заметался пожар голубой...

знай, ты – навсегда.*

в душевой кабинке клубился пар, но даже это не помогало замерзшему после январского мороза телу согреться. темные волосы, становясь мокрыми, липли к спине, тяжелея и норовя попасть в глаза. он еще не успел вернуться с работы, но я ждала его с минуты на минуты, желая перед приготовлением вкусного и сытного горячего ужина привести себя в порядок. мне нравилось быть для мужа больше, чем женой, любовницей и другом, мне хотелось быть его музой, его искусством и тем островком, который защитит от любого стихийного бедствия.

порой я и сама становилась этой самой непогодой, но мой муж лишь покорно выжидал, когда этот ливень закончится, чтобы еще крепче взять мою руку в свою ладонь, точно зная, что ничто не способно разомкнуть наши слившиеся воедино души. он, мудрый, надежный и решительный, спокойный и полный нежности ко мне, безукоризненно знал, что женщины непонятные, но вместе с тем невообразимые существа, сердца которых наполнены любовью и бесконечным состраданием, поэтому выбрал самую эмоциональную и сложную из всех. отыскал к сердцу пароль, ту необходимую комбинацию, которая позволила растопить лед. он касался моего тела и моей души так, что это было лучшим из всего, что я могла познать в своей жизни, задевая важные струны моих чувств и самые чувственные участки моего сознания, заполоняя каждую клеточку моего тела собой.

прямо сейчас его руки, внезапно возникшие из ниоткуда, повторяли со мной то же самое, заставляя мягкую улыбку поселиться на губах, покрытых красной помадой — ведь я так и не успела смыть макияж, прочно погрузившись в свои мягкие, подобно нашей уютной постели, мысли. вкрадчивый шепот коснулся моей шеи и вместе с тем чего-то запредельно важного внутри, словно в солнечном сплетении загорелся пожар:

— я скучал по тебе, — невесомыми движениями губ он закрепил каждую букву на моей шее, а затем коснулся своей грудью моей хрупкой спины, вынуждая пламя внутри превратиться в воистину адское огнище.

руки преодолели расстояние от моих плеч к бедрам, мягко, но настойчиво сжимая тазовые косточки, отчего сердце с еще большим трепетом загрохотало в груди, а самообладание и сдержанность, как и умение все держать под контролем, готовы были рухнуть в любой миг, подобно карточному домику. стены душевой запотели, вода продолжала разбиваться, падая к нашим ногам, пока умелые пальцы мужчины отыскали мою грудь — его самое любимое место на моем теле, которое он едва ли не возводил в степень искусства, готовый смотреть на меня, обнаженную до пояса, часам, словно в попытках запечатлеть каждый плавный изгиб, чтобы после перенести акварелью или собственной кровью на бумагу.

— почему ты молчишь?

— пытаюсь понять: ты мой прекрасный сон или действительность, — голос хриплый, выдающий мое возбуждение, которым он упивается, как чем-то запретным, что вызывает зависимость и дрожь в руках.

— я твои фантазии. и мне так нравится быть главным на этой арене среди бродского, стихов маяковского, названий улиц, которые ты так боишься забыть, и строк, которым ты обязана подарить жизнь, что я готов навсегда остаться в твоей голове.

— ты поселился там. прописался на бессрочно.

его руки ласкали мою грудь, оглаживали тело и красивые, чувственные, воистину женские изгибы, пока родной голос с такой же хирургической точностью подталкивал к еще большему экстазу, проникая подкожно.

— не люблю, когда ты снимаешь кольцо, прежде чем скрыться за дверью ванной комнаты. складывается чувство, словно каждый день мы разводимся на час.

— со мной ты стал романтиком. тебя это не пугает?

правая рука мягко скользнула по животу вниз, а затем влажные пальцы проникли в меня, срывая с губ первый стон. мои веки по-прежнему были плотно закрыты, и ощущение нереальности происходящего еще больше возносило на вершины эйфории. он убрал мои мокрые чёрные волосы, которые постоянно любил перебирать перед сном, и чувственно укусил за плечо, словно напоминая, каким он может быть безумным со мной, не в состоянии насытиться моим телом даже спустя столь внушительный промежуток нашей совместной жизни.

— сейчас я по-прежнему романтик, алиса? — спросил он и качнул бедрами мне навстречу, имитируя толчок. пальцы стали двигаться еще более ритмично, вынуждая прижаться к его груди в поисках опоры.

слова повисли на языке, но мы оба заведомо знали, что даже в минуты животной страсти, в мгновения испепеляющего голода, стирающего наши души в порошок, когда дорогое кружево белья, подаренное им же, трещит на моем теле, и мы не успеваем дойти до кровати, он заботится обо мне. порой, после тяжелого дня, он желал доставить лишь мне удовольствие, располагаясь между моих ног, разминая уставшие после долгого хождения на высоких каблуках икры и ступни, прежде чем приступить к самому главному. а затем, довольный и удовлетворенный тем, с какой силой я потерялась в ритме оргазма, шел и заваривал наш любимый травяной чай. мой муж любил говорить, что его полезные свойства помогут мне восстановиться, но он не знал, что для меня это не больше, чем эффект плацебо, потому что по-настоящему меня лечило только его присутствие.

мой муж не был большим ценителем поэзии. до меня он практически не интересовался плавными и острыми рифмами, но, когда я плохо засыпала, он читал мне стихотворения пастернака и блока, цветаевой и ахматовой. он даже подарил мне лимитированные томики произведений бродского, которые гордо занимают главное место на моем столе среди прочего писательского хаоса, и перенял мою привычку читать наизусть строки «одиночества», готовя завтрак.

и вот, спустя три года, я задыхалась от чувств в нашей душевой, словно впервые он ворвался в мою жизнь, не снимая обуви, разрушая узаконившиеся устои, перечеркивая свод моих новых правил, где одиночество — мой главный спутник, моя неотъемлемая часть. он помнит, какой непреклонной я была, словно не существовало этого электрического разряда, когда он смотрел в мои глаза и под окнами ждал меня с моим любимым кофе с большим количеством молока, корицы, ванили и обязательно ореховым сиропом. сдавшись, в последующем он спроецировал на нашей просторной светлой кухне мини-кофейню: островок моего счастья и писательского уединения. и, когда ночами я сидела всего над одним абзацем, который казался мне несуразным, когда мне казалось, что вера моя угасает, он, терпеливый и любящий, приходил ко мне, накидывал на мои плечи наш клетчатый плед и готовил кофе, рисуя корицей на пышном облаке пенки сердце. после этого и строки писались сами собой, и становилось так незаконно счастливо и спокойно на душе, что хотелось плакать. да, я была благодарна своему мужу за терпение. ведь мужчина – та неотъемлемая часть нашей силы и стойкости, нашей веры и непоколебимости, когда женская чувственность и эмоциональность отнимает это у нас. он тот якорь, который не позволяет сдвинуться с четко поставленной точки.

— пожалуйста… — сквозь стон произношу я, не в силах сдерживаться.

— скажи мне, алиса. чего ты хочешь?

пальцы его проникают глубже, мучительно затрагивая что-то очень важное во мне, заставляя дрожать и теряться в этом пространстве, среди густого пара и пряного аромата геля для душа.

— подари мне оргазм.

несколько умелых настойчивых толчков и чувственных поцелуев хватает для осуществления моего желания: на непослушных ногах он разворачивает меня к себе, впитывая мой оргазм, наблюдая с какой силой наслаждение захлестывает меня, отключая от этого мира на несколько долгих минут, потому что, даже когда оргазм сходит на нет, я все еще чувствую себя за гранью человеческих эмоций и чувств, которые поглощают меня и отражаются в серых радужках мужчины, который бережно подталкивает меня к стене и опускается передо мной на колени. его рыжеватые волосы, став влажными, напоминают своим цветом октябрьскую листву, попавшую под ливень, он улыбается и целует меня в живот.

— знаешь, считаю, что теперь нужно хорошенько вымыть тебя. только с тебя потом вкусный ужин, жена. и сегодня, ты уж прости, я заставлю тебя как следует забыть о работе. будем делать то, чего раньше не делали.

— слушать радио и играть в морской бой?

— в морском бое ты не очень сильна. я сумел пробить твою железобетонную стену. пусть и не с первой попытки.

— не обольщайся. ведь под ней выявилась моя главная сила.

— какая же? — он все еще стоял передо мной на коленях, и вода стекала по его плечам.

— любовь.

раньше я считала, что любовь живет три года. но сейчас, смотря в его глаза, слыша его смех и чувствуя родной аромат на своих темных локонах, я вижу вечность. наша вечность.

*BAKALDIN - Есенин