Платоническая любовь и сократические диалоги (Истории про любовь)

Бог Эрос из «Пира» Платона!

Сподобишься лучик поймать –

И счастье высокого тона

Начнёт в твоём сердце звучать.

ЗНАКОВЫЙ СОН. А ТЕПЕРЬ – ВЗЛЁТ!

Это похоже на танец. Они двигаются синхронно, находясь на небольшом расстоянии друг от друга: она отступает, делая шаг назад, он делает шаг вперёд, сохраняя расстояние между ними. Смотря в глаза друг другу, они перебрасываются не столько словами, сколько мыслями: слова по ходу диалога становятся всё менее нужными: мысли визави начинают улавливаться и без слов. Движение тел, лёгкое и стремительное, казалось бы, регулируется откуда-то извне. Такое неожиданно возникшее спонтанное согласие тел и созвучие сердец радует обоих.

Когда за её спиной оказывается лестница, она делает шаг на ступеньку ниже, и танец продолжается уже на лестнице. Беседа не прерывается, теперь она происходит телепатически. Темп постепенно убыстряется, с сохранением ритма. Не отводя глаз от его глаз, она, каким-то странным образом видит, что лестница кончилась и её нога стоит на горизонтальной площадке.

– Вот и достигли предельной точки. И что же далее? — спрашивает она взглядом.

–  Путь опускания в материю закончен. А теперь – взлёт!

ИНТЕРЕСУЕТЕСЬ ЭЗОТЕРИКОЙ?

Май – в октябре.

Возможно ли такое?

Иль лишь во сне

летаем над землёю?

Сон-танец с партнёром, похожим на Нео из фильма «Матрица», приснился Поли во время семинара эзотерической Школы в Крыму. Нео вызвал  её столь восторженный живой интерес не только как герой знакового фильма, но ещё и тем, что был похож на  человека, воспоминание о котором (даже представление перед внутренним взором его глаз) приводило Поли в состояние какого-то неземного счастья, льющегося откуда-то  Свыше ни за что.

По окончании семинара она не спешила уезжать – хотелось ещё погреться на южном солнышке, полюбоваться на закаты над морем. В первый день октября Поли собралась поехать за мёдом, о покупке которого договорилась накануне. По пути решила посмотреть на арку из обломка скалы, упавшей в море, и искупаться на «мраморном» пляже, находящемся неподалёку. Мёд был прагматичным оправданием желания расслабиться, получая удовольствие от ничего неделания в объятиях бескорыстно принимающей всех природы.

Выйдя из автобуса, она поискала глазами у кого бы спросить, как пройти к арке. В её сторону шёл молодой человек. Его длинные чёрные волосы и свободно висевшая на широких плечах рубашка, придававшие его облику независимость, зафиксировались в её памяти, хотя обычно она не обращала внимания на внешность. Что-то в его облике было донхуановское (от Дон Хуана – индейского мага, учителя Кастанеды). Когда он приблизился, она задала ему свой вопрос. Он ответил, что до обрыва можно дойти с ним, а там он покажет, куда идти дальше.

Так как попутчик, похоже, не собирался первым прерывать молчание, Поли в благодарность за его любезность решила развлечь его беседой и для начала спросила, не собирается ли он, как и она, спуститься к морю или, может быть, он живет поблизости. Он промолчал. Она сказала, усмехнувшись:

– Больно любопытна. Буратино длинноносый, – имея в виду себя.

Почему-то, несмотря на то, что её игнорировали, ей стало весело. Неотзывчивость молодого человека была непонятна. Хотелось вывести его из состояния закрытости. Но и её шутка не нашла в нём отклика.

Подошли к обрыву, за которым простиралось Чёрное море. Но чёрным оно было только по названию – далеко внизу живое море было прозрачно-изумрудным у берега и постепенно изменяло цвет до синего у горизонта. Яркое горячее солнце было в зените. Если бы не жёлтая трава у обрыва, казалось бы, что осень ещё далеко (правда, в этих краях солнце выжигает траву уже в начале лета).

Молодой человек направил Поли по тропе вдоль обрыва, предупредив, что безопаснее идти поодаль по дороге. Немного отойдя, она обернулась – проводник исчез. Обрыв очень крутой, и спуститься там невозможно. К счастью, чёрные волосы показались над выступом скалы. Она успокоилась и пошла дальше, любуясь открывающимися восхитительными видами.

Вот и арка в скале, но далеко внизу. В траве слегка протоптана тропинка, но она решила, что такая крутизна не для её шлепанцев и предположила, что к «мраморному» пляжу, который где-то рядом, должен быть более доступный подход. Увидев каменные ступеньки среди деревьев, обрадовалась. Но, подойдя ближе, уткнулась в надпись «Проход запрещён – обвалы». Пошла поверху. Ощущение себя над находящимися далеко внизу высокими холмами, почти горами, местами поросшими зеленью, местами скалистыми, за которыми простирается море, было захватывающим – хотелось полететь. Удерживала лишь полная уверенность в том, что она не спит.

На пляже, на который она, наконец, вышла, было немноголюдно, и Поли за неимением купальника решилась искупаться в одних трусиках. Выйдя из воды, накинула свою длинную красную юбку на голову, прикрывшись от солнца и от возможных взглядов, и стала дописывать рассказ, начатый еще в поезде по дороге на семинар.

– Если пройти дальше, то можно выйти на безлюдное место.

Поли подняла глаза. Перед ней – её длинноволосый проводник, которого она уже успела забыть. Но, вновь увидев, обрадовалась и сразу согласилась с ним пойти. Надела футболку и юбку, как оказалось, напрасно, так как пришлось идти вдоль отвесной скалы по камням, периодически захлёстываемым волнами, и когда они добрались до малюсенькой лагунки, её юбка и футболка промокли. Молодой человек сразу разделся донага и, ничего не говоря и не глядя на Поли, лёг поодаль на камушках.

Она попыталась вернуться к рассказу, но удивление необычным поведением нового знакомого, хоть она и полагала, что случайного и недолговременного, почему-то не давало ей покоя. И ей таки удалось узнать о причине его задержки на обрывистом склоне: он намеревался заснять видеокамерой виды на море для последующего создания сайта в Интернете.

Не очень податливый собеседник, толи убегая от её расспросов, толи уже достаточно разогретый солнцем, пошёл купаться. Заплыл недалеко, вернулся и лёг на прежнее место. Поли, подумав, что уже достаточно долго пытается общаться с человеком и до сих пор не знает, как к нему обращаться, спросила о его имени.

– Май.

– У меня есть хороший знакомый, на которого вы похожи. Свои длинные чёрные волосы он завязывает сзади, за что получил прозвище Хвост.

Влажные волосы Мая струились по плечам и спине. Хвост тоже был высокого роста, крепкого сложения и имел красивые правильные черты лица. Но главным для Поли было его духовное влияние на её развитие.

Опять наступило молчание. Поли искупалась. Когда вышла из воды, Май подошёл и сказал, что можно было купаться и без купальника (она была в трусиках).

– Вы не интересуетесь эзотерикой? – спросила она не совсем кстати, может, чтобы сменить тему. Естественно, на ум пришла та тема, которая занимала её больше всего.

– Физико-математическим моделированием в связи с эзотерикой.

Поли пришла в восторг: ведь это то, что её больше всего интересовало в последнее время.

– Я тоже пытаюсь найти объяснение тонким состояниям с научной точки зрения.

Она кратко изложила свою теорию попадания в ничто (тишину, нирвану), как в непроявленный мир, если не фиксировать моменты проявления, основанную на том, что в вакууме из ничего появляются плюс и минус (он и она) и снова сливаются в ничто. Но это происходит с непредставимой скоростью.

– Моя теория рассчитана отчасти и на чувство юмора. Чтобы её воспринять, надо быть знакомым с физикой вакуума, и в то же время не быть очень серьёзным.

Май, видимо, не понял, или, по крайней мере, не пришёл в восторг от её умопомрачительных открытий. Сказал, что знание математики легко проверить, и спросил:

– Чему равна производная от е в степени x?

Поли долго вспоминала, и когда он решил подсказать, они вместе сказали:

– е в степени x.

Потом он стал описывать своё математическое обоснование причинно-следственного механизма. В свою очередь и она не очень поняла. Поняла только, что он уверен в том, что никогда не надо лгать. Май дал ей распечатку своей статьи «Как жить в истине», сказал, что, если ещё встретятся, принесёт книгу по логике.

Поли вспомнила, что ей давно пора ехать за мёдом. Май несмотря на то, что хотел увидеть закат и сделать видео (он ещё раньше говорил, что в этом году только второй раз удалось оторваться от работы и приехать к морю под предлогом создания фильма), всё-таки пошёл с ней. Волны увеличились. Идя следом за Маем и подняв юбку как можно выше, Поли просила море на время уменьшить волнение. Как ни странно, на сей раз её одёжки не намокли. Когда поднимались по склону, она ещё раз предложила Маю остаться у моря, но, к её удовольствию (ей нравилось общаться с ним, хотя тогда и расстаться не было бы большим огорчением) он проигнорировал её предложение.

До остановки автобуса оказалось не близко. По дороге Май рассказывал о том, что работает системным администратором, и что его достают своей непонятливостью тупые бухгалтерши. Видимо, с ними у него ассоциировалась несвобода от работы для хлеба насущного, и в его голосе появилось лёгкое раздражение. Но, осознав, что изменил своему намерению всегда быть в позитиве – о чём упоминал раньше – стал рассказывать о своих друзьях экстрасенсах-лекарях, отмечая важность того, что он и его друзья делают для многих людей.

Как ни старались они сокращать путь и идти быстро, на автобус не успели. Вышли на асфальтированную дорогу, и пошли по ней к остановке. Май, вернувшись к своим исследованиям западного и восточного типов мышления, сказал, что Дон Хуан (Поли была знакома с текстами Кастанеды и знала, что толтек Дон Хуан – его учитель) велел ему, Маю, чтобы жить в истине, избавиться от слабой части русской души, пребывающей частенько во лжи, подразумевая склонность оной к трёхзначной логике, то бишь к нелогичности.

– И где же ты встретился с Доном Хуаном? – к тому времени Поли уже в одностороннем порядке перешла на «ты».

Май воспринял её вопрос серьёзно, но не стал уточнять место встречи. Поли сама предположила, что, наверное, во сне.

На остановке Май достал локатор – так он назвал проволоку, согнутую буквой «г», и свободно вращающуюся в цилиндрике – и приблизил его к Поли. Локатор сделал чуть больше оборота и остановился. Май сказал, что это её запас тонкой энергии – 375 градусов; что у обычного человека локатор поворачивается не более чем на 90 градусов; у него самого вначале было менее 90 градусов, теперь – около 700. Дракон гордыни Поли радостно вскинул голову. Но, демонстрируя скромность, она сказала, что это у неё семинарская энергия (что, скорей всего, было правдой).

Маршрутка не появлялась. За мёдом уже было поздно ехать. Они перешли на противоположную сторону. Поли намеревалась вернуться восвояси в дачное общество, Маю было по пути.

В ожидании автобуса он рассказал о своём знакомстве с экстрасенсами. Они руками вылечили его серьёзно травмированную собаку. После чего он стал обучаться у них.

– Но ведь если считать, что болезни – это наказание за грехи, не берет ли лекарь карму своих пациентов на себя? – спросила Поли.

– 85% болезней оттого, что люди вешают чужие проблемы на себя.

Поли это очень понравилось: она и сама склонна была думать так же (своим же вопросом выразила чужую мысль).

В автобусе Май рассказывал о том, что после окончания в Москве одного из самых престижных ВУЗов, сам нашёл место в местном институте и смог добиться распределения сюда вместо предлагаемого «почтового ящика» (так в советские времена называли военные предприятия).

Солнце приближалось к верхней части обрыва, за которым скрывалось море. Поли надеялась, что, выйдя на её остановке, они смогут успеть полюбоваться закатом, и Май осуществит своё намерение запечатлеть его для сайта. Но, когда они вышли, Май сказал:

– Заката уже не будет.

Солнце скрылось, и только его бледно-розовый шлейф парил ещё вдоль горизонта.

ГЕРМЕТИЧЕСКАЯ ШКОЛА

Подошли к садовому обществу, где проходил семинар.

Школа «Атанор» имела для Поли судьбоносное значение. В юности она считала своими характерными особенностями: способность логически мыслить и прямолинейность в выражении своих взглядов, что приравнивалось ею к честности и к стойкости в борьбе за справедливость. Но почему-то с общением не всегда ладилось. Изучив свой гороскоп: Солнце – в Овне, Марс и Луна — во Льве; кроме солнца, ещё 6 планет — в огненных знаках, 3 другие — в воздушных – она поняла, что астрология – не вздор. Она и есть огонь, раздуваемый воздухом, не приземлённый, не размытый водой. Отсюда и не терпящая промедлений реализация желания, едва наметившегося и тут же становящегося горячим; отсюда потребность в самовыражении, являющаяся той силой, которая побуждает к новым и новым подвигам — новым идеям, планам, действиям; отсюда и излюбленный метод действия — «головой сквозь стену». Не удивительно, что такая «сорвиголовость» не всегда была во благо ей самой и её окружению. Жизненный опыт заметно ослабил её марсианский нрав. Но только благодаря Школе стали происходить существенные подвижки в самопознании и изменении.

Кроме получения новых знаний, разнообразных физических и духовных практик, творчества в игровых ситуациях, школьное пространство привлекало Поли и обилием острых ощущений. Благо, что душевные напряжения, болезненность которых смягчалась юмором, в конечном итоге разряжались пониманием пользы от обнаружения своих негативных проявлений и ошибок. Правда, усмирение своих драконов и исправление ошибок часто откладывалось на потом. В общем, получение удовольствий с лихвой компенсировало неприятные уязвления самолюбия. Она не прочь была что-то делать и для Школы, но только если это не ущемляло её свободы. На этом семинаре в связи с тем, что наметилось какое-то движение по увеличению её ответственности, в ней появилось ощущение лёгкого дискомфорта.

Поли рассказала Маю о том, что учение Гермеса Трисмегиста и христианство являлись двумя основными направлениями Школы среди множества других; что это, пожалуй, единственная в мире Школа, претендующая на универсальность по охвату традиционных религиозных и философских знаний человечества за всю его историю. И предложила Маю познакомить его с кем-нибудь из школьников.

На что Май сказал:

– Может, я буду полезен, – имелось в виду для Школы и прозвучало скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Может, тебе будет интересно и полезно? – Поли попробовала поколебать его самоуверенность, учитывая значимость Школы для неё самой.

– А это не секта? Не надо ли там сразу клятвы давать?

– Нет, это как арканы Таро: каждый, кто серьёзно захочет и приложит усилия, может постичь их.

На даче, когда они пили чай, вошел Гончар, обычно доброжелательный и довольно мягкий молодой человек, занимавшийся гончарным делом до того времени, когда его гончарная мастерская сгорела.

Поли предложила ему познакомиться с Маем. Но Гончар забрал магнитофон и ушёл, не обратив внимания ни на гостя, ни на её слова.

Май показал Поли проспект с рекламой шотландских овчарок (колли), в котором фигурировала как эксперт и владелец племенных кобелей женщина с его фамилией (свою визитку он вручил Поли раньше).

– Твоя жена? – догадалась она.

– Не перед Богом.

Поли не очень огорчило, что он женат: на её отношение к мужчинам не влияло их семейное положение, так как она их не рассматривала как претендентов на свою руку, или сердце. В её оценке на первом месте были чисто человеческие качества.

Маю пора было уходить. Поли пошла провожать его.

– Что я – девочка, чтобы меня провожать? – произнёс он, когда они вышли из калитки.

Прощаясь, Поли протянула руку. Его рука слегка дотронулась до её руки. Она попеняла на не по-мужски вялое пожатие.

– В прошлой жизни я… Потом расскажу.

Возвращаясь на дачу, несмотря на состоявшееся интересное знакомство, Поли почувствовала что-то неприятное внутри себя и связала это с неосмотрительным приглашением Мая в школьное пространство.

По той атмосфере, в которую она попала, подойдя к костру, она поняла, что предчувствие её не обмануло. Тишина отчуждения отгораживала всех от неё. Слова Мастера (человека, благодаря которому появилась Школа), просачиваясь сквозь эту тишину, усилили давление всеобщего осуждения. Оказалось, что она совершила нечто совершенно недопустимое: могла навредить Школе. Мастер сказал, что от неё меньше, чем от кого-либо, ожидал такого. Попытки Поли убедить всех, что Май не тот человек, которого надо опасаться, вызвали только насмешки: никто не верил в её способности хорошо разбираться в людях. К тому же Гончар, когда его спросили о впечатлении от неожиданного гостя, сказал осуждающе:

– Волосатый.

В утверждении Касьяна:

– Он тебе понравился, – Поли уловила издёвку.

Касьян, видимо, полагал, что вспыхнувшие чувства должны были помешать ей быть объективной (но ей послышались и ревнивые нотки в его голосе).

Она возразила, будучи в полной уверенности в своем беспристрастном отношении к Маю. Действительно, романтическая сторона почти ускользнула от неё; главное впечатление произвёл не мужчина, а необыкновенно интересный человек; почти всё её внимание было захвачено обилием ментальной информации, чувств же хватило только на удовольствие от её поглощения.

Под всеобщим напором энергия сопротивления Поли быстро иссякала – она согласилась, что поступила опрометчиво и готова сделать всё, чтобы исправить содеянное.

Ночь прошла в муках раскаяния. Утром, по договоренности с вечера, Поли должна была уйти, чтобы, в случае прихода Мая, проще было бы выпроводить его.

Она провела почти весь день в Херсонесе. Помолилась во Владимирском соборе: у всех попросила прощения и всех простила. Примкнула к экскурсии. Произвёл впечатление рассказ экскурсовода о симпозиумах, устраиваемых жителями Херсонеса в греческий период. Собиралось не более девяти мужчин на первом этаже двухэтажного дома (на втором этаже жили женщины и дети). Главным занятием на симпозиуме были философские беседы, сопровождавшиеся питием вина. В каменных подвалах, сохранившихся до сих пор, делали вино из местного винограда, но его продавали менее цивилизованным народам (скифам в частности, которых презирали за то, что те пили его неразбавленным). Сами предпочитали вино, привозимое из Греции, непременно разбавляемое водой. Из женщин приглашались только гетеры, с ранних лет специально обучаемые разным искусствам. Если приходил неприглашённый мужчина, его не прогоняли, но относились к нему презрительно и называли «паразитом».

Май был приглашён Поли, только она не имела права (она сама была гостем) приглашать кого бы то ни было, не посоветовавшись с Мастером или с Касьяном.

Возвращаясь из Херсонеса, у дачной калитки Поли столкнулась с Васей. Накануне Вася меньше других осуждал её, можно сказать, даже принял в ней участие. Именно ему было поручено выпроваживание Мая. Поли, конечно, сразу пристала с расспросами. Вася рассказал, как долго не удавалось убедить Мая в том, что ему не надо сюда больше приходить, потому что она уехала и что вообще она не в себе, и никаких конференций (Май по интернетовской привычке спросил так о семинарах) здесь не проходит. Только когда подошёл Касьян, подтвердил неадекватность Поли и сказал, что её забрали родственники лечить, – Май, наконец, ушёл. Вася сказал Поли, что Май не школьный, т. к. у него самомнение большое.

Когда она подошла к костру, Костя рассказывал об утренней операции по избавлению от неугодного гостя:

– Я ему говорю: «Да, есть тут ненормальная. Несёт несусветное: что может зарабатывать тысячу долларов в месяц, а сама…», – Вася подсказал: «Бутылки собирает».

Образ Поли приобрёл наглядность и законченность. Хотя она считала, что, будучи профессиональным программистом, могла бы действительно иметь хороший заработок при других обстоятельствах в стране, было время, когда и бутылки собирать не стеснялась. Она смеялась вместе со всеми, но нельзя сказать, чтобы в глубине души ей было весело.

На следующий день Поли таки пришлось уехать. Касьян сказал:

– Ты не уезжаешь, а конспирируешься.

ИСТИНА – НЕ ТОЛЬКО В ВИНЕ

Для школьников Поли возвращалась домой, а на самом деле переселилась в другое садовое общество. Сняла маленький домик на немаленьком участке с плодовыми деревьями, поспевающим виноградом и с высоко поднимающимися по верёвкам огуречными плетьми с до сих пор завязывающимися огурчиками. Дачная улочка выходила к морю, вернее, к краю обрыва. Море было далеко внизу, и спуститься к нему здесь было невозможно.

Устроившись на новом месте, Поли позвонила Маю. Договорились о встрече.

Узнала его издали по развивающимся волосам. Пошла навстречу, улыбаясь. Ответная улыбка была едва заметной, но Поли удалось её поймать. В отличие от первой встречи она не натолкнулась на непроницаемую стену. Пошли рядом к её дачке.

– Извини, что так получилось, – она чуть замялась и, ухмыльнувшись, неожиданно для себя сказала. – Про Школу я придумала.

– Зачем? – спросил спокойно, в своём стиле: без удивления и осуждения.

Продолжая врать:

– Чтобы заинтересовать, – замолчала, осознавая бессмысленность изобретения объяснений. – Ну, в общем, такая ситуация сложилась. Может, сам догадался?

Май промолчал. Поли заговорила о его статье «Как жить в истине», которую прочла, но не во всём в ней разобралась.

– Вот цитата Августина: «Покоятся ли геометрические фигуры на истине, или в них самих заключается истина? Никто не усомнится, что они содержатся в нашей душе, т. е. в нашем уме; а отсюда необходимо следует, что и истина существует в нашей душе. А если какая-либо истина существует в нашей душе, как в субъекте, а истина погибнуть не может… следовательно, душа бессмертна». Но ведь для вывода бессмертия души недостаточно того, что можем в уме построить идеальную окружность. В уме много чего бывает и ложного.

Поли, увлёкшись, спотыкается.

– Этот камушек… не геометрической формы, который я увидела с опозданием, – тоже истина, воспринимаемая вначале в ощущениях, – она потёрла ушибленное место. – Или только в моём уме становится истиной?

Чуть подумав, продолжила:

– Похоже, истины бывают разного уровня. Вначале надо определиться, какие бывают уровни, и что считать истиной на разных уровнях. У Аристотеля есть о видах и родах…

– Многое из того, что начиналось в мышлении ещё в древней Греции (в первую очередь известно у Аристотеля...) – утеряно, искажено, игнорируется, уводится от понимания... В математическом смысле: это необходимость и достаточность; истины – общие (полные) и частные. Например: у Аристотеля: труднодостижимость полных истин – легко сочетается с бесспорностью (для здравого ума) частных...

Незаметно подошли к даче, на которой Поли поселилась.

– В настоящее мгновение истина  в том, что теперь я здесь живу. Это зримо и глазами, но истиной становится в уме, - она постучала пальцем по голове.

Поли открыла замок на калитке и пригласила Мая пройти.

– Можно угоститься хозяйским виноградом.

Он сорвал кисточку.

За чаем Май начал было говорить о преимуществе операционной системы Linux перед Windows, но Поли вернулась к теме об истине.

– Если истиной считать то, что существует в мире физических предметов: вещи и события – то 2+2 = 4 – не точная истина, или даже 1+1 = 2. Мир физических предметов таков, что в нём и 1 не равно 1, нет двух тождественных предметов, двух равных яблок.

– Цифра 2 не существует сама по себе, а проявляется при применении: 2 яблока, 2 барана, 2 рубля. Все абстракции не существуют в привычном физическом мире. Действия же осуществляются с абстракциями (операционное исчисление), а не потому, что бараны одинаковы или 2 рубля одинаковы.

Поли приняла слова Мая как само собой разумеющееся, и стала озвучивать возникшую в ней мысль:

– Интересно, насчёт неравенства даже 2-х листьев одного дерева (Поли указала на листья инжира). Почему в природе нет 2-х абсолютно одинаковых вещей? Все инжирные деревья развиваются по одной программе их вида, но каждое конкретное дерево (как и каждый листик на нём) – индивидуально. Необходимо существование программы общей для вида, но предусматривающей свободу для каждой конкретной индивидуальности этого вида (для каждого дерева вида «инжир» и даже каждого его листа). Многовариантность развития в зависимости от обстоятельств, от среды. Программы очень сложные, всё учитывающие… Ведь это – доказательство необходимости существования Бога-Программиста, – пришла в восторг от своего заключения Поли.

Май продолжил свою мысль:

– Познание (по Канту) постижимо только в субъективном опыте или же в математическом смысле: в абстрактном, модельном – научном смысле.

Поли быстро перенаправилась в заданное Маем русло:

– Субъективный опыт гораздо шире математических смыслов. Он может включать и другие смыслы: эстетический, этический, религиозный, философский. Абстрактное мышление необходимо для познания. Но когда приоритетными стали научные методы (метод индукции преимущественно), познание было ограничено, сведено до частных истин. В микромире упёрлись в то, что мельчайших частиц, из которых всё построено – нет. И продолжают громоздить коллайдеры. 100 стран, десятки тысяч учёных и уйма прочего народа и материальных средств. Нет – понять, что более важно не из чего Всё состоит, а как организовалось в гармоничное Единство, зачем и Кем (по повышению значимости вопросов). А это уже – превышающее научное: философское знание. Я – к тому, что существует 2 разных мира: мир вещей и мир образов вещей и абстракций в уме человека, свой у каждого... И ещё третий мир – «Мир идей» Платона, средство Бога – мир энергетических программ для создания материального мира.

Поли поспешила продолжить, не давая Маю опомниться и не обращая внимания на то, улавливает ли он её идеи, столь сложные для обычного человека, т. к. была в эйфории, что, наконец, встретила слушателя, достойного свежеоткрытых ею истин:

– Математика (в частности геом. фигуры) – это   умозрительные истины, это средство Бога для творения Природы и средство человека для познания Природы и для его собственного творчества.

– Творческая личность, подобно Богу, создаёт и созидает новое, ранее не существующее. И именно это становиться обязанностью специалиста по профессии программист. Неудивительно, что программисты чувствуют себя богами, программы творящими, – удалось вставить Маю.

Поли подхватила:

– Умозрительные идеи находятся в уме человека (в душе). И они находились в Уме Бога при творении мира… Но отсюда не следует, что душа человека бессмертна.

Чуть подумав:

–  К истине бессмертия души можно подойти, поняв, что у души человека, включающей  и его разум, есть Творец, с Разумом, неизмеримо превосходящим человеческий. И по всему видно, что душа человека для Творца важнее, чем тело. А уж далее можно полагать возможность бессмертия души. Но может не всякой. Тот же Августин говорит о Предопределении.

Жизнь вечная души возможна изначально,

заложена Конструктором её:

бессмертие её потенциально.

Но без усилий не придёт само, – она заговорила вдруг стихами, не замечая этого.

–  Может Августин эту цепочку простроил в уме, и забыл прописать её в «Монологах», – спокойно согласился Май.

– Как видится, в нашей душе есть интуиция её бессмертия, и это мы связываем с умопостигаемыми истинами, которые ближе к Божественной Истине, чем те истины, которые даны в ощущениях.

Поли спохватилась, что увлеклась собственной темой.

– В связи с Западным и Восточным типами мышления, в частности с методом русскоязычного мышления, базирующимся на ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ ИЛИ; ИЛИ... ИЛИ...; ... ЛИБО..., но ни то и другое вместе (твой пример: «Стой, стрелять буду», мой: «да нет»), я придумала песенку.

И да, и нет одновременно –

вот вам привычный наш ответ.

И смысл наречия «наверно» –

здесь нашей логики секрет.

Так вместе «верно и неверно»

не возмущает никого.

Мы не спешим судить мгновенно,

приблизить вмиг, что далеко.

Загадкой может показаться

сторонним русский диалог.

Не склонность это – шифровать всё –

способность понимать без слов.

– Мы как собаки: понимаем, но сказать не можем, – резюмировала она, т. к. ей показалось, что она не смогла донести до Мая волнующую её идею о «Мире эйдосов».

Май подхватил мысль о собаках:

– У Черчилля на эту тему: «Если вы можете:

— начать свой день без кофеина,

— удержаться от жалоб и не утомлять людей своими проблемами,

— есть одну и ту же пищу каждый день и быть благодарными за это,

— понять любимого человека, когда у него не хватает на вас времени,

— пропустить мимо ушей обвинения со стороны любимого человека, когда все идёт не так не по вашей вине,

— спокойно воспринимать критику,

— относиться к своему бедному другу так же, как и к богатому,

— обойтись без лжи и обмана,

— бороться со стрессом без лекарств,

— расслабиться без выпивки,

— заснуть без таблеток,

— искренне сказать, что у вас нет предубеждений против цвета кожи, религиозных убеждений, сексуальной ориентации или политики, –

значит вы достигли уровня развития своей собаки».

– У собак многому можно поучиться, – согласилась Поли.

По дороге к морю, Поли рассказала Маю о сахадже-йоге, с которым познакомилась, когда искала дачу для переезда.

– Сидя в позе лотоса на краю отвесного обрыва, мужчина средних лет и средней упитанности, медитировал на заходящее солнце. Я остановилась поодаль, а когда он обернулся, спросила, не знает ли о сдающейся поблизости даче. После обстоятельных расспросов по поводу моего мировоззрения, сказал, что знает, и повёл показывать. Пока шли, поведал о том, что здесь проходила встреча сахадже-йогов, что он меня научит, как быстро прочистить энергетические каналы и что чуть ли не тут же взовьётся змея кундалини и наступит просветление. По вытоптанности и неухоженности участков, на которые меня привёл йог, было ясно, что здесь перебывала тьма народа, не очень заботящегося о том, что будет после них (за школьными дачами мы под руководством Касьяна ухаживали, даже травку сажали). Комната, предложенная йогом, мне не приглянулась, как и перспектива жить по навязанной программе. Это и повлияло на моё решение поселиться в другом месте.

Подошли к маяку. В позапрошлом году Поли была здесь с эзотериками. Каменистая тропа, неизвестно когда проделанная первопроходцами, прихотливо, но в основном с учётом доступности и кратчайшего пути, постепенно спускалась к морю. Ландшафт был знакомым, но при приближении к морю перестал узнаваться: раньше тропа, извиваясь среди кустов и деревьев, доходила до обрыва, вдоль которого висел канат. По канату можно было спуститься на небольшой галечный пляж. Сейчас растения были погребены под обвалом, на десятки метров громоздились каменные глыбы.

Май повёл Поли в обход и, перебираясь по камням, они вышли к морю в безлюдном месте. Искупались по очереди: вначале он, потом она. Май достал бутылку кагора, в котором плавали дольки лимона. Пили из бутылки по глотку. Поли по школьному обыкновению каждый раз произносила тост. Когда её фантазия иссякла, обратилась к Маю:

– Теперь твой тост.

– Я поддерживаю твой.

– Ладно. За просветление! – и добавила, шутя. – Если бы поселилась у йога, уже бы просветлела.

Май положил свои руки на голову Поли. Потом поводил руками вдоль спины, не касаясь.

– Сердечная чакра очень сильно развита за счёт других.

– Что, это плохо? – спросила Поли, радуясь, так как всегда думала, что сердечная чакра у неё слабая.

– Надо, чтобы они гармонично были задействованы, и каждая решала свои задачи, а не сердечная за все остальные работала с большой нагрузкой.

Пошли купаться. Пока Поли карабкалась по камням у берега, Май успел поплавать и вернуться. Она всё ещё не окуналась – вода была прохладной.

– Холодно? – спросил и лёгким движением руки прислонил к себе.

Поли не сопротивлялась, так как его тело было теплее воды и прикосновение этим было оправдано.

Выходили в обнимку. Поли села на камне. Май лёг в пену (как он сказал) – волны обдавали его пеной. Поли удивило, как он умудрился на разномастных камнях развалиться в такой вольготной позе.

– Май, у тебя только собаки, кошек нет? Лишь кошки могут так мягко вписываться в окружающее пространство.

Когда Май вышел из пены, они о чём-то говорили стоя, и как-то неожиданно он спросил:

– Пойдем купаться или пить?

– Что ты решишь, – сказала Поли (отметив про себя, что это не свойственная ей реакция) и продолжила уже в своем духе, чуть иронизируя. – Ведь ты действуешь в соответствии с волей Божьей.

Май стоял не дальше, чем на расстоянии протянутой руки. Его неожиданно быстрое приближение было как порыв ветра в тихую погоду. Несмотря на стремительность, ветер оказался на удивление нежным: губы Мая едва касались щеки, шеи, уха Поли. Ветер превратился в солнечный дождь. Ей вспомнился сон-танец.

Лёгкими прикосновениями рук к плечам Поли Май повлёк её к воде. Они медленно погружались в воду: Май шёл по дну спиной к морю, лицом к берегу и к Поли; она, обняв его за шею и не касаясь ногами дна, предоставив Маю свободу их движения. Временами сознание её покидало, свойственное ей рациональное сознание, и появлялось иррациональное наслаждение настоящим.

Когда они оказались на берегу, Май лёг спиной на мелкие камушки и притянул Поли сверху. От прикосновения к прохладному после купания, но излучающему тепло телу Мая, она, было, впала в полузабытье. Потом спохватилась:

– Наверное, и так лежать на камнях больновато, а ещё сорок килограмм сверху.

– Это лучше, чем твои сорок и мои восемьдесят сверху.

Они засмеялись и встали. Май достал вино, набрал немного в рот и, прислонив свои губы к губам Поли, перелил вино в её рот.

– Впервые так пью вино, – сказала она, расплываясь в блаженной улыбке. – Двойное удовольствие: от вина и поцелуя.

Май приблизил пальцы рук к груди Поли. Её глаза закрылись. По тёплым волнам, омывающим тело, проникающим в кожу и приятно волнующим, она догадывалась о движениях волшебных рук Мая, хотя они не касались её.

Когда Поли открыла глаза, солнце приближалось к горизонту и было не ярко розовым, как в предыдущие дни (она старалась не пропускать закатов), а нежно-желтоватым. Маленькое серое облачко узкой полоской висело слева от солнца, но солнце двигалось до самого моря по чистому небу (в предыдущие дни оно тонуло в серой дымке, не дотянув до горизонта).

Карабкаться вверх было непросто. Поли шла впереди, Май управлял её движениями, поддерживая за талию. Было весело. Периодически останавливались, чтобы передохнуть и полюбоваться синим небом, изумрудным морем, зелёно-желтоватым откосом, так живописно соединёнными Природой.

На самом высоком месте у маяка, стояли обнявшись. Сердце Мая билось чаще, чем у Поли. Он сказал:

– Утратил спортивную форму, раньше было меньше шестидесяти ударов в минуту.

– Может твоё сердце пытается сказать тебе о том, что оно есть?

– И что у него, как и у разума, есть шанс на бессмертие.

Над синим морем на оранжевом небе появилась первая, большая, яркая звезда.

– Наша звезда зажглась! – сказали одновременно.

ВЕСНА, ОСЕНЬ… И СНОВА ВЕСНА!

Если глянуть с надеждой вперёд –

Весна, осень и снова Весна –

здесь – спираль, а не круговорот.

Они стояли у дерева со спелым фиолетовым инжиром. И виноград уже почти поспел и свисал тяжёлыми гроздьями. Красивый профиль Мая был так близко, что Поли могла бы коснуться его щеки носом или губами, если бы догадалась это сделать, если бы осознала, что это их последняя встреча до мая следующего года (а может и вообще последняя). Май говорил, не глядя на неё, как бы отстранённо (может, чтобы сосредоточиться) и казался ей таким же бесстрастным, как при их знакомстве.

– Разум (постижение истин, открытие новых) в пути становления проходит этапы развития.

1. Отсутствие индивидуального мышления. Подражание, базирующееся на семейных, национальных, профессиональных стереотипах. “Делай как все”.

Пример: Детское подражание.

2. Зачатки индивидуального мышления. Отрицание чужого или всего.

Пример: Детские и женские капризы, вредность, юношеское отрицание.

3. Сектантское мышление (профессиональное, религиозное, художественное, научное). Развитие в заданных рамках и направлении, базируясь на узком ранее достигнутом опыте и методе.

Пример: Взрослый профессионализм (продажность), игнорирование всего выходящего за рамки.

4. Созидающее мышление. Отсутствие догм и ограничений. Творчество. Метод == синтез.

Только дойдя до самой развитой стадии разум конструктивен (т. е. способен к созданию нового), в ранних же – консервативен. Причём, использование разума, не дошедшего до созидательности, часто приносит прямой или косвенный вред.

– С этим трудно не согласится. Не стану применять унарную операцию отрицания, – сострила Поли.

Май продолжил:

– Критерии истины: ПРОСТОТА, КОНСТРУКТИВНОСТЬ (плодотворность), ЧЕСТНОСТЬ (как соответствие дела, слова и мысли).

Делать то, что говоришь и говорить то, что думаешь.

Конечно, всё это относится к Человеку, творящему свою Судьбу и творящему Добро. Однако и в каждом индивидууме осознание подобных проблем побуждает его вносить свой вклад в общечеловеческие свершения.

Твори Добро, всяк, кто способен,

Доступно это каждому, всегда...

От этого способности растут ...

– Следует, также, помнить, что Добро величина измеряемая, соответственно, является суммарным результатом.

– В масштабах человека или (либо) человечества? – спросила Поли.

– И того и другого.

– Я так и не поняла, почему добро = мощь. А зло это что: отсутствие добра, т. е. мощи? Или тоже мощь? Не выбрасываешь ли ты совсем качественные характеристики? Ведь в таких понятиях как добро (добавим ещё справедливость, любовь) главное качественные характеристики. А в мощи – главное количество. В каких количественных единицах можно измерить добро и любовь?

Май, наконец, посмотрел на неё, несколько снисходительно.

– Можно накапливать только мощь добра, делая добро. Но многие, накопив силы, становятся на путь зла. Злодей равен доброму с большей в три раза мощью. Любой средний злодей "сожрёт" среднего добродея.

– То есть один злодей равен трём добрым с той же мощью? Мощь зла злодея в 3 раза весомее мощи добра доброго? Или мощь зла в 3 раза мощнее мощи добра? Что-то тут не так, – последней фразой Поли пыталась приглушить своё возмущение.

– Проблема злодеев в том, что они "движутся" в противоположном направлении, поэтому для них трудны добродеяния, легко творимые людьми добрыми. Это, как движущейся машине изменить направление движения, поэтому, даже тогда, когда машина тормозит, чтобы изменить направление, какое-то время продолжает движение в старом направлении ... Тем не менее, добро, творимое злодеями, уменьшает суммарное зло.

В Поли зарождалось желание противоречить.

– Что, делая добро, злодей – уже добрый (по-твоему), а не злодей? Даже если он хочет навредить, а случайно добро получается, надо (по-твоему) судить по результату?

Чуть передохнув:

– Получается, надо предоставить злодеям делать добро, тогда число злодеев уменьшится, а суммарное добро умножится? Сколько ж добра надо было Гитлеру наделать, чтобы достигнуть такой мощи для зла? Как можно измерить суммарное зло и добро человечества?

Поли громоздила вопрос на вопросе.

Май не отвечал.

– Или всё-таки добро и зло — это качественные характеристики души? И вычислять их затруднительно. По-твоему, суммарное зло человечества уменьшается?

– Да.

– Но по ходу истории такое не наблюдается.

Историю порой тварят бессовестные твари,

имея план и ведая, чего хотят,

руками тех, кто слепо повторяет,

или согласен совесть продавать.

Лишь к сумме технодостижений

цивилизация свелась.

И позабылись мудрые ученья.

Ведут zлодеи библией,

похожей на «Майн кампф».

– Не добро, а зло в масштабе человечества растёт, – завершила Поли свой осуждающий зло монолог и ещё прибавила:

– Это соответствует твоему посылу: мощь зла больше мощи добра, и зло делать легче, чем добро?

– Человек сделался похожим на дьявола тем, что живет сам по себе, т. е. по человеку. Ибо и дьявол захотел жить сам по себе, а не по заповеди Бога, когда не устоял в истине. От него начался грех, от него же началась и ложь. Но, борясь со злом, добрый накапливает мощь, а злой в борьбе с добром теряет мощь. Значит, если в бой вступают равные по мощи противники, то поначалу зло будет побеждать добро, но через какое-то время добро станет сильнее.

Поли понимает, что Май так спокойно реагирует на её во многом импульсивные, стихийные, излишне эмоциональные выпады, потому что, знает, что делает, и делает, что знает. И может впервые в жизни подумала, что не надо бы ей спешить, отстаивая свою правоту. И стоит согласиться с выводами Мая: по крайней мере, с тем, что западное мышление конструктивно и направлено на увеличение позитивного, хотя беспомощно перед негативным, а восточное же ориентировано на уменьшение негативного, но не поддерживает позитивного. Отсюда оптимальным сочетанием представляется: выбор восточным методом позитивного начала, а далее развитие осуществляется западным методом.

Предчувствие расставания затревожилось в её сердце.

Май, то ли почувствовав состояние Поли, то ли и его печалила мысль о надвигающейся разлуке, сказал:

– Расстояние значенья не имеет.

– Если сердце живое в груди, – продолжила Поли.

– Если в кайф общенье и полезно.

– И маячит Весна впереди, – завершила их совместное четверостишье Поли.

Май сказал, что она может рассчитывать на его поддержку:

– Это почти как ангел-хранитель.

– Может и я что-то смогу, – Поли хотелось сделать что-нибудь хорошее для Мая.

Он, смеясь, сказал, что, может, со временем.

Когда Май произнёс:

– Я ухожу, – Поли, спокойно улыбаясь, оставалась стоять под навесом виноградных лоз.

Он отошёл, обернулся и посмотрел на неё. Поли мысленно обняла его и мысленно же сказала:

– Я люблю тебя, Май.

«Неизбежны расставанье и утрата», –

Ветер шептал виноградной листвой.

Май уходил из осеннего сада.

А душа трепетала весной.