, когда им надо, берут сторону «главных» лидеров, а когда надо «перемётываются» к другим «лидерам». Всё зависит от успешности избранных лидерами тактик и приёмов достижения результатов.

Так, например, в начальный период «середнячки» поддерживали «главных» и уходили с уроков, саботировали уроки, «как все, так и мы», а потом, в процессе учёбы, они, середнячки, перестали саботировать учителей и уроки, а начали зубрить и поддерживать меня и Славку Юницина в наших вопросах, начали оставаться после уроков с учителями, чтобы ещё и ещё раз пройтись по темам сегодняшних уроков. Эту «тактику» придумали и применили сами «середнячки» и это был прямой вызов нашим «главным» лидерам и записным «отличникам»…

Однако я заметил один общий настрой, который буквально господствовал среди всех у нас в классе: мы дружно и активно интересовались всем, кроме школьных уроков, занятий и заданий. Нам интересно было, и мы горячо обсуждали, всё, что происходит в школе, в классе, в городе и в мире, кроме школьных предметов. Школьные предметы были нам как обуза, как обязательный тяжкий груз, как тяжкая работа. Даже я, с активной подачи поставщика всех новостей и слухов, Славки Юницина, поддался этому общему настрою, настроению и желанию и тоже, хотя и не активно, но участвовал в обсуждении общих классных дел и новостей.

Кстати, я заметил, что наш общий или индивидуальный интерес быстро вспыхивает, как огонь, и также быстро забывается и пропадает, гаснет. То, что вчера было главной новостью и вызывало жаркий спор или диспут, сегодня либо сменялось новой новостью, либо гасло до общей скуки. Вот почему, когда утром в класс, как всегда, врывался Вовка Корнеев с прилепленной под нос чёрной бархатной щёточкой усов и кричал нам с порога: «Зик! », ребята дружно и весело ему отвечали: «Хай! », правда, забывая добавить к этому фашистскому приветствию звук «ль». В нашем 5 «А» классе мы продолжали учить немецкий язык…

Ещё я заметил, что в шестом классе у всех повысилась физическая активность и на урок физкультуры все приходили с настроением, с желанием побегать, попрыгать, поупражняться. Даже Валя Антипова, освобождённая почему-то по здоровью от физической работы и физических упражнений, приходила на спортивную площадку школы и с интересом наблюдала за нами. Наш учитель физкультуры Иван Иванович Дынин имел лысую голову, и когда наши девушки выполняли гимнастические упражнения, мы неоднократно замечали, как краснеет его лысина, как он волнуется, когда поддерживает под спину Тоню Кладовщикову, когда она делает упражнение «мостик».

Я всё ещё физически был слаб и не соответствовал по силе мышц своему росту и весу, поэтому с трудом подтягивался на перекладине и кольцах, не мог подтянуться или отжаться требуемое число раз, не мог сделать упражнение «подъём с переворотом» на перекладине и неловко делал переворот на брусьях, задевая учителя по голове своими длинными растопыренными в стороны ногами. Этот нечаянный удар по лысине сердитого «Дын-Дыныча» вконец разрушил наши с ним отношения и все мои старания чем-то выделиться в других видах спорта или физических упражнений, например, в прыжках в высоту, в длину. В играх в волейбол и баскетбол, не изменили скептическое и равнодушное отношение Дынина ко мне. Девчонки во главе с Валей Антиповой тоже не баловали меня своим восхищённым вниманием, у них был теперь новый кумир – Вовка Муравьев (Мура, Мурочкин)…

В нашем 5 «А» классе на уроках физкультуры, труда, домоводства, да и в других случаях, признавались и поощрялись общим внимание игры на выносливость, например, бег на лыжах на дистанции 1, 3 и 5 километров, кроссы по пересечённой местности, бег на ориентирование, всякие эстафеты и школьные соревнования по лёгкой атлетике. Всё, даже девочки-тихони, стремились к лидерству, к наилучшим результатам, прежде всего, своим личным результатам. Как ребята и девчонки радовались, когда они выполняли нормы ГТО! Гордился и радовался и я, хотя скромно, без излишних восторгов.

Ещё я заметил, что наши активные или главные девочки, Зоя, Лида, вторая Лида, Валя Антипова и её подруга Тоня, Тоня Кладовщикова и некоторые другие девчонки, любят стоять в конце трассы дорожки-стометровки и наблюдать, как бегут парни. Они стояли на финише, смотрели на нас, радовались победе и о чём-то шептались, переглядывались, прыскали смехом. Ребята старались, быстро и разлаписто бегали, стремились победить и с недоумением воспринимали смешки и переглядывание девчонок, как насмешку над ними.

Некоторое время нам был непонятен повышенный интерес наших девушек к бегу парней на короткой стометровой дистанции, но наш учитель по физкультуре в перерыве между упражнениями подозвал ребят к себе и спросил, знаем ли мы, почему девочки стоят на финише и смотрят на то, как бегут ребята. Мы ответили, что не знаем. Тогда Иван Иванович Дынин вполголоса скомандовал мне и Вовке Муравьёву встать на старте и по его сигналу бежать что есть духу до финиша, а всем ребятам присоединиться к девчонкам на финише и смотреть внимательнее.

Мы с Вовкой Муравьёвым встали в позу старта на старте и по сигналу Дын-Дыныча побежали. Вовка Муравьёв был по природе атлетом, бегуном, гимнастом и уже имел фигуру юного Аполлона. Я был худым, длинноногим, но с узкой грудью и неширокими плечами. Мы бежали вровень, но к концу дистанции Мурочкин «поднажал» и пересёк линию финиша первым. Он победил, и я на него не был в обиде, потому что Вовка победил справедливо, он был сильнее и мощнее меня.

Мы с Мурой тяжело дышали, согнувшись в спине и уперев руки в колени, поэтому мы ничего необычного не заметили, а ребята вновь окружили меня и тоже насмешливо и смущенно смеялись и улыбались над нами. Не сговариваясь, мы с Мурочкиным распрямились и уже были готовы возмутиться, но тут Дынин задал нам вопрос:

- Вы какие трусы носите? – спросил Дын-Дыныч. – Ну вот ты, Муравьёв.

- Какие-какие? Обычные! – оторопело ответил Вовка Муравьёв.

- А ты, Суворов? – обратился Дынин.

- Сейчас спортивные, плавки, а так – обычные, - ответил я в недоумении.

- Тот-то и оно, - обратился ко всем ребятам учитель физкультуры. – Теперь ясно всем?

Ребята загалдели, начали шутить, обмениваться мнениями, злословить, а Славка Юницин разъяснил нам с Мурочкиным суть дела…

- Девчонки становятся на финише, чтобы посмотреть, что у нас болтается в трусах, - заговорщицки и возбуждённо сказал нам мой друг и товарищ Славка Юницин.

- Врёшь! – сказал оторопевший Вовка Муравьёв.

- А вот и не вру! – возмутился Славка. – У Суворова плавки, поэтому у него аккуратный такой шишачок, а у тебя обычные трусы и твоя "колбаска" болтается из стороны в сторону, как маятник.

- И что? – спросил, не догадываясь, Вовка Муравьёв.

- А то, что они от этого балдеют! – торжествующе ответил Славка. – Особенно от тебя, Мура!

Этот разговор происходил втайне от девчонок и его услышал наш учитель по физкультуре Иван Иванович Дынин. Когда мы решили повторить эксперимент, он тихо посоветовал нам, чтобы теперь стометровку бежали Шурик Каргин и Вовка Корнеев. Мы это всё обыграли как состязание между «лидерами» уроков физкультуры, поэтому на финише столпился практически весь наш класс. Впереди всех стояла наша миниатюрная белокожая красавица – Валя Антипова.

Шурик Каргин (Кога) и Вовка Корнеев (Ганс, Адольф или Нация) по сигналу Дынина сорвались с места и побежали. Приближаясь к финишу, они сильно ускорились и я отчётливо увидел, как между ног у Коги шевелится влево-вправо обычный «писюн» Шурика, и как у Адольфа болтается из стороны в сторону невообразимо «огромная», по сравнению с худым и стройно-жилистым Вовкой, «колбасина-сарделька». Это было чудо и это было что-то, что произвело на всех нас, мальчишек и девчонок, невыразимое впечатление…

Увиденное и осознанное на уроке физкультуры было ошеломляющим, потрясающим, открывающим; мы словно прозрели и совершенно по-новому взглянули на наших девочек в классе и на все наши с ними взаимоотношения. Так в нашем 5 «А» классе возник интерес к эротике; сначала к эротике, а в седьмом классе и к сексу.

Теперь, когда на уроках физкультуры Тоня Кладовщикова свободно и легко, сама, без поддержки, «выгибаясь наружу», делала мостик, я старался не смотреть на неё, потому что у неё чётко обозначался бугорок лобка и поперечные валики её «сокровенного тайного места». В нашей школе и в нашем классе было принято приходить на занятия физкультурой и на соревнования одетыми в трикотажные трико, самые дешёвые спортивные костюмы. В других школах города тоже парни и девушки были одеты в спортивные трико, но некоторые выходили в спортивных трусиках-плавках, и это считалось нескромным, вызывающим, непристойным. Мама купила мне настоящие трикотажные синие, коричневые, чёрные или белые трусики-плавки, а сверху – настоящие спортивные трусы-шортики с вырезом по бокам, но я их стеснялся надевать, так как наши общепризнанные атлеты, Вовка Муравьёв (Мура) и Валерка Гераськин (Гера), имели только лишь трико.

Всё равно, даже одетые в мешковатые спортивные трикотажные майки и одутловатые на коленях трико, девочки нашего класса выглядели уже почти как настоящие девушки и у таких девчонок, как Люба Мишина, Зоя Конькова, Лида Игнатова, Лида Горелова, Валя Яркина и других рослых девочках были настоящие «взрослые» бюстгальтеры, потому что у них уже были настоящие выпуклые женские грудки-груди. У остальных девчонок были только островерхие выпуклости, которые очень быстро набирали форму и силу нашего мальчишеского («мужского») восприятия. Все в нашем 5 «А» классе начали присматриваться и «заглядываться»…

Другим новшеством в нашем 5 «А» классе было увлечение всяким творчеством. Уроки литературы и истории теперь сопровождались интересом к событиям прошлого и вообще к значимым событиям и личностям. Все в классе с увлечением начали читать дома книги, ходить в кино, смотреть телевизор, правда, по телевизору смотрели только развлекательные передачи, концерты, спектакли или кинофильмы. Мне кажется (я был в этом уверен), что телевизионные новости или «политические» передачи смотрел и слушал только я один. Даже мой старший брат Юра говорил, что у него «нет времени вдаваться в политику», что ему «надо готовиться к экзаменам» и уходил в мою комнату, где читал свою фантастику.

Ребята из классной «элиты» увлекались пластинками и западной танцевальной музыкой. Повсеместно в нашей школе на вечерах звучала в записи музыка твиста, шейка, рок-н-рола. Очень популярными были ритмичные «твистовые» мелодии песен в исполнении Муслима Магомаева и Валерия Ободзинского. «Элитные» девочки нашего класса читали «полузапрещённые» толстые журналы типа «Иностранная литература» и делились ими друг с другом. Многие девочки начали вести свои личные дневники и песенники, куда записывали любимые песни и стихи. Как правило, эти «песенники» украшались всякими там разноцветными цветочками, кошечками, конфетными фантиками и вырезанными картинками из открыток. Я тоже не удержался и завёл себе записную книжку, в которую начал записывать свои мысли, стихи и песни, рисовать картинки…

Самыми популярными песнями и мелодиями 1964 года, кончено же, были заграничные. Мы не знали перевода этих зарубежных песен, но старательно, на слух, выли и подвывали, например, песне группы The Animals - House of the Rising Sun (Дом Восходящего Солнца)…

Есть в Нью-Орлеане дом один,

Известный как «Солнца Восход».

Он многих несчастных парней загубил.

Божусь, я ведь сам такой!

Портнихой была моя бедная мать –

На память вот джинсы на мне,

Азартный игрок — вот кто был мой отец

На Нью-Орлеанском дне.

А что нужно в жизни тому игроку? -

Лишь кейс, да в руке стакан.

Был жизнью доволен он в пору лишь ту,

Когда был мертвецки пьян.

Ох, мамы, детей не пускайте за мной

Тропой, что на дно ведёт.

Чтоб алчность и грех им не стали судьбой

В том Доме, где Солнце Встает.

…

(Это перевод Вадима Ефимова, но примерно так же нам перевела текст этой замечательной песни наша учительница по английскому, которую из-за её непомерно великого носа звали «Буратино»).

Второй по популярности была зажигательная рок-н-рольная песня ансамбля «Битлз» «Любовь ты не купишь (The Beatles - Can't Buy Me Love), под которую мы танцевали как сумасшедшие.

Третьей по популярности была песня и мелодия американского рок-н-рольного певца Элвиса Пресли «Вива, Лас Вегас! » (Elvis Presley - Viva Las Vegas). Затем шёл Roy Orbison с песней «Oh, Pretty Woman», а за ними – ансамблю Роллинг Стоун с песней «Кэрол» (The Rolling Stones – Carol). Это был предвестник тяжёлого, машинного рока и как же мы под эту музыку топали и кривлялись на танцах!..

Следующая популярная мелодия и песня 1964 года - Manfred Mann - Do Wah Diddy Diddy (Ду-ва-дидди-дидди), затем - Astrud Gilberto and Stan Getz – The Girl From Ipatema (Девушка из Ипанемы), потом - The Searchers - What Have They Done to the Rain (Что они сделали с дождём). Менее популярными и малоизвестными были другие западные мелодии:

Sarah Vaughan - Shadow of Your Smile (Тень твоей улыбки),

The Beatles - If I Fell (Если бы я полюбил),

The Rolling Stones - Not fade away (Не исчезнет),

The Who - I Can't Explain (Не могу объяснить),

Bob Dylan - Mr Tambourine Man (Мистер Тамбуринн),

The Newbeats - Bread and Butter (Хлеб с маслом),

The Drifters - Under The Boardwalk (Под дощатым настилом),

Barbra Streisand – People (Люди),

Beach Boys - Fun Fun Fun (Весело, весело, весело),

The Supremes - Baby Love (Детская любовь),

Chet Baker - Time After Time (Время от времени),

Jim Reeves – Bimbo (Бимбо),

Leslie Gore - You Don't Own Me (Я не твоя собственность),

Jacques Brel – Amsterdam (Амстердам),

Salvatore Adamo - La nuit (Ночью),

Serge Gainsbourg - Couleur caf; (Кофейный цвет),

Sylvie Vartan - La Plus Belle Pour Aller Danser (Самая красивая, чтобы пойти танцевать),

Gigliola Cinquetti - Non ho l'et; (Я ещё не такая взрослая),

Adriano Celentano - Chi non lavora non fa l'amore (Кто не работает тот не любит),

Giorgio Gaber - Giorgio Gaber - La Balilla

Iva Zanicchi - Come ti vorrei (Как я тебя хочу),

Gianni Morandi - In Ginocchio Da Te (На коленях у тебя),

Czes; aw Niemen - Pami; tam ten dzie; (Я помню этот день).

Среди русских советских песен самыми популярными были:

Владимир Макаров - А я еду, а я еду за туманом,

Понимаешь, это странно, очень странно,

Но такой уж я законченный чудак:

Я гоняюсь за туманом, за туманом,

И с собою мне не справиться никак.

Люди сосланы делами,

Люди едут за деньгами,

Убегают от обиды, от тоски…

А я еду, а я еду за мечтами,

За туманом и за запахом тайги.

А я еду, а я еду за мечтами,

За туманом и за запахом тайги.

Эдита Пьеха - Звёзды в кондукторской сумке,

Я кондуктор трамвая, мне город знаком,

Все считают работу мою пустяком.

Я зимою и летом

Отрываю билеты,

И мечтаю в вечернем вагоне пустом.

Я лечу, лечу, лечу, лечу над землей,

Я шепчу, шепчу, шепчу, шепчу: "Милый мой!

Где же ты и когда ты войдешь в мой вагон?

Нас далекой звездою зовет небосклон..."

И все круче, круче, круче, круче полет,

Через тучи, через звезды, все вперед,

Всех земных пассажиров с собой я зову -

Я билеты до звезд вам продам наяву!

Майя Кристалинская – Аист,

Еще сады не распускались

В ответ на первое тепло,

А я гляжу: знакомый Аист

На крыше выпрямил крыло.

Ах, здравствуй, Аист!

Мы, наконец, тебя дождались.

Спасибо, аист! Спасибо, птица!

Так и должно было случиться.

…

Вероника Круглова – Да,

Новый день начать мы рады

И в жару и в холода,

Если трудно, если надо,

Мы с тобой скажем "да".

Будет солнце или буря,

Мы с тобою навсегда,

Будет солнце или буря

Мы с тобою навсегда.

…

Георг Отс - Не спеши,

Ты спеши,

Ты спеши ко мне,

Если я вдали, если трудно мне,

Если я, словно в страшном сне,

Если тень беды в моем окне.

Ты спеши, когда обидят вдруг,

Ты спеши, когда мне нужен друг,

Ты спеши, когда грущу в тиши,

Ты спеши, ты спеши.

Ты спеши, когда грущу в тиши,

Ты спеши, ты спеши.

Не спеши, не спеши,

Когда мы с тобой вдвоем

И вдали беда.

Скажут да листья и вода,

Звезды и огни, и поезда.

Не спеши, когда глаза в глаза,

Не спеши, когда спешить нельзя,

Не спеши, когда весь мир в тиши,

Не спеши, не спеши.

Не спеши, когда весь мир в тиши.

Не спеши, не спеши.

Не спеши.

Муслим Магомаев - Будь со мной,

Я тебя повстречал на пути своем.

Ты пришла, как мечта, давнего сна.

В целом мире с тех пор только мы вдвоем,

Ну а в сердце моем — ты лишь одна.

Припев:

Будь со мной, будь со мной всегда

Грустью разлук, радостью встреч.

Будь со мной, мы любовь тогда

Вдвоем сможем сберечь.

Будь со мной, будь со мной всегда

Нежностью глаз, нежностью рук…

И любви не страшны года,

И боль долгих разлук.

…

Вокальный квартет «Аккорд» - Пингвины…

В Антарктиде льдины землю скрыли,

Льдины в Антарктиде замела пурга,

Здесь одни пингвины прежде жили,

Ревниво охраняя свои снега.

Ревниво охраняя свои снега.

Как-то раз пингвины в полном сборе

К морю на рыбалку побрели гурьбой,

Странную картину видят в море:

Огромный чёрный айсберг дымит трубой!

Огромный чёрный айсберг дымит трубой!

Струсили пингвины - что же будет?

И откуда ветер к ним пригнал гостей?

Видят, как на льдину сходят люди,

Впервые повстречали они людей.

Впервые повстречали они людей.

Люди их спугнули песней звонкой,

Тишины нарушив многолетний плен,

Небо затянули сетью тонкой,

Развесив паутину своих антенн.

Развесив паутину своих антенн.

Но теперь в пингвинах нету страха,

Радио послушать и они хотят,

И шеренгой чинно в чёрных фраках

Часами у посёлка они стоят.

Часами у посёлка они стоят.

Ходят строем длинным, выгнув спины,

Заняты гимнастикою по утрам.

А потом пингвины чистят льдину,

Танцуя вальс старинный по вечерам.

Танцуя вальс старинный по вечерам.

Всё на свете знает эта стая,

Ширятся их знания и кругозор,

Джаз пингвины знают, Баха знают,

Стихи пингвины знают и знают спорт.

Стихи пингвины знают и знают спорт.

И с людьми пингвины ходят рядом,

Слушают усердно каждый день эфир.

И теперь пингвины людям рады,

Ведь люди для пингвинов открыли мир!

Ведь люди для пингвинов открыли мир!

Ведь люди для пингвинов открыли мир!

Если под западные песни и мелодии мы танцевали, то советские песни и мелодии мы пели, потому что они были универсальными – и танцевальными, и душевными. Песню «Пингвины» мы в 1964 году сделали нашей классной песней и дружно распевали её на наших школьных вечерах и мероприятиях. Наверное, излишне говорить, что моей любимой песней в 1964 году была песня в исполнении Муслима Магомаева «Будь со мной»…

В шестом классе мы все были романтиками и очень быстро увлекались и развлекались всем интересным, новым, модным, современным. Мы о многом мечтали, мы рассказывали друг другу множество разных историй, часто выдумывали их, верили в них сами, обижались, когда нам не верили. Мы не лгали и не врали, мы просто выдумывали, сочиняли, и это было характерно для нас, пятиклассников.

Я точно заметил, что девчонки в нашем 5 «А» классе первыми начали влюбляться в ребят, выбирать себе парней для дружбы, гуляний и для «хождения», так называли в те времена 50-х годов провожания и прогулки «под ручку» влюблённых парочек. Причём девочки в нашем классе, а может быть, и во всей школе влюблялись сами, без помощи и участия мальчишек; они просто влюблялись, то есть ощущали и чувствовали потребность влюбиться в кого-нибудь. «Главные» классные девчонки «старались «влюбить» в себя парней, девочки-хорошистки влюблялись самостоятельно и делили между собой мальчишек, объекты своей влюблённости, девочки-троечницы довольствовались тайными влюблённостями или влюблённостями в киноартистов или певцов. Но все девочки ощущали потребность во влюблённостях, это было видно и заметно…

Я давно любил и был связан этой любовью к Вале Антиповой, хотя я осознавал и понимал, что не имею никаких шансов, да и не стремился к ним, потому что ощущал, знал и понимал – мы с Валей принципиальные соперники и противники, у нас разные жизненные позиции, разные цели и разные задачи. Уже в шестом классе я точно знал, что цель Вали Антиповой выражается её принципиальным выражением: «Пока я молода, я беру от жизни всё, что захочу! ». Моя жизненная позиция в это время сводилась к выражению: «Всему свое место и время». Мы оба как-то однажды высказали эти принципы вслух на пионерском собрании и эти два принципа разделили наш класс надвое, на тех, кто за меня и на тех, кто за Валю. Вся остальная жизнь класса и учёба вплоть до 10 класса была доказательством и борьбой этих двух принципов жизни и поведения.

Тогда и потом, до окончания школы, в нашем классе никто не знал и даже не догадывался, что Валя Антипова с детства больна пороком сердца, что срок жизни её уже измерен, что её жизненная позиция инстинктивно продиктована этими обстоятельствами и что она спешит и торопится жить, потому что эта жизнь будет укороченной этим пороком сердца. Мы тогда этого не знали, в том числе и не знали почему Валя освобождена от тяжёлого труда, почему ей запрещено поднимать тяжёлые вещи, делать тяжёлые работы и упражнения.

Лично я и мой школьный друг Славка Юницин, который знал практически всё обо всём и обо всех, считали, что Валя Антипова по характеру неженка, что она пользуется тем, что маленькая ростом, хрупкая, нежная, почти прозрачная, стройная и красивая, как сказочная Дюймовочка или японская фарфоровая статуэтка, что она притворяется и играет в эту девочку-фею. Но ни я, ни мой друг Славка Юницин, не могли ничего с собой поделать: я тайно и верно любил Валю Антипову, она была моя «первая школьная любовь» и живым воплощением моей «Феи красоты и страсти», а Славка Юницин, который был чуть-чуть выше ростом чем Валя, был в неё безнадёжно влюблён, потому что Валя Антипова увлекалась только рослыми, сильными, независимыми и самостоятельными парнями, намного выше, сильнее и старше неё.

Славка Юницин очень хотел «отношений», влюблённости, любви, но больше плотской, физической, сексуальной, а я был доволен и удовлетворялся платонической любовью, образными ощущениями и чувствами, но и не прочь был испытать все плотские, физические ощущения и чувства «настоящей чувственной любви», тем более что в детском санатории в Чекалине Марина дала мне такую возможность. Только в отличие от Вали Антиповой я не стремился к этим плотским страстным увлечениям, потому что знал – всему своё место и время и моё ко мне обязательно придёт и случится; главное – не прозевать…

Однако именно в шестом классе я впервые почуял, заметил и убедился в том, что впервые ко мне в нашем 5 «А» классе одна из девочек смотрит на меня внимательнее остальных, что она тайно следит за мной, слушает меня, наблюдает, понимает и единственная из всех, не корит и не осуждает. Более того, по выражению её взволнованного и раскрасневшегося лица я часто видел, как она не согласна с поведением и словами других девочек в мой адрес, не согласна, но стесняется это сказать и выразить. Я это видел и чувствовал, предполагал, что она влюблена в меня, но никак не мог ответить ей взаимностью. Сердце моё было занято другой, и я ничего не мог с собой поделать…

Ещё одну особенность я отметил в поведении ребят и девчонок – они стали рассеянными и мечтательными сильнее и чаще, чем раньше. Теперь, как в первых классах, учителя чтали чаще возвращать ребят и девчонок из их каких-то потусторонних грёз, обращать их внимание на урок, на предмет, на письменную работу и т. д. Я и сам за собой заметил эту странную мечтательную рассеянность, но объяснил это своим усиленным воображением, привычкой сначала представлять образ какого-либо явления, а потому же объяснять его с физической точки зрения. Это помогало мне на уроках географии, истории, математики и физики.

Кстати, я и говорить начал не то, что запинаясь или заторможено, а продуманно, то есть сначала думал, о чём говорить, а потом говорил. Только в конфликтных ситуациях, во время ссор и ругани, я говорил то, что в данный момент ощущал или чувствовал, но и в этом случае где-то во мне кто-то хладнокровно молча знаками предостерегал меня от случайного грубого или неосторожного словца. Другие ребята и девчонки в классе, я заметил, иногда говорили, находясь где-то в своих мыслях и их трудно было понять. Вовка Щукин (Щукарь) тот вообще «тормозил» в своей речи и внешне почти всегда выглядел находящимся где-то непонятно где…

Самыми заметными изменениями в поведении пятиклассников были перепады настроения. Настроение у нас в классе менялось от урока к уроку и даже на переменах иногда случались события, которые в корне меняли настроения с радостно-благодушного на агрессивно-непослушное и наоборот. Мы со Славкой Юнициным сидели позади и с краю всех, в отдалении, в стороне от шумной и дружной компании «главных» ребят и девчонок нашего 5 «А» класса, поэтому мы практически не участвовали в формировании настроения класса. Однако мы со Славкой Юнициным имели возможность видеть, осознавать и понимать развитие событий и комментировать их.

Славка Юницин был очень острым на ум, едким на слово и точным в оценке происходящего, но он был небольшого роста и не из компании «главных», то есть элиты нашего класса. Поэтому его замечания и комментарии всегда были едкие, злободневные, юморные и насмешливые. Славка никогда не осмеливался насмешничать против или в адрес сильных и сплочённых ребят и девчонок, потому что они могли не только дать сдачи, но и встретить Славку по пути домой «на узкой тропинке». Поэтому Славка либо вполголоса говорил свою насмешливую оценку мне, либо высказывал её намёком, безадресно. Я, как правило, всегда поддерживал мнение и оценки моего школьного товарища и, либо повторял-говорил её вслух, либо говорил от своего имени, добавляя то, что считал нужным добавить.

Не знаю почему, но если что-то насмешливо-едкое говорил Славка Юницин, то его тут же немедленно ответным словом или делом «брали в оборот». При этом, когда то же самое, но другими словами и тоном говорил я, то все либо делали вид, что ничего не слышат, либо на время замирали, собираясь с мыслями, а потом отвечали, если находили что ответить. Как правило, на мои принципиальные слова и возражения царившему в классе нехорошему настроению отвечали уклончиво или самоуверенно, но на мои самые принципиальные возражения всегда отвечали либо Зоя Конькова, либо Валя Антипова. Возможно, так получалось потому, что я возражал всегда из-за возможных плохих последствий смены настроения класса, а слова Славки Юницина только раззадоривали и подливали масла в огонь царившего настроения?

Всё равно, сильные личности элиты класса считали обязательным вести себя с учителями и со всеми окружающими их лицами с вызовом, с отстаиванием своего мнения, даже если оно поистине было неверным, то есть из принципа: «Я и правда моя». Особенно упрямыми, обидчивыми и непримиримыми были ребята из окружения главных девочек нашего класса. За своё вызывающее поведение, даже если оно заканчивалось двойкой, они получали одобрение и даже «восхищение» этих подруг, хотя через урок они же называли упрямых смельчаков дураками. Вот так менялось настроение наших «элитных» девочек…

Однако все мы в нашем 5 «А» классе были всегда открыты для общения, сотрудничества, дружбы и взаимопомощи. Только что мы могли ссориться, спорить и даже обижаться друг на друга, обзывать друг друга грубыми и плохими словами, клеймить друг друга всякими жуткими «клеймами», но если возникала необходимость списать, что-то получить взамен того, чего пока нет или выручить, то недавние спорщики также дружно совместно искали выход из создавшегося положения. Как говорится: «Жизнь в классе бурлила, расцветала и пахла всеми цветами радуги»…

Как это ни странно, но я заметил, что все наши пятиклассники были очень доверчивыми в части информации на уроках, между уроками, на переменах, после уроков и при выполнении домашних заданий. Если кто-то находил правильный ответ или решение задачи, примера или упражнения, то он мог раздать это решение или ответ всем, при этом ошибка также распространялась по всем и все страдали от этого.

Я старался не распространять свой вариант ответа или решения, а показывать, как я его решил или выполнил. При этом, например, острый ум и сообразительность моего школьного друга и товарища Славки Юницина практически мгновенно видел и находил мою ошибку или неточность и с радостью победителя исправлял её. Вот почему мы вдвоём со славкой могли справиться практически с любой задачей, примером, уравнением, заданием. Мы это поняли с ним в самом начале учёбы в шестом классе и до конца учёбы в школе с успехом применяли эту нашу совместную способность. Вот это-то умение решать задачи и примеры коллективно я и хотел внедрить в нашем 5 «А» классе…

Однако наши «главные» ребята и «элитные» девочки придерживались другой тактики: Шурик Каргин (Кога) и Вовка Корнеев (Ганс, Адольф, Нация) тоже учились хорошо, решали задачи и примеры, а девочки, Зоя Конькова (мама Зоя), Лида Игнатова и Валя Антипова, тоже тщательно делали домашние упражнения и задания, но не объясняли, как они это сделали или получили ответы, а распространяли их между собой. Славка Юницин намекал мне, что они «достают» ответы и решения задач так же, как приобретают товары из-под прилавка, то есть «по блату». Не знаю, так ли это, но я не пользовался даже помощью моего папы, который мог решить наши примеры и уравнения множеством способов, в том числе с применением интегралов…

Эти две тактики учёбы – наша со Славкой самостоятельно-открытая и закрыто-несамостоятельная Вали Антиповой и её компании – схлестнулись в нашем 5 «А» классе и мы со Славкой одержали негласную победу, потому что практически все «середнячки» и «тихие» девочки нашего класса последовали нашему примеру. Они внимательно слушали наши объяснения и не спешили списывать «правильные ответы и решения» группы «главных» ребят и девчонок, а делали всё сами. Связующим звеном при этом была Раечка Первезенцева, двоюродная сестра Славки Юницина, очень жизнерадостная, неунывающая, доброжелательная и приветливая девчонка.

Нашу со Славкой тактику учёбы и взаимопомощи поддержала наша учительница по математике Серафима Ивановна Яковлева, наш классный руководитель, и другие учителя. Они сказали, что наше поведение в учёбе приучает нас к персональной и коллективной ответственности, потому что каждый принимает осознанные решения, а вместе мы помогаем друг другу эти решения найти. Дома мой папа меня похвалил и хвалился мной нашей маме…

Я отреагировал на хвалебные речи моего папы очень эмоционально, я даже повысил голос на него и заявил, что ему не надо «лезть в мои дела», на что папа ухмыльнулся, потом рассердился, а потом заявил, что это не моё, «щенячье дело, учить его как детей делать». Тут уже мама вспылила и накинулась на папу с его «идиотскими замечаниями». «Масла в огонь» добавил мой старший брат Юра, заявив, что я «слишком много на себя беру» и что «ребята не любят слишком правильных отличников». Я орал, что «это дело моё и больше ничьё» и что «я отказываюсь от ужина», и чтобы «никто не лез ко мне со своими поцелуями и уговорами». Сказал и ушёл к себе в мою комнату, лёг там на свой маленький диванчик и начал душить свои слёзы обиды. Я никого не хотел видеть и знать, и ощущал себя чужим в это жизни…

Уже поздно вечером, перед сном, когда от голода не только урчало в животе, а в нём просто началась какая-то «кишечная революция» и я уже просто страдал от желания что-нибудь покушать, в мою комнату молча вошла моя мама. Она молча поставила на стул рядом с моим диваном тарелку с картофельным пюре и пахучей горячей котлетой, блюдце с ароматным цветочным чаем и кусочек мягкого черного хлебушка. Мама…

Утром я подумал, что такое «психованное» поведение, которое я вчера показал, не достойно «взрослого» человека, да и вообще, человека и мужчины. Поэтому утром за завтраком я сдержанно попросил у всех прощение за своё вечернее поведение. Мне ответили, что «это ничего», «это твои гормоны пляшут». Я опять хотел было обидеться, но сдержался. Странно, я стал таким раздражительным…

По дороге в школу я принял решение отныне вести себя сдержанно, достойно и терпеливо, как подобает настоящему индейцу, Белому Ворону, воину, бойцу «невидимого фронта». Школу, класс, отношения с ребятами и девчонками в классе я считал фронтом «невидимой» борьбы, прежде всего, борьбы характеров и личностей. Мне об этом как-то намекнула наша Серафима Ивановна (Серафима), наш учитель по математике и классный руководитель. Она сказала мне, что я «на правильном пути» и что мне следует действовать «скромно, внешне неброско, но достойно, терпеливо и с выдержкой».

- Если ты, Саша, будешь твёрдым в своей позиции, которую считаешь правильной, не будешь поддаваться на грубые провокации, проявишь выдержку, терпение, понимание противника и своё достоинство, то все наскоки, оскорбления и угрозы будут отскакивать от тебя как от брони, - сказала мне Серафима Ивановна Яковлева. – Попробуй и ты увидишь, что я права. У тебя получится. Ты быстро взрослеешь, и многое понимаешь правильно. Я на тебя надеюсь…

Последние слова «Серафимы» меня просто окрылили, заставили внутренне возликовать и даже возгордиться.

Однако не только я быстро «взрослел». Взрослели и ребята-хулиганы, которые всё больше и больше начали отставать по учёбе, хорохорились, строили из себя «борцов с системой», грубили и даже хамили учителям. На самом деле они просто не успевали, не справлялись и от отчаяния всё глубже и глубже увязали в противодействии всему и всем, близились к переэкзаменовкам, пересдачам контрольных работ и к оставлению на второй год. Некоторых ребят нам всем классом удалось потом вытащить из этого болота хронического неуспевания, а некоторые сами от казались от нашей поддержки и помощи и пошли по «наклонной» вниз, на дно…

Кстати, этот общий настрой на неприятие, несогласие и неповиновение всему тому, что давали нам взрослые, учителя, начальники, родители или «старшие товарищи», тоже стало для нас пятиклассников характерным, общим, общепринятым. Мы всё подвергали сомнению и на всё теперь имели своё собственное мнение. Теперь каждый из нас выбирал для себя свои ценности и свои интересы, сравнивал их с интересами и ценностями других и тем самым выбирал себе путь, дорогу в жизни, стиль и манеру поведения. Именно в этот учебный 1964-1965 год мы начали выбирать себе первых «кумиров», образцы для подражания в жизни. Ох! Что тут началось!..

Многие начали коллекционировать открытки с артистами-кумирами советской эстрады, оперетты, театра и кино. Особую роль в этом увлечении сыграл журнал «Советский экран», который публиковал кадры из фильмов с популярными актёрами и артистками, а обложку и внутренние страницы украшал фотопортретами красивых актрис, которые неизменно вырезались ребятами из журнала и хранились в интимных тайниках. То же самое делали и девчонки, только с портретами красивых актёров типа Ален Делон, Клинт Иствуд и певцов четвёрки «Битлз», Элвиса Пресли и Адриано Челентано. Я портреты красивых киноактрис не вырезал, я их перерисовывал себе в альбом…

Вообще, именно в шестом классе мы все, мальчишки и девчонки, начали ценить и оценивать физическую красоту человека, красоту тела и красоту лица. Более того, именно красота и привлекательность тела и лица стали главными критериями во внешней оценке человека. Ребята «вдруг» увидели, что девочки похорошели и стали женственные, а девчонки совсем «не вдруг», а закономерно увидели, что мальчики стали выглядеть «мужественнее». Практически у всех начали проявляться так называемые «вторичные половые признаки»…

Тогда, в сентябре 1964 года я ещё точно не знал, что означают слова «вторичные половые признаки», но зато уже очень хорошо различал признаки женственности у наших девочек в классе. Правда, не все девочки одинаково были женственными, только некоторые, особенно те, кто был «элитой» нашего класса.

Например, я заметил, что кожа лица и рук таких девчонок, как Зоя Конькова, Лида Игнатова и Валя Антипова стала какой-то нежной, прозрачной, сквозь которую видны были синенькие жилки кровеносных сосудов. Ещё у этих девочек, а также у Вали Яркиной, Любы Хоботовой и некоторых других рослых девчонок округлились бёдра и попы, появились небольшие красивые животики, а также появились почти самые настоящие женские груди. Пожалуй, то, что у девчонок появились груди, а на спине чётко обозначились лямки и застёжки бюстгальтеров, стало для нас, мальчишек, первым и главным признаком взросления девчонок, превращения их в девушек. Наши девочки начали приобретать женственные фигуры, округлённые формы. Их лица теперь стали красивыми, с пунцовыми от волнения губами, с выразительными большими глазами, опушенными густыми и длинными ресницами. Например, самыми пухлыми щёчками и губками обладала Верочка Сергашова, а самыми красивыми глазами с самыми длинными ресницами – миниатюрная Валя Азарова.

Длинными и густыми ресницами обладали не только девочки, но и мальчишки. Например, мой старший брат Юра имел такие густые и длинные ресницы, что на них умещались в ряд несколько обломков спичек. Эту игру-соревнование «сколько спичек удержится на ресницах» я принёс в наш 5 «А» класс и сыграл в неё с нашими соседками по партам Валей Яркиной и Надей Герасимовой. Эти девочки сидели на парте перед нами со Славкой и мы с ними как бы дружили, помогали друг другу, но Валя Яркина была большой, рослой, сильной и независимой девочкой, поэтому мы не очень-то сближались с ней, а вот Надежда Герасимова была девочкой небольшого роста, скромной внешности, поэтому тихой, очень сдержанной на эмоции, хотя в ней бурлили настоящие страсти. Она очень хотела быть заметной, признанной, желанной для дружбы и любви. Хотя кто не хотел, не желал и не мечтал о хорошей дружбе и счастливой любви? Все мечтали…

Я не знаю, появились ли у наших девочек волосики на лобке и в подмышках (вторичные половые признаки полового созревания), но вот выделение пота в подмышках с характерным «женским» запахом у наших «элитных» девушке начался точно. Теперь в классе часто пахло потом от девчонок, которые ходили в одних и тех же школьных платьях чёрного или коричневого цвета. Иногда запах пота усиливался из-за волнений, споров или разногласий, а иногда от чего-то иного, вдруг и внезапно.

У некоторых девочек на лице появились угри, и это было для них настоящей бедой и несчастьем, хотя все учителя и завуч уверяли, что это ничего не значит и со временем пройдёт. Всё равно, обострённое чувство несоответствия желаемому своей внешности часто приводило к тому, что девочки отказывались приходить в школу и прогуливали уроки, прятались на школьном дворе или в окрестностях. Особенно девочки обижались, ели кто-то из ребят нечаянно или намеренно «проходился» по их внешности. Я уже знал от моей мамы отчего и почему у ребят и девчонок бывают сальные угри, поэтому не обращал на них внимания, жалел и защищал девочек, стыдил и укорял ребят.

Вполне возможно, у некоторых девочек начались их ежемесячные недомогания, потому что иногда они не приходили в школу и пропускали занятия, не занимались на физкультуре, просились выйти из класса во время уроков, но сие было тайной, которую по общему молчаливому согласию никто в нашем 5 «А» классе не трогал, не открывал и не мусолил, тем более, что из ребят об этом практически не знал точно никто, даже мой всеведущий друг и товарищ Слава Юницин.

Однако от природы и законов развития организмов никуда не денешься, поэтому у всех девочек нашего класса в разное время учебного 1964-1965 года начались почти одинаковые процессы в поведении. Во-первых, появился интерес девочек к любовным отношениям и любви, как таковой. Во-вторых, у наших девчонок почти открыто стал проявляться сексуальный интерес к старшим школьникам. Они даже иногда бегали на переменах по школе, чтобы поглядеть на какого-то «сексуального парня». В-третьих, они начали «комплексовать» по отношению к самим себе, к тому, что они некрасивые, непривлекательные и неинтересные. Для некоторых девчонок это стало внутренними драмами и даже трагедиями. В четвёртых почти все девочки стали болезненно восприимчивы к любой критике в их адрес, к любым к ним замечаниям, к неласковому, недоброму или негативному к ним отношению.

Чуть что, наши девочки сразу же обижались, страдали, плакали, замыкались в себе, полностью теряли интерес к уроку, к учёбе, злились, мучились, надумывали себе какие-то страхи, наветы и обвинения. Иногда даже, внезапно, без всякого повода кто-то из девчонок вдруг вспоминал какую-то обиду, про которую мы, мальчишки, уже и забыли, а они, разъярённые, «созревшие» для мести, нападали на обидчика, сокрушали его и все девочки в классе поддерживали такое решение и настрой обиженной когда-то девчонки. Честное слово, мы, парни, иногда просто не понимали наших капризных и своенравных девчонок…

При этом сами мы, 11-летние ребята, тоже сильно изменились и по-разному, но тоже физически развивались, становились другими, чем несколько месяцев назад. Во-первых, у всех ребят начались изменения тела, мышц и скелета, мы все быстро росли. Во-вторых, почти у всех ребят были проблемы с недостатком силы мышц по сравнению с массой тела, нам всем было относительно тяжело справляться с нашими телами. Поэтому нам требовались подвижные игры, отжимание от пола, подтягивание на кольцах или перекладине, бег, прыжки в высоту, в длину и через препятствие и т. д. В-третьих, у всех ребят начался усиленный рост писек и яичек и мы даже строго тайно делились друг с другом подробностями о росте наших причиндалов. В-четвёртых, у нас начал «ломаться» голос и в нашей мальчишеской, особенно, уличной речи появились «басовые» нотки. У меня, например, появился и начал формироваться «бронзовый голос».

Бронзовым, стальным, бархатным и баритональным голосом обладал, как сокровищем, дядя Коля, брат моей мамы. «Бронзовым» голосом, то есть глубоким мужским грассирующим баритоном, дядя Коля обычно разговаривал и говорил в быту, в деловом общении, в разговоре с начальниками и женщинами. Этот его природный тембр и обертоны голоса нравились буквально всем, особенно старикам, женщинам и детям. «Стальным» голосом дядя Коля разговаривал с бандитами и теми, кто ему не нравился или с кем он конфликтовал. «Бархатным» голосом, очень красивым, мягким и нежным, дядя Коля разговаривал обычно с некоторыми своими женщинами-подругами, когда был в очередной раз влюблён и с нами, с моим братом Юрой и со мной, а также всегда – с нашей мамой и своей сестрой. Дядя Коля искренне нас любил, жалел и оберегал от всего и всех. Со своей старшей сестрой, тётей Марусей, дядя Коля говорил каким-то странным голосом, я его называл «подчинённым»…

Баритональные нотки в моём голосе появились ещё в детском санатории в Чекалине и порой им не верили, потому что моя худоба и мальчишеский вид с оттопыренными ушами не соответствовал «металлическому» звонко-напряжённому тону моей «бронзовой» речи. Однако, видимо, моя сила характера, стойкость и настойчивость проявлялись и выражались этими «бронзовыми» нотками в моём новом голосе, потому что вдруг я заметил, что «бронза» в голосе останавливает в поведении практически всех. Я начал пользоваться своим умением говорить с «мужской бронзой» в голосе и с «металлическим блеском» в глазах…

Кроме этого я заметил по отражению в зеркале нашего домашнего шифоньера, что у меня увеличилась мышечная масса тела и появились настоящие плечи, похожие на плечи у моего старшего брата Юры. Отметку, которую я начертил на дверном проёме по книжке положенной себе на темечко, показала, что я за лето вырос на 8 сантиметров (!). Ничего себе! У меня увеличился в размерах мой дружок-сашок, мой писюн, хотя и сейчас он скромно прятался в складках кожи. Но самое главное открытие в себе самом я сделал, когда увидел первые мягкие чёрные волоски у меня на лобке и в подмышках. Эти волоски были мягкие, шелковистые и редкие, но они были!

Открытия в себе самом по отражению в зеркале и обследованию себя и своего тела меня просто потрясли, потому что я неожиданно, без всяких объяснений папа, Юры или мамы вдруг понял, что меняюсь, что я уже не ребёнок, что я становлюсь взрослым. Я чувствовал, как шевелятся мои яички, как сам по себе меняется в размерах мой писюн, как меняется даже цвет кожи у меня в паху и на мошонке. Сердце частило, я волновался, и оторопело смотрел на самого себя в зеркале. К тому же я вдруг ощутил, что соски на моей груди болезненно реагируют на грубую одежду, а Юрка ещё, якобы, в шутку начал меня щипать за соски. Это было больно, а Юрка многозначительно ухмылялся…

Мы со Славкой Юнициным сидели в классе позади девчонок, и почти позади и сбоку от всех остальных наших одноклассников, поэтому я чётко видел разницу в поведении ребят и девочек. Если девочки стали более задумчивые и многозначительные в разговорах и отношениях с ребятами, то ребята всё ещё продолжали быть шаловливыми, игривыми, бесшабашными и нетактичными в отношениях с девочками. Разница в их поведении была очевидна.

Девчонки всё чаще отказывались играть и шалить с ребятами, всем своим видом показывали, что ребята допускают бестактность и невоспитанность, что неизменно огорошивало ребят, и они не понимали, что они сделали не так. Ребята злились на девчонок, обзывали, обижали и даже иногда оскорбляли девочек, но ничего поделать не могли, потому что отношения между нами сильно изменились.

Парни в нашем 5 «А» классе стали какие-то раздражительные, легковозбудимые, агрессивные, совсем «без тормозов». Практически в любой момент ребята могли резко ответить, возразить, потребовать, отказать, упрямо стоять на своём мнении и упираться в нём «до последнего». Кроме этого ребята как-то перестали контролировать свои эмоции, потому что то и дело в классе слышался басовитый громкий гогот и вскрики ребят. Они теперь не стеснялись громко ругнуться в присутствии девчонок и даже наоборот, делали это нарочно открыто, показно, как бы кичась своим правом быть «мужчинами».

Девочки наоборот, старались совсем не ругаться грубыми, пошлыми или матерными словами. Они теперь нарочно и демонстративно говорили литературным русским языком, что, кстати, не очень нравилось Вале Антиповой, потому что, якобы, ставило девочек не в равное положение с ребятами, принижало статус девочек, делало их подчинёнными в отношениях ребят. Сама Валя не ругалась, а наоборот, была примером «правильного» языка общения, но в любой момент она была готова так «отбрить по матушке», что никому «мало не покажется». Я не говорил грубо, пошло или «по матери» принципиально, хотя также мог это сделать в соответствующей обстановке и при случае…

В шестом классе, как и всегда в любом классе, школьная медсестра и приходящие врачи осматривали нас, измеряли наш вес и рост, даже однажды измеряли объём наших лёгких, предоставляя нам возможность дуть, что есть силы, в трубку какого-то поплавкового аппарата-бачка. Нормой веса наших 11-летних девчонок было 34,3 кг, но у нас были девочки весом 31 и 39 кг, а одна из девочек весила аж 45 кг. Рост у наших девочек в среднем составлял 146-147 см, но опять же были девочки ростом 140,3 и 148 см. Ребята в среднем весили не намного больше девчонок, даже наоборот: нормой для 11-летних ребят было 39-40 кг, а весили мы от 31 до 41 кг. Ростом ребята тоже были почти вровень с девочками: в среднем рост 11-летних ребят из нашего класса составлял 138-140 см, а мой рост был 151,8 см. Почти такой же рост имел только Вовка Муравьёв (Мурочкин) – 149 см, но он весил больше меня, я – 41,5 кг, а он - 44,5 кг.

Врач и медсестра записывали в журнал наши какие-то «индексы массы тела» и сообщали их нам, чтобы мы передали своим родителям, кто из нас имеет недостаточный рост и массу тела, а кто предрасположен к ожирению. Эти «индексы» нас всех сильно позабавили, рассмешили, а некоторых, особенно девочек, расстроили. Для определения индекса массы тела нужно было возвести в квадрат наш рост в метрах и поделить на него наш вес в кг. ИМТ = масса тела (кг) / рост (м)2.

Уже в классе мы массово высчитывали свои ИМТ. У меня получилось, что мой ИМТ равен 18. 1,518 в квадрате = 2,3. ИМТ: 41,5 / 2,3 = 18,04 или 18 единиц, что является нормой для 11-летнего мальчишки. ИМТ 11-летнего Вовки Муравьёва (Мурочкина) составлял 14,9 или 15 единиц, то есть он был не то что «худее» меня, а суше, жилистей. Во мне было больше жира или воды, как сказал мой старший брат Юра. Такие же почти ИМТ были и у остальных ребят и девчонок. Если бы ИМТ наших ребят из 5 «А» класса были больше 20, то у них бы была избыточная масса тела, а если – более 24, то они бы страдали от ожирения. Ребята были очень довольны своими индексами массы тела. Девочки считали свои ИМТ в тайне, скрытно от нас, потому что для них ИМТ = 20,7 означал избыток массы тела, а ИМТ = 26,7 свидетельствовал об их ожирении.

Даже этот, казалось бы, проходной момент в нашей жизни пятиклассников вдруг приобрёл высокую значимость и ещё долго мы обсуждали итоги расчёта наших ИМТ. Ребята активно начали заниматься спортом и физкультурой, наращивая массу и силу мышц, а девчонки тоже начали активно играть в спортивные игры, бегать стометровку и кросс, делать гимнастические упражнения. Когда на улице была осенняя дождливая непогода, мы занимались физкультурой в актовом зале на втором этаже комнаты и в том месте, где когда-то стоял огромный гипсовый бюст Сталина, были уложены в три слоя маты и поставлены стойки для прыжков высоту. Настоящие спортивные брусья стояли в начале коридора-зала у лестницы, а напротив – стойки и перекладина, стойки и кольца. В противоположном конце зала-коридора были трамплины для прыжка через коня, которого мы называли «козёл». В длину мы прыгали с места, отжимались от длинных и тяжёлых лавок, а бегали спортивной трусцой по периметру зала, огибая спортивные снаряды. Сначала переодевались мы в своём классе по очереди: сначала девочки, потом мальчики, а потом в двух классах-кабинетах – химии и физики.

Перекладина, кольца и брусья для меня были мучительными спортивными снарядами, потому что у меня никак не получалось подтянуться на перекладине и сделать «подъём переворотом». Колька Движков (Движок), Вовка Корнеев (Ганс, Адольф, Нация), Вовка Муравьёв (Мура, Мурочкин), Валерка Гераськин (Гера) даже немного грузный Шурик Каргин (Кога) почти свободно делали подъём переворотом, а я и ещё несколько ребят не могли справиться самостоятельно с этим упражнением. Иван Иванович Дынин (Дыня, Дын-Дыныч) помогал мне, поддерживая под спину, но я всё равно не мог подтянуться и все считали, что я делаю это нарочно, придуриваюсь, мщу Дынину за какую-то обиду. Так считал и он, злился, сердился и наконец, отказался со мной возиться.

То же самое было и на брусьях. Я делал переворот и мои широко расставленные «грабли» (ноги) неизменно задевали лысину или плечи Дынина. Кроме этого мои худые локти сильно болели от упора в брусья, и я не мог долго делать на них упражнения, молча соскакивал. Дынин «махнул на меня рукой», но вот в прыжках в длину и в высоту я «набирал очки» общего признания и уважения, хотя за отсутствие у меня физической силы «элитарные» девочки нашего 5 «А» меня «не замечали», а то и презирали (особенно Валя Антипова).

Прыжки в высоту мы исполняли разными способами: «перешагиванием» или «ножницами» и «перекидным» или «перекатом». Прыжок в высоту «ножницами» самый простой и все с успехом подбегали справа к планке на стойках, вскидывали вверх правую ногу, взлетали над планкой, летели вперёд и приземлялись на эту же маховую правую ногу. Толчковой была левая нога.

Все ребята и девчонки с удовольствием прыгали «ножницами», но наши «весомые» девочки, с избытком массы, часто приземлялись не на ноги, а на «пятую точку, вызывая соответствующий звук шлепка о маты, сотрясение стен, картин на стенах, школы и возмущение учителей классов, двери которых выходили в наш актовый зал, он же – коридор и спортивный зал.

Второй способ прыжков высоту был «перекидной». Этим способом прыгали олимпийские чемпионы 50-60-х годов XX века, например, Валерий Брумель, прыгнувший «перекатом» на высоту 2,28 м. Для этого прыжка надо было подбежать к планке на стойках слева, вскинуть вверх всё тело и маховую правую ногу, взлететь над планкой и плавно перевалить через неё в полёте «плашмя», как бы перекатиться над планкой. При этом падать приходилось на маты тоже плашмя, всем телом, с отдачей в теле, в животе и в лёгких. Девочки «перекидным» в высоту не прыгали, а если прыгали, то самые отчаянные, например, как Тоня Кладовщикова или Люба Цыновкина…

Кстати, умение прыгать, бегать, играть, подтягиваться, отжиматься, бросать «гранату» или «копьё», попадать мячом в баскетбольную корзину, скакать через «коня» или «козла», ходить по «бревну», а также делать упражнения на кольцах было в шестом и последующих классах самым важным показателем современной спортивной «мужественности» и «женственности». Даже освобождённые от физкультуры девочки уже не воспринимались как красивые «статуэточки-фарфорочки», а как «недоразвитые», что очень расстраивало и злило Валю Антипову. Она вскоре начала пытаться сделать какие-то доступные ей физические упражнения. Валя пыталась прыгать через «коня» или ходить по «бревну» (узкой длинной скамейке) не по-спортивному, а играючи, картинно, напоказ, женственно и у неё это получалось…

В качестве помощника при выполнении мной упражнений на спортивных снарядах стал мой друг и товарищ Славка Юницын: он подталкивал меня, чтобы я схватился за перекладину или за кольца и  поддерживал меня и мои ноги, когда я кувырком перекатывался на брусьях. Будучи небольшого роста он увёртывался от моих «ходуль» и очень смешил наших ребят и девчонок, а я старательно пытался сделать те упражнения, которые легко исполняли Вовка Муравьёв (Мура) и Валерка Гераськин (Гера). Они оба были приглашены и начали ходить на занятия в городскую ДЮСШ – детско-юношескую спортивную школу.

Да, к шестому классу, в возрасте 11-11,5 лет, мы все стали немного взрослее и уже многое могли и делали в школе и дома. Например, мы уже сами, без понуканий и напоминаний, а сознательно и привычно соблюдали личную гигиену, мыли руки после посещения туалетов в школе и после занятий на улице физкультурой; ухаживали за своими вещами, учебниками и тетрадями, наводили порядок в портфелях и в партах; самостоятельно учили уроки в школе и дома, потому что привыкли к стилю преподавания наших учителей и к ответственности за свои оценки; имели свои увлечения (хобби) и гордились ими.

Многие из нас уже могли готовить дома простую еду, например, жарить или варить яйца, кипятить и заваривать чай, делать бутерброды, чистить лук, морковь, картошку, капусту, резать хлеб и колбасу; сервировать стол, убирать и мыть посуду. Так же многие из нас помогали своим отцам и мамам по дому, убирались в своих комнатах, шкафах, письменных столах (если они были). Некоторые из нас имели младших братьев и сестёр и уже полностью могли ответственно следить и ухаживать за ними. Все эти дела уже не считались чем-то необычным или героическим и даже не упоминались в наших разговорах, потому что всё это было нормальным.

Вообще слова-понятия «норма», «нормально», «так и должно быть» стали для нас, учеников шестого класса суворовской советской средней школы № 1 обычными, общепринятыми и понятными и мы этими словами-понятиями оценивали практически всё и всех вокруг: «Да всё нормально! », «Порядок, норма! », «Всё как должно быть! ». Произнесение этих слов-понятий по соответствующему поводу было показателем «взрослости» дл наших парней 5 «А» класса. Мы даже в моменты испытания боли от неловкого падения в спортивных играх или прыжках, говорили Дын-Дынычу: «Всё нормально! Я в порядке». Кстати, девочки нашего класса тоже часто говорили слово: «Нормально».

И всё же в нашем поведении пятиклассников были и плохие моменты, потому что мы начали повально обманывать и врать друг другу, причём чаще всего невольно или по обстоятельствам. Причём мы врали не корыстно, а по необходимости отстраниться от проблем. Например, мы легко врали, что «сами не готовы к урокам» и «не смогли решить тот или иной пример», что «у нас чего-то нет, и мы не можем это дать», что «мы не то имели в виду» и так далее. Дома мы почему-то врали о делах в школе, а в школе врали о домашних делах, иногда враками приукрашивая реальную домашнюю жизнь, быт и проблемы. Почему мы это делали? До сих пор не знаю…

Ещё мы почему-то начали часто ставить друг перед другом ультиматумы, мол, «если ты этого не сделаешь, то мы с тобой больше не дружим» или «Или ты, или я» и т. д. Потом мы, опять же, почему-то стали больше верить чужому мнению, чем своей оценке или мнению друга, товарища, одноклассника. Так, например, явная хитрая клевета со стороны на кого-то из нашего класса тут же становилась чуть ли не истиной и без всякого разбирательства в эту клевету верили, а потом, даже если «шутник», сознавался, что он болтанул просто так, всё равно, посеянной «зерно» сомнения, прорастало в жгучий сорняк. Особенно от таких слухов, намёков и клеветы страдала дружба между девчонками, потому что действовала знаменитая формула: «Она сказала ей, а эта передала той, которая сообщила мне, что этот сказал о тебе то-то и так-то»…

Наши «элитные» девочки во главе с Валей Антиповой первыми начали подводить глаза, чернить брови и ресницы, мазать губы блестящей помадой, якобы, чтобы губы не трескались на морозе и на ветру. Блёклые внешне учительницы, которые давно уже были «тётками», сильно проигрывали в сравнении с молоденькими юными девчонками, почти уже девушками, а эти «воображалки» со снисходительностью и явно отстранённо относились ко всем, кто не входил в их ближний круг. Мы со Славкой Юнициным это заметили сразу, тем более, что наши соседки по партам, Валя Яркина и Надя Герасимова, не скрывали своего протестного отношения к этим «элитным» подружкам.

Обычные наши девочки в классе не пока не комплексовали по поводу своей внешности, хотя компенсировали отсутствие яркой красоты и стати причёсками, большими бантами, чистыми и аккуратными белыми фартуками, белыми кружевными манжетами и воротничками. Это выглядело в моих и наших со Славкой глазах предпочтительней, потому что это соответствовало общепринятому порядку, было реально красиво и достойно. А вот в окружении Зои Коньковой и Вали Антиповой, среди ребят и девчонок «их команды», началось стремление к яркой и модной внешности.

Самое главное отличие обычных наших классных девочек от этих «элитных» красавиц заключалось в том, что те стремились выглядеть так, чтобы нравиться, нет, не нам, ребятам в классе, а старшеклассникам или парням со стороны. Обычные наши классные девчонки-подружки до седьмого-восьмого класса не водили дружбы с полувзрослыми парнями, зная уже прекрасно, чем это грозит девочкам, но о сексе в нашем классе начали говорить и шептаться уже сейчас.

Борьбы за самоутверждение среди ребят и девчонок шла изначально, ещё со времён детских яслей и детского сада. В первых трёх классах эта борьба велась детскими средствами и приёмами, в третьем и четвёртом классе эта борьба была ребяческая, потасовочно-состязательная, но не ущербная. В пятом классе борьба за самоутверждение уже началась серьёзная, с тактикой и приёмами, интригами и союзами, с затратами и вложениями, с азартом и планированием. Мы уже все хотели быть личностями и требовали друг от друга к себе, прежде всего, уважения, признания и принятия таковыми, какие мы есть…

А какие мы есть? Ответа на этот вопрос ещё не было, поэтому мы, начиная с шестого класса, искали ответа на этот вопрос, искали самих себя, свои личности, пробуя то одно, то другое, представляя и изображая из себя «сложившуюся» личность со своим характером и темпераментом. Так что больше всего мы боролись не друг с другом, а самими собой. Мы хотели быть кем-то, но не хотели казаться быть кем-то, вот в чём дело…

Дух противоречия всему и всем витал в нашем 5 «А» классе. Как правило, при любом предложении или деле первой реакцией всех и каждого было отторжение, действие наперекор предложенному и только через некоторое время, осознав полезность и необходимость предложенного, с ним соглашались. Мудрые и опытные преподаватели пользовались этим очень эффективно, не ломали нас, а давали время поразмыслить и принять очевидное. Потом они даже давали возможность нашим «главным» ребятам и «элитным» девочкам догадаться и самим выступить с предложениями и вариантами решения проблем класса и тогда бывшие «противники» и «саботажники» становились «активистами» и «активистками». Мы со Славкой это тоже видели и поняли раньше остальных…

Переменчивость в настроениях в нашем классе иногда приводила к тому, что девочки-тихони становились хулиганками, а хулиганистые мальчишки – беспомощными тихонями. При этом почти каждый из нас в каких-то случаях замыкался в себе, становился недоступным, упрямым, капризным, неожиданно агрессивным, отталкивающим, грубым, несдержанным. Мы все понимали, что мы меняемся, и мир вокруг нас меняется тоже, и это всех беспокоило, тревожило, и, честно сказать, немного пугало…

Я долго думал, анализировал и представлял себе, что же в нас так изменилось и какими мы стали в этом новом учебном 1964-1965 году. Однажды поздно вечером дома, читая и разглядывая журнал «Техника молодёжи», я вдруг пришёл к чёткому выводу и пониманию о том, что характерными общими признаками нас, пятиклассников, стали: смена жизненных ценностей; непослушание общепринятым нормам поведения; неверие на слово; нарочитая грубость и независимость; своеволие и деспотизм в своём мнении; недоверчивость и неприятие чужого мнения к себе, и некритическое принятие на веру чужого мнения о других; упрямство и строптивость во всём.

В результате таких размышлений я решил вынести разговор на эту тему на совет пионерского отряда нашего 5 «А» класса и сразу же разволновался, потому что мне предстояло убелить в необходимости такого разговора Валю Антипову и её окружение, «свиту». Надо было что-то предложить такое, чтобы они это всё поняли и увлеклись моими предложениями.

- Лучше всего, если они сами до них «дотумкают», догадаются, - сказал во мне чей-то спокойный и твёрдый голос и я, возможно, впервые вдруг понял, что это сказал я сам без чьей либо подсказки.

У нас в классе и в школе была проблема с расписанием уроков, потому что оно было составлено Татьяной Николаевной Фёдоровой неудобно для нас, учеников, и для учителей, потому что иногда уроки сдваивались, заменялись, перемещались, следовали так, что мешали друг другу, а самое главное, трудно воспринимались нами, не запоминались. Поэтому первым моим предложением было – дать больше самостоятельности совету пионерского отряда в согласовании с учителями и завучем порядка следования уроков в учебные дни и недели. Я предложил участие школьников средних и старших классов у составлении и изменении расписания уроков.

Второе требование, которое я предложил совету пионерской организации 5 «А» класса – это расширение дозволенного в части внешнего вида, одежды и обуви ребят и девчонок. Потому что ходить в одной и той же школьной форме, пропахшей потом, было неудобно как девчонкам, так и нам. Я предложил больше свободы в одежде, обуви, причёске и «макияже» (это взрослое слово я специально вставил в своё предложение).

Третье моё предложение сводилось к тому, что нам надо поставить заслон слухам, клевете, злостным «измышлениям» (это слово я тоже специально отыскал) в адрес наших ребят и девочек. Мы знаем друг друга с детства, с детского класса и мы должны доверять друг другу, не верить наветам и интриганским слухам. Мы должны уважать друг друга, потому что мы, как братья и сёстры, а братья и сёстры должны не обижать, а защищать друг друга.

Четвёртым моим предложением стало требование прекратить ссориться, обзываться, ругаться и оскорблять друг друга по поводу личных качеств каждого из нас. У каждого из нас есть свои достоинства и недостатки, это естественно, поэтому не надо судить друг друга за ошибки и неловкости, зло шутить по поводу внешности, богатства или модности «прикида» - одежды, обуви, внешности. У каждого из нас разные доходы и возможности в семьях, а мы пока ещё не зарабатываем свои деньги, чтобы на них кичиться (это слово я опять выискал, чтобы усилить серьёзность моих предложений).

Пятым и последним моим предложением было усиление нашей личной и коллективной ответственности за успехи всех и каждого в учёбе, потому что от нас требуется сейчас только одно – учиться, учиться и учиться (это были слова, лозунг и наказ В. И. Ленина). Учиться не для оценок, а для себя, учиться самим и помогать учиться другим, но только не обманным способом, не «мухлюя»…

Это последнее «уличное» слово я тоже специально вставил в свои предложения, потому что на него, как я и думал, сразу же обратили внимание, начали злословить, шутливо «поливать меня», упрекать, обвинять, оскорблять, то есть по привычке и по инерции делать то, против чего я внес свои предложения. Славка Юницин был против моих предложений, опасаясь, что меня «затопчут». Так и случилось, но только через некоторое время мои предложения всё равно «проклюнулись» и хоть не были сразу приняты Валей Антиповой и её «свитой», но явочным порядком постепенно начали претворяться в жизнь. Во всяком случае, Серафима Ивановна Яковлева (Серафима) и другие учителя были мне очень благодарны, передавали привет моему папе, а папа внимательно расспрашивал о моих предложениях на совете пионерского отряда 5 «А» класса и поддержал меня.

Вот так я вошёл в переходный период между детством и отрочеством и начал сам формироваться как будущая личность, мужская человеческая личность…