Калифорникейшен. Часть четвертая (неожиданная)

Пoсле тoгo, кaк мы прoвeли вeсeлый вeчeр и пoблaгoдaрив мaмушку зa гoстеприимство, мы рeшили пoкинуть дом. Перед этим нaс угостили пивом из своих запасов. После двух бутылок пива и нескольких интересных историй, мы отправились спать. Мамочка поцеловала меня в щеку и пожелала спокойной ночи.

Поднявшись на верх по крутой лестнице, мы оставили одежду на себе и устроились в постели. Светильники не были зажжены, так как комната освещалась достаточно хорошо лунным светом через открытые жалюзи. Запахи леса и свежести от озера проникали сквозь окно. Мишка положил руку под шорты и что-то делал там.

— Ты что, собрался дрочить? — спросил я с изумлением.

— Нет, просто пиво захотелось вернуться — ответил Мишка.

Мишка встал и начал надевать кроссовки.

— Я с тобой.

Мы спустились вниз по скрипучей лестнице и побежали к ближайшим кустам.

— А помнишь, мама говорила, что ночью зверь подходит к домику — напомнил я.

— Да, да. Подойдет сейчас олененок и спутает твою пипку с маминой грудью — и отсосет.

Мы весело заржали. Справив нужду и уже на обратном пути, мы заметили свет, пробивающийся из-под жалюзи в комнате на первом этаже. Без слов мы одновременно повернули в том направлении.

Кто в детстве не подглядывал за мамой в душе или спальне? Можно было увидеть голую грудь и, если повезет, то что-то еще более интересное. На что-то подобное надеялись и мы сейчас, приближаясь к окну на цыпочках. Жалюзи были опущены, но не закрыты, форточка была открыта полностью, что позволяло хорошо видеть и слышать при этом оставаясь в безопасности. Луна ярко светила, оставляя световую дорожку на тихой глади озера. Вдали вздымались громадины корабельных сосен... и привлекательный свет проникал сквозь жалюзи.

Мы надеялись увидеть наших мам в расслабленном состоянии, готовящихся ко сну, возможно даже без нижнего белья, но такое...

Тётя Таня лежала на спине головой к окну, согнув ноги в коленях и прижав их к груди. Мама, стоя раком на кровати, занималась оральными ласками своей сестры. Её волосы свисали, закрывая мамину фигуру и сладкое место Тани. И это место, по всей видимости, было очень приятным, так как мама издавала разные звуки и постоянно повторяла: "Моя сладенькая, нежная". Мать Мишки только стонала от удовольствия и просила: "Давай сестричка, давай удовлетвори мою жаждущую киску".

Наши мамы — лесбиянки?! Эта мысль шокировала меня. Я испуганно огляделся на Мишку в поисках сочувствия, но тот даже не посмотрел в мою сторону. Опустив трусы до коленей, он сильно дрочил свой уже возбужденный член. Моя рука сама потянулась к шортам, и через мгновение я уже сам удовлетворял себя, прислонившись к окну.

— Ласкай меня, Давай, давай — стонала Таня, извиваясь под маминым неутомимым языком. Мама только жестом откидывала волосы назад, на миг оголяя Танин лобок и своё лицо с хитрой улыбкой. Вдруг мама резко откинулась назад, упершись спиной о спинку кровати и широко раздвинула ноги. Черная растительность блестела от влаги, розовая, нежная внутренность влагалища зовуще приглашала. Матери Мишки не теряя ни секунды устроилась у мамы между ног и погрузилась в её киску.

— О-о-о-у — застонала громко мама — ни один мужчина не сравнится с твоим язычком, сестричка. Давай, давай, глубже.

Тетя Таня, обладая большой белой задницей, активно двигалась, разглаживая простыню, когда она приставала к моей матери как вампир. Мама ласкала и сжимала свою грудь, играя с сосками, время от времени раздвигая и сгибая ноги, прижимая голову сестры все глубже и сильнее к своей паху.

Внезапно она резко оттолкнула тетю Таню, так что та упала на спину. Мама быстро повернулась и устроилась над ней так, что ее интимная зона оказалась перед лицом сестренки. Классическая поза «69». Я только слышал о ней, но чтобы увидеть такое вживую... Я, вероятно, очень повезло. Задница мамы высоко подпрыгивала перед моими глазами, ее влажная промежность раскрылась перед моим взором во всей красе. Оказывается, волосы росли только на лобке у нее, а опухшие белые половые губки были полностью выбриты, как у тети Тани. Мама раздвинула наружные мамины губы, и розовая влагалище, окруженное маленькими внутренними губками, ярко высветилось в свете горящих повсюду свечей. Очевидный клитор, как маленький пенис, выделялся сверху между узеньких розовых губок. Язык тети Тани, неожиданно длинный и быстрый, ласкал этот бугорок наслаждения. Затем она буквально засосала его в рот, издавая громкий всасывающий звук.

- О-о-о-у - захрипела мама - это божественно.

Знакомое щекотание нарастало в моих яичках. Понимая, что больше не смогу сдержаться, крепко сжал головку, стараясь отодвинуть кульминационный момент. В следующую секунду тетя Таня широко раскрыла ягодицы сестрички, и... в отблесках свечей проблеснул светло-коричневый бутон ануса мамы. Мамина мать, как голодный теленок, принялась вылизывать его, и через мгновение уже страстно ласкала его своим языком.

Это было слишком. Мой подавленный вопль слился с материнским стоном наслаждения. Резко повернувшись, я уперся в холодную стену и выпускал струю за струей во тьму леса. Мишку не пришлось долго ждать. Изможденные мощным оргазмом, мы, буквально, скользили по стене и уставились друг на друга. Братец, как и я, был в полном шоке от увиденного.

Нечленораздельный стон, переходящий в крик, доносился из открытой щелочки и отвлекал наше внимание от своих омякших членов. На ватных ногах мы сумели подняться и прильнуть к окну. Мама лежала, распластавшись на сестре лицом вниз, и ноги ее была мелкая дрожь. Она периодически вздрогивала, как будто по ее телу проходил электрический ток. Через минуту она замерла и устало перекатилась на спину.

— Всегда завидовала твоему бурному оргазму — проговорила тетя Таня, вытирая мокрое лицо уголком простыни.

— А я всегда завидовала твоему умению снимать парней в школе. Ловко у тебя получалось.

— Это когда было то? За царя Гороха? У нас уже у самих — во какие парни вымахали.

— Это точно. Заметила, как они выросли за последнее время?

— Ну, да. Особенно в штанах.

— Да ничего особенного. Как-то застала своего Дениса в ванной. Тот так увлеченно дрочил, что даже дверь забыл закрыть. Успела я все хорошенько рассмотреть. Сантиметров пятнадцать — не больше.

Тут мама мне явно льстила. Уж я то знал, что у меня несчастных тринадцать всего лишь. Я измерял чуть ли каждую неделю (уж очень вырасти хотелось).

— Ну, вот, видишь — целых пятнадцать сантиметров. Тебе, что, больше надо?

И не стесняются они, негодяи, хвастаться перед нами этими своими размерами, как шлагбаумами.

— А почему шлагбаумами? — засмеялась мама.

— Так шлагбаум то поднимается, то опускается. Так и у них, то встает, то падает — в ответ захохотала тетя Таня.

— Ну, мне показалось, что все-таки шлагбаум чаще открыт. Возраст у них такой.

— Это точно — возраст у них такой. Я вот Мишкин стояк каждое утро своей задницей чувствую. А после того случая в машине, он вообще, вокруг меня, как кот вокруг сметаны, круги наяривает.

— А мне нравится твой Мишка — мечтательно произнесла мама — спокойный такой, уравновешенный, заботливый.

— Ну да. Заботливый. Каждое утро заботится обо мне, прижимая мои груди. Ума не приложу, что уже с ним делать? Мне твой Дениска тоже нравится, только уж больно застенчивый. Ты бы его расшевелила, что-ли, а то — и я ведь могу.

— Прекрати, не смей. Маленький он еще.

— Ничего себе маленький? Вон как из трусов выпирало целый день. Небось, дрочат сейчас с Мишкой под нашим окном.

— Где? Ты, что, серьезно? — мама схватилась за ноги, бросилась к окну, и раздвинули жалюзи.

Мы только успели отскочить в безопасную темноту, надеясь, что нас не заметили.

— Да шучу я, шучу — заливалась от смеха Мишкина мать — спят они без задних ...

ног уже давно. Вон, как намаялись за день свои шлагбаумы то опускать, то поднимать.

— Ну и шутки у тебя, Танька — успокоилась мама, возвращаясь на место.

«Фу, кажется, пронесло» — облегченно вздохнул Мишка.

— А прикольно было бы, если бы парни застали своих матерей за таким пикантным занятием — не унималась дразнить маму тетя Таня.

— Ого, какая же ты настоящая дура. Вот так была дурой, так и осталась. Ладно, гасим свечи — пойдем спать.

Сгибаясь почти по-пластунски, мы покинули опасное место. На цыпочках пробирались по лестнице вверх, но предательские ступеньки скрипели так громко, что наверное и в Сан-Франциско было слышно. Наконец, мы достигли комнаты.

— Ты слышала, слышала, что они говорили? — шептал возбужденный Мишка.

— Ну слышала. И что? — не понимал я, куда он клонит.

— Что? Что? Тебе нравится моя мама.

Вот это да. Сразу я раскусил Мишкин план. Заговорщик чертов. Я знал, что у него давно стоит на мою маму.

— Это ты намекаешь, чтобы я завтра был ближе к твоей маме, а ты в то время будешь обнимать мою.

— Да я что? Я ничего. Просто сказал так.

Честно говоря, я тоже неплохо дрочил на Тетю Таню, и перспектива потрахаться с ней завтра на озере показалась не такой уж и недостижимой.

— Утро вечера мудренее. Завтра посмотрим. А сейчас — спать — успокоил я брата, и через пять минут мы уже храпели, как кузнечные меха.

Яркий свет, пробивавшийся сквозь открытые жалюзи, разбудил нас на следующее утро. Запах жареного кофе доносился сквозь открытую форточку и приятно щекотал ноздри. Через пять минут мы уже сидели на импровизированной кухне, поедая сэндвичи и запивая ароматный кофе.

— Чем займемся сегодня? — спросила Мишкина мать, словно между прочим — я бы на лодке с удовольствием прокатилась.

— Ну я грести не умею — разочарованно затянул Мишка, с надеждой глядя в мою сторону.

— Я умею — предложил я и даже поднял руку, как в школе.

— Отлично, а я предпочитаю катамаран. Умеешь вращать педали? — с улыбкой обратилась уже моя мама к племяннику.

На этом решили остановиться. Мы достали плавсредства из сарая и дотолкали их до самой воды по мокрой от росы траве. Мишка с моей мамкой забрались на катамаран, а я с тетей Таней, соответственно, разместились в двухвесельной лодке друг напротив друга. Сначала плыли рядом, почти бок о бок, но ближе к середине озера, пути наши начали расходиться. Уже метров сорок хороших разделяло нас, как тетя Таня произнесла.

— Ты не против, если я позагораю немного?

— Да, нет, конечно. На здоровье.

Она сняла футболку, бросив ее на сиденье позади себя, и осталась только в шортах и бюстгальтере. Вытянув вперед ноги и подмостив под голову футболку, она откинулась назад и закрыла глаза.

Я время от времени поглядывал в сторону катамарана. Мама уже была также без футболки — принимала солнечные ванны. Мишка рассказывал ей что-то смешное, время от времени нагибаясь поближе и шепча ей прямо в ухо. Мама хохотала, а Мишаня периодически обнимал ее за плечи. Больше ничего не удавалось рассмотреть из-за приличного расстояния, но червячок ревности уже проснулся внутри меня. Вот, подлец, он время зря не терял. Я переводил взгляд на тетю Таню — та без движения, полулежа, сидела передо мной с закрытыми глазами. И вдруг, ни с того, ни с сего, она расхохоталась. Я быстренько окинул себя взглядом — вроде бы причин для смеха нет: застегнутая молния, член не выпирает — все нормально.

Как будто отвечая на мои опасения, она заговорила.

— Вот, представь себе, какое выражение лица было у молоденькой продавщицы, когда вы с мамой выбирали.

Я неосознанно улыбнулся, вспоминая тот момент.

— Я только боялся, чтобы она своей жевачкой не подавилась, а то еще Emergency (неотложка) пришлось бы вызывать.

Мы дружно засмеялись.

— А, что, понравилось тебе женские трусики выбирать? — промолвила вдруг тетя Таня, вытирая слезы от смеха.

Я как-то сразу стушевался, не ожидая подобного вопроса.

— Да, забавно было.

— Мой Мишка, наверное, на такое сроду не решился бы.

Я лишь неопределенно пожал плечами, не в восторге от странной темы разговора.

— Мама говорила — ты большой фанат ее белья.

Я тут вообще потерялся. Ну что за разговоры такие?

— Смотрите, краснеет он. Не забывай, мы ведь с мамой сестры — и ничего не скрываем друг от друга с самого детства.

Я не знал, куда деть глаза, и еще интенсивнее заработал веслами.

— А я была бы счастлива, если бы мой Мишка таскал мое белье из корзины — вдруг серьезно произнесла тетя Таня и пристально посмотрела в мои глаза.

Та же черная бездна, в которую начало засасывать. Я встряхнул головой, отгоняя наваждение. И в эту секунду я понял — она знает ВСЕ.

— Вообще то, мама считает это — извращением.

— Извращением? — буквально выкрикнула тетя Таня и резко наклонилась ко мне, почти касаясь своими губами моей щеки.

— Да это ее В-О-З-Б-У-Ж-Д-А-Е-Т — пробормотала она в самое мое ухо.

Она резко откинулась назад и заразительно засмеялась. Успокоившись, посмотрела в направлении катамарана и, не поворачивая головы, тихо произнесла.

— Не могли бы вы объяснить моему другу... ну... все прелести... ну... женского белья. Особенно — трусиков и... их запаха — на последнем слове она сделала многозначительное ударение.

Ком забился в горле, во рту пересохло — я не мог произнести ни слова, и просто кивнул (сам не знаю почему).

— Вот и замечательно. Вот и договорились, а за мной не закрепеть — ободрилась Мишкина мама, считая, что сделка заключена.

Я отвел глаза, стараясь скрыть волнение, и разобрать, что же там происходит на катамаране. К сожалению, они были к нам спиной, Мишаня вполоборота, и агрессивно что-то жестикулировал.

— Хочешь посмотреть? — вывел меня из оцепенения голос Мишкиной матери.

Я автоматически кивнул головой. Конечно, хочу посмотреть — чем там они на катамаране занимаются.

В следующее мгновение Тетя Таня легонько пнула меня ногой, и я повернул голову к ней. Оглянувшись по сторонам, будто убеждаясь, что вокруг никого нет, она левой рукой взялась за короткую штанину шорт — и медленно оттянула ее в сторону. Правую ногу, согнув в колене, отвела в противоположном направлении. Под шортами НИЧЕГО не было.

Мои руки задрожали и потеряли координацию — лодка резко тормознула.

Две блестящие сладкие кожи, без единого волоска были чуть приоткрыты, демонстрируя розовую, влажную плоть влагалища. Внутренние губки, в отличие от маминых, как два вареника, нахально выпирали вперед, между большими губами, а вот клитора не просматривалось совсем. Вот маме бы тети Танины выпирающие губки, а той — мамин клитор — было бы два идеальных женских половых органа. Хотя, и без этих вкусностей, все увиденное, спровоцировало нарастающую стояк.

— Необходимо нырять, а не просто плавать — прервал меня голос Тети Тани.

— Приближайся к берегу — добавила она, отпуская штаны и сжимая крепко ноги.

— Итак, мы договорились?

Теперь я сознательно кивнул головой в знак согласия. Правда, я не знаю, как решить этот вопрос с Мишей, но что-нибудь придумаю. Ведь я такой же смекалистый, как моя мама. Ну вы понимаете... у отца было две дочери.

Катамаран подплыл к берегу. Мишка толкал его по траве, стараясь не смотреть в мою сторону.

Дальше, до вечера, ничего особенного не происходило. Стандартный набор: купание, фрисби, прием пищи. Вот только на этот раз мы с мамой не пили — очередь была управлять Мишкиным "Фордом". Конечно же, пару раз удалось потрогать пьяную Таню в воде, даже пощекотать ее за грудь, но в общем-то ничего особенного. Правда, Мишка время зря не терял.

Ближе к вечеру начали собираться на обратный путь. Больше всего времени заняло устранение всех следов нашего пребывания....

Лодку и катамаран вернули в сарай, заменили постели, даже весь мусор унесли с собой. Засветло нужно было выбраться из леса. В лесу сумерек почти нет — сразу темень. Последнее, что сделали, так это переоделись в сухое, упаковав все мокрое белье в пакет. Шорты и футболки натянули прямо на голое тело. И мамы поступили так же. Этот факт не мог не порадовать меня и Мишку.

На автостраду выезжали уже при свете фар, в густой темноте.

Скорость под семьдесят миль в час, пустынная трасса, Музыка 70-х по радиоприемнику. Что еще нужно для хорошего завершения дня? Мамины голые ноги, покрасневшие отлично за выходные, грудь, выступающая сквозь тонкую ткань футболки, и мысль о том, что под шортами у нее, как и у меня, ничего нет, приятно грела душу. Из заднего сиденья периодически доносились звуки поцелуев. Мама только смотрела в мою сторону и улыбалась. Ну и что здесь такого? Нравится людям — пусть целуются.

Когда часы пробили полночь, мы наконец добрались до нашего дома. В комнатах было темно, свет уже не горел. Прощаясь с Мишкой и тетей Таней, мы тихонько вошли в дом.

— Ш-ш-ш. Не шуми. Отец, наверное, уже спит. Оставь вещи в гостиной — завтра разберем, только мокрое белье нужно развесить. До утра оно задохнется в пакете.

Взяв пакет с бельем, мама стала подниматься по лестнице в ванную комнату. Вдруг, уже на верхней ступеньке она остановилась и повернулась ко мне.

— Извини, сегодня сказка на ночь отменяется — прошептала она и, улыбаясь, потрясла пакетом с мокрыми трусами.

Я не особо то и расстроился, честно говоря. Впечатлений за два дня и так было выше крыши. Дай Бог, все переварить и переосмыслить. Услышав, как мама закрыла за собой дверь спальни — побежал в душ.

Батарея маминых трусов, чередуясь с моими, была развешена по всей ванной комнате. Я автоматически потянулся за своими любимыми — сиреневыми... но они ничем, кроме стирального порошка, не пахли. Быстренько ополоснувшись, обмотался полотенцем — и вышел в коридор. Не очень-то хотелось голым столкнуться с отцом.

Плотно закрыв за собой дверь, бросил полотенце в направлении кресла и нырнул под простынь. Не успел я даже обнять подушку и принять свою любимую позу — ничком на животе... как неожиданно в комнате зажегся свет. Внутри все похолодело, сердце бешено колотилось. «Отец» — вот была первая мысль. Я медленно повернулся.

Мама сидела в кресле, держа мое мокрое полотенце и умирала со смеху.

— Мам, так ведь и разрыв сердца можно получить.

- Извини, прошу прощения. Я не смог сдержаться и не пошутил над тобой.

- Ничего себе шутка - так и заикой можно стать.

Она внезапно скинула полотенце, резко встала с кресла, подошла к кровати и уселась на колени.

- Ну, извини, прости свою бестолковую мамочку. Я, кажется, слышу, как колотится твое сердечко - вот-вот выскочит из груди.

- А отец где? - вспомнил я о причине своей паники.

- На трюме лежит записка. У него срочно нарисовалась командировка в Дейтройт. Конференция дилеров какая-то. Он нас не дождался и после обеда улетел самолетом.

- Ну, Дейтройт - не самое безопасное место.

- Надеюсь, ему не страшно будет. В гостиничном номере ведь он не один - мама явно намекала на папину новую пассию.

- А что, убежало сердце в пятки? - засмеялась мама, опять возвращаясь к своей шутке.

- И где же наши пятки?

И она игриво потянула простынь на себя. Я даже среагировать не успел, как лежал уже голый перед мамиными глазами.

- И кто у нас тут такой маленький? Кто так испугался и скукожился?

Это она явно к моему члену обращалась, не подававшего никаких признаков жизни. Вот когда не надо, он всегда голову поднимает, а сейчас - стыдно то как.

- Расскажи лучше, что ты там Тане обещал? - видя мое смущение, перевела разговор на другую тему мама.

- Как там, у "Битлз" было? "Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера". А у вас с Мишкой теперь будет "Клуб одиноких любителей маминой недели".

- Какой еще недели? - недопонял я.

- Неделька - набор трусиков на каждый день. Еще анекдот есть. Спрашивают у немки: "Сколько вам трусиков нужно для полного счастья?" Семь - на каждый день недели. Француженка уточняет - мне шесть. Я на выходной хожу без трусов.

Мама резко встала с колен и энергично потрясла подолом своей ночнушки, демонстрируя свой явный отказ француженке. Черные волосы ее хохолка мелькнули на долю секунды. После этого она вернулась на место и продолжила.

— «Сколько вам нужно?» — спросили у русской. «А мне тринадцать» — ответила она. «Почему так много?» Ведь есть январь, февраль, март... и на Восьмое Марта.

Мама заразительно засмеялась, пытаясь развеселить меня. Я начал постепенно приходить в себя. Дьявольский план уже зрел в голове. Показывая глазами на свой опущенный член, прокашлявшись и словно лектор с учительным тоном — начал свой монолог.

— Как председатель и основатель "Клуба одиноких сердец", авторитетно заявляю, что предполагаемая "неделька" является мощным стимулирующим фактором для повышения настроения у некоторых участников нашего кружка. А поскольку этот фактор, во всей красе и разнообразии, присутствует сейчас в ванной комнате, настоятельно рекомендуется использовать альтернативный вариант, не менее эффективный. Речь идет, дорогая аудитория, о визуальной стимуляции.

Вот как повернулось. Сам в шоке. Мама широко раскрыла глаза от удивления, пораженная наповал моей тирадой. Она поднялась на ноги и уселась в кресло.

— Ну-ка, ну-ка. Это что-то новенькое. С этого места поподробнее.

Я продолжил свой доклад.

— Как говорят народные мудрости «Мужчина любит глазами». И поэтому стимуляция объекта с помощью визуальных образов была бы очень уместна в данной ситуации.

Сделав паузу, чтобы мама лучше поняла сказанное, я продолжал в том же духе, но теперь уже голосом и манерами поручика Ржевского.

— Госпожа, не возражаете ли вы продемонстрировать свою грудь молодому человеку?

Мама разразилась смехом.

— Чтобы быть точными, пословица имеет продолжение. Если мужчина любит глазами, то женщина любит ушами — произнесла мама, вытирая слезы.

Сделав паузу, она продолжила, подражая моему стилю.

— Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что вербальный фактор является не менее мощным стимулятором, чем визуальный.

Посмотрев пристально на меня, она продолжала.

— Вы ведь с Мишкой обсуждаете своих одноклассниц, нас с тетей Таней, в свете последних событий. Так вот, вы же не говорите о нас женщинах великим и могучим языком Пушкина и Лермонтова. Правда?

Теперь моя очередь была удивляться.

— Вы используете все возможные жаргонные словечки. Иногда даже грубые и неприличные. Так ведь? Можно даже сказать — пошлые.

Сделав паузу и полностью насладившись эффектом от своей речи, она продолжила.

— Теперь повтори свою просьбу с учетом всего вышесказанного.

До меня начало доходить. Я окончательно отбросил бесполезную простынь, встал с кровати и направился к креслу. Как и в прошлый раз, она выбросила вперед руку, ограничивая мое продвижение. Мы были как в фильме "Вий", когда Хома Брут очерчивал круг мелом, за который не могла зайти панночка — ведьмочка. Только на этот раз панночкой был я, двигаясь по кругу, пытаясь обойти ее вытянутую руку, а мама была Хомой, очерчивающей в воздухе невидимый круг. Я так и двигался по кругу, пока не оказался за спинкой ее кресла. Нагнувшись сзади и откинув ее волосы — я медленно, едва касаясь ее кожи губами, как она и учила, еле слышно прошептал ей на ухо.

— Мама, я хотел бы увидеть твою красоту — тихо произнес он, так чтобы она слышала, но не слишком громко, чтобы не напугать ее.

— Я хочу, чтобы ты позаботилась о своей привлекательности и наслаждалась своим женским обаянием — добавил он.

Мама удивленно вздрогнула от этих слов и мгновенно вытащила грудь из-под пеньюара. Ее соски оказались между большим и указательным пальцами обеих рук. Сверху и сзади меня не было видно ее лица, но я слышал учащенное дыхание и видел, как при этом поднимается ее грудь. Я видел, как она перекинула ногу за ногу и стала покачиваться вперед-назад без какой-либо стеснительности.

Действительно, эффект от использования таких слов произвел впечатление. И этот эффект в данный момент передавался на спинку кресла. Ну что ж, как было не продемонстрировать такую удивительную метаморфозу? Я обошел кресло с обратной стороны, не отводя ни на секунду глаз от маминых манипуляций — сел прямо на пол, у ее ног. Вид снизу был не менее привлекательным, чем вид сверху. Мышцы ее икр выделялись рельефно при свете лампы, мышцы бедер играли, когда она ритмично сокращала их. Мамины глаза были закрыты — она полностью погрузилась в свои ощущения.

Вдруг глаза широко раскрылись — и она уставилась прямо на меня. Погружаясь в их бездонную тьму и подчиняясь их желанию, я взялся рукой за член. Взаимная мастурбация - вот как это называлось. Да, да - мы мастурбировали, глядя друг на друга. Я уже полулежал, опираясь на левый локоть (правая рука же занята, я - правши). Зрительный контакт был разорван, и мама еще больше наклонилась вперед, практически согнувшись пополам. Большие молочно-белые груди распластались на ее круглых коленках.

— Мама... Я хочу увидеть ЕЕ.

Она задыхающе вздохнула. Кислорода clearly не хватало, и мама даже открыла рот. Губы высохли, и она периодически облизывала их языком. Мы оба понимали, о чем идет речь. Она ждала, а я не решался произнести это слово. Слишком резким и грубым оно мне казалось. Но, я знал, точно — она ждет именно ЕГО.

— Мам... Я хочу увидеть ЕЕ — повторил я снова, все не решаясь произнести необходимое слово.

Я видел, как ее соски напряглись, стянув, буквально, всю кожу коричневых ореолов вокруг себя, покрыв гладкую нежную кожицу морщинами. Она не проронила ни слова — она просто ждала.

— Мама... Я хочу увидеть твою... ВАГИНУ.

Последнее, заветное слово вырвалось с придыхом на одном дыхании. Как будто электрический разряд прошел через все ее тело от макушки до пяток. Обмякнув на мгновение, через секунду она пришла в себя, и не спеша, как в замедленном кино, развела ноги... и одним резким движением забросила их на подлокотники кресла.

— О-о-о-о — непроизвольно вырвалось из моей груди.

Вот он возжделенный объект всех юношеских фантазий, и ночных поллюций. Он был прямо перед моими глазами. Влажная внутренняя поверхность бедер, скомканные волосы на лобке и... розовая, зовущая внутренность, этого чуда природы. Капля густой белой жидкости вытекала откуда-то из глубины ее влагалища, и медленно стекая, неумолимо двигалась по ее промежности. Остановленная вдруг естественным барьером, в виде выпирающего светло-коричневого, слегка припухшего, бутона ануса, она расползалась вокруг, канула в пространство между ее ягодицами и черной кожей сиденья. Головка клитора, нагло выглядывала промеж губ, обрамленная скромным капюшоном, как лысина маленького монаха.

Вопрос о возможности прильнуть к этому чуду даже не стоял. Это было естественное желание на тот момент, и казалось, ничто и никто не сможет помешать.

Как слепой, новорожденный котенок, я ласкал влажную, нежную розовую плоть. Глаза не видели ничего, только язык погружался в податливую внутренность. Окутывающий запах и ошеломляющий вкус - вот единственные ощущения, к которым свелась вся вселенная. Плотное, мускулистое маленькое тельце клитора, оказавшееся вдруг в моем рту, напомнило о хозяйке столь сладкой выпечки. Чья-то рука (маминa конечно) сильно схватила меня за волосы и, буквально, вжала, распластав мой нос, в свое лоно. Язык трепетал, как бабочка, облизывая, щекоча, кусая этот крошечный орган сладострастия. Маминo тело периодически пронизывали волны конвульсий, ноги непроизвольно сжимались, прижимая мою голову еще крепче, рука еще больней тянула за волосы. Я уже давно оставил в покое свой член, а освободившимися руками только разводил обратно мамины бедра после очередной попытки раздавить мою голову.

- A-a-a-a-a-a - низкий монотонный вой (по-другому не назовешь) исходил из ее груди.

Все мое лицо было мокрым от ее влаги. Ее влагалище, как неиссякаемый источник на целинном поле, орошало своего "пахаря". Вдруг, мелкая дрожь, как озноб стала бить все ее тело, бедра мелко задрожали, спина изогнулась неимоверной дугой, и громкий крик сорвался с ее губ.

- Yes, yes, yes.

Маминo тело билось в конвульсиях, из пульсирующего влагалища периодически выбрасывалась одна за другой струя жидкости, орошая мое лицо. Я застыл от неожиданности и боялся пошевелиться.

— Не беспокойся. Это не то, о чем ты думаешь — собравшись с силами, прошептала мама, быстро вытирая полотенцем мое лицо.

Да, это действительно было совсем не то, чего я так боялся. Согласитесь, быть развратным, хотя и во время оргазма, уж больно на любителя. Мамина странная жидкость не имела ни специфического вкуса, ни запаха. Это все просто пахло ЖЕНЩИНОЙ. Взрослой, возбужденной до предела

ЖЕНЩИНОЙ.

— Ты не кончил? — пришла она окончательно в себя и уставилась на мой стоящий член.

— Ты ведь учила контролировать эмоции и сдерживать себя — выговорил сам, удивляясь моему неугасающему возбуждению.

— Я рада, что ты усвоил мои уроки, но каждое начатое дело нужно доводить до логического конца.

Мама с нескрываемым восхищением смотрела на меня сверху вниз.

— Пойдем в ванную.

Поднявшись с трудом на ноги, она двинулась к двери, прихватив с собой мое полотенце.

Струи теплой воды обмывали тело, принося долгожданное расслабление. Мамины теплые ладони намыливали мои руки, грудь, живот. Намылив лобок и лишь чуть задев пальцем мизинца по тугому члену, она переключилась на мои ноги. Мама явно игнорировала мою вздыбленную гордость.

— А он у меня не маленький? — спрашиваю, чтобы хоть как-то привлечь ее внимание к своим тринадцати сантиметрам.

Мама подняла голову, в глазах ее играли чертики.

— Нет, нет. Не маленький. Главное не размер, а умение.

— Теперь твоя очередь — она поднялась и всучила мне мыло.

Я медленно намыливаю ее руки, плечи, неумолимо опускаясь к огромным белым грудям. Намыливая их снизу, запускаю руки между немного отвисшей плотью и верхом живота. Вот, какие они тяжелые. Толстые, набухшие соски выскользывают из-под моих мыльных пальцев. А может, это просто руки дрожат? Немножко выдающийся вперед животик, пикантная дырочка пупка... и все ниже, ниже... да, рученьки, явно, дрожат.

— Мама... можно я ее... помою?

Мама с любопытством смотрит на меня.

— Мама... можно я помою твою К-И-С-K-У.

Именно это слово, мне показалось наиболее подходящим сейчас. Хотелось нежно и ласково ЕЕ как-то назвать.

Мама взяла мою дрожащую руку и осторожно протолкнула ее между своих ног.

— Это у маленьких девочек ПИСЯ, а у мамы уже давно ПИЗДА взрослой женщины — томно прошептала она мне на ухо.

Это грубое слово, сорвавшееся с маминых уст, вызвало определенный эффект на меня. Да, где-то, мама была права. Моему члену это понравилось, точно.

Нежными движениями старался то ли мыть, то ли ласкать это сказочное место, стараясь проникнуть в запретную глубь.

— Все, все. Достаточно. Там, у женщин, своя микрофлора. Не надо туда еще мыла добавлять.

Рука застыла, пальцы запутались в черных вьющихся волосах ее лобка.

— Поворачивайся, спинку помою — шлепнула меня по попе, резко отрывая мою руку от заветного треугольника.

Я подчинился.

— Нагнись немного, мне так будет удобнее. Вот, какой вымахал.

Упершись руками в холодный кафель, я согнулся, выпятив назад задницу.

Мама начала с шеи, перешла на спину, побаловала вниманием ягодицы, бедра, голени... и снова вернулась к попе. Намыливая обе половинки моих полушарий, ее большие пальцы то и дело оказывались внутри, массируя по очереди мою дырочку. Как бы ничего особенного, обыкновенная гигиеническая процедура,...

которую каждый из нас делает ежедневно. Но как-то слишком тщательно мама выполняла ее. Одна из ее рук вдруг замерла и оттянула мою половинку поболее необходимого, палец потоньше, явно не большой, начал настойчиво, концентрическими движениями втирать мыльную пену в самое, что ни есть... Ну, вы поняли. Ее движения становились все сильнее и увереннее. От неожиданности я даже сжал ягодицы, но это не остановило ее. «Если насилие неизбежно — лучше расслабиться и получить удовольствие» — неожиданно пришла на ум пословица. Я так и сделал.

По крайней мере, целая фаланга указательного пальца материнской руки преодолела сопротивление мышечного кольчика моего ануса. Ощущая, как оно ослабло, расслабившись, мое тело, мамина рука начала двигаться все настойчивее и интенсивнее. Вдруг она замерла... и мягкая подушечка ее пальчика стала нажимать и массировать какую-то точку на верхней поверхности моего девственной кишки. Член при этом смешно дергался, следуя в такт с ее нажатиями.

— Это, кстати, называется массаж предстательной железы. Крайне полезная процедура для мужчин в преддверии климакса.

— Что, что? — попытался я даже обернуться, услышав такие странные вещи.

Она вынула свой палец, тщательно с мылом намылила руки и продолжала свою лекцию.

— Да, да. Ты думал только у женщин бывает климакс? Зря ты так думал. Климакс — это угасание полового влечения с возрастом и перестройки организма. И касается это всех: и мужчин, и женщин. И не минует никого — таков закон природы. Но не беспокойся, до этого тебе еще лет тридцать, как минимум.

Я стоял, весь в мыльной пене, как истукан, пока мама обмывала меня душем.

— Я вижу, небольшой экскурс в физиологию не помог тебе расслабиться — улыбаясь, промолвила она, глядя на мой стоящий, до сих пор, член.

— Что у нас тут есть подходящее? — она отодвинула шторки ванной кабинки и перебирала свои баночки, скляночки и тюбики на туалетной полке.

— Вот это подойдет! — радостно вскрикнула она, доставая бутылочку с детским маслом Jonson's Baby.

Налив полную пригоршню, она вылила ее сверху на мой член и принялась тщательно втирать, то и дело скользя вверх-вниз. Это уже мало смахивало на гигиеническую процедуру. Мамина рука буквально порхала по моему стволу. Обилие смазки существенно облегчало процесс и воспринималось не так уж и остро, если бы она делала это сухой рукой.

Это было незабываемое удовольствие, это было наивысшее наслаждение. Мама сменяла обратно-поступательные движения массажем головки. Она делала это то одной, то другой рукой поочередно, то обеими сразу, словно доила меня, как молодую неопытную телочку. Масляные руки не забывали и о разбухших яичках. Казалось, удовольствие может продолжаться вечно.

— Ну, я не робот, конец концов. Устали рученьки — засмеялась мама, бросая это бесполезное занятие, поняв, что я не собираюсь заканчивать.

Взяв в одну руку душ, а в другую мыло — она стала намыливать член и смывать его водой, удаляя все остатки детского шампуня.

— А знаешь, какой излюбленный способ женщин делать ЭТО... ну... когда они сами в душе? — загадочно улыбаясь, спросила вдруг мама.

Я лишь отрицательно помотал головой, не зная, что ответить.

— Ну, выглядит это примерно так.

Левой рукой она взяла меня резко за яички, большим пальцем, при этом прижав член плотно к животу и натянув кожицу. Правой рукой с лейкой душа она направила распыленную струю воды прямо на мою головку, как раз в то место под ней, где расположены все наши рецепторы. Ну, вы догадались. Острые струи, как сотня мелких иголок, описывали круговые движения, двигались вверх-вниз и вонзались в яички.

Вы знаете, что такое душ Сharко? Так вот это было что-то похожее, только сосредоточенное строго на члене. Такой себе генитальный душ Сharко. И тут уже не до расслабления. Я собрал все нервы в кулак, зажал все мышцы, какие возможно только было, но... знакомое предоргазменное чувство неумолимо приближалось.

— М-м-м, мамочка. Я достигаю оргазма, только успевая прошептать я, расслабляясь и предвкушая неумолимый конец.

Мама резко отвернула душ в сторону и сильно сжала свободной рукой мою головку. Та даже побагровела от наслаждения.

— Смотри, работает — обрадованно закричала она, радуясь отплывшему оргазму.

Еще бы, конечно, работает. От резкой боли глаза чуть не вылезли — какой тут, черт возьми, оргазм.

Опершись на холодную стенку, я медленно приходил в себя, закрыв глаза. Кровь начала отливать потихоньку от опадавшего уже члена. Бедняга, много выпало сегодня на его долю. Пришло время расслабиться. Теплая влага нежно окутывала его. Вот так, хорошо — отдыхай миленький. Я с трудом открыл глаза... и... о ужас... не увидел своей родной, своей любимой розовой головки.

Она скрылась уже в мамином рту. Вот, значит, почему стало так влажно и тепло. Вот, значит, почему стало так комфортно и уютно. Блаженство и седьмое небо вновь стало возвращаться. Пение райских птиц вновь зазвучало в ушах: "Кончай, кончай, кончай..."

Мамин язык щекотал головку, стараясь проникнуть прямо в узенькую щель. Сосуще-чавкающие звуки только повышали градус моего возбуждения. Ну, вот я стал членом еще одного клуба — "Клуба одиноких любителей оральных ласк". Обсасывая головку, как огромный розовый Чупа-Чупс, она не забывала регулярно подрачивать и мой ствол.

Вот она оставила в покое головку и приподнялась, стараясь перевести дух. Душ лежал на полу, и теплые струи воды приятно щекотали ноги. Вдруг, мама развернула его потоками воды кверху, зажала плотно его ступнями, не давая тому вывернуться, и... стала медленно опускаться, раздвигая в сторону бедра. Сбоку это походило на балетное па. Мама-балерина, ухватив меня за талию, как балетный станок, приседала, плотно сжав ступни. Она, буквально насаживалась на мощную струю, бившую из душа. Так это еще что? Ее голова также насаживалась на мой член, поглощая его все больше и больше. Векающие звуки рвотного рефлекса наводили на другие ассоциации, но в то же время дико возбуждали. Вот ее губы коснулись основания члена, и головка как кляп застряла у нее в гортани. Мама постоянно векала, слюни нескончаемым потоком вытекали из ее рта.

Резко поднявшись вверх, она даже закашлялась, на глазах выступили слезы. Мама начала расплывать свои слюни-сопли по щекам, пытаясь вытереть их обратной стороной ладони.

— Извини, всегда хотела попробовать. Вот уж точно говорят, что первый опыт неудачный — пыталась она улыбнуться и перевести все в шутку.

— Наша тетя Таня в этом мастерица — добавила мама, явно собираясь предпринять вторую попытку.

Я старался припомнить, как же называется эта техника. Ага, вот Deepthroat. Вот я уже член и еще одного клуба, вернее, того же самого «Клуба любителей оральных ласк», но теперь уже в высшей лиге.

Вторая попытка была удачнее. Удачнее, в смысле времени — мама продержалась дольше, а вот слюны и выпуклости было не меньше. Член просто блестел от обилия ее Saliva (слюны). На третью попытку она не решилась — просто встала, обхватила мой член двумя руками и принялась его обрабатывать, что есть силы. Головка душа брыкнулась, вывалившись из-под ее ступней, поливая все вокруг себя. Ждать пришлось не долго. Оргазм наступил, как девятый вал, смывая все на своем пути.

Наши глаза встретились. На этот раз я смело и открыто смотрел в их бездонную черноту. Есть в английском языке выражение — Falling in love (влюбляться). Если переводить дословно — "падать" в любовь. Вот я и падал сейчас в эту бездну... бездну ЛЮБВИ к своей матери.