Мои женщины Январь 1965 Мучительное признание. Из сборника Зрелые женщины рассказы

Мои женщины. Январь 1965. Мучительное признание.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация из Интернета. 1926 г. Москва. Нина Литовцева и Василий Иванович Качалов с 4-месячным доберманом Джимом и гостями. «Часам к 12 ночи я отыграл спектакль, прихожу домой… Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня… поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего 4 месяца. Я вошел, увидел Есенина и Джима, они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: «Что за лапа! Я сроду не видал такой». Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо. Когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот. Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: «Ах, трудно с тобой расстаться! Я сегодня же напишу ему стихи». Василий Иванович Качалов (1875-1948) - русский и советский актёр, мастер художественного слова (чтец), педагог; один из ведущих актёров Московского Художественного театра, Народный артист СССР (1936), Кавалер двух орденов Ленина (1937, 1945), Лауреат Сталинской премии I степени (1943).

В учебном 1964-1965 году в неделю в 5 классе было два урока по родной русской литературе, столько же, сколько по истории, биологии (зоологии), физкультуре и труду (трудовому обучению). Эти уроки были одними из самых лёгких, интересных и желанных для всех нас, пятиклассников, потому что они всегда проходили либо в форме живого интересного общения с учительницей, Ниной Андреевной Тимониной, либо в форме наших выступлений у доски с «художественным чтением», либо письменно с написанием и разбором наших сочинений.

Нашим учебником была книга-хрестоматия «Родная русская литература». Составители В. В. Голубков, А. П. Алексич, С. М. Браиловская. Изд. 2-е, дополненное. – М.: 1961. – 288 с. Увы, нигде я не смог найти экземпляр этого учебника 1961 года, поэтому воспользуюсь экземпляром этой хрестоматии издательства «Просвещение» 1968 года.

Нина Андреевна Тимонина, учительница по русскому языку и литературе, сказала нам на первом уроке, что её целью является воспитание и развитие в каждом из нас цельной личности, «способной понимать и эстетически воспринимать произведения родной русской литературы». Она сказала, что мы должны научиться «владеть гуманистическим мировоззрением, гражданским самосознанием и национальным русским общенародным сознанием, чувством патриотизма и гордости от принадлежности к многонациональному народу России и Советского Союза».

- Вы должны сформировать свой познавательный интерес к родной русской литературе, - сказала нам Нина Андреевна. – Воспитать в себе ценностное отношение к русской литературе как к хранителю историко-культурного кода русского народа. Вы должны включиться в общее информационное культурно-языковое поле и приобщиться к культурному наследию многонационального русского народа.

- Для достижения этой благородной цели вы должны осознать историческую преемственность поколений, сформировать свою причастность к свершениям и традициям нашего народа и взять на себя ответственность за сохранение русской культуры и государства. Вам это понятно?

Мы дружно, всем классом и хором с восторгом ответили: «Понятно! ». Вот так мы приобщились к литературному наследию многонационального русского народа Советского Союза в информационном поле единого исторического и культурного пространства. Даже эти термины и слова в этом предложении были для нас высокохудожественными и высококультурными. Мы такими словами обычно не разговаривали, даже на собраниях пионерского отряда 5 «А» класса…

Хитрая Нина Андреевна Тимонина показала нам, что значит читать тексты «механически», то есть без выражения, без эмоций и чувств, и что значит читать художественно, то есть артистически, с выражением, с эмоциями и чувствами. Она предложила нам так прочитать тексты перед классом у школьной доски, но у нас это получилось плохо, потому что мы стеснялись, тушевались, боялись.

Тогда Нина Андреевна предложила нам сыграть «в артистов» - выбрать своего любимого киноартиста и прочитать текст так, как бы он его прочитал. Такое домашнее задание всколыхнуло нас и на следующем уроке мы с интересом и азартом смотрели, как наши девочки выходили к доске и читали стихи или короткие монологи, изображая любимых артистов, а мы должны были угадать этих артистов и оценить выразительность такого чтения.

Я почти никого не угадал из выступлений наших «элитных» девочек, потому что они всё равно путались, стеснялись, были мало похожи на своих кумиров-артистов. Более того, мы со Славкой Юнициным вдоволь раскритиковали почти всех выступавших. Тогда Нина Андреевна под общее согласие предложила нам со Славкой выйти к доске. Славка наотрез отказался, а я вышел…

Наши девчонки читали всякие стихи или отрывки из текстов, подражая своим кумирам, а я решил прочитать точный монолог какого-нибудь узнаваемого киноартиста из какого-нибудь знаменитого фильма, но прочитать не просто так, чтобы меня (артиста) узнали, а чтобы я донёс до ребят текст «с выражением», то есть с мыслью, с образом, со значением…

Сначала я хотел в шутку изобразить Михаила Жарова (Смирнов) из кинофильма «Медведь» с его куплетами:

Мой папаша пил как бочка,

И погиб он от вина.

Я одна осталась дочка

И зовусь мамзель Нана.

Я игрива, шаловлива

И зовусь мамзель Нана.

Да, Нана…

И добавить к этому его эмоциональное предложение актрисе Ольге Андровской (Попова) выйти за него замуж:

- Я подстрелю её, как цыпленка! Я не мальчишка, не сантиментальный щенок, для меня не существует слабых созданий! Подстрелю её из принципа!

- Но какова женщина? «Чёрт вас возьми... влеплю пулю в ваш медный лоб... ». Какова? Раскраснелась, глаза блестят. Вызов приняла! Честное слово, первый раз в жизни такую вижу.

- Это — женщина! Вот это я понимаю! Настоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!

- Она мне положительно нравится! Положительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина!

- Послушайте... Вы всё еще сердитесь?.. Я тоже чертовски взбешён, но, понимаете ли... как бы этак выразиться... Дело в том, что, видите ли... Ну, да разве я виноват, что вы мне нравитесь? Вы мне нравитесь! Понимаете? Я... я почти влюблён!

- Боже, какая женщина! Никогда в жизни не видал ничего подобного! Пропал! Погиб! Попал в мышеловку, как мышь!

- Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка...

- Я с ума сошел! Думайте и решайте сейчас, потому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте...

- Я дворянин, порядочный человек, имею десять тысяч годового дохода... попадаю пулей в подброшенную копейку... имею отличных лошадей... Хотите быть моею женой?

- Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак!

- Я люблю вас! Люблю, как никогда не любил!

- Двенадцать женщин бросил я, девять бросили меня, но ни одну из них я не любил так как вас...

- Эх! Разлимонился, рассиропился, раскис... стою на коленях, как дурак, и предлагаю руку... Стыд и срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок, и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов!

- Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! Прощайте!..

С этими словами я должен был ринуться к своей парте и броситься в объятия моего школьного друга и товарища Славки Юницина.

Так я себе всё это представлял и репетировал дома у себя в комнате перед зеркалом шифоньера. Мои родители слышали этот мой монологи, который я повторял и повторял много раз. Они приходили ко мне, спрашивали, не сошёл ли я с ума, но я объяснил им, что репетирую домашнее задание по литературе и они, покачав головой, уходили. Мой старший брат Юра мне не поверил, насмехался надо мной и мешал мне, а я упорно всё предлагал и предлагал зеркалу выйти за меня замуж…

В итоге ко мне пришёл наш папа, остановил мою горячую репетицию, расспросил о том, что и как, и предложил мне прочитать на уроке другой монолог другого киноартиста – Николая Черкасова в фильме «Всё остаётся людям». Папа прочитал мне вслух весь этот монолог. Я его вспомнил и представил в фильме, и он мне очень понравился. Этот монолог был созвучен моим мыслям и представлениям. Он был спокойный, умный, вдумчивый. Я немедленно возгорелся желанием его произнести.

Папа продиктовал мне монолог «академика Дронова», которого в фильме играл Николай Черкасов. Я его записал в тетрадку и тут же начал его репетировать, стараясь читать его вслух наизусть в стиле Николая Черкасова…

- Что, я мало сделал? Неужели для того и родился?

- Как я живу? Не гоняюсь ли я за символами? Не рву ли куска у других, чтобы самому иметь два? Для чего? Неужели я не знаю, что туда с собой я ничего не возьму?

- Всё остаётся людям. И хорошее, и дурное. И в этом оставшемся - мое бессмертие или забвение. Все остается людям…

- Бороться и создавать. Для того и живём! Иначе зря родился, напрасно существовал и навсегда умер.

- А того света нет… даже легендарного. Нечего там человеку делать, не за что ему там бороться.

- Дурная дезертирская легенда, ибо обещает безделье за терпение. Чепуха!

- Человеку надо сказать: «Те, кто говорят тебе «терпи, а на том свете получишь сполна» - обманывают тебя. Ты умрешь и не притянешь их к ответу.

- Помни, всё, что удалось тебе свершить на Земле – это вся твоя жизнь. Это единственно честный и смелый разговор с человеком. Всё остаётся людям!

Мне очень понравились эти сильные слова и мысли. Я практически мгновенно выучил их наизусть и ещё долго, в том числе и во сне, я слышал эти слова – их произносили своими голосами мой друг дед «Календарь» из деревни Дальнее Русаново и Великий змей из детского санатория в Чекалине и я сам, в образе Николая Черкасова. Через день я был полностью готов к выступлению и мне надо было только побороть мой страх и смущение…

На уроке литературы я сам поднял руку, вызвавшись к доске для художественного чтения. Передо мной уже выступили несколько девочек со своими стихами, в классе было весёлое «зубоскальное» настроение и я, сам того не желая, вдруг перед выступлением объявил название фильма – «Всё остаётся людям».

Я прочитал свой монолог в полнейшей тишине. При этом я никого и ничего не видел, потому что у меня в висках сильно билась кровь, я слышал шум в ушах, который заглушал всё, а в глазах у меня помутнело, и я еле-еле держался, чтобы не упасть.

Никто меня не перебивал, не мешал, не хихикал и не кашлял. Нина Андреевна Тимонина, когда я закончил свой монолог, не тронулась с места и только молча обернулась к классу. Класс сначала молчал, а потом, когда я шатаясь и спотыкаясь пошёл к своей парте, вдруг взорвался аплодисментами.

Я не смел взглянуть в сторону Вали Антиповой, да и вообще, я ни на кого не мог сейчас смотреть. Потом мой друг и товарищ Славка Юницин горячо шептал мне в ухо, что все были «обалдевшие», что я «читал свой монолог точь в точь как Черкасов», что он, Славка, как будто «сам видел этот момент кино», когда я читал этот монолог.

Нина Андреевна Тимонина, обращаясь к классу, сказала, что «будет справедливо отметить выступление Суворова отличной оценкой» и опять в классе одобрительно зашумели и зааплодировали. Эх! А что было бы, если я выступил с монологом Михаила Жарова из кинофильма «Медведь»?!

Мой выступление с монологом «Всё остаётся людям» всем понравилось, но никто не стал меня вслух хвалить. Более того, после этого выступления мы перестали играть в эту игру с художественным словом и уроки стали обычными, не игровыми, а по программе. Я не обиделся на невнимание одноклассников, но мне было непонятно, почему вдруг в классе пропал общий интерес к такой игре «в монологи артистов кино».

Больше к доске никто не хотел выходить и все попытки Нины Андреевны Тимониной нас расшевелить и предложить нам ставить мини спектакли из пьес и сцен фильмов, отклика у ребят и девочек не получили. Думаю, что это всё было из-за позиции Вали Антиповой, которая сама даже не пыталась кого-то показать или выступить с каким-то художественным монологом. Очень жаль…

В первую неделю сентября 1964 года мы в 5 «А» классе занимались литературным, то есть художественным чтением русских народных сказок, причём Нина Андреевна Тимонина требовала от нас читать отрывки из сказок «в лицах» - как будто мы исполняем роли героев сказок. Она поощряла чтение сказок вдвоём, втроём или группой, с распределением ролей по сюжету сказки. Так, например, мы почти всем классом читали «по ролям» русскую народную сказку «Морозко» (тем более что все мы видели кинофильм «Морозко»).

Один читал текст в роли ведущего-сказителя, другой – за Деда Мороза, третий – за старика, четвёртая – за старуху-мачеху, пятая – за Настеньку, а шестой – за «собачку под столом»… Весело было!

Нина Андреевна схитрила, она начала разбор слов и предложений, языка и особенностей русского языка со второй сказки-представления – «Царевна-лягушка». Тут уже урок литературы превратился в настоящую «научно-исследовательскую» работу, потому что мы членили предложения текста сказки на ударные слова (подчёркиванием), малый паузы (одна вертикальная черта) и большие паузы (две вертикальные черты). Кроме этого мы определяли по тексту тон предложений: спокойный, повествовательный, приветливый, злой, ласковый, раздражённый, а так же темп чтения – неторопливый или динамичный, живой, разговорный, эмоциональный.

Потом Нина Андреевна принесла нам на урок большие картоны-картины с иллюстрациями к исследованным нами сказкам и мы по этим иллюстрациям рассказывали вслух их сюжет, описывали природу, обстановку и одежду героев на иллюстрации, их поведение и действия в сказке, то есть рассказывали сами, своими словами, о том, что было изображено в иллюстрации. Уроки русской литературы были очень интересными…

В конце сентября 1964 года мы уже бойко читали-представляли и пересказывали в лицах русские народные сказки со многими героями-ролями: «Царевна-лягушка», «Никита-кожемяка», «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» Александра Сергеевича Пушкина. Коллективным чтением «по ролям» с успехом заменило предложение Нины Андреевны ставить мини спектакли в школе (она всё равно добилась своего).

Особенно интересно, активно и очень художественно мы читали «в лицах» сказку А. С. Пушкина «Руслан и Людмила», только не всю подряд, а отдельными сценами (частями). Тут, как раз, проявились межличностные отношения между ребятами-друзьями, девчонками-подругами, а также «парочками», как у нас в школе называли ребят и девчонок, которые дружили, «ходили» или гуляли вместе, вдвоём. В 5 классе мы уже не кричали таким парочкам вслед: «Тили-тили-тесто! Жених и невеста! »…

Потом Нина Андреевна Тимонина «заразила» нас русскими народными загадками и пословицами и мы начали их активно искать в книгах, в журналах, в библиотеке, приносить их в школу, в класс и состязаться на отгадывание загадок и на применение пословиц и поговорок в обычной нашей школьной речи и общении. Нина Андреевна это очень поощряла и говорила, что «истинное остроумие в умении использовать или даже порождать афоризмы, пословицы, поговорки, крылатые выражения и загадки».

- Умение говорить с намёками, немного загадочно, с некоторой тайной, недомолвками – это высшее искусство остроумной беседы, мужского достоинства и женской привлекательности, - говорила нам Нина Андреевна Тимонина. – Сделать флирт или игровое общение умным, остроумным, многозначительным – вот отличие интеллектуальной личности от заурядной, то есть обычной, простой.

Это «неосторожное» и «несоветское» выражение Нины Андреевны Тимониной каким-то образом стало известно нашему завучу-директору школы Татьяне Николаевне Фёдоровой и на наши уроки начали приходить инструкторы РОНО или ГОРОНО, учителя из других школ. Они приходили, якобы, для «изучения передового опыта», поэтому мы очень старались не подвести нашу учительницу по русскому языку и литературе.

В октябре 1964 года на пятой неделе обучения в 5 классе мы уже не изучали пословицы и поговорки, а читали произведения советских писателей о Родине, о Москве, о Великой Октябрьской социалистической революции и о Владимире Ильиче Ленине. Однако, всё равно, мы ещё долго «втихаря» на переменах и после школы «щеголяли» новыми загадками и пословицами, постепенно переходя к разным крылатым выражениям знаменитых людей, писателей и даже философом Древней Греции и Рима. Дома моё увлечение русскими народными пословицами продолжилось, и я исписал несколько общих тетрадей, записывая в них понравившиеся мне пословицы и поговорки.

Когда волна проверочных уроков схлынула, мы после ноябрьской демонстрации вернулись к родной русской литературе и начали выразительное чтение стихов русских и советских поэтов и писателей о русской природе, временах года. Мы читали произведения А. С. Пушкина «Осень», И. С. Никитина «Утро», А. Н. Майкова «Летний дождь», Ф. И. Тютчева «Есть в осени первоначальной…», С. А. Есенина «Нивы сжаты…», М. А. Шолохова «В лесу осенью». Мы учились видеть в литературном произведении «олицетворение», то есть «придание природному явлению или предмету каких-нибудь индивидуальных, точнее, личностных признаков».

Игра в «олицетворение» как раз и было тем искусством намёков, загадочности, тайны, недомолвок, искусством остроумной беседы и личностной привлекательности. Нина Андреевна задала нам на дом задание: найти и прочитать в классе «с выражением» то самое стихотворение, «которое выражало бы состояние наших душ и настроений». Я понял, что у меня появился шанс высказать Вале Антиповой всё, что я хотел ей сказать, но не смел...

В декабре 1964 года, когда мы изучали литературные произведения, выражающие русские традиции, перед зимними каникулами, в период подготовки к празднованию Нового 1965 года, мы должны были на контрольном уроке выступить со своими «духовными» стихами. Нина Андреевна Тимонина задумала этот урок как наш классный новогодний подарок ей – учительнице, и нам самим – друг другу.

Я очень долго с волнением выбирал «своё духовное стихотворение». Сначала я хотел прочитать отрывок из «Евгения Онегина» А. С. Пушкина, потом «Бородино» М. Ю. Лермонтова, Потом стих «Я помню чудное мгновенье (Керн)», «Я вас любил, любовь еще, быть может», «Парус (Белеет парус одинокий)», «Зимнее утро (Мороз и солнце; день чудесный)». Потом я даже хотел спеть песню-романс «Не жалею, не зову, не плачу» С. А. Есенина или прочитать «Стихи о советском паспорте» В. Маяковского.

Потом я решил прочитать стихотворение А. С. Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», потом – «У лукоморья дуб зелёный», потом, вдруг, стих А. Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека», затем опять отрывок из сказки Пушкина «Сказка о царе Салтане».

После этого я «шарахнулся» к любимому стихотворению моего папы «Жди меня, и я вернусь» Константина Симонова, потом – стих Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», потом стих Афанасия Фета «Я пришёл к тебе с приветом»…

Затем я остановился на стихотворении А. Блока «Незнакомка» и выучил его наизусть, но потом всё же решил прочитать стихотворение А. С. Пушкина «Пророк». Потом я «иссяк» в своих поисках и сомнениях и начал приставать к папе, к маме и брату и спрашивать их: «Какое бы на Новый год они прочитали в классе стихотворение в качестве выражения своего настроения и духа? ».

Мама, папа и Юра расспросили меня о причинах такого вопроса на уроках русской литературы, и мама посоветовала мне прочитать стихотворение Анны Ахматовой «Мужество»…

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки.

Папа предложил мне прочитать стихотворение Сергея Есенина «Письмо к женщине» и прочитал его наизусть, глядя в глаза нашей маме…

Вы помните,

Вы всё, конечно, помните,

Как я стоял,

Приблизившись к стене,

Взволнованно ходили вы по комнате

И что-то резкое

В лицо бросали мне.

Вы говорили:

Нам пора расстаться,

Что вас измучила

Моя шальная жизнь,

Что вам пора за дело приниматься,

А мой удел —

Катиться дальше, вниз.

Любимая!

Меня вы не любили.

Не знали вы, что в сонмище людском

Я был как лошадь, загнанная в мыле,

Пришпоренная смелым ездоком.

Не знали вы,

Что я в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь, что не пойму —

Куда несет нас рок событий.

Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь —

Корабль в плачевном состоянье.

…

Стихотворение было длинное, большое, сложное и я вдруг понял, что мне нельзя даже касаться этого стихотворения, потому что оно «не моё»…

Юра мне заявил, что он в своё время учил и читал на подобном уроке в школе отрывок из поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Полтава»…

…

Была та смутная пора,

Когда Россия молодая,

В бореньях силы напрягая,

Мужала с гением Петра.

Суровый был в науке славы

Ей дан учитель; не один

Урок нежданный и кровавый

Задал ей шведской паладин.

Но в искушеньях долгой кары

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкой млат,

Дробя стекло, кует булат.

Венчанный славой бесполезной,

Отважный Карл скользил над бездной.

Он шел на древнюю Москву,

Взметая русские дружины,

Как вихорь гонит прах долины

И клонит пыльную траву.

Он шел путем, где след оставил

В дни наши новый, сильный враг,

Когда падением ославил

Муж рока свой попятный шаг.

Украйна глухо волновалась,

Давно в ней искра разгоралась.

Друзья кровавой старины

Народной чаяли войны,

Роптали, требуя кичливо,

Чтоб гетман узы их расторг,

И Карла ждал нетерпеливо

Их легкомысленный восторг.

Вокруг Мазепы раздавался

Мятежный крик: пора, пора!

Но старый гетман оставался

Послушным подданным Петра.

Храня суровость обычайну,

Спокойно ведал он Украйну,

Молве, казалось, не внимал

И равнодушно пировал.

«Что ж гетман? — юноши твердили,

Он изнемог; он слишком стар;

Труды и годы угасили

В нем прежний, деятельный жар.

Зачем дрожащею рукою

Еще он носит булаву?

Теперь бы грянуть нам войною

На ненавистную Москву!

Когда бы старый Дорошенко,

Иль Самойлович молодой,

Иль наш Палей, иль Гордеенко

Владели силой войсковой;

Тогда б в снегах чужбины дальной

Не погибали казаки,

И Малороссии печальной

Освобождались уж полки».

Так, своеволием пылая,

Роптала юность удалая,

Опасных алча перемен,

Забыв отчизны давний плен,

Богдана счастливые споры,

Святые брани, договоры

И славу дедовских времен.

Но старость ходит осторожно

И подозрительно глядит.

Чего нельзя и что возможно,

Еще не вдруг она решит.

Кто снидет в глубину морскую,

Покрытую недвижно льдом?

Кто испытующим умом

Проникнет бездну роковую

Души коварной? Думы в ней,

Плоды подавленных страстей,

Лежат погружены глубоко,

И замысел давнишних дней,

Быть может, зреет одиноко.

Как знать? Но чем Мазепа злей,

Чем сердце в нем хитрей и ложней,

Тем с виду он неосторожней

И в обхождении простей.

Как он умеет самовластно

Сердца привлечь и разгадать,

Умами править безопасно,

Чужие тайны разрешать!

С какой доверчивостью лживой,

Как добродушно на пирах

Со старцами старик болтливый

Жалеет он о прошлых днях,

Свободу славит с своевольным,

Поносит власти с недовольным,

С ожесточенным слезы льет,

С глупцом разумну речь ведет!

Не многим, может быть, известно,

Что дух его неукротим,

Что рад и честно и бесчестно

Вредить он недругам своим;

Что ни единой он обиды

С тех пор как жив не забывал,

Что далеко преступны виды

Старик надменный простирал;

Что он не ведает святыни,

Что он не помнит благостыни,

Что он не любит ничего,

Что кровь готов он лить как воду,

Что презирает он свободу,

Что нет отчизны для него.

…

Юра вдохновенно, с паузами на забытые слова и строчки, прочитал этот отрывок поэмы Пушкина и объяснил своё решение выступить с ним на уроке той обстановкой, которая сложилась во время «хрущёвской оттепели». Папа и мама решительно запретили мне и Юре «где-либо и когда-либо читать это стихотворение». Я опять остался один на один с моей задачкой, с моим домашним заданием.

Наконец, читая томик стихов Сергея Есенина, я увидел стихотворение «Собаке Качалова (Дай, Джим, на счастье лапу мне)» и оно буквально «ударило» мне в сердце. Я словно увидел самого себя, читающего вслух это стихотворение у школьной доски и краем глаза смотрящего на Валю Антипову…

Внезапное волнение зашкаливало, сердце стучало, как бешенное, мои щёки и губы надулись и пылали, как раскалённые, дыхание перехватывало и я всё никак не мог вслух до конца прочитать это стихотворение. Кроме этого, моё видение о том, что я стою перед всем классом и читаю это стихотворение, сбивало меня с ритма и тона, мешало говорить так, как я хотел, то есть очень проникновенно, душевно, ласково и… горько.

У меня ничего не получалось, хотя я очень хотел прочитать в классе это стихотворение. Я отчаялся и признался моей маме, что хотел бы прочитать стих «Собаке Качалова». Мама меня поняла, выслушала моё чтение, ничего не сказала мне  о моём чтении и посоветовала взять какой-то предмет и читать это стихотворение этому предмету, чтобы не отвлекаться на «зрителей и слушателей в зале». Я немного подумал и взял свою давнюю игрушку, с которой любил засыпать – плюшевого красного «Мишку» - медведя с плоскими лапами и оторванным ухом. Его чёрные выпуклые глаза-пуговицы смотрели на меня внимательно, но спокойно и дружелюбно.

В назначенный день, когда пришла моя очередь выступать, в шуме и гаме, порождённом предыдущим чтением новогоднего стиха-поздравления, я вдруг вытащил из своего портфеля моего плюшевого «Мишку», встал из-за парты и на негнущихся «деревянных» ногах вышел к доске.

Ребята встретили меня с моим плюшевым мишкой смехом, шутками, прибаутками, но я был сосредоточен и мало что слышал и видел. Я только боялся, что Нина Андреевна помешает мне и не даст поставить перед собой на её учительский стол моего «Мишку». Однако Нина Андреевна мне ничего не сказала, а отошла к окну.

Я, уже в полной тишине, потому что никак не реагировал на «выкрики из зала», приладил моего «Мишку» к стопке книг и тетрадей на учительском столе, и, глядя в его чёрные глаза и на его умильно маленький чёрный носик, начал вслух читать, как говорить…

Дай, Джим, на счастье лапу мне,

Такую лапу не видал я сроду.

Давай с тобой полаем при луне

На тихую, бесшумную погоду.

Дай, Джим, на счастье лапу мне…

… Я взял «Мишку» за лапку и ощутил его плюшевую бархатную теплоту…

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

Пойми со мной хоть самое простое.

Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,

Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

… Я читал вдохновенно, краем глаза и краем уха чутко видя и слыша как затихает класс, как перестают шевелиться девочки среднего ряда и ребята правого ряда парт. Реакцию Вали Антиповой и других «элитных» девочек нашего класса я не видел, потому что не смел туда «косить глазом»…

Хозяин твой и мил и знаменит,

И у него гостей бывает в доме много,

И каждый, улыбаясь, норовит

Тебя по шерсти бархатной потрогать.

Ты по-собачьи дьявольски красив,

С такою милою доверчивой приятцей.

И, никого ни капли не спросив,

Как пьяный друг, ты лезешь целоваться.

… Тут я сделал паузу и «перевздохнул», давая возможность ребятам чуть-чуть «развеселиться». Я читал эти строки с «улыбчивой иронией» (слова моей мамы)…

Мой милый Джим, среди твоих гостей

Так много всяких и невсяких было.

Но та, что всех безмолвней и грустней,

Сюда случайно вдруг не заходила?

Она придёт, даю тебе поруку.

И без меня, в её уставясь взгляд,

Ты за меня лизни ей нежно руку

За всё, в чём был и не был виноват.

… Эти последние слова стихотворения я прочитал чуть-чуть торжественно, чуть-чуть сурово и очень твёрдо, как утверждение, как укор, как признание, как преклонение. При этом я впервые очень строго, с волнением, с мгновенно пересохшим горлом взглянул прямо на Валю Антипову…

Валя Антипова сидела на своём месте за партой, выпрямив спину и опустив свой взгляд вниз. Её верная подруга и «телохранительница» Тоня Корнеева смотрела на меня сердито, ошеломлённо, агрессивно, но молча. Остальные девочки «правого ряда», смотрели по-разному: Зоя Конькова – с немым восторгом, Лида Игнатова – с беспокойной отрешённостью, Лида Горелова – с откровенным любопытством.

Ребята «правого ряда» тоже смотрели на меня по-разному, но их взгляды были одновременно восторженные и деловитые – они «понимающе» переглядывались. Примерно так же смотрели на меня девочки «среднего ряда», но здесь я отметил взгляды-открытия, как будто они меня заново открывали для себя. Мои друзья и подруги по нашему «левому ряду» откровенно радовались, награждая меня взглядами за стих…

При общем молчании в классе первым подала голос Нина Андреевна Тимонина.

- Спасибо, Саша, - сказала она, подходя ко мне, и положила руку мне на плечо. – Ты очень хорошо прочитал это стихотворение Сергея Есенина. А теперь ты можешь его проанализировать? О чём оно? О собаке или о чём-то ином, более глубоком? Как ты его можешь прокомментировать?

Я уже ничего не мог сделать: ни сказать, ни говорить, ни мыслить, ни думать. У меня было только одно усталое желание – поскорее добраться до своей парты и упасть на неё. Нина Андреевна уловила это моё состояние и слегка подтолкнула, отпуская меня.

- Хорошо, - сказал она. – Иди на своё место, а я попробую сама вместе с классом проанализировать это произведение великого русского советского поэта Сергея Есенина.

- Стихотворение «Собаке Качалова» Есенин написал в 1925 году, - начала рассказывать Нина Андреевна Тимонина. – Это был поздний период творчества поэта. Он тогда был часто в мрачном и подавленном состоянии.

- Это стихотворение выглядит очень реалистичным, потому что является живым реальным разговором с собакой. Повод этого разговора с собакой тоже реальный – Есенин был в гостях у своего друга – актёра Качалова. Хозяина не было дома, и Есенин естественно познакомился с гостеприимной собакой Качалова.

- Сергей Есенин буквально тотчас написал это стихотворение и прочитал его Качалову, гостям и собаке Качалова. Стихотворение всем очень понравилось.

- В то время Есенин «погряз» в жизни, в том образе жизни, который он вёл. У него были проблемы с алкоголем и многочисленные романы с его почитательницами и фанатками, потому что Сергей Есенин был очень популярный, прославленный и талантливый поэт. В детстве и юности он был чист душой и хулиганист по настроению и поведению, теперь же он устал от своей жизни.

- Этот разговор «по душам» с Джимом - собакой Качалова, был редким случаем, когда поэт искренне, просто и душевно выражал свои ощущения и чувства в несколько шутливой форме.

- Обратите внимание, - сказала значительно Нина Андреевна. – Поэт словно исповедуется или открыто и искренне изливает свою душу собаке, которая его, видимо, понимает по своему, интуитивно…

- Собаки, как известно, понимают людей, как говорится, «с полуслова», по интонациям речи, может быть, некоторым словам или манере, с которой они произносятся, - сказала Нина Андреевна. – За это собачье понимание мы и любим наших домашних животных – собак и кошек. Как известно: «Доброе слово и кошке приятно». Так?

Ребята и девочки в классе впервые откликнулись и класс «зашевелился», возвращаясь в реальную действительность урока по русской литературе.

- Как вы думаете? О чём говорит поэт с собакой Качалова? – спросила Нина Андреевна и сама же ответила. – О смысле жизни!

- Собака Качалова не знала ничего о буйствах и пороках Есенина, она только видела и слышала доброго человека, который обращался к ней с добрыми, ласковыми интонациями. Собака чувствовала настроение человека (поэта) и подыгрывала (сочувствовала) ему. Вот почему у Есенина возникли эти прочувствованные душевные слова…

- Практически только в конце своего стихотворения Есенин переходит к своему личному и откровенно, открываясь собаке, как на исповеди, просит её, как верующие просят бога, выполнить его просьбу-покаяние.

- В этой просьбе всё: признание, что одна из гостей Качалова небеспричинно «всех безмолвней и грустней», вероятность её случайного и желанного появления, возможность исправления каких-то прошлых горьких обид.

- Находясь в интимной духовной связи с собакой, поэт даёт Джиму «поруку», то есть поручение, когда она придёт, то без него, в его отсутствие, «в её уставясь взгляд», за него, за Есенина, за поэта, за внимательного читателя этого стихотворения, «лизнуть ей нежно руку, за всё, в чём был и не был виноват»...

- Таким образом, поэт (Сергей Есенин) этим, на первый взгляд, шуточным стихотворением, создал поистине бессмертное литературно-художественное произведение, которое одинаково по душе всем и каждому, кто хочет искренне и нежно признать свою вину и покаяться с выражением большой и чистой любви. Так, как это сейчас сделал ваш товарищ Саша Суворов.

Вот тут-то впервые после моего выступления все обернулись в мою сторону, а Славка Юницин прижался ко мне боком, как бы защищая меня от всех этих взглядов. Даже Валя Яркина и Надя Герасимова обернулись назад, чтобы увидеть нашу реакцию на слова учительницы.

- Никто точно не знает, кто был той гостьей, о которой просил Джима поэт Есенин. Но многие исследователи считают, что этой таинственной женщиной могла быть Галина Артуровна Бениславская – журналистка и литературный работник, подруга и литературный секретарь Сергея Есенина, с которой у него были давние и очень непростые отношения.

- Интересно, а кого имел в виду наш Саша Суворов, когда так проникновенно читал стихотворение Сергея Есенина своему плюшевому медвежонку? – вдруг лукаво закончила урок Нина Андреевна Тимонина. – Уверена, что это останется тайной Суворова. Так?

Весь остаток предновогоднего дня уроков в школе меня допытывали, кого же я имел в виду, читая это стихотворение Есенина. Славка Юницин назвал фамилии разных девчонок, но и он не догадался назвать имя Вали Антиповой, потому что считал, что мы с ней «соперники и враги».

За прочтение стихотворения С. Есенина «Собаке Качалова» я получил в четверти «пятёрку», признание и некоторое уважение моих одноклассников и гордое чувство мужского достоинства оттого, что я сохранил свою тайну отношения к Вале Антиповой и радостное ощущение, что она «всё поняла»…

С января 1965 года до весны и весенних каникул мы на уроках литературы разбирали произведения русских и советских писателей и поэтов, посвящённые русской душе и русскому характеру. Увы, читать произведения их хрестоматии по родной литературе или из заданных на домашнее чтение книг, стало очень трудно, потому что это «обязательное чтение» не попадало «в масть» с другими предметами и уроками, на которое тратилось наше основное время. Нина Андреевна Тимонина обижалась на нас, сердилась, требовала, чтобы мы больше читали «классику», но успеваемость по литературе у нас понизилась, хотя мы делали всё, что могли.

Лично я читал много и часто. Теперь я читал не просто так, для интереса, а внимательно, то есть, вникая в смысл, в недосказанность или «иносказанность» прочитанного. Правда, многие книги я читал «по диагонали», потому что у меня давно уже выработалось умение «видеть-читать» или узнавать, что написано не в предложениях и абзацах, а на всей странице сразу. Как это объяснить, я не знаю, но книги я читал сразу же за 2-3 дня и брал новые книги по нескольку штук для чтения каждую «рабочую неделю», то есть один раз в 5 дней. Меня родители в шутку называли «книгоглот»…

Вот так наш 5 «А» класс стал «самым читающим классом» в Суворовской средней школе №1 и регулярно побеждал во всех наших литературно-художественных мероприятиях: диспутах, викторинах, контрольных занятиях, выступлениях на разных мероприятиях. У многих из нашего класса, в том числе у меня, появились свои домашние библиотеки. Многие из них хранятся у меня в доме, читаются и перечитываются до сих пор.

А Валя Антипова на моё выступление со стихотворением Есенина «Собаке Качалова» ничего не сказала и никак не отреагировала. Она только стала сторониться меня, молчать и не разговаривать со мной, если судьба нас сводила в классном общении, и не смотреть мне в глаза при таком общении. Я не знал, как на это реагировать и отвечать, поэтому думал, что я опять её чем-то очень обидел. Интимная личная жизнь пятиклассников очень мучительная…