ООН в Крыму, гл. 101. Интим на алой полосе или Интим рассказы

ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ

Курортно-познавательный эротический  роман

Глава 101.   ИНТИМ  НА  АЛОЙ  ДОРОЖКЕ  СОЛНЦА

*   *   *

И всё же, кроме неизбежных расставаний и нечаянных разочарований, во время отпуска на море Рома испытал и незабываемо приятные моменты. К таковым относится одно удивительно яркое и достаточно интимное, причём, публично произошедшее событие, которому и Рома с Оленькой стали очевидцами и невольными свидетелями.

Тем вечером на море случился необыкновенно красивый закат: в гладкую, почти зеркальную воду – редчайшее на море явление! – неспешно опускалось опалённое жарой солнце. Невероятно огромных размеров багряно-красный диск степенно приближался к глади моря, будто в жажде влажного поцелуя после дневного пекла.

Всё небо, вся вода и вообще всё-всё вокруг, сколько для того хватало глаз, всё гуще заливалось нестерпимым для поэтического вдохновения золотисто-красноватым светом.

Уходившие с пляжа люди – кто семьями, кто в одиночку, а кто парами, как Рома с Оленькой, останавливались возле калитки у входа на территорию базы и любовались величественным природным зрелищем.

Зачаровывало оно невольно, очень властно и мощно, неотвратимо...

Ни дуновения ветерка... Ни облачка на небе... Ни морщинки на воде...

В миг столь торжественного вселенского таинства любая неосторожность показалась бы никак невозможным, просто невероятным кощунством. И каждый, начинавший что-то эмоционально говорить или вслух восхищаться, тут же замирал на полуслове, пораженный абсолютной неуместностью жалких своих звуков, нечаянно вырвавшихся пусть даже лёгким шёпотом...

В природе в это время царило такое неизъяснимое величие, оно настолько всеохватывающе подчиняло себе каждого восторженного свидетеля этой красотищи, что даже малейший намёк на неподчинение ему будто самим творцом мира откуда-то свыше подавлялся в самом зародыше своеволия. Даже вечно суетливые электрички в тот миг ничем не выдавали даже дальнего своего присутствия.

Незримо повсеместно разлилась и непоколебимо установилась абсолютная тишина в царстве абсолютного покоя и алой абсолютности этой земной, и в то же время небесно-водной красоты...

Но вот солнце медленно дотянулось, наконец-то, до краешка моря. Заждавшееся, оно тут же слегка вытянуло встречные губы, и между ними немедленно случился долгожданный поцелуй, стремительно поглощавший их своею страстью.

Вы хотя бы раз в жизни видели, как море по-настоящему целуется с солнцем?

Ага! Вот то-то же!

И в самый миг соприкосновения двух стихий всё вокруг как по волшебству изменилось, будто сильно смутилось из-за бесстыдного созерцания чего-то слишком интимного и недозволенного. Даже небесные и морские краски слегка потемнели, в них появилось что-то от сиреневого и фиолетового неудовольствия. И все это великолепие по-прежнему щедро и мощно разливалось повсюду – уже вперемешку золотисто-алого с красным, вишнёвым, бордовым и лиловым цветами...

Из всего, в тот миг происходившего в окоёме, сложилось невероятно красивое, непостижимо завораживающее и неописуемо величественное зрелище. Это надо было только самому увидеть, это надо было лично пережить, потому что даже самому первостатейному мастеру поэтизированной прозы заведомо однозначно не хватит слов для более-менее полного выражения хотя бы своих эмоций и состояний, если уж ему словарного запаса никак не хватает для описания столь кратковременного и столь величественного природного чуда.

Да что там: даже самый изощрённый пересказ происходившего в тот момент на море небесного интима просто невероятно, до как будто целиком содранной с тела кожи и до беззащитно обнажённых, нестерпимо болезненно чувствительных нервов, всё же чрезмерно обедняет картину всего того, что в тот чудный вечер на самом деле происходило на берегу Чёрного моря – на пляже нескольких турбаз, расположенных в Каролино-Бугаз.

У автора, вот просто на слово поверьте, даже сожаление возникает из-за того, что он так неосмотрительно взялся описывать всё это изумительное священнодействие...

... И только когда в слегка смутившейся, будто потемневшей от такого откровенного интима природе, в ярко-алой и довольно широкой пока морской дорожке откуда-то слева вдруг появилась и прямо на ней остановилась... пара купальщиков!

Это были муж с женой, судя по всему: Рома давненько уже приметил их на пляже. И с не меньшим изумлением он вдруг заметил ритмично расходящиеся кругами по воде волны, исходившие от активного эпицентра двух тел!

Это публичное совокупление чрезмерно увлечённой друг другом парочки показалось абсолютно неуместным! Это эгоистическое интимное злодеяние катастрофически нарушало царившую в мире гармонию!

Возникшие у Ромы с Олей чувства непонимания и протеста, видимо, были сопоставимы с переживаниями непревзойдённого мастера кулинарии, когда на его глазах очень грубо, будто топором, разрезают великолепный свадебный торт, шедевр его искусства. От созерцания такой картины истинному творцу становится больно.

А между тем, самозабвенная парочка в воде буквально у всех на глазах якобы занималась «уроком плавания».

Полноватая женщина легонько ойкала из-за неуклюжих стараний своего «тренера» и неуклюже пыталась имитировать плавание брасом. А погружённый по пупок в воду мужчина расположился почему-то строго позади неё, а не сбоку, что было бы значительно удобнее для поддерживания за талию начинающей пловчихи. Но, пренебрегая элементарными правилами обучения плаванию, во время неспешного продвижения наглой парочки по воде он всё время ритмично побуждал к движению свою ученицу: то ли он так неловко и мелко шагал, то ли...

Неосторожные пловцы, всё с тем же частым ойканьем неумелой брассихи, пересекли широкую алую дорожку в одну сторону, затем вернулись к ней, уже заметно потускневшей и сузившейся из-за столь варварского к ней отношения, снова пересекли её и только после этого всё так же неспешно удалились от потревоженной их ритмами красной полосы по направлению к тому месту, где на берегу сиротливо лежали вещи неуместных пловцов...

А совсем рядом на этом же берегу и в это же время люди всё ещё по-прежнему заворожено благоговели, любовались заходящим солнцем и, наверное...

Да-да, кое-кто уже откровенно посмеивался над неловким поведением одиозной пары горе-пловцов, столь ярко засветивших своё любодеяние в алых лучах заката, который уже только узкой багряной дорожкой протянулся по зеркалу морской воды от самого горизонта до берега возле их ног...

Когда парочка интимно озабоченных «пловцов» вышла на берег, женщина оказалась одетой в довольно закрытый купальный костюм, а не в мини–бикини, как то можно было предполагать. А мужчина с небольшим брюшком был одет в достаточно длинные плавательные шорты.

Романа озадачила такая картина: как это? Чем же тогда, кроме публичного секса, они только что занимались в воде? Ведь всем было совершенно очевидно, что занимались они именно интимом.

И только назавтра Роман сообразил, когда на себе с Оленькой испытал возможность в одежде совокупляться в морской воде. Для этого совсем не обязательно было заниматься сладким делом поверх резинки плавок: такие узкие, как у него, достаточно было в промежности сдвинуть в сторону – и вот он вам Ромка-младший со своей «каретой» весь уже наружи! При этом можно было свободно перемещаться в воде: плавки нисколько не мешали этому. А даже самый закрытый в мире женский купальник в его самом узком месте точно так же легко сдвигается в сторону. Вот как легко и без проблем, оказывается, открываются врата для входа в рай подводных наслаждений!

Позже Роман ещё лучше освоил, развил и даже усовершенствовал этот, случайным образом открытый для себя, совершенно неприметный даже для ближнего окружения, приём совершения очень длительного временами подводного интима. И впоследствии далеко не один раз успешно пользовался им.

Ну, и ничего! Девушкам такое славное дело неизменно очень сильно нравилось, а уж ему самому – так и подавно! Тут, понимаешь ли, люди рядом и вокруг плавают, а у тебя с девушкой горячий сеанс любви идёт – и это крепко щекочет нервы, знаете ли!

*   *   *

Особенно сильно щекотно при этом становится, когда в самый такой сладкий момент внезапно за яички... тебя потрогает посторонний, нагло подкравшийся под водой!

Да-да, пару лет тому назад произошёл у Романа именно такой случай с участием озабоченного аквалангиста. И откуда только его под водой принесло на Ромину голову, когда неутомимый молодой человек наш был весьма увлечён экстремально восхитительным соитием в воде с одной из очередных своих курортных пассий, имя которой называть не так уж и обязательно...

Рома пребывал в полной эйфории, кульминация его ощущений и состояний была уже совсем близка, как вдруг он с судорожным ужасом почувствовал, что кто-то довольно крепко и пребольно ухватил его за мошонку!

От такой стрёмной неожиданности Ромка-младший немедленно выскочил из столь вожделенного для него Эдема. И за это ему тоже досталось по ушам на крепкие орехи от неведомого и негаданно-незваного наглеца: двумя согнутыми в фалангах пальцами шалуну пребольно защемили «нос»!

Оказалось, это был аквалангист, который немедленно «расстыковался» и тут же вынырнул неподалеку от Ромы, снял маску и залыбился злорадно. Но скорчившийся от боли Рома немедленно раздумал связываться с ним: поднявшийся на ноги и возвысившийся над ним верзила оказался прилично накачанным крепышом. Этот подводный «гоп-стопник» прекрасно знал, что поступил невежливо и бесцеремонно, но зато и безнаказанно. И теперь еще он беззлобно посмеивался над столь внезапно потревоженным им горе-любовником.

Девушка от стыда и досады сразу же ушла на берег.

А Рома не смог пойти следом за ней по двум причинам: из-за продолжавшегося стояка Ромки-младшего и сильной боли в яичках. Разозлёно насупившись, он кое-как заправил пострадавшее хозяйство в плавки и, вконец расстроенный, немного поплавал, унимая боль: стыдно ему не было, лишь обидно и неприятно.

Аквалангист почти сразу отвернулся было, но оглянулся, внимательнее посмотрел на перекошенное от боли лицо своей нечаянной жертвы и, как был с маской на лбу и ластами уже в руке, подошёл к Роме. Извинился за учиненный облом. Он, видите ли, и сам не ожидал такого. Но, ну надо же! Белым днём в густой толпе людей, можно сказать, и вдруг видишь такое! Вот ошалело и пощекотал сдуру наглеца за кокочки: почему-то именно таким малороссийским словом назвал он яички.

А дальше с чужим членом у него вообще-то машинально получилось: он уже отплывал, когда увидел столь огромное неприличие, вот на излёте рывка для своего отплытия и прищемил это дело пальцами.

Тут аквалангист придвинулся ближе и без стеснения, поскольку Рома по грудь стоял в воде, полез в плавки к нему, как к своему старому и доброму знакомому.

Рома дёрнулся было, но аквалангист усилил хватку и прошипел, что поздно птичке дёргаться, когда она попала в чужие лапы. И всё же убрал руку, заметив на лице Ромы не только презрительное недоумение, но и выражение сильной боли.

А пострадавшему в воде любовнику только и оставалось запоздало возмутиться:

- Но зачем было делать так больно?

- Больно? – изумился парень. – Я не хотел, честно. Видать, не рассчитал. Я же кузнец и боксом занимаюсь.

Оторопевший из-за столь невозмутимого хамства адепта Гефестова ремесла, не ведающего границ приличия, Рома только теперь вышел из состояния безвольного ступора, в который впал с момента повторного вероломного вторжения здоровенного наглеца в его интимную зону. Он разозлился, вскипел и, не думая о возможно плачевных последствиях, резко отпихнул парня:

- Да отвали ты, озабоченный!..

Аквалангист осклабился и очень недобро посмотрел на него, криво усмехаясь:

- Ты это... ты не надумай тут чего-нибудь такого... Я и сам в шоке. Вот и учудил одно другого не лучше. Короче, лучше забей и не кипяти меня напрасно, а то прямо в море здесь же и обожжёшься...

На том они зло и с недовольством друг на друга разошлись.

Девушка исчезла, ну, и невелика беда.

Аквалангист, который, оказывается, на пляже располагался невдалеке от Роминого места отдыха, тоже почти сразу оделся, едва обсохнув на ветру и солнце, собрал свои вещи и ушёл. Расстроенный обломом с девушкой и ошарашенный недоразумением с амбалистым кузнецом Рома поплавал ещё немного, затем позагорал. Настроение его было вконец испорчено: сегодня во всех отношениях тот ещё облом случился...

*   *   *

Разоспашийся на солнце и проснувшийся совершенно разомлевшим от жары Роман усмехнулся своему сну о событиях давно минувших лет: «Да уж, чего только на море не случается... Но ведь всё это было на самом деле, и со мной! ».

Он слегка взбодрился, стоя разминаясь на урезе ленивых волн, и устроил себе очередной водный моцион – долгий и с удовольствием. Вода в бухте снова поменялась, пребывая кристально чистой, стала тёплой и просто великолепной. Наш одинокий Робинзон чуть ли не с хрюканьем блаженствовал в ней и купался, понятное дело, голышом: стесняться ему было некого. Вот и удовольствие от никем не потревоженного купания ловил по полной программе.

Выходя на берег, глянул в сторону соседей и подумал: да, сейчас для полного кайфа было бы неплохо отыметь Марину ещё раз. Но ему тут же припомнился странно озабоченный Владимир со всей его суетой и...

Ну, уж нет, увольте от такого удовольствия: привычно по-озеровски рассуждая, ему совсем не нужен был такой секс!

Но едва Роман снова разнежился на песочке и задремал на солнышке, как не ко времени помянутый Владимир подошёл с вопросом, не раздумал ли их прекрасный сосед составить им компанию? Нет-нет, всего лишь компанию на ужин. И на корточки присел рядом.

На столь наглое вторжение в своё личное пространство Роман немедленно выразил категорический протест, нисколько не стесняясь в цензурности своих выражений, рифмующихся со словами дуй и амбал, решительно отверг бесцеремонные попытки Владимира примириться, вскочил и бросился в море, где долго плавал, фыркая раздосадованным моржом.

Нет, ну это уже наглость полная, знаете ли! И случилась она после недавнего заявления Романа соседям о желании провести остаток дня в полном одиночестве! Но, стало похожим, что только позволь этим наглецам сделать первый шаг, как ты тут же загремишь к ним в сексуальное рабство ко всем чертям собачьим...

Накупавшись и умеренно успокоившись, Роман выбрался на берег.

В обозримом пространстве он оказался совершенно один: докучливых соседей не было видно. Пользуясь удобным моментом, он на скорую руку устроил лёгкий полдник-перекус, затем по-солдатски быстро собрал вещи и палатку.

Настырные соседи то ли отдыхали в своей палатке в послеобеденную жару, то ли ушли за Пятый мыс в поисках очередных приключений. Но нижегородцев в бухте по-прежнему не было видно. Вот и хорошо, вот и – адью вам, прощайте, волгари!

По неглубокой воде он привычно обошёл свой любимый мыс Кораблик и на прощание по-доброму похлопал другана рукой по его крутому боку.

Сразу за мысом столкнулся с очередной группой «зомби», вымазанных голубой глиной,   вспомнил, что собирался помыть ею голову, но тотчас раздумал, и по вчерашней тропе, пользуясь остатками адреналиновой подпитки, полученной во время конфликта с Владимиром, а также тем, что груз его несколько «облегчился», довольно споро стал подниматься на двугорбую вершину горы Джан-Кутаран.

*   *   *

На перевале Роман остановился передохнуть и осмотреться.

И снова ему открылись прекрасные виды во все четыре стороны света.

На этот раз он более внимательно присмотрелся к длинному подводному каменистому «пирсу» Пятого мыса, сверху напоминающему таран древнегреческой триремы. Если проследить под водой контуры этого каменного тарана, то можно убедиться, что заканчивается он несколько юго-восточнее невысокой скалы Каменная, она же – Варварины швартовы или Группа Пловцов В Белых Шапочках, как Роман назвал бы теперь эти камни посреди бухты Тихой. Белоснежный цвет шапочек этих заботливо освежается местными бакланами уже не одну сотню тысяч лет.

Возможно, странное название «скала Каменная» было оправдано в былые века, когда нынешний подводный выступ Пятого мыса, видимо, обладал ещё и вполне оформленным, достаточно высоким надводным своим продолжением вплоть до Варвариных швартовых или несколько к востоку от них – как теперь это узнать?

Вполне вероятно, что в седые времена Пятый мыс напоминал собою значительно более протяжённый мыс Хамелеон. Оконечность этого длинного мыса вполне могла быть такой же скалистой, как и у современного Пятого мыса. Но его скала-наконечник была образована не крепкими вулканическими породами, а, видимо, поднятыми со дна моря и вздыбленными «на попа» осадочными породами: для окрестностей Кара-Дага такая картина является обычной.

Море со временем размыло весь этот длинный глинистый мыс вместе с не очень устойчиво стоявшей каменной скалой на самом дальнем его выступе. И от былого величия этого навершия в наши дни остались только два камня побольше да несколько поменьше. Округлость их форм, скорее всего, является более поздним результатом воздействия на них морских волн вместе с зимними неблагоприятными метеоусловиями.

Старинное  крымско-татарское название  этой группы камней звучит как Таш-Геми, то есть, Каменный Корабль. Два самых больших камня тоже имеют свои названия: Таш-Баши – каменная голова, и Таш-Тепе – каменная вершина.

Согласно другой гипотезе, скала Каменная является окончанием совсем другого  и тоже исчезнувшего глинистого мыса, этакого двойника Хамелеона, раза в три длиннее него, современного. Когда-то этот километровый в длину мыс-фантом, видимо, разделял акваторию современной Тихой бухты на две почти равные части. Но у него не было каменного основания, как у Пятого мыса, поэтому море вначале полностью размыло надводную его часть, а со временем и подводное основание мыса-фантома сравнялось с дном бухты.

В наши дни от былого мыса сохранилась одна скала Каменная да едва заметно возвышающаяся на дне Тихой бухты его подошва. Кроме того, на северном берегу Тихой бухты осталось жалкое напоминание о былом величии этого мыса в виде небольшого полу-кургана, который сохранился до наших дней: восточнее него вчера как раз остановились Степан со всеми его проблемами и родственниками.

И стоит этот мыс-курган ровно посередине берега Тихой бухты. А если с дельтаплана или иного воздушного судна внимательно приглядеться к акватории бухты, то по её дну всё ещё достаточно убедительно просматривается подводная связь именно этого подмытого кургана со скалой Каменной.

Так что для Романа вторая версия о родственной связи скалы Каменной с северным берегом является более убедительной, чем версия о восточной её связи с подводным каменным тараном Пятого мыса, который служит естественной подводной границей между бухтами Провато и Тихая.

Красиво звучит версия о древнегреческом таране, но не убедительно. Явно выраженной подводной связи между скалой Каменной с Пятым мысом не прослеживается: таран этот заканчивается на значительном удалении к востоку-юго-востоку от Варвариных швартовых, и достаточно прямая ось симметрии этого тарана направлена отнюдь не на одиозную скалу в Тихой бухте.

Но как теперь можно достоверное узнать то, каким образом на самом деле миллионы лет тому назад выглядели места в районе современных бухт Тихой и Провато?

Вполне возможно, что полностью исчезнувший глиняный мыс, ранее возвышавшийся в Тихой бухте и протягивавшийся по ней с севера на юг, вместе со значительно более длинным в то время Пятым мысом, своим остриём направленным с северо-востока на юго-запад, некогда образовывали просто идеально укрытую от волн и ветров небольшую бухту, на предполагаемую акваторию которой приходится теперь восточная часть современной Тихой бухты с её «дикими» пляжами.

Но как знать, как знать...

(продолжение следует)