А как первая любовь - она сердце жжет. Серия: Порно учительница первая моя

(111 стр. А5)

Начиналось все с картошки. В недавние времена «картошкой» называлась командировка сотрудников предприятий и институтов в село для помощи колхозникам в сборе плодов их трудов. Под названием «картошка» подразумевались и корнеплоды (морковь, турнепс, свекла), и злаковые (соя, бобовые, кукуруза). Все зависело от места и времени.

Скажем, в Амурской области на сбор сои отряжали строителей Магистрали века, в черноземных областях на сбор кукурузы – педагогов и врачей, в Подмосковье – выковыривать из глины остатки картошки и свеклы, -- инженеров и ученых.

Все выглядело вполне логично: земледельцы вырастили, а потребители должны им помочь – для себя же - и приобщиться к нелегкому труду крестьян. Если бы этим помощь в заготовке плодов ограничивалась! Следующий этап – помощь служивых в сохранении урожая. То есть, им предстояла очередная командировка, но уже на местные овощные базы для отбора загнивающих плодов их трудов.

Несомненно, некий результат помощи командированных подшефным хозяйствам имелся. Но побочный социально-идеологический результат, никем не учитываемый, был гораздо важнее. На посиделках в спортзалах школ, отданных под общежитие, или в сельских клубах недомытые и уставшие шефы невольно вырабатывали нелестное отношение к властям, которые из года в год отрывали их от работы и семей на поденщину.

Наша история началась именно в начальной фазе слияния города с селом. Инженеры и научные работники НИИхимпром в количестве двенадцати мужчин отправлялись в родной колхоз в Подмосковье. Здесь в совместном труде и досуге произошло знакомство Виктора Федорчука экономиста финансового отдела и Юрия Колодина техника отдела полимерных пленок.

Что могло сблизить два субъекта из разных сфер, понять трудно. Легче всего обозначить это явление, как «узнавание», словечко, используемое Н. Мадельштам в философском рассуждении о природе слияния двух душ. Проще говоря, увидели два человека друг друга, поняли, что интересны друг другу, и задружились.

Каждый пассажир автобуса ПАЗ, везущего командировочных от родного дома до чьей-то хаты, старался сесть рядом со знакомым, чтобы скоротать два часа пути в необязательной беседе. Незнакомые сотрудники расселись по закону случайного распределения, то есть, кто с кем. Впрочем, любители помечтать о величии провидения, а так же астрологи могут здесь радостно потереть ладони.

Так, Юрий и Виктор сели рядом и, слово за слово, разговорились. Общие интересы нашлись в прочитанных книгах, увиденных фильмах и картинах художников.

Мировоззрение одного мало чем отличалось от взглядов другого. Оба оказались материалистами и либералами. К тому же Виктор по профессии был «глубокий эконом» и мог просветить нового знакомого по части запрета на обращение в стране зеленых денег. А Юрий мог посвятить приятеля в таинства создания голографии.

Соответствие характеров, необходимое для продолжения знакомства, обнаружилось не сразу. Да и мог ли характер одного или другого раскрыться за какие-то часы, когда во многих компаниях и даже у супругов он раскрывается годами. Впрочем, известно, что от взаимного влияния, в процессе «притирки» характеры могут и меняться.

Особенно быстро это происходит в процессе совместной работы. Именно тогда выясняется, кто на что способен, кто старается напрягаться меньше за счет другого, а затем даже берет командование над ним. Проверка на «зараженность мелкими паразитами» в борьбе за урожай и отгрузке его населению прошла для новых знакомцев успешно. Поэтому по возвращении на службу их дружба продолжилась и даже расширилась за счет «знакомых знакомого».

«Расширение» началось с совместного похода в институтскую столовую. Юрий пришел туда чуть раньше и занял очередь на раздачу. Он издали увидел Виктора и, вошедших вслед за ним, двух женщин. Различие в их внешности бросалось в глаза.

Одна была крупной брюнеткой за тридцать в одежде родного производителя, другая со стрижкой волос цвета платины походила на балерину на шпильках в замшевой миниюбке. Кофточка из розового мохера на ней была такой крупной вязки, что сквозь нее было видно белое тело и в цвет ему бюстгальтер, вызывающе распираемый грудью. Ее появление в столовой так привлекло внимание мужчин и не только, что, казалось, в зале на мгновение стало тихо.

Первой Виктор представил Юрию брюнетку:

– Знакомься, Евгения старший экономист, а Людмила, – он кивнул на блондинку, – младший. Правда, только по возрасту.

– А я простой технолог Петухов, – осклабился Юрий.

– Юра шутит, – пояснил Виктор. – Он инженер и совсем не Петухов.

– Что ж, – сказала Евгения, – мы рады эврибадиз, тем более, мужского пола.

– А мы рады полу женскому, – заметил Юрий. – А то все эти да эти…

Женщины ухмыльнулись и повернулись в сторону прилавков, на этом разговор прервался. Мужчины замыкали компанию, и Юрий остолбенело молчал, не отрывая глаз от розового облака перед ним. Его появление в привычной тусклой атмосфере столовой казалось чем-то нереальным.

«Почему раньше я это явление здесь не встречал, – думал Юрий. – Или дамы приходили в другое время, или брезговали общепитом? А что изменилось, если бы встретил? Подобных красоток на улице встречаешь каждый день, но реально ли с ними познакомиться? Вот же случай! ».

– Ну, что ж, – сказал Виктор после того, как все расставили свои тарелки и расселись за столом. – Жаль, что здесь нет буфета, чтобы достойно отметить наше знакомство. Но, думаю, у нас будет возможность сделать это в более подходящей обстановке.

– Нет повода, чтобы не отметить, – согласилась Евгения. – Нашей маленькой экономической компании давно не хватало катализатора.

– Спасибо за лестную роль ускорителя реакций, – ответил Юрий. – Выпьем, что ли, компота за будущее нашего взаимодействия!

– Ну, Юра, ты и сказал, – ответил Виктор. – Давай, просто поедим, а то все быстро остывает.

– Ладно. Подождем лучший случай, – согласился Юрий, и все принялись за еду.

Редкие реплики прерывали трапезу компании. Чаще всего обменивались мнениями о еде и окружающих посетителях Евгения и Виктор. Было понятно, что их объединяет критический взгляд на все и всех.

– А что происходит у нас в сфере голографического кино? – вдруг обратилась Людмила к Юрию.

Юрий слегка опешил от прерывания необязательного трепа поэтому ответил соответственно:

– Работаем в поте лица над созданием пленки. Придется лететь к коллегам в Америку меняться опытом.

– Здорово, – подхватила Евгения. – Там и охладитесь под кондиционерами.

– Боюсь, пыл наших химиков охладят и здесь, – заметил Виктор. – Стоит только заикнуться о необходимости такой поездки, как их тут же вычеркнут из списка делегации и вставят кого-нибудь из непричастных боссов.

– Это ясно, как божий день, – согласился Юрий. – Мы и сидим, набравши в рот воды. Авось, сами сочиним нужные материалы когда-нибудь.

– Ах, Невтоны вы наши! – вставила между первым и вторым Евгения. – Скажите спасибо, что тему голографии в НИИ пока не закрыли.

– Вот именно! – вставила Людмила. – Кто ж закроет эту тему, если зав лабораторией сын директора НИИ?

– Правда? – удивился Юрий. – У них же фамилии разные.

– Ну, и что ж, – пояснил Виктор. – У вашего завлаба Коробкова фамилия мамина. Получше, чем Комарович.

– Да уж, для карьеры мальчику лучше быть Коробковым, – ухмыльнулась Евгения.

Время обеденного перерыва подходило к концу. Компания дождалась, пока отстающие закончат трапезу, и дружно вышла из-за стола. В обширном холле второго этажа друзья остановились у стенда с объявлениями и всевозможной рекламой. Наличие несуразных сообщений давало повод для замечаний острословов.

– «Желающие отъехать в выходные на природу обращайтесь в местком», – прочитала Евгения одно из объявлений и перевела на свой лад: – Желающие отойти в мир иной…

– Да, звучит оптимистично, – поддержала Люда. – Местком в этих делах поднаторел.

– А вот еще, – сказал Виктор: – «В заказах к празднику не будет шпрот и шампанского. Вместо этого – по две банки растворимого кофе».

– Хорошая замена, – заметил Юрий. – Это инициатива блюстителей трезвости. Только при чем здесь шпроты?

– Чтобы праздник сказкой показался, – предположила Евгения.

– Ой,   смотрите, – указала Люда на небольшое объявление. – «Следствие по делу гражданина…» в актовом зале в 19 ч. и так скромно написано.

– Вот это да! – изумился Виктор. – Так это завтра. Народу набьется! Надо доставать билеты.

– Ага, – усмехнулась Евгения. – Это тебе не заказы без шпротов. Небось, и написано так мелко, чтобы не рыпались. В зале всего двести мест.

– Не допонял, – произнес Юрий. – Это такой же дефицит, как шампанское?

– Увы, дорогой технолог, это импорт из Италии, – саркастически заметила Евгения.

– Покруче всякого заказа. В широком прокате не идет. Придется напрячься, чтобы проникнуть в зал. Витя, у нас есть шанс?

– Хм, небольшой есть, – задумался Виктор. – Но, сколько нас? На четверых гарантировать места не могу, но попробую.

– Да, уж, попробуй нырнуть в свои каналы… – сказала Евгения. – Там твой референт Докуревич явно в курсе распределения билетов.

– А у нас завлаб, если помните, второй чел в НИИ, – заметил Юрий. – Я тоже могу попытать счастья.

– Здорово! – обрадовалась Евгения. – Если у Вити не получится достать четыре билета, два-то уж достанет. А, если у Юры получится – пара, то мы все попадем на шедевр неореализма.

На том приятели и разошлись. Каждый занялся своим утомительным, в смысле бессмысленным, трудом, не забывая о предстоящей добыче билетов.

Рассказывать, кто и как доставал вожделенный дефицит, было бы весело, когда бы не было так грустно. Виктору должно было повести больше. Его приятель был вхож в круг приближенных к формированию афиши для показа фильмов «не для всех». Таковыми считались фильмы неореалистов Италии, модернистов Франции и натуралистов Швеции.

НИИХимпром некоторым боком относился к кинопроизводству и сопровождающим его технологиям. Именно поэтому знатоки и ценители киноискусства, имевшиеся в руководстве института, издавна завели связи с ГОСКино и имели возможность подбирать крохи с барского стола отборочных комиссий при главке. Иногда это были даже не крохи, а целые бутерброды с регалиями заграничных фестивалей. Тем не менее, и проходные изделия зарубежных студий пользовались спросом у голодных любителей всего ненашего.

Юрию пришлось прибегнуть к интимному шантажу. Однажды он оказался свидетелем «использования импортных фотоматериалов» своим начальником в личных целях. Последний, помня об этом, интуитивно слегка прогибался перед подчиненным. Так между ними установилось хрупкое равновесие недоговоренности.

– А что, Вениамин Маркович, – улучив момент, обратился Юрий к своему шефу, – на нашу лабораторию выделяют билеты на завтрашний просмотр?

– На просмотр? – в недоумении взглянул шеф на Юрия. – Вы имеете ввиду какое-то кино?

– Да, именно то, которое не пойдет в кинотеатрах. Мне всего два билета.

Коробков поглядел на Юрия внимательней, отвернулся в сторону и проговорил:

– Найдем два билета.

– Спасибо большое, Вениамин Маркович! Вы меня так выручили!

– С кем-то из наших пойдете? – как бы, между прочим, спросил Коробков.

– Да, со знакомыми из отдела экономики.

– Ну-ну, желаю успеха! – ухмыльнулся Коробков, будто знал всех из упомянутого отдела, и с кем именно Юрий пойдет в кино.

Впрочем, он вполне мог предположить, для кого Юрий старается. В отделе экономики он бывал не раз и видел весь его контингент. К его сожалению, он был правоверным мужем и мог только ревновать Юрия к отдельным сотрудницам отдела.

Новые знакомые, пока еще не приятели, встретились в столовой на следующий день. Были подведены результаты добычи культурных ископаемых. Уже, стоя в очереди на раздачу, выяснилось, что Юрию решение этой задачи обошлось гораздо дешевле, чем Виктору.

– Мой шеф обещал выдать два билета, – сказал Юрий.

– Оторвал от себя и своей скво? – удивилась Евгения.

– Посмотрим, – ответил Юрий, – если придет с женой, значит, были запасные, а не придет, значит оторвал.

– Мой канал оказался закрытым, – доложил Виктор. – Мне пришлось сделать чейндж с приятелем из кадров. Он мне уступает два своих, я должен буду отдать свои на следующий просмотр. Но главное, есть результат!

– В другой раз надо узнавать заранее, когда, что привезут, – заключила Люда. – Кто у нас знаток импортных хитов кинематографии? Виктор! Вот и будет нашим информатором. Кто за? - Возражений не последовало, решено было встретиться после работы в фойе перед просмотровым залом.

До начала фильма оставалось пятнадцать минут, и народ, жаждущий зрелищ, уже толпился у входа в зал. Из нашей четверки, впрочем, и из всей толпы, выделялась своей непосредственностью в нарядах Людмила.

По случаю в общем-то рядового мероприятия она надела облегающее фигуру голубое платье чуть ниже колен с волнующим декольте из нездешней ткани с люрексом. Естественно, взгляды, измученных серыми буднями сотрудников, невольно раз за разом возвращались на это, похожее на Мэрилин Монро в молодости, чудо.

Юрий в душе и гордился тем, что эта женщина пришла на свидание с ним, и в тайне ревновал ко вниманию мужчин, оценивающих его спутницу. Росток чувства собственничества означал только одно: Юрию эта женщина становилась дорога. Впрочем, понять какова вероятность того, что она станет его женщиной, было невозможно. Она – голливудская звездочка, и он – «огонь, мерцающий в сосуде».

Билеты давали право лишь на вход в зал, поэтому друзья смогли усесться рядом. Людмила оказалась между Юрием и Евгенией и могла общаться с обоими. Впрочем, общаться во время просмотра им не пришлось. Сюжет фильма и его воплощение настолько выходили за рамки привычного кинодейства, что весь зал следил, за происходящим на экране, молча. Натурализм кровавых сцен леденил кровь, а безнаказанность преступника – главного действующего лица – вызывала резкое негодования.

Некоторое время по выходу из зала никто не мог говорить. Первым высказался об увиденном Виктор.

– Ну, вы же понимаете, что режиссер показал некий гротеск, и в жизни такое едва ли возможно.

– Это у нас едва ли возможно, а у них вполне очень даже, – сомневался Юрий.

– Как бы не так, – сказала Евгения. – Во времена правления отца всех народов бывало и похлеще. Сталинские холопы от простого вертухая до Берии могли себе позволить точно такое же без последствий.

– Ужасно это, – с отвращением заметила Люда. – Власть с античных и до наших времен одинаково портит людей.

– О! Да вы, Люда, почти философ! – обронил Юрий.

– Куда мне, – отмахнулась та. – Об этом явлении написаны тома. И прошу: лучше зовите меня Люся.

Так, переговариваясь, народ выходил из зала в фойе, а оттуда растекался в разные стороны. Наша четверка, как и многие зрители, вышла на улицу. Смеркалось, но расходиться не хотелось.

– Может, присядем в сквере, – предложил Виктор, – подышим осенней свежестью.

– Я не могу, – сказала Евгения. – У меня сын дома неизвестно чем занимается.

– Ну, ладно. Тогда я провожу тебя до трамвая, – сказал Виктор.

– А я – в метро, –  Людмила посмотрела на Юрия.

– И я туда же, – проговорил тот, боясь выдать свое волнение. Оставаться в относительном уединении с предметом своего влечения было не просто. Как подать себя в лучшем свете и не ляпнуть какой-нибудь банальности?

Друзья попрощались накоротке и пошли в разные стороны. Процесс сопровождения Евгении Виктором до остановки или куда-то еще совсем не интересовал Юрия. Ему предстояло решить не простую задачу: напрашиваться ли в провожатые Люды до дома или не форсировать события?

По всему выходило, – торопиться не стоило. Слишком много было неизвестных в уравнении, состоявшем из двух малознакомых персонажей. К тому же его не оставляла мысль: «Кто он Гекубе? ». Его самооценка явно не давала ему шансов на «светлое будущее» в их отношениях.

Так, встречи в столовой и вновь появившиеся совместные перекуры «экономистов» и «голографиста» на чердачной площадке служебного подъезда продолжались еще несколько дней, пока…

– Друзья, – сказала на очередной встрече Евгения, – не хотите ли отметить день Октябрьской революции в каком-нибудь заведении с музыкой? Есть местечко, где играет классный джаз.

Пророщенное зерно упало на благодатную почву. Было решено отметить всенародный праздник с подобающим размахом. Договорились накануне выходного, в укороченный рабочий день, ехать на Новый Арбат, где располагалось широко известное в узких кругах кафе «Печора».

Существовал риск не попасть в популярное заведение, но ранним посетителям повезло. Для маленькой компании нашелся свободный стол у застекленной стены, откуда был виден во всей красе Калининский проспект.

Обсуждение меню было недолгим, все хотели отведать ромштекс местного приготовления, а из холодных блюд заказали сырное ассорти и нарезку мясных деликатесов. Из напитков единогласно решили начать с отечественного шампанского, мужчины же запросили на пробу бутылку «Сливовицы».

– Что за сливовица? – сказал, ни к кому не обращаясь, Юрий, глядя в меню.

– Что-то из сливы, – предположила Люда.

– Тонкая мысль! – усмехнулся Виктор. – Было б странно, если бы ее делали из апельсина.

– Вот возьмем бутылочку и распробуем, – сказала Евгения. – Вдруг, в ней и апельсин есть.

– Ага. И яблоки, и виноград, – подсказал Виктор.

Официант сравнительно недолго ходил за вином и холодной закуской. Отмечать годовщину революции можно было начинать, хотя бы и на день раньше.

После первых тостов «да здравствует! » и «ура! » за столом наступило затишье, нарушаемое звоном вилок и скрежетом ножей о тарелки. После этого небольшого промежутка следовало продегустировать «Сливовицу».

На бутылке, принесенной официантом, значилось, что «Сливовица» – дистиллят, приготовленный в Сербии из разных плодов и ягод «с ярко выраженным вкусом слив». На этом разговоры об исходных ингредиентах напитка отпали за бесполезностью.

Мужской части компании, разогретой шампанским, не терпелось приступить к изучению вкуса и действия незнакомого напитка. Ей же пришлось уговаривать женскую часть «только попробовать».

– Друзья, – воззвал, как истинный тамада, Виктор. – Давайте вкусим этого золотистого нектара с Балкан и будем все здоровы и счастливы!

– Давайте, давайте,   – подхватило нестройное трио сотрапезников, и дегустация началась. Поначалу, непривычный «ярковыраженный» вкус слив вызывал лишь приятные воспоминания о лете, когда в овощных магазинах появлялись сливы. Но, чем дольше шла «дегустация», тем больше друзья подпадали под влияние экзотического напитка.

Наконец, он настолько захватил воображение «дегустаторов», что им потребовалось продлить знакомство с ним, для чего они попросили официанта принести еще одну бутылку нектара. К этому времени тосты произносили все подряд, порой, перебивая друг друга.

– А теперь позвольте предложить тост за нашу дружбу, – пытался держать планку выпускник ВГИКа.

– Нет, нет, – перебивала его Евгения, – сперва выпьем за случай, который свел нас вместе.

– Не за случай, а за судьбу, – пытался внести остатки трезвой мысли в диспут Юрий.

– Да, ладно, – резюмировала Люда, – давайте за все хорошее, а то уже надоело ждать!

За этим следовало чокание рюмок друг о друга и их опустошение. На мгновение лица «дегустаторов» застывали с выражениями лиц от гримасы умирающего, укушенного гюрзой, до блаженного, пребывающего в нирване.

Поскольку от закуски на тарелках оставались лишь крошки для кошки, действие экзотического напитка заметно усиливалось. А тут, вдруг, вступил джаз.

Натуральный звук инструментов, не подверженный обрезанию электроникой, звучит так интимно, будто приглашает слушателей к слиянию. Души нашей компании уже были настроены в унисон со звучанием квартета. Приглашений партнеров партнерши даже не ждали и встали со своих мест одновременно с ними.

Танцы под интимное, уговаривающее ворчание саксофона, поддерживаемое синкопами рояля и догоняющими отсечками щеток, не что иное, как исторически сложившийся ритуал слияния сердец, бьющихся в такт музыке.

Виктор и Евгения, судя по их вальяжности, давно прошли этот волнующий этап. Юрий с едва скрываемым трепетом приблизился к Людмиле.

– Люся, вы не возражаете?

– Отнюдь, – сказала Люся, – и давайте перейдем на «ты».

– Хорошо, попробуем, хотя это непросто.

На небольшой площадке у сцены двигалось всего пять пар. Посетители кафе еще не успели освоиться и отведать местных яств. Нашим «дегустаторам» казалось, что они скрылись в толпе танцующих, и никто не видит процесс «слияния их душ». Увы, то, что они творили, больше походило на слияние тел.

Юрий, робко приобняв Людмилу, ждал от нее чего угодно от увеличения дистанции между ними по ее требованию, до ее внезапного ухода с танцпола. Но то, что произошло с ней на первых же тактах музыки, было ударом по его сознанию.

Блестящая, недосягаемая красотка из голливудских боевиков, вопреки всем страхам партнера, удивительно мягко и естественно прильнула своей умопомрачительной грудью к груди Юрия так, что от неожиданности он прогнулся, ссутулившись и втянув живот.

Увы, двигаться в таком неестественном положении было и неудобно и смешно. Через мгновение-другое, придя в себя, Юрий принял вызов, выпрямился и ответил встречным выпадом. Это не только не смутило Людмилу, но привело ее почти в экстатическое состояние.

Ощутив мужское естество необычайно возбужденным, Людмила неприлично двинула бедра вперед, не давая никаких шансов Юрию думать о чем-то ином, кроме срочного обладания ею. Скорее, это был даже не танец, а то из чего родился блюз.

Это был синкопированный псалом, спиричуэлс с нарастающим темпом, что привыкли исполнять новоявленные протестанты из далекой Африки. В нем без зазрения совести, которой у дикарей по определению не было, воспевалось слияние с сыном бога в вышних эмпиреях, in the uper room, очень похожее на обычный, земной половой акт.

Слава богу, что, каким бы длинным блюз ни был, он тоже имеет конец. В противном случае, интимный танец мог закончиться, естественной неконтролируемой разрядкой у одного, а, может, и у обоих партнеров.

Постояв по окончании музыки еще несколько мгновений в позе «не-разлей-вода», пара пришла в себя, расслоилась и приняла почти нормальное человеческое положение. По крайней мере, так казалось обоим партнерам.

На самом деле, вид танцоров был вызывающе неприличен. Юрий походил на вампира из фильма ужасов, не видящего ничего вокруг, кроме ускользающей жертвы. Люда – женщину, потерявшую опору в жизни, ищущую ее среди незнакомого и чуждого мира трезвых людей, наподобие слепой цветочницы из Чаплинсого фильма «Огни большого города».

К счастью, эта ситуация длилась не долго. Партнер сфокусировал остатки зрения на месте абонированного пребывания и препроводил партнершу к нему.

– Ну, вы даете! – заметил Виктор подходящей паре. – Еще немного, и вас попросили бы из заведения.

– А что такого?! – подняла глаза Людмила. – Мы же не целовались, а просто поддерживали друг друга.

– Да-да, я просто боялся упасть, вот и прислонился к Люсе, – пробурчал Юрий. – Мне больше не надо «Сливовой». Давайте закажем кофе.

В результате небольшого спора все же было решено взять еще одну бутылку «Сливовицы», а к ней – подобающей закуски. Так застолье длилось до той поры, когда танцы на небольшом пятачке у просцениума, не превратились в толпу, переминающуюся в заштатном клубе под радиолу.

Тем не менее, друзья поучаствовали и в этой постыдной акции, поскольку понятие о стыде к этому времени в их головах исчезло начисто. Со стороны партнеры в означенных танцах походили на боксеров в предпоследнем из двенадцати раунде. Кто на кого пытался опереться или поддерживал, войдя в клинч, было не понять. Самое главное, по окончании раунда, то есть, танца, противники-партнеры оставались довольны собой настолько, что не собирались уходить на заслуженный перерыв.

Долго ли коротко длилось слияние или, скорее, слипание вновь обретенных друзей, но и оно подошло к концу. Уже в сумерки маленькая такая компания, собрав волю в кулак, покинула злачно-музыкальное заведение и вдохнула свежего осеннего воздуха на сверкающем всеми огнями проспекте.

Трезво рассудив, что лучшая мера для принятия благообразного вида при входе в метро,– небольшая прогулка, квартет двинулся в сторону Большого Театра. На ходу были исполнены шлягеры советских композиторов: «Вставай, проклятьем заклейменный! », «Вперед заре навстречу», «Широка страна моя», «Взвейтесь кострами, синие ночи! » и др.

Пели на три голоса, поскольку Виктор к этому времени, пытаясь осадить молодежь, осип. Люда старалась изобразить партию сопрано, Евгения – меццо, а Юрий, взяв Си малой октавы, тут же сваливался на Ре второй и вообще переходил на фальцет.

Слава богу, на тротуарах уже было мало народа, да и тот вполне разделял праздничный настрой квартета-трио.

Пройдя вдоль Манежа и Университета, компания остановилась у гостиницы Националь, и стала томительно-умильно прощаться, – отсюда расходились пути явно устоявшихся пар. Виктор с Евгенией двинулись к метро Площадь Свердлова, Юрий вызвался провожать Людмилу до дома.

Где Люда живет, Юрия совсем не волновало. В любом случае он должен был следовать за ней, даже, если бы она жила  на станции Мир в Антарктиде. К тому же она не только не возражала, но явно понукала Юрия следовать за ней.

Так, после получаса езды в подземке они оказались на южной окраине города в новостройке, откуда до дома Люды надо было ехать еще и на автобусе. Поездка в автобусе на заднем сидении, где их подбрасывало на новостройных ямах, как на заморских аттракционах, превратилась в сплошное безрассудное веселье.

Заливистый смех Людмилы при взлете на очередной кочке сначала смущал Юрия. Однако с каждым взрывом ее хохота он проникался ее настроением и вскоре начал ржать, вторя ей, как жеребец при виде ретивой кобылы.

Пассажиры автобуса сначала негодовали. Серьезному люду, добиравшемуся домой, смех без причины и именно там, где надо было ругаться и проклинать градоначальство, был противен. Однако со временем, и они начали улыбаться и посмеиваться над бесплатным развлечением.

Наконец, водитель нажал на тормоз там, где весельчакам надо было выходить. Он их тиранил треть часа подряд. Увы, и этого вполне хватило, чтоб разогреть задор парочки.

Едва выбравшись из автобуса, они, не замечая пассажиров на остановке, вцепились друг в друга не столько, чтобы не упасть, сколько от острого желания испить из неизвестного загадочного источника, таящегося у них во рту. Через мгновение они впились в губы друг друга, как путники в Сахаре, встретившие родник с живительной влагой.

Сколько времени заняло взаимное утоление жажды путников, трудно сказать. Каждый знает, что по общей нашей теории относительности, время в полете к звездам теряет привычный размер.

Сладость одного языка, ощущаемая языком другого, – нормальных людей сильно возбуждает. У людей, принявших возбудительно-успокоительные напитки, эти ощущения вызывают тягостную боль, схожую с мучительным помутнением рассудка. Эти разрушительные симптомы не каждому трезвому человеку преодолеть удается, а что ж говорить о наших, мягко говоря, пьяных героях?

Слегка отстранившись друг от друга, чтобы набрать воздуха, они успели заметить некоторое количество зрителей, забывших о своих автобусах и жаждущих продолжения страстного дуэта. Увы, остатки сознания у обезумевших любовников не дали зрителям досмотреть финал. Именно эти остатки увели парочку за кулисы, то есть за стенку павильона.

Здесь началось то, что «детям до шестнадцати смотреть не разрешается». Отравленные коктейлем из оральных секретов, мужчина и женщина вошли в транс и начали вскрывать одежду друг друга. Для какой цели, - никакой психоанатом не смог бы объяснить. Конечно, им давно уже было жарко, и, может быть, исследовательский инстинкт вел их к источнику этого чудного жара.

Забыв о слушателях за тонкой перегородкой остановки, они стояли в осенней грязи, а их ладони ощупью сквозь слои одежд лихорадочно дрожа, пробирались к телам друг друга. Их пальцы достигли такого уровня тактильности, что ощущали любую неровность кожи от мурашек на ягодицах, до шва на месте извлечения аппендицита.

Взаимное изучение кожных покровов, их ярко выраженных особенностей и выделений вело каждого из исследователей к естественному окончанию. У них не оставалось сомнений: взаимопроникновение или соитие должно было состояться немедленно при любых обстоятельствах. Об этом говорили и косвенные признаки, такие, как прерывистое «заполошное» дыхание обоих, звуки похожие на «м-м-у», издаваемые ими, а так же шум от трения и ударов спины Люды о стенку остановки.

Однако, что-то пошло не так. Возможно, именно эти непривычные звуки пробудили в голове женщины память о стоимости ее импортной куртки. Они-то и задали тормозной импульс неминуемому коллапсу.

– Подожди, – успела она прошептать во время очередного глотка воздуха между сладчайшими засосами. – Давай хоть отойдем.

– Пойдем к тебе домой, – промычал он в ответ.

– Какое, - домой! Там может быть свекровь с моей дочкой.

– Вот и проверим, – настаивал он.

Что в этот момент было главным для принятия решения Люды: натиск и воля Юрия или ее желание проверить наличие свекрови дома, – было неизвестно. Так или иначе, женщина согласилась «проверить», и парочка, застегнув наскоро одежду, побрела к многоэтажному дому неподалеку.

Во время подъема в лифте на девятый этаж Юрий изо всех сил старался держать себя в руках, и не смотрел в сторону своей пассии. В противном случае, ему пришлось бы по примеру многих киногероев остановить кабину между этажами и утолить желание, переполнявшее их обоих.

Выйдя из лифта, Людмила приказала настырному дружку ждать на лестнице, а сама тихо открыла дверь и вошла в квартиру. Не найдя в ней никого, кроме попугая, она вышла и позвала Юрия.

Не дожидаясь приглашения, он уже снял с себя верхнюю одежду, а перейдя порог, сбрасывал на пол и остальное. Впрочем, подруга делала то же самое. Ноги понесли их на ближайшую горизонтальную поверхность – персидский ковер в большой комнате. На другое их фантазии уже не хватало. Именно здесь и случился неистовый акт соития.

Последние слова носят отзвуки сухих канцеляризмов. Увы, других приличных слов, для описания оргии обезумевших людей в русском языке не найти. Когда их тела покрываются испариной, смешанной с душистым секретом, разум покидает несчастных, и они начинают мучить друг друга до самозабвения.

Он, считая себя грамотным мужчиной, сдерживал себя изо всех сил. Стараясь распалить и без того горящее лоно женщины, он несколько секунд парил над распростертым почти бездыханным ее телом, лишь слегка касаясь членом ее промежности и волосами своей груди – ее сосков.

Коснувшись языком боковой поверхности шеи Люси, он вызвал у нее взрыв ярости. Взвизгнув, она в исступлении схватила его за бедра, подняла свои и буквально захватила его член своей вагиной. На этом грамотная прелюдия досрочно закончилась, и началось жуткое, казалось, бесконечное сладкое падение в бездну, откуда возврата нет.

Войдя в нее, Юрий застыл на мгновение, чтобы полностью ощутить сладость наивысшего достижения, доступного в отношениях с женщиной. Медленно ускоряя движения, он давал и подруге привыкнуть к новым ощущениям, к его «программе», рассчитанной на мучительно плавное развитие событий.

Увы, и здесь ему не дали командовать. Людмила, не желая терпеть муки ожидания давно назревшей развязки, стала ускорять движения своих бедер навстречу его неторопливым поискам точки «джи». Ему ничего не оставалось, как подчиниться ее ритму и ускориться. Через пять минут Люся слезливо всхлипнула и вдруг исторгла оглушительный рев похожий на рык голодной тигрицы.

Именно этот крик накрыл сознание Юрия пьянящей волной свершения, какая обрушивается и на покорителя восьмитысячника. Мгновение, – и он победно салютовал своим животворящим зарядом, оросив им распаленный эпителий вульвы. Подтверждая долгожданную разрядку, их тела одновременно забились в приторно-сладких судорогах оргазма.

Сделав по инерции несколько пустых движений, Юрий замер в изнеможении, придавив Люсю своим телом и продлевая сладостную истому. Некоторое время Люся не подавала признаков жизни.

– Ты жива? – тихо проговорил Юрий и, опершись на ковер, слегка приподнялся над ней.

– Жива, – прошептала та. – Не поднимайся, мне так приятно, когда ты давишь на меня всем весом.

Слегка обескураженный и одновременно польщенный оценкой своего веса, он расслабился и сладострастно надавил грудью на прекрасную грудь Люси, по всему, не истраченную кормлением ребенка.

Пролежав несколько минут этаким безжизненным бутербродом, парочка, не сговариваясь, поднялась и направилась в ванную. Люся вошла туда первой, но дверь за собой не закрыла. Для Юрия это значило приглашением следовать за ней.

Надо ли говорить, что совместное омовение после мучительных поисков друг друга в одежде, а затем и скоротечного акта, сопровождалось у них продолжением ласк. Пока пена душистого шампуня еще ласкала их кожу, тела уже начали сплетаться в замысловатый узел, напоминая творения Родена или Клодель.

Одно дело, когда два разгоряченных, обезумевших от страсти субъекта набрасываются друг на друга, чтобы погасить жгучее либидо, другое – наслаждение при неспешном изучении тел друг друга.

Ладони наших героев, как ладони какого-нибудь Праксителя или Мухиной, оглаживали и проникали во все уголки тела партнера, насыщались от него энергией и быстро восполняли недавнюю её потерю.

Пространство ванны ограничивало фантазию наших героев. Насколько было возможно, они использовали все положения в попытке удовлетворить накрывающее их желание.

Вероятно, вода, изливавшаяся из лейки душа, вносила некий дискомфорт в процесс сплетенья рук, ног и других частей их тел. Для повторения недавно испытанного наслаждения почти протрезвевшая парочка, обтираясь на ходу, бросилась в спальню.

Люся отбросила с постели покрывало и прыгнула рыбкой на белую простыню. Вид посвежевшего благоуханного тела Люси придал Юрию живой импульс для импровизации. Он навалился ей на спину, она слегка раздвинула ноги, и он почти сразу попал своим орудием в цель уже готовую к его приему.

Умение двигать бедрами и тазом, как в самбе, стоя, дается не каждому. Лежа на животе делать это еще труднее, тем более под спудом мужского тела. Люся могла лишь слегка приподнимать зад навстречу движениям Юрия, и опускать, опережая его вхождение на секунду. Затем, – провожать его в мгновение, когда он скользил вверх.

В джазе это покачивание с задержкой называется свингом. За инструментом, ведущим основную тему, следуют другие с едва заметным отставанием, будто догоняя его. Это создает подмывающий, заводящий публику эффект.

Люся заводила, дразнила Юрия так, что долго «свинговать» он не мог. Подчиняясь ее ускоряющемуся ритму, он весьма быстро достиг пика возбуждения. Миг, – и обоих накрыла бурная разрядка.

В этот раз, не задерживаясь, Юрий отвалился от горячего тела подруги и упал рядом с ней навзничь. Оба, глубоко дыша, замерли в изнеможении. Наступили минуты осознания происшедшего. Каждый думал, какое чудо свершилось над ними и как продлить его, пока есть силы.

Наконец, Люся перевернулась на спину и прошептала, воображая, что сохраняет секретность происходящего:

– Ты жив?

– Чувствую себя на небесах, значит, не жив, – прошептал Юрий и, выдержав паузу, добавил, – но и не мертв.

– Я тоже. Я такого еще не испытывала. Какой ты трепетный!

– Ты хорошо чувствуешь партнера, – вставил и свою похвалу Юрий. – Такая эмпатия любого заведет. С тобой, кстати, и танцевать легко.

– Да уж, – согласилась Люся. – Мне об этом говорили разные партнеры.

– А что муж, где он? – немного погодя, спросил Юрий.

– Так, он торгпред в Японии. Я с ним прожила три года, но не выдержала, уехала сюда. Тоска там была смертная.

– А он остался?

– Да. Спит там с какой-нибудь секретаршей. Ну, и бог с ним. Там все живут друг с дружкой по очереди.

Юрий задумался. Такого сказочного сюжета он не мог даже представить. Принцесса, освободившаяся от брачных обязанностей, выбрала любовником его! Это казалось случайной выходкой избалованной красотки.

– То-то у тебя весь антураж японский. И кимоно, наверное, есть.

– Есть, но как сувенир. Разве его здесь наденешь? Хочешь, я тебе подарю нецке? У меня их несколько штук.

– Спасибо! Я такое не собираю. Этим надо увлекаться, – сказал Юрий, придвинулся вплотную к Люсе и стал, едва касаясь, гладить ее грудь. Ощущение полновесной мягкой плоти, не помещавшейся в его ладони, впервые испытываемое им, действовало на него, как заговоренное снадобье, разгоняющее кровь. Добравшись до сосков, дерзко торчащих из темных, покрытых мурашками, кружков, он испытал прилив нежности и желания взять их в рот – рефлекс младенца, сохраняющийся у мальчиков всю жизнь.

Опершись на локти, он завис над этим чудом природы и, любуясь им, по очереди стал брать губами то один, то другой сосок, а кончиком языка теребить их.

– Мне, конечно, приятно, что тебе нравится мое достояние, проговорила Люся, – только, извини, я ничего особенного не чувствую. Абсолютно. В большом количестве это даже неприятно.

Юрий не сразу понял, что последнее замечание относится к его ласкам. Неужели природа может так посмеяться над своим творением, сделав его прекрасным, но безжизненным? Осознав это, он потерянно отстранился, но тут же спохватился и захватил губами губы подруги, как бы извиняясь за свою нечаянную оплошность.

Затем, вытянув губы трубочкой, Юрий протолкнул их меж зубов Люси и стал потихоньку всасывать ее язык. От неожиданности она сначала напрягла его, но ощутив ласковое поглаживание его языка, отпустила его и полностью отдалась необычному ощущению. Когда же ее язык коснулся неба Юрия, он застонал, будто сладкая молния пронзила его мозг.

Люсе передалось его резкое возбуждение и, как ответ на него, она приобняла его бедра свободной ногой и погладила их своей теплой икрой. Этот нежный жест придал Юрию сил для продолжения игры. Заметив это, Люся перехватила инициативу.

Повернув Юрия на спину, она встал на колени, расставив их по обеим сторонам его бедер, и стала гладить сочной вагиной его отвердевший ствол. Юрий при виде ее хрупкой фигуры с грудью потрясающей формы и без того был готов пронзить полураскрытый бутон, прикрытый светлыми кудряшками волос, однако, его хозяйка решила немного оттянуть тот сладкий миг. Она наклонилась над ним, чтобы соски ее грудей коснулись его сосков, и стала гладить их своими, постепенно опускаясь на них всем весом.

В результате Юрий взорвался от нетерпения, захватил ее бедра, приподнял их и пронзил ее раскрывшийся палевый бутон своим пылающим членом. Эта схватка двух тел шла не ради победы, а, скорее, для сдачи ее сопернику, чтобы в нужный момент догнать его и прийти к финишу вместе. Таким «пилотажем» владеют не многие пары даже после долгих тренировок.

…На другом конце города события разворачивались по-другому. В небольшой квартире кирпичной восьмиэтажки Евгения уже уложила восьмилетнего Егора спать и хлопотала на кухне. Чтобы занять чем-то время, готовила чайную церемонию по-московски: заварка индийского чая в фарфоровом чайнике, да мятные пряники не первой свежести, о которые можно сломать зубы.

– Как думаешь, малец уже спит? – спросил Виктор.

– Пока чаевничаем, заснет, – ответила Евгения и разлила по чашкам чай. После недавних возлияний разговаривать ей совсем не хотелось.

– Тебе не понравился наш выход в свет?

– Немного тяжеловато, – ответила Евгения. – Вторая бутылка сливовицы явно была лишней. Вечно вам мужчинам не хватает, а потом все страдают. Вот, как теперь этот молодчик доберется домой после поездки в Чертаново?

– А с чего ты решила, что Люся отпустит его в ночь на другой конец города?

– Не думаешь ли ты, что она сбрендила, и оставила его у себя? Да и свекровь могла быть дома.

– По-моему, они уже в кафе сошлись… характерами и вообще сошлись. Юрка – парень не промах. Язык у него подвешен и остальное…

– Ну, и ладно. Она давно не девушка, думаю, разберутся. Ты-то как, остаешься?

– Конечно. Не тащиться же мне ночью в Заречье.

– Ах ты, мой дружочек! – сказала Евгения и поцеловала Виктора в щеку.

…Юрий проснулся в четыре утра. Какое-то время соображал, где он и почему. Огромная кровать, рядом кто-то, укрытый одеялом с головой, незнакомые стены, мебель. Наконец, дошло.

Он оторопел, не зная, как себя вести. Что же он наделал! Замужняя женщина, жена дипломата, королева! И он, «технолог Петухов»! Захотелось исчезнуть, раствориться в эфире, как будто ничего ночью не было.

Как можно плавнее он встал с кровати и, еще не совсем придя в себя, стал собирать по квартире одежду. Одевшись на кухне, заглянул в ванную в поисках наручных часов. Не найдя их на полке у зеркала, потрогал карманы брюк. Слава богу, часы были там: давно выработанная привычка класть их в карман, будучи в гостях, работала, как условный рефлекс.

Труднее всего было выйти из квартиры беззвучно. Поскольку запирать входную дверь не было нужды, оставалось закрыть ее медленно, чтобы защелка не выстрелила громко.

На его счастье, на стоянке такси дремала пара олин, и одна из них с неудовольствием и с вдруг пробудившимся удовольствием повезла его под родительский кров.

В дороге ему виделись картины одна грустнее другой. То мать, с заплаканными глазами, стоящая в дверях квартиры, то она с отцом, сидящие у телефона в ожидании звонка от служб, задействованных в поисках «одного из пропащих своих сыновей». Он попытался, было, приготовить занимательный рассказ о своей пропаже, но в голову ничего не приходило. Так объяснение с родителями осталось на «авось пронесет».

В этот раз действительно пронесло. Родители спали или делали вид. Юрий пробрался в свою комнату, тихо разделся и лег досыпать. О, долготерпивые родители! Сколько свободолюбивых детей они вырастили! Откуда такое понимание ситуации? Может быть из личного опыта? Видно, правильный опыт обретают дети на селе.

Известно, что именно в деревнях вырастают сильные, не зависимые от чужого мнения личности. Именно они, крестьянские дети, стали Смирновыми, Григорьевыми, Филипповыми – поставщиками двора его Величества. Родители Юрия не создали производств деликатесов, хлебобулочных и крепких напитков. Зато считались рядовыми «винтиками» в огромной индустриальной машине и мужественно терпели звание рядовых строителей «светлого будущего».

Объяснение произошло утром, когда ночной гуляка поднялся ото сна. Дознание, как обычно, начинала мать.

– Ну, рассказывай, как было дело, – начала она «мягко стелить». – Хорошо провел время? Судя по запаху и личику, неплохо.

– В общем, да, – врать Юре не хотелось. Первая фраза должна была примирить догадку матери с его воспоминаниями.

– А конкретнее не можешь? Совесть мучает… Мы с отцом мечемся, разрываемся в его поисках, обзваниваем друзей и знакомых, а ему на все наплевать!

Переход с обращения к преступнику в первом лице к обращению в третьем – означал призыв свидетеля обвинения к участию в судебном процессе.

– Ну, рассказывай о доблестях, о подвигах, о славе, – поэтично вступил отец.

– Виноват, закружился в вихре событий, забыл позвонить… – тянул время Юрий, готовя тем временем в другой половине мозга легенду о себе, как о богатом купце Садко, спустившемся на дно.

– Это что за вихрь?! Какая-нибудь пьяная компания. Без женщины не обошлось. Рассказывай, кто это, что за люди, чтобы мы впредь знали, где тебя искать?

– Да просто с сотрудниками отмечали годовщину великого Октября, – вспомнил Юрий.

– Люди все приличные, никаких излишеств, все было пристойно. Застряли у нашей сотрудницы. Замужней, – вспомнил он важную для своего алиби деталь. Привычка говорить полуправду была у него, как у сына своего времени, в крови. А умение импровизировать в патовой ситуации, было почерпнуто у героев классической литературы, начиная с П. Чичикова и кончая О. Бендером.

Поверили простодушные родители его полупризнанию или остались в сомнениях, – не имело значения. Главное, появился живой и здоровый, а детали о гулянке сын со временем выдаст сам.

Придя на службу в понедельник, Юрий не мог найти себе места. Берясь за вычисления и систематизацию измерений, проделанных на прошлой неделе, он периодически останавливался, уставившись на калькулятор, и вновь и вновь вспоминал события, происшедшие перед выходными.

Казалось, что ночь, проведенная с Люсей, ему приснилась в страшном сне. Каждый раз ему виделось, как в съемке рапид, преследование им невинной женщины, проникновение в ее гнездышко и нападение на ничего не подозревающую жертву.

Хорошо, что Люся взрослая женщина, и от последствий бурной ночи наверняка защитилась. Но что, если - нет?! И вообще, по какому праву, как он смел посягнуть на святое – институт брака! Эти мысли не давали работать и вгоняли его в пот целую неделю. О том, чтобы пойти в столовую в «их время», тем более – на совместный перекур, не могло быть и речи, пока ему в лабораторию не позвонил Виктор.

– Старик, что с тобой случилось? Не заболел случаем? Мы каждый день ждем тебя на обед, а ты не идешь, – с усмешкой проговорил он.

– Да, вроде, не заболел. И Люся тоже с вами… ждет? – выдавил он из себя самое сокровенное.

– Ну, да. Она теряется в догадка, куда ты пропал. Приходи сегодня в столовку как обычно.

Что испытал Юрий, услышав, что его ждет в числе прочих Люся, трудно описать. Здесь было и облегчение от его полной реабилитации, и радость от скрытого приглашения к продолжению связи.

Он пришел в столовую чуть позже обычного, чтобы подсесть к друзьям, когда они будут заняты едой и не смогут обсуждать его «неожиданное» появление. Его расчет был верным, компания приветствовала его весьма сдержанно. Очевидно, часть друзей не была осведомлена о деталях завершения викенда другой частью.

– Ну, наконец-то, – проговорил Виктор вместо приветствия. – Без тебя обед в горло не лезет.

– Извините, если нарушил процесс пищеварения, – произнес Юрий заготовленную тираду. – Но я принес кое что для его нормализации.

С этими словами он вынул из-под стола бумажный пакет, а из него слегка выдвинул небольшую фляжку коньяка «Старый Кенигсберг». Затем из того же пакета извлек и поставил на стол маленькие пластиковые стопки.

Друзья с изумлением, но и с нескрываемым удовольствием восприняли манипуляции Юрия, будто наблюдали за номером Арутюна Акопяна. Разлив по стопкам коньяк, как ему казалось, незаметно, он проговорил в полголоса тост:

– Так выпьем за то, чтобы наши желания совпадали.

– Весьма двусмысленный тост, – отметил Виктор, но все молча согласились с ним и выпили.

Растопив лед неловкости золотистым нектаром, Юрий почувствовал себя намного уверенней. Поглощая еду, он поглядывал украдкой на Люсю, но она делала вид, будто не знает его и знать не желает. Это действовало на страдальца, как заусенец на пальце: откусить бы его, но при людях неудобно.

– А что во время моего отсутствия произошло в экономике производства полимерных пленок? – пытался разговорить друзей Юрий.

– Ну, как что? Экономика привычно стагнирует. Ей не хватает дотаций и вливаний инвесторов, – нарочито серьезно ответила Евгения. – Кинопроизводство вынуждено пользоваться импортными материалами, от чего страдает благосостояние народа.

– Тем более, голографическое кино, – поддержал сотрудницу Виктор. – Кстати, куда у вас за это время продвинулась лазерная визуализация динамических объектов?

– Киносъемка что ли? – уточнил Юрий. – Так туда же, оформлением командировки главными спецами на экскурсию за океан.

– И чего люди туда ломятся, – сказала Люся, – будто там их будут возить в Диснейленд. Из отеля на завод – и обратно! Денег на развлечения ведь не дадут…

– Да, хоть бы одним глазком глянуть, как нормальные люди живут, – сказал Виктор.

– В журналах, конечно, все красиво, но ведь и трущобы иногда показывают.

Такой ни к чему не обязывающий разговор тянулся до конца трапезы. Оставалось еще одно совместное действо, надуманное и вредное для здоровья, – перекур. Курение для служащих НИИ было не следствием никотиновой зависимости, но ритуалом коммуникации и приобщения к «своим». Каждый, желающий стать «своим», как  это положено в криминальных кланах, должен «замазаться». На эту нехитрую приманку особенно в переходном возрасте легко попадает мелкая рыбешка. Так табачная мафия растит свои ряды, а значит и прибыли.

Компания из четырех курильщиков не была исключением. Если кто и был из них зависимым, то лишь Евгения. Она курила давно, желая в молодости стать своей в богемных кругах. Остальные курили «за компанию».

Место для курения было выбрано не в местах скопления курильщиков, а в довольно интимном закутке, на лестничной площадке у входа в чердачное помещение. Туда никто никогда не заглядывал, кроме особых случаев – протечек крыши или, не дай бог, пожаров.

– Ну, что? Давай закурим, товарищ, по одной, – Виктор протянул Юрию раскрытую пачку «Явы», которую «для дела» всегда носил с собой.

– А у нас «Dunhill», – сказала Евгения и протянула свою темно-красную коробочку Люсе.

Процесс курения зависимых отличается глубокими, до нижних бронхов, затяжками и красивым выпуском  посветлевшего дыма из ноздрей. Никотин и сопутствующие смолы оседают на нежных тканях легких и, проникая в кровь, а затем в мозг, доставляют ему избыточное количество эндорфинов. Естественно, человек при этом балдеет и чувствует себя посвященным, то есть, намного выше тех, кто дышит дешевым атмосферным воздухом.

Любители и соучастники вдыхают дым сигарет не глубоко, но лишь имитируя затяжки. При этом дым из ноздрей и кольца из округленных губ тоже пускают, но, выходит, курят понарошку. Естественно, зависимые недолюбливают любителей как растратчиков дорогого зелья.

Через пару затяжек Виктор решил вспомнить, как проходило их празднование годовщины Октября.

– А помните, какова на вкус «Сливовица», – забросил он крючок для завязки разговора.

– Еще бы, – подхватила Люся. – Теперь чернослив я долго не смогу есть. Этот въедливый вкус…

– А мне его интимная горчинка понравилась, – глядя в пространство, сказал Юрий. – Главное, не пить лишнее.

– Золотые слова, – улыбаясь, кивнула ему Евгения и выпустила дым в потолок. – Голова не болела после нашей вечеринки?

– Голова не болит у того, кто не пьет ничего, – вспомнил Юрий чьи-то стихи. – У меня болела, но не от выпитого. Правда, так мало, что и не помню от чего. Даже не стоит вспоминать.

Люся во все время перекура не смотрела в сторону Юрия и по-прежнему делала вид независимой и неприступной дамы. Тем не менее, раз она интересовалась его «пропажей», значит, думала о нем. Но, как узнать, думала, чтобы отчитать и поставить точки над i или… Для уточнения ответа надо было устроить их личную встречу.

Вызвать Люсю на разговор в рабочее время казалось Юрию невозможным и грубым. И, что он может спросить, кроме банального, «как дела? ». Может, рубануть напрямик: «тебе понравилось, как мы давеча ночью кувыркались? ». Увы, предстояло организовать «нечаянную» встречу после работы, проводить Люсю до метро и слово-за-слово выяснить ее отношение к нему и их ситуации.

Была ли эта ситуация «их», как вменяемых личностей, или, как результат тектонико-алкогольного сдвига их сознания, предстояло уяснить в разговоре тет-а-тет. Юрий не стал откладывать разрешение этой задачи.

Едва на Спасской башне начался вечерний перезвон курантов, предвещая шесть ударов главного колокола, Юрий уже бежал, перепрыгивая через ступеньки, к главному выходу из их заведения. Встав в сторонке от потока выходящих из подъезда служащих, он вытягивал шею, чтобы взглядом выудить из него свое сокровенное чудо.

Долго ли коротко длилось его нетерпеливое ожидание, но и оно увенчалось некоторым успехом. Люся вышла на ступеньки подъезда в сопровождении Евгении, но дойдя до трамвайной остановки, они расстались. Ему стоило немного добавить шага, и он оказался рядом с Люсей. Идя на шаг позади нее, он не мог не нарадоваться близости к ней. Ее подтянутая фигура, упругая походка останавливали не только его восхищенные взгляды.

Не дойдя каких-то ста метров до входа в метро, Люсю догнал кто-то из сотрудников института и нахально взял ее под руку. Юру передернуло от досады. Сколько раз говорил себе: делай сразу, куй железо! Увы, как всегда, чуть промедлишь, и все планы рушатся.

Несмотря на сей казус, он решил преследовать Люсю до победного конца. Выйдя на перрон подземки, он с облегчением увидел, что наглец распрощался с Его подругой и перешел на противоположную сторону перрона. Теперь уж Юрий не медлил. Он, чуть ли не как бегун на финише, подлетел к Люсе и, набрав воздуха, соврал:

– С трудом вас догнал! Бежал от института и уже не чаял  увидеть.

– Да? А, что за надобность так бежать?

– Ну, хотел извиниться за…

– За то, что оставил меня в полном недоумении.

Увы, подошел поезд, и его грохот не дал продолжить животрепещущий для обоих разговор. Юрию ничего не оставалось, как последовать за Люсей в вагон.

– Когда я очнулся под утро, понял, что сотворил что-то ужасное, – кричал он в ухо Люсе, прижатый к ней далеко не свежими телами пассажиров. – Кто я? И вдруг ты! Вернее сказать, вы! Солидная замужняя женщина, мать.

– Кончай трепаться, – прокричала ему Люся. – Здесь не место для объяснений.

Такой ответ несколько обескуражил Юрия, но и порадовал своей простотой. В нем он услышал скрытое предложение продолжить диалог в более подходящей обстановке.

– Я могу говорить и не в метро, – согласился он при остановке поезда на следующей станции. – Если вы не против.

– Не против, но лучше сделать вид, будто мы не знакомы, – проговорила Люся, едва повернувшись к Юрию.

Он сразу отпрянул и принял вид уставшего конторского служащего. Однако в это время в душе его расцвели незабудки. Пока ехали до нужной станции, о чем только Юрий ни мечтал! Картины пробной близости двоились, троились и множились в его воображении.

– Ну, а теперь мы можем поговорить? – сказал он, выйдя вслед за Люсей из метро.

– Можем. Я вас слушаю.

– Немного не допонял, – проговорил он в некоторой растерянности. – Мы, похоже, не знакомы. Разрешите представиться. Я тот нахал, что проник недавно к вам в дом и…

– Ладно, хватит веселиться, – сказала Люся. – Я ждала, ждала, как дура, что ты объявишься. Целую неделю в полном неведении. Нельзя было хоть через Витьку передать, что жив. А то, исчез ночью… Куда, зачем?

У Юрия перехватило горло, и он не сразу ответил. Такого участия в его неправедной судьбе и укора его эгоистичной сущности он не ожидал.

– Не могу объяснить, чего я испугался, – проговорил Юрий. – Показалось, что нас могут накрыть. Да и дома могли хватиться.

– А, ты живешь с родителями?

– Увы! Ищу недорогую комнату, чтобы отделиться. Хочется жить отдельно.

– Тебе, как я понимаю, 25 лет. Мог бы пожить и с родителями.

– Ну, нет! — воскликнул Юрий. – Я вполне могу обеспечить себя и управиться с домашним хозяйством. Посуду-то мыть я умею.

– Отделиться, чтобы устраивать гулянки? - с некоторой укоризной заметила Люся. – Знаем, чем кончаются холостятские вечеринки на Бейкер стрит.

Тем временем, подошел автобус, и Юрию ничего не оставалось, как опять следовать за Люсей. В автобусе разговаривать было неудобно, а выйдя на своей остановке, они продолжили с того же места.

– Какие глубокие познания о холостяцкой жизни! – улыбнулся Юрий. – Личный опыт или из бульварных романов?

– Подруга просветила, – отшутилась Люся.

– Понял, – в тон ей ответил Юрий. – Слухами земля полнится.

Тем временем, парочка подошла к дому, который Юрий не сразу узнал. Наступило некоторое замешательство. С одной стороны, он не понял надо ли извиниться и ехать домой, с другой, – может, просто идти за Люсей, пока она не скажет «стоп».

Они подошли к подъезду. Люся открыла дверь и, не говоря ни слова, вошла в дом. Юра с секундной задержкой вошел за ней.

– Ты даже не спрашиваешь, можно ли пойти ко мне? – спросила она с усмешкой.

– Мысленно спрашиваю, – ответил он. – Но, молчание – знак согласия.

– Тебя будут ждать дома, – напомнила она.

– Я предупредил, что задержусь на дежурстве в народной дружине и приду поздно.

– Оригинально. Потом расскажешь своим, как задерживал преступников, – усмехнулась она.

Они вышли из лифта на своем этаже. Люся, привычно оставив Юрия на площадке, заглянула в квартиру и жестом пригласила войти.

Едва закрыв дверь, Люся обняла Юру за шею, а он, опережая ее, впился губами в ее губы. Это был не просто поцелуй, но некий разговор посредством языков, проникающих друг к другу в рот, поглаживающих друг друга и сверху, и снизу, а порой, щекоча небо партнера.

Потоки их слюны сливались в коктейль, пьянящий не хуже шампанского и гасящий сознание. В таком состоянии их движения стали автоматическими, не подвластными воле. Одежда начала стремительно слетать с них с паузами на время объятий их хозяев, случавшихся по мере обнажения очередной части тел.

– Юра, дай мне хоть сходить в ванную, – проговорила она, оставшись без одежды. – Потом ты тоже зайдешь. Посмотри пока журналы у телевизора.

Юра со вздыбленным членом подошел к телевизору в большой комнате и стал механически листать глянцевый «Playboy».

Такой красоты он еще не видел. Женские фигуры с прелестями высших стандартов не могли не завораживать. Он брал один журнал за другим, пролистывал и в каждом из них не находил ни одной повторяющейся красотки. Все были, как на подбор, но совершенно разные. Не то, чтобы не остыв, но с еще большим пылом, бросив журналы, он ринулся в ванную.

– Иди сюда, дружок! – проворковала Люся и стала намыливать Юре плечи, живот и все, что ниже, мягкой губкой.

Он не мог удержаться, прижался к мокрому телу Люси и стал скользить по нему вверх-вниз и из стороны в сторону, возбуждаясь все больше и больше.

– Подожди, я смою гель, – остановила она его и, поливая из душа одной рукой, другой – стала оглаживать его разгоряченное тело.

Дойдя до низа живота, и, омыв одубевший член, Люся присела и обняла его влажными губами. То, что при этом испытал Юрий, было не шоком, но взрывом сознания, катарсисом со слезами на глазах. Он сделал навстречу теплому зеву Люси два-три  движения и вдруг забился в судорогах.

Она не отпрянула, но обняла его за ягодицы и не отпускала до тех пор, пока его тело не затихло, а член не обмяк до состояния, что и у «Давида».

– Что, что ты сделала? — прошептал он, придя в себя.

– Просто поняла, что ты вот-вот лопнешь или набросишься на меня, и решила снять твое напряжение.

Он порывисто прижал ее к себе и стал не целовать, а облизывать ее мокрое упругое тело. Отблагодарив таким образом подругу, Юра успокоился и перешагнул через борт ванны. Люся последовала за ним и, вынув из шкафчика махровую простыню, набросила  ее ему на плечи.

Через пару минут в простынях, накинутых на голые тела, они сидели на мягких табуретах у кухонного стола. На плите в это время грелась джезва с ароматным кофе.

– У меня есть только нарезка сырокопченой колбасы и рокфор, – сказала Люся и, не дожидаясь реакции Юрия, открыла холодильник.

– Из твоих рук согласен съесть любую… – Юрий хотел сказать отраву, но спохватился вовремя, – даже сырую колбасу.

О том, что сырокопченая колбаса – это деликатес, Юрий и не подозревал. Люся не стала обращать внимания на дремучесть друга, но стала выставлять на стол все, что «бог послал».

Кроме колбасы и сыра, она извлекла из холодильника масленку с желтым маслом, банку с мясом крабов и нарезку зернового хлеба в пластиковой коробке. Из тумбочки над столешницей была извлечена бутылка «Камю» и две рюмки.

– Надеюсь, консервы ты сможешь вскрыть, – сказала Люся и подала Юре инструмент с вертушкой, такой же, какие были в иные времена у звонков на дверях коммуналок.

Покрутив в руках незнакомое орудие, Юрий приставил его к банке с одной стороны, – с другой, и хотел уже попросить что-нибудь проще. Вдруг его мысль сработала в нужном направлении, и он, почувствовав себя на какое-то мгновение Левшой, совладал с задачей.

Вскоре комната наполнилась ароматом кофе и острыми запахами закусок. Люся налила в обе рюмки немного коньяка и подняла свою.

– Ну, что скажешь, дорогой технолог? – сказала она с усмешкой.

– Я в просто шоке! Вернее, в трансе, – поправился Юрий и поднял свою рюмку. – Ты – чудо! Я просто обалдеваю рядом с тобой. За тебя!

Они выпили, пожевали колбасы и мяса крабов, затем Люся налила в бокалы кофе. Перекусив, Юрий почувствовал заметный прилив сил, что не скрылось и от Люси. Не говоря ни слова, Юрий потянул Люсю за руку и посадил ее верхом на свои бедра лицом к себе.

Прижав ее грудь к своей, он помедлил, чтобы насытится небывалым ощущением полноты близости, и только затем, среди влажных лепестков ее лотоса стал нащупывать своим разгоряченным пестом вход в него.

Вскоре его интуитивно-тактильные поиски увенчались успехом. Лепестки ее лона с не меньшим трепетом жаждали вторжения его настойчивого дружка в прикрытое ими сакральное хранилище их общего блаженства.

Дальнейшее взаимопроникновение не отличалось своей неистовостью от тех, что предшествовали этому. Со всем жаром молодости они отдавались друг другу так, будто это соитие было первым и последним в их жизни.

С каждым движением в этой позе его дружок старался найти самое отзывчивое и сладкое место у источника мироточия. Люся реагировала на каждое попадание в точку «джи», глухими стонами и старалась встречными полукруглыми движениями таза повторить их еще и еще раз.

Как только число таких попаданий стало критическим, оно перешло в качество. Люся вдруг перестала стонать, глотнула воздуха, как при нырянии, замерла на мгновение и содрогнулась всем телом, как большая рыбина, выброшенная на берег.

Вопль-стон, сопровождавший ее оргазм, было слышно не только в доме, но и за его пределами. Юрия это явление не только не остановило, но возбудило настолько, что сделав еще несколько фрикций, он «догнал» подругу и тоже забился в сладких конвульсиях разрядки.

Они застыли в объятиях друг друга настолько обессилившие, насколько же и счастливые. О том, чтобы облечь это состояние в слова, не могло быть и речи. Таких слов в природе просто не существует.

Прошло несколько мгновений, прежде чем они задышали ровнее и отпустили друг друга. Люся, схватив со стола салфетку и прижав ее к паху, побрела в ванную. Юра тоже воспользовался салфеткой, но оставался на месте, собираясь с силами.

Ополоснувшись в душе, они сели у стола, Люся – в махровом халате, а Юра – в наброшенной махровой простыне. Глядя друг на друга, они что-то брали со стола, жевали и, молча, как телепаты, обменивались мыслями.

«Что происходит, что теперь будет? » – прыгали мысли в голове Юрия.

«Как же хорошо, что теперь у меня есть ты! –  думала Люся. – Больше мне ничего не надо».

– Тебе, наверное, пора домой, – вопреки желанию сказала она. – Ты уже «отдежурил».

Юра молча встал и обнял Люсю, захватив под халатом ее грудь и покрывая поцелуями шею и лицо от подбородка до глаз.

– Как же я могу уйти, когда ты меня не отпускаешь? – спросил он с улыбкой. – От такого удовольствия оторваться невозможно.

– Не хочу вставать между тобой и твоей матерью. Она и так подозревает тебя в связи.

– У нее нет доказательств, а догадки – не в счет.

– Матери доказательства не нужны. У нее есть сердце, а оно редко ошибается. Так что собирайся, пока ходит метро. Успеешь домой вовремя.

– Как не охота уезжать мне от тебя! – пропел Юрий, но про Охотный ряд умолчал. Во избежание скандала дома, действительно нужно было «делать ноги».

Итак, «пропавший» член компании был прощен и принят в нее обратно с большим энтузиазмом. Заседания за обеденным столом и перекуры стали необязательными и происходили по договоренности. Люся могла отрываться от экономических анализов независимо от подруги и именно тогда, когда свои голограммы мог оставить Юрий.

На кратких встречах у входа в чердак они уже не курили, но помимо воли и, невзирая на обстановку, предавались вкушению сладчайших поцелуев с проникновением рук во все интимные места друг друга.

Встречи влюбленных происходили все чаще во внеурочное время. Они встречались после работы в условленном месте, пытаясь сохранять конспирацию. Несмотря на это, по внешнему виду и эротическому настрою этой пары десятки заинтересованных глаз наблюдали вокруг нее еле уловимую интимную ауру, называемую томительным словом «адюльтер».

Не находя места для утоления нараставшего желания, в осенние сырые деньки им приходилось заходить в подъезды разных домов, чтобы лишний раз ощутить близость друг друга. При этом происходили неприятные стычки с жильцами, принимавшими их за юнцов, способных лишь на мелкие пакости, вроде курения и распития суррогатов.

Редкие случаи  отсутствия родственников в квартирах у кого-то из них принимались с благодарностью судьбы и использовались со всей мощью их темпераментов. В отсутствие оных продолжительное время приходилось избывать взаимное желание на природе.

Зимой, несмотря на снег и мороз, парочка уходила по сугробам подальше от городских фонарей и там…

– Давай здесь, – требовал Юрий после сложносочиненного поцелуя, стоя с Люсей в заснеженном овраге недалеко от ее дома. – Вот, у  дерева.

– У меня нет с собой салфеток.

– Я дам чистый платок. Держись за ствол. Да, наклонись немного.

Люся расстегнула нижние пуговицы дубленки, закинула ее подол на спину и ухватилась за бархатистый ствол березы. Юре доставило большое удовольствие стянуть с ее идеальной формы попы рейтузы, колготки и ажурные бикини. Целуя и оглаживая любимые ягодицы одной рукой, другой – он расстегнул ремень и опустил брюки вместе с трусами.

Его член, утомленный до боли от нескончаемого ожидания, нащупал теплые лепестки вагины, плавно вошел во влажное лоно и, прежде чем начать движения, замер в ощущении сладости проникновения.

Наслаждение близостью в «походных» условиях не может длиться так же, как в уютных покоях на кровати «кингсайз». И все же оно имеет свою прелесть, как в стрессовых ситуациях, когда вас могут застать за «преступлением» нежелательные свидетели, в том числе представители власти. Страх ожидания быть застигнутыми врасплох заостряет ощущения, и они запоминаются надолго.

Не ради ли этого стресса некоторые граждане совершают кражи, грабежи и прочие неправедные дела, зная, что они будут раскрыты, а наказание за них – неотвратимо? Впрочем, это касается и игроманов, что просаживают в игре всё до копейки, а там, – хоть трава не расти.

Насколько у страждущих уровень зависимости высок, оценить могут лишь психофизиологи, создавшие «Информационную теорию эмоций». Что касается любовников, избывающих свою зависимость, стоя по колено в снегу, то их страсть может оценить лишь Всевышний, имеющий всевидящее, как у Циклопа, око.

Впрочем, подобные экстремальные свидания у пары случались не часто. Регулярнее им удавалось встречаться на родительской квартире Юрия во время обеденного перерыва. Для чего была разработана спецоперация.

Сначала под предлогом «производственной необходимости» надо было сорваться с рабочего места за десять минут до обеда. Пять минут вприпрыжку уходили на дорогу до метро. Для соблюдения конспирации делать это следовало порознь.

В разных вагонах, «не подозревая» о соседстве, они ехали до нужной станции. Резидент шагал к явочной квартире впереди, а жертва, завербованная страстью, шагала в ста метрах сзади. Впрочем, для разнообразия и заметания следов, иногда они менялись местами.

В подъезде дома они, уже не прячась от предполагаемых преследователей, обращались в обычных служащих и заходили в квартиру, как законные ее хозяева. Не успевала входная дверь закрыться за ними, как одежда начинала слетать с них по дороге в комнату. У дивана на них оставались лишь наручные часы.

Ловким движением одной руки Юрий раскладывал диван, а другой – набрасывал на него простыню. Дальнейшее происходило, как в ускоренном кино: он впивался губами в губы женщины, быстро оглаживал все ее доступные места, затем они падали на диван и, комкая прелюдию, начинали толкаться навстречу друг другу… Времени на смакование ощущений, как правило, не хватало. Главным было – получить удовлетворение!

Впрочем, и для восполнения энергии выделялось немного времени. Слегка приодевшись, они успевали выпить кофе и съесть по паре бутербродов. В случае отсутствия начальства на работе можно было задержаться и повторить недавний быстротечный сюжет.

Возвращение сотрудников в институтское лоно было так же законспирировано. Впрочем, заинтересованным наблюдателям, хотя бы по «взлохмаченному» виду «отобедавших», никакая конспирация не мешала понять, что они вернулись не просто с обеденного перерыва, но с успешно выполненного сложного и ответственного задания.

Разумеется, любой работник наших НИИ не без греха. И, чтобы судить других, надо быть непорочным, аки дева Мария до встречи с голубем, а это, как известно, за две тысячи с лишним лет случилось лишь один раз. С другой стороны, не пойман – не вор, да и ловцов среди сотрудников не находилось.

Члены же маленькой компании и так знали про то, что вытворяли их друзья. Без особых церемоний подруги, какими считались Евгения и Людмила, делились между собой последними достижениями, если можно так назвать их неявное падение на самое дно нравственного колодца.

Правда, если Люсины приключения в глазах подруги выглядели юношескими забавами, то псевдо семейные отношения Евгении с Виктором казались Люсе тяжкой обязанностью, вроде Сизифового труда. Какая ж в этом романтика – уложить сына пораньше, чтобы он не догадался, что дядя Витя снова останется ночевать у них.

– Мама, ты придешь поцеловать меня? – спрашивал с сомнением Егорка в сакраментальный момент перед тем, как отправиться спать.

– Тебе уже восемь лет, – напоминала Евгения. – Мог бы заснуть и без поцелуя. Я должна помочь Виктору с его диссертацией. Может, зайду. Ложись пока.

«Зайдет или нет? – мучился сомнениями мальчуган, лежа в постели. – Откуда этот дядя Витя взялся? Не было его, я засыпал и без маминых нежностей. А, как папа исчез, появился этот… Вот, не буду спать, пока она не зайдет».

Подобные страдания терзали мальчика последнее время все чаще. Женщина свободного нрава Евгения уже пыталась отставить привычку целовать сына перед сном. Будущий мужчина не должен быть слишком чувствительным. Ребенку же было безразлично, кем он станет в будущем. В отсутствие отца мать должна была восполнять его недостачу любым способом.

«Если она не придет, – думал Егор, – возьму и пойду к ней, посмотрю, что там у них за диссертация. Она, конечно, рассердится, может, накричит и накажет… Нет, мама без сомнения придет ко мне».

Было слышно, как за дверью кухни они с Виктором, распивая чаи, о чем-то говорили. Увы, мама не шла, и не шла. Желание ее видеть все сильнее ощущалось Егором, как реальное явление. Заснуть было невозможно. Сердце его зачастило, когда он решил действовать. При этом он ощутил радостное возбуждение от предстоящей выходки и возможного наказания за нее.

Мальчик встал с кровати, нацепил тапки и вышел в коридор. Свет туда проникал через разноцветное стекло в кухонной двери и напоминал унылое освещение в заштатном костеле. Евгения, близкая к художественным кругам, заказала это подобие витража одному из художников-прикладников, другу мужа, и считала его достойным украшением типовой малогабаритной квартиры.

Егор приближался к двери, а его уверенность и смелость таяли, как мороженое на солнцепеке. Сомнения в абсолютном «праве на маму» касались в его голове в основном вопроса: «что они с этим Виктором сейчас делают? Вдруг они обнимаются или целуются! » Застать взрослых за этим делом – страшный грех. За такое свидетельство придется раскаиваться, может, всю жизнь.

Переборов минутное колебание, Егор протянул руку к двери, когда она вдруг открылась. На пороге стояла мама и с укоризной смотрела на сына.

– Не мог заснуть? – спросила она без тени угрозы. – Ну, пойдем, я тебя уложу, – добавила она вполне дружелюбно.

Была ли последняя интонация в ее голосе вызвана хорошим настроением вообще или наличием гостя, понять было невозможно. Так или иначе, в доме воцарилась атмосфера умиротворения.

Ночь, проведенная Евгенией с Виктором, была одной из тех, что стали обыденными после нескольких месяцев их встреч. Естественно, особой страстью или излишествами они не отличались, поэтому Евгения своей товарке ничего из ряда вон выдающегося рассказать не могла.

Со своей стороны Людмила, переполненная впечатлениями от освоения нового материала в искусстве страсти нежной, пыталась держать себя в руках и делилась им с подругой, не выплескивая особых красок на полотно своих буден.

– Как у тебя дела с нашим «технологом»? – спрашивала между делом Евгения подругу, когда они покидали стены своего отдела.

– Дела идут, но куда, неизвестно, – отвечала Люда. – Как я раньше без него жила?! Но и с ним, знаешь, не просто. Мотаемся, как бедные студенты, лишь бы быть вместе.

– Так, без смысла гуляете?

– Нет, ну, говорим о прочитанном, о кино.

– Ага, о Прусте и фильмах Тинто Брасса.

– Зачем? Он иногда читал «Онегина» наизусть. А кто этот Брасс?

– Не знаешь? Его фильмы для тех, кому больше восемнадцати.

– Не знаю, как в этих фильмах, но когда мы дорываемся до постели, у него крышу сносит, и  мою – за ней. Чего только не вытворяли! Кажется, все перепробовали. Откуда у него только силы берутся?!

– Смотри, не переусердствуй, – несколько завистливо советовала подруга. – Не заметишь, как залетишь.

При этом напоминании разговор затих. Кто, как ни женщина, должна помнить о «горькой ягоде»? Беда в том, что женщина, как более эмоциональное существо, легче утрачивает контроль над происходящим. К тому же, испокон века у нас считалось правильным независимое, точнее, безрассудное отношение мужчины к последствиям бурных отношений. Вдобавок, культура соития считалась темой неприличной, а чаще – просто грязной.

– Да, есть такой вариант, – проговорила Людмила. – Я стараюсь соблюдать свой календарь, но кто его знает. На крайний случай, у меня есть знакомый врач в одной больнице. Уже пользовалась.

– Это твое дело, но все же довольно рискованное.

– Ничего. Детей заводить больше не планирую. Однова живем! Так что пока буду пользоваться моим неугомоном.

Все мысли Людмилы после ежедневных служебных и домашних дел сходились на одном: удастся ли ей встретиться с Юрием и, что они будут делать, кроме поцелуев и бередящих фантазию обниманий. Единственная «заноза», мешавшая плавному движению ее мыслей, была мать Юрия, которая незримо присутствовала неподалеку во время их свиданий.

Мысли Юрия отличались лишь тем, что были поглощены именно заботой о месте, где можно было бы уединиться хотя бы на полчаса. Иногда ему удавалось напроситься в гости к такому же молодому коллеге, владельцу однокомнатной квартиры.

Приятель с подругой, посидев для приличия с гостями за чаем, удалялись на полчаса в ближайший парк. Этого любовникам вполне хватало на сплетенье рук, ног и их благополучное расплетение. По выходным для этого же их выручала Евгения, когда водила сына в изостудию.

Зимой свидания в чужой квартире не так сладки, как в своей. И все же они лучше, чем в подъезде или на улице в «февраль, когда мороз и ветры дуют». Однако в безвыходной ситуации подходила и телефонная будка.

Объем сего «помещения» не оставляет никаких шансов для работы фантазии. Поза «лицом к лицу», когда масса одежд мешает подготовить основные члены, когда, из-за ожидания лиц граждан, жаждущих телефонных переговоров, лицо партнера не увидать, не может принести даже элементарного удовольствия. Увы, такой опыт надолго оставляет в душах страдальцев лишь досаду и фрустрацию.

Что ж, такова участь всех невольников страсти во все времена. Им остается лишь «страдание вылечить страданием, а душу греть вином…». Так, за неимением подходящего места встречи у влюбленных остается возможность коротать минуты свиданий в кафешках, где можно испить и горячие, и горячительные напитки.

Впрочем, найти место, где их не могли увидеть сослуживцы, было затруднительно. К тому же крепкие напитки могли заглушить влечение лишь на короткое время. При расставании их действие вызывало лишь досаду на бессмысленную трату времени.

– Сегодня ты свободен? – спрашивала друга по телефону Людмила, когда из ее комнаты выходили сослуживцы.

– У меня будет два часа после бассейна. Но могу в него и не ходить, тогда у нас будет три часа.

– Ну, нет уж, – скрепя сердце отвечала Люда. – Не оставляй своих занятий. Мне твое здоровье дороже простых прогулок. Тем более, что сегодня мне надо побыть дома с дочкой, проверить уроки. Свекровь уже ропщет.

Юрий не без сожаления, но и с некоторым облегчением согласился с «разлукой». Не у каждого человека, зависимого от своих страстей или привычек, хватает воли сделать перерыв в их погружения. Только пресыщение, спутник усталости, неожиданным образом помогают сделать это.

Так, сладкоешка не может съесть изысканный кремовый торт целиком. Если все же он сделает это, природа освободит его от «передозы», чтобы после отдыха к нему вернулась способность ко вкушению сладкого.

Понятно, через три прожитых «впустую» дня, свидание любовников обретало новые краски и силы для взаимодействия. Правда, со временем интерес к познанию друг друга естественным образом уменьшался.

Считается, что сущность каждого человека так сложна и глубока, что нужны годы для её полного раскрытия. Однако в случае нашей пары взаимного погружения в эти глубины не наблюдалось. То ли времени на это не оставалось, то ли не больно-то хотелось, то ли цели  были далеки от погружения в неведомое.

– Иди ко мне, – говорил Юрий, едва Люда поднималась на глухую лестничную площадку, – место их свиданий в институте. Он тут же стискивал ее в объятиях и охватывал губами ее губы, приоткрытые для произнесения каких-то лишних, по мнению Юрия, слов.

Она не без трепета поддавалась его натиску, приникала к его груди и запускала руки под свитер ему на спину. В это время его руки успевали проникнуть ей под юбку и, отжав резинку колготок, скользнуть на прохладную лайку ее ягодиц.   Постояв так несколько секунд, молча целуя и лаская друг друга, они, наконец, обретали дар речи.

– Как ты без меня? – набрав воздуха, задавал он риторический вопрос.

– Никак, – привычно отвечала она. – Только и ждала, когда мы встретимся. Что-то делаю по работе, считаю, но все автоматически. Мысли совсем в другом месте: чем ты занят, думаешь ли обо мне?

– И у меня все мысли о тебе: как там твои губы, твоя грудь, шелковая кожа, моя сладкая.

– Ну, хватит тебе распаляться! – шутливо отталкивала она его. – Мы всё же на работе. Я вечером сразу поеду домой, а ты куда?

– Поеду с тобой, провожу до дома. Хоть так побудем вместе.

– Тебе совсем не жалко времени? Мог бы посвятить вечер дому, родителям. Они, небось, волнуются, пока ты где-то пропадаешь.

– Ну, что ты! Они кое-что понимают и не требуют отчета. Я, чай, не маленький… Отец подрабатывает переводами статей из научных журналов, ему не до меня. Матушка, возможно, переживает, но пока  сцен не устраивает.

– Не испытывай ее терпение, старайся быть дома, когда не со мной.

– Я и так стараюсь, рассказываю про то, как ты хороша в постели!

– Дурачок! Перестань глумиться над святым… То есть, над интимным. Надеюсь, не хвастаешь своими приключениями перед дружками?

– Не то, чтобы хвастаюсь, но восхищения тобой удержать не могу. Кому еще может выпасть такое счастье, как ты?! Правда, оба школьных друга женаты и могут только завидовать.

– Это ты так думаешь, а они считают себя счастливее. Им-то не надо скитаться по углам и любить украдкой.

О любви украдкой существует целое направление в литературе, искусстве и даже в философии. Это и запретная по разным показателям любовь, как адюльтер, любовь представителей враждующих сообществ или вовсе – противоестественная.

Что делать, любовь зла и неотвратима, как половодье весной. Тогда вода выходит из берегов и, ломая лед, громоздит торосы и сметает все на своем пути. Она обходит любые запреты, порой, забывая скрываться и прятаться от ревнителей морали и прочих судей. Ничто не ново под луной!

Так продолжалась эта, казалось, безудержная связь, питаемая бессознательным эпатажем, пока не наступила весна. Солнце заглянуло во все служебные помещения, в том числе и в отдел экономики. Здесь, кроме известных нам трёх человек маленькой компании, работали не покладая голов и пальцев, еще две особы.

Одна из них Елена Марковна – дама предпенсионного возраста, известная тем, что некогда была приближена к организатору промышленного использования полимеров в кинопромышленности, то есть, к основателю и директору института. Теперь ее роль была более скромной, но не менее важной: она знала все что было, что будет, чем сердца сотрудников успокоятся, поскольку сохранила друзей в руководстве и отделе кадров.

Другая – Ольга Дудина – напротив, выпускница университета, недавно пришедшая в отдел. Девушка скромная в очках на аккуратной головке, с прической тёмных волос «под мальчика», была неприметной за своим столом у окна. Но весеннее солнце осветило ее тонким лучом и открыло в ней для гостя, каким изредка являлся Юрий, что-то необычное.

За очками он увидел взгляд острых глазок, пронзивший его наподобие чудного луча Рентгена. Ему даже показалось на миг, что она увидела не столько его скелет и внутренние органы, но всю его сущность страдальца, приходящего к ним, якобы, для встречи с Виктором.

Этот мимолетный обмен взглядами, содержавший Альфа лучи или телепатию, разрушил гладкую колею его жизни.

Поначалу, Юрий  ничего не почувствовал, как Кай с сердцем, замороженным Снежной Королевой. Но прошло три дня после того визита, как что-то засвербило в его памяти. В душе появился расплывчатый отпечаток некоего видения, который не давал покоя. Требовалось получить более четкую картину, виденную мимолетно, чтобы разобраться с ее содержимым, и успокоиться.

Как это сделать, чтобы не навлечь внимания друзей на его неожиданно возникший интерес к новому лицу, пребывавшему ранее в тени. В хорошо сбитую четверку друзей, пятый – мог попасть лишь, как запасное колесо телеге. А томиться в неведении и ждать подходящего случая для «насущного» знакомства – большая тоска для каждого пытливого ума.

Тем не менее, в жизни, как в кино, героям часто помогает случай. Наступал долгожданный праздник весны и повышения самооценки женщин – МЖД Восьмое марта. Тут-то и появилась у Юрия возможность естественным образом приблизиться к источнику его беспокойства.

Подобные масштабные праздники издавна принято отмечать на рабочем месте. Каждое подразделение института празднует их в меру своих возможностей. Особым вниманием в данном случае пользуются, конечно,   отделы с наличием виновниц торжества. Впрочем, их отсутствие не мешает мужчинам солидарно отметиться. Юрию повезло дважды: в его отделе дарить цветы было некому, зато с полным правом он мог вместе с цветами принести к друзьям-экономистам бутылку вина.

Накануне праздничного выходного дня, за час до конца рабочего времени, Юрий с букетом хризантем и с бутылкой шампанского в пакете, явился в знакомую комнату. К его неприятному удивлению он обнаружил там двоих незнакомых сотрудников института.

Произнеся банальную поздравительную речь и раздав женщинам по цветку, он представился мужчинам, назвав лишь свое имя. В их постных улыбках особой радости он не заметил. Впрочем, его улыбка была не лучше. Предстояло напрягаться и тратить время на выяснение «ху из ху». Однако женщины торопились, видимо, домой и не дали гостям переговорить.

– Гости дорогие, – на правах хозяйки начала Елена Марковна, – приглашаю к нашему шалашу. Чем богаты… Кто не знаком, познакомитесь в процессе.

При этом она указала гостям на стол Ольги у окна, где сейчас на скатерти из листов компьютерных распечаток располагалось угощение. Среди тарелок с нарезкой деликатесного мяса и сыра, тарталетками с красной икрой и салатом оливье виднелись две бутылки грузинского вина. Здесь же располагались бумажные тарелки, стаканы, кружки и приборы. К этому мужчины добавили свои бутылки.

За долгие годы организация застолий в НИИ была отработана до мелочей. Роль тамады на таком междусобое была необязательной, так как предполагалось делать все быстро, чтобы уложиться в рабочее время. Мужчинам отводилась роль виночерпиев, женщинам – наблюдателей за правильным поглощением закуски мужчинами во избежание «перебора».

– Дорогие мои сотрудницы и просто милые женщины, – Виктор поднял стакан тонкого стекла с шампанским, – поздравляю вас с лучшим весенним праздником и желаю вам здоровья, успехов и радостей жизни! Ура!

Бокалы, кружки и стаканы отработали нестройную дробь, и наступила тишина возлияния. Еще минута-другая ушла на вкушение закусок. Каждый участник фуршета, очевидно, считая остальных невинными скромниками, предлагал соседу ту или иную закуску. Впрочем, это было стартовым проявлением этикета.

Второй тост, произнесенный одним из незнакомцев, как оказалось позже, замдиректора института, В. С. Болотиным, – отличался лишь намеком на возможное повышение благосостояния женщин в виде традиционной премии в двадцать рублей.

Ожидаемое известие было принято особенно мужчинами с подъемом и требовало пропорционально ему поднять градус напитков. Это было незамедлительно сделано, после чего этикетная неловкость мужчин незаметно исчезла, и за столом воцарилась вполне домашняя обстановка.

– А теперь, милые женщины, – начал второй незнакомец, – я как культсектор профсоюза, кроме здоровья и благосостояния хочу пожелать вам вечной молодости. Цветите и радуйте нас не только весной, но и во все времена. За любовь!

После третьей – мужчинам, несмотря на выученное с юности «я не закусываю», под бдительном оком виновниц торжества пришлось закусить. Впрочем, перекусив, хотя бы символически, в ощущении наступившей домашней атмосферы мужчины ослабили галстуки и расстегнули воротнички. Языки у них развязались сами собой.

– Я хотел пожелать дамам то же самое, а меня опередили, – прожевав кусок ветчины, сказал Юрий Виктору.

– Пожелай еще раз, но так, чтобы они внезапно ощутили нехватку этой самой любви, – предложил приятель, – и поняли, что мы можем им ее обеспечить.

– Мне ничего интересного не приходит, кроме требования из песни: «а ну, скорей любите нас! ».

– Может, вы мечтаете, чтобы мы запели это? – заметила Евгения, услышав разговор мужчин.

– Минуточку, – вмешался культсектор, – пожелание любви имеет обоюдное значение. Можете полюбить кого-то, пусть без ответа, а, может, вас полюбят, тоже хорошо.

– Ну, уж нет! – внесла свое мнение в блюдо спора Елена Марковна. – В тебя влюбится какой-нибудь хмырь, и будешь бегать от него, как от огня. Нафиг такая любовь.

– А если этот хмырь, – ваша судьба? – заметила Евгения. – Любовь зла.

– Да, да, – согласился Болотин. – В любом случае любовь облагораживает и возвышает человека.

– А я читала в одном почти научном журнале, что любовь – это вид психической болезни, – сказала себе под нос Людмила.

Несмотря на это тихое замечание, в разговоре возникла пауза, и все покосились на Людмилу. Казалось, все ждали продолжения ее мысли, а, возможно, и признания. Вот был бы подарок, стосковавшимся по интимным новостям сотрудникам! Многие давно подозревали о болезни их примы. Увы, она не оправдала их надежд.

– Но журнал, так себе, для тупого обывателя, – заверила она коллег, и те, грустно вздохнув, продолжили жевать.

– Можно я скажу тост, – сказала вдруг Ольга, попросила Виктора налить ей Вазисубани и покраснела. – Я не мастер выступать, и скажу только одну фразу. Давайте выпьем за то, чтобы нас понимали.

Все, особенно мужчины, согласились с уникальным предложением, что выразилось в поспешном наполнении сосудов и чокании с риском их разбить. Женская половина отметила это пожелание с меньшим энтузиазмом, но возражать не стала.

– Где-то я слышал такое пожелание, – сказал культсектор, осушив стакан. – Чтобы нас понимали. Это сказал Маленький принц или наоборот школьница в каком-то фильме?

– Что вы! – возразил Виктор. – Это Штирлиц сказал Борману, трахнув его бутылкой по голове.

– Нет-нет, – подхватила Людмила, – это сказал наш директор на отчетном собрании, когда объявил о невыполнении годового плана.

– Да-да, – вставила Евгения, – я слышала, он добавил, что премии нам не видать. Правда, Виктор Степанович?

Болотин, проникшись творческим настроением компании, сказал:

–  Премия – не главное, главное, чтобы нас понимали.

Началось радостное жонглирование фразой, близкой каждому сердцу. Юрий не преминул внести мажорную ноту в стихийный диспут.

– Оля поскромничала и не закончила тост, – он выдержал паузу и добавил: – Чтобы понимали и… любили!

Все радостно согласились с этим уточнением и в знак его поддержки быстро налили. После следующего и других тостов степень сближения собравшихся вышла на «плато», как это бывает между супругами в долгой и счастливой жизни.

В процессе заедания очередного тоста в головах непосед обоего пола всплыла генетическая потребность в движении под музыку, то есть, в танцах. Мудрые женщины предвидели и этот поворот сценария, для чего у них имелся кассетник с записями мелодий от интимных блюзов до ритмов диско. Стоило только нажать на клавишу магнитофона, что и сделал Виктор по сигналу хозяйки дома.

– По случаю нашего праздника объявляю белый танец! – воскликнула Елена Марковна.

Первая зазвучавшая мелодия была любимая всеми песня Битлз «Yesterday». Танцевать предстояло на пятачке в четыре квадрата, освобожденного от сдвинутых к стенам столов.

Женщины по природной инерции не сразу бросились приглашать мужчин. Вот тут-то и повторилось, но уже со страшной силой магнито-электро-эмпатическое явление, пронзившее Юрия в предыдущий его визит в отдел экономики. Оля, ни на кого не глядя, первая из женщин подошла к Юрию, кивнула ему в знак приглашения и положила руки ему на плечи.

Что оставалось делать опьяневшему, не столько от выпитого, сколько от нахлынувшего восторга, человеку? Не без трепета от ощущения некоей измены Людмиле он приблизился к Марии и, как можно невиннее, обнял ее за талию. Вслед за ними образовалось еще две пары, но Юрий и Оля этого уже не видели.

Мелодии Битлз всегда проникают в настроение танцующих настолько, что они ощущают их, как сочиненные ими самими. Музыка звучала в головах танцующих с таким чувственным резонансом, что послевкусие от близости в танце требовало его продолжения. Однако пригласить Олю на следующий танец Юрий не мог. Присутствие Люси сковывало его порыв и тянуло в привычное эротическое поле.

О том, чтобы обменяться в танце с Олей хотя бы парой фраз, не могло быть и речи. Магия музыки и создаваемого ею наваждения парализовали их способность к какому-либо общению. По окончании мелодии они неловко отстранились и разошлись по углам.

Люся танцевала с Виктором, поэтому наблюдать за соседями ей было неловко. Все же и без наблюдения за Юрием с Олей Люся ощущала между ними напряжение эмоционального поля. Это не то, чтобы задело ее, но требовало некоего «заземления».

В наступившей музыкальной паузе она попросила Юру налить ей вина и предложила ему выпить с ней. Желающие утолить жажду присоединились к ним, наливали и выпивали уже без всяких церемоний. Болотин, выпив свою рюмку, объявил, что ему надо посетить еще пару отделов с женским составом, и откланялся.

Следующая композиция была, что называется, плясовой, и в пары становиться было необязательно. Битлз пели «Help! », и этот вопль о помощи, как нельзя больше соответствовал настроению Юрия.

Люди встали в тесный кружок, и каждый мог считать, что он танцует с каждым. Такое действо исторически восходило к ритуальным танцам первобытных людей, готовящихся к охоте на мамонта или к битве с врагом. Подобное настроение бродило в мозгах и некоторых из танцоров.

Люся интуитивно ощущала угрозу, исходившую от юной коллеги. Юрий начинал чувствовать зуд охотника. Ольга – трепет от предчувствия грядущих проблем. Где-то в небесах вырисовывалась фигура банального треугольника. И был он отнюдь не равносторонним.

Плясовая музыка  сменилась тем, что в народе называется медляком. Следующая мелодия требовала движения в парах с максимально плотным контактом, чего обычно не каждый мог себе позволить. Однако компания сблизилась настолько, что о приличиях все забыли.

Когда «профсоюз» выбрал в партнерши Люсю, и она ему не отказала, Юрий посчитал возможным пригласить Олю. Поначалу их пара выглядела вполне целомудренно, но, почувствовав тугую грудь девушки прижатую к своей, он все про себя и Олю понял. От такой близости Юрий быстро терял способность двигаться свободно, что превращало его в «плохого танцора».

Оля, почувствовала нечто, что мешало партнеру танцевать, и слегка отстранилась от него. Юрий мысленно поблагодарил ее за это и незаметно для соседей спросил:

– Мы можем как-нибудь встретиться?

– Я сегодня задержусь на работе на полчаса, – проговорила она, отвернувшись в сторону.

– Буду ждать на улице у подъезда, – почти прошептал он.

Больше они не танцевали в паре, да и музыка пошла сплошь плясовая. Напрыгавшись вдосталь, желающие выпили кофе с тортом. Затем гости разошлись по своим отделам и лабораториям, а женщины занялись уборкой. Юрий уходить не хотел, но, чувствуя душевный раздрай, остаться также не мог. Близость двух важных для него персон исключала пребывание в одном пространстве с ними.

Вернувшись в свою лабораторию, Юрий выхаживал по комнате, не находя себе места. В голове билась одна мысль: встретиться с Олей, во что бы то ни стало. В то же время, он понимал, что Люся тоже может его ждать, хотя они и не договаривались.

Промаявшись в сомнениях какие-то минуты до окончания рабочего дня, он так и не вышел из института. Выждав в лаборатории еще минут двадцать, он выбежал на улицу и встал поодаль входа.

Прошли все задержавшиеся сотрудники института. Сырость и наступающий холод действовали на Юрия отрезвляюще. Ему начинало казаться, что все происходившее час назад, было каким-то необязательным, эфемерным. Объяснение с Олей не получится или ни к чему не приведет. А, если и приведет к чему-то, то с прежней устроенной жизнью придется расстаться. Но что-то менять было поздно, Оля вышла из подъезда.

– Девушка! – окликнул её Юрий. – Не подскажете, где здесь библиотека?

– Сама ищу, – подыграла ему Оля.

– Давайте поищем вместе, – подойдя к ней, сказал Юрий.

Они пошли в сторону метро, продолжая импровизировать на тему сцены из фильма Гайдая. Общий язык был найден, и с этого момента их диалог ничем не отличался от разговора старых знакомых.

– Оля, давайте перейдем на «ты».

– Давай, – ответила она.

– Как так вышло, что я, бывая у вас в отделе раньше, не замечал тебя? Свет что ли не так падал?

– Конечно. Вдобавок там светило нечто, что затмевало все вокруг. В мой угол свет вообще не проникал.

– Ну, ладно! Я ведь приходил к друзьям и по сторонам не заглядывался.

– Понимаю. Друзья, особенно подруги, – это святое.

– Ты что-то знаешь о подругах?

– Боюсь, об одной из них не знает только ее муж.

– Ну, ну, – смутился Юрий. – Мало ли, кто что говорит. О ком речь и, что ты знаешь о ней?

– О Людмиле я сужу только по вашим отлучкам на перекуры, да недомолвкам в разговорах твоих друзей.

– Но это ни о чем не говорит. Дружба, жвачка, сигарета…

– Не буду спорить, это на твоей совести. Меня ваша компания вообще не волнует.

– Понимаю, – сказал Юрий и замолчал.

Они уже подходили к станции метро, когда он вспомнил:

– А то, как мы сегодня танцевали, меня взволновало.

– Ну, у меня это была спонтанная выходка, – сказала Оля. – Хотелось выкинуть что-то назло нашему болоту.

– А я почувствовал что-то большее. Ты в метро?

– Нет, мне до дома пятнадцать минут пешком.

– Так, разреши мне проводить тебя.

– Пожалуйста, – сказала Оля и свернула на тротуар, ведущий в глубь квартала.

Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем. Юрий мучился темой, которая могла бы заинтересовать Ольгу. Наконец, нечто оформилось в слова. Он сказал, как бы про себя:

– Было холодно и мокро, все спешили по домам. Лужи сделались, как стекла, скользким поводом для драм.

– Да ты поэт! – усмехнулась Оля. – Кажется, я что-то похожее уже слышала.

– Это случайное совпадение, – сделав серьезную мину, ответил Юрий. – Так говорят все авторы, если в их произведениях есть что-то похожее на уже существующее.

– Значит, ты автор этого?

– Да, это экспромт.

– Пишешь стихи?

– Нет. Иногда случайно возникают две, четыре строки, а на большее не хватает.

– Упорный труд ему был тошен.

– Вроде того. Мне больше нравится сочинять истории.

Они прошли один квартал и свернули во дворы. Можно было бы прогуляться по району, но погода для этого совсем не подходила. Напрашиваться в гости к Оле Юрий понимал – рано. Но и расставаться с ней не хотел. Видеть ее и слышать ее голос становилось для него главной потребностью.

Подойдя к угловому подъезду п-образного кирпичного дома в шесть этажей, они остановились. В бледном свете экономичной лампочки над входом их лица выглядели совсем замерзшими.

– Вот здесь я и живу, – сказала Оля. – С родителями в коммуналке. Наши соседи – семья пенсионеров.

– Понимаю. Мы тоже недавно получили отдельную квартиру, а до этого сменили две коммуналки, – поведал Юрий. – В гости напрашиваться не смею, но, может, встретимся завтра?

– А зачем? – Оля посмотрела на Юру с вызовом. – Наверное, у тебя есть дела поинтереснее.

– Отнюдь! Никаких дел не намечал.

– Даже не знаю, – задумалась Оля. – На этой неделе я буду занята. Позвони в субботу около десяти. Если буду свободна, можем встретиться.

Настроение праздника и эйфория от сближения с Олей у Юрия уже развеялись, и большее, что он мог на прощание сделать, – подержать её руку в своей чуть дольше обычного.

– Что ж, надеюсь, до субботы, – сказал он, глядя Оле в глаза.

– До! – подтвердила она и зашла в подъезд.

На неделе Юрий ничего особого не планировал, не звонил Люсе и с трудом дождался десяти часов субботы. На его звонок с шамкающим призвуком ответила старушка и удалилась, чтобы подозвать к телефону Олю.

Не успел Юрий поздороваться с ней, как она предложила встретиться в центре. У нее были контрамарки на спектакль в двенадцать часов, на который надо было обязательно пойти. Подробности она обещала пояснить при встрече.

В половине двенадцатого Юрий стоял у касс метро Площадь Свердлова. На улице по-прежнему было неприютно и ветрено. Оля пришла с легким макияжем и в начищенных сапожках. Они поздоровались и вышли на площадь в сторону Детского театра.

– Как? Мы идем на детский спектакль? – изумился Юрий.

– Вот именно, – согласилась Оля. – Сегодня там играет моя подруга Шура. Это ее дебют, и хочется ее поддержать.

– Не ожидал такого номера.

– Ничего, спектакль хоть большой, но смешной, – сказала Оля. – Посмотрим сцену, где она играет, в антракте зайдем за кулисы и уйдем, если захочешь. Ты бывал когда-нибудь за сценой?

– Нет, но посмотрю с удовольствием, – оживился Юрий, и они зашли в театр.

Спектакль назывался «Сомбреро» по пьесе классика советской литературы. Шура играла роль одной из подружек главного героя. В антракте она провела гостей за кулисы.

Актеры разошлись по гримеркам, в служебный буфет, в курилку. Кроме Шуры, в спектакле играли ее сокурсники по актерской студии при театре, и она познакомила гостей с ними.

Ребята, имен которых Юрий не запомнил, были подвижными, смешливыми и вспоминали ляпы, которые зрителям были не видны.

– Ну, ты дала, – сказала одна из партнерш Шуры, – забыла, кем работает твоя мать.

– Да, это было что-то! – подтвердил лохматый парень по прозвищу Кисель. – Тебе все шепчут, почти кричат: «стрелочница»! А ты – хоть бы что.

– Даже моя «мать» Валентина Сперантова отвернулась от зала и шепчет: «стрелочница», а тебе по фигу, – вставил замечание владелец сомбреро красавчик Боря Куницын.

– Вы не представляете, – смеялась Шура, – я, как увидела всю нелепость происходящего, Борьку в этой шляпе, забыла все на свете, впала в ступор. Рот будто свело, и открыть его не могла. Спасибо, Валентина подыграла и за меня ответила.

– А мы-то ждем твоей реплики и ничего не понимаем, – сказала Оля. – Улыбаешься, как какой-нибудь даун.

– Ты бы вышла на сцену перед сотнями зрителей… – ответила подруга, но ее тут же перебили сокурсники.

Завязался спор об актерском мастерстве и о психофизике актера. Разговор профессиональный и гостям не очень интересный. Оля поняла, что настал подходящий момент, чтобы удалиться и, помахав подруге ручкой, повлекла Юрия в фойе.

Здесь буйствовали утомленные неподвижностью школяры, и к буфету подобраться было невозможно. Юрий предложил Оле перебраться в какое-нибудь кафе, на что она легко согласилась.

Ближайшим из простых заведений было кафе «Север» на улице Горького. Дойдя до него, они продрогли настолько, что о фирменном мороженом не могло быть и речи. Они заняли столик на втором этаже, и Юрий заказал кофе и коктейль Шампань-коблер.

– Конечно, жаль, что Шурка так выступила, – заговорила Оля. – Слава богу, никто из зрителей не заметил ее прокола.

– Главное, она не расстроилась, и друзья не посмеялись над ней, а обернули все в шутку, – заметил Юрий. – Зато всем запомнится эта премьера.

Выпив кофе и пригубив коктейль, они немного согрелись. Помещение кафе на втором этаже было знакомо всей молодежи, начиная со школьного возраста. Им предлагалось фирменное  мороженое «Планета»  – три сливочных шарика, политых шоколадом, посыпанных крошками толченых орехов в стальной креманке. Взрослые могли себе позволить и напитки, в том числе крепкие.

– Оля, расскажи что-нибудь о себе, – освоившись, спросил Юрий. – Откуда у тебя друзья актеры?

– Это очень просто, – улыбнулась она. – С Шуркой Горюновой я училась в одном классе до выпускного. Дружили и участвовали в драмкружке. Вечно хохмили, а она еще классно пародировала и учителей, и друзей. Ей уже тогда прочили актерскую стезю. А тут как раз объявили набор в студию при театре…

– Понял. А школьная дружба не стареет.

– Вот именно. Она позвала меня как-то на посиделки с сокурсниками. Я привыкла к ним так, что стала своей в их компании. Выезжали и на природу. Они такие приколисты и выдумщики. Это было что-то!

– Представляю такую же картину, как в фильме «Полеты во сне…» с Янковским и Гурченко.

– Не совсем, – возразила Оля. – Мы все же более оптимистично настроены, и для безумных выходок не созрели.

Несмотря на сравнительно раннее время, кафе начинало заполняться молодежью. Места для дружеских посиделок в городе были наперечет, и их явно не хватало.

Естественно, к ним за столик подсадили еще одну пару, и разговор на личные темы затих, не начавшись.

Отогревшись в кафе, они решили пойти в Третьяковку. По дороге в галерею Оля объясняла, что во время учебы в университете решила заняться рисованием и вечерами ходила в студию при ДК Трехгорки.

– Студийцев было человек пятнадцать. Иногда больше, иногда меньше. Люди разного возраста, но весьма увлеченные. Рисовали и гипсовые формы, и обнаженку, и импровизации на свободные темы.

– Приглашали натурщиц? – усомнился Юрий.

– Ну, да. Все по-настоящему, – отмела его сомнения Оля. – Правда, была лишь одна женщина, но приходила она на несколько сеансов. Увы, ее фигура была далеко не идеальна, зато писали ее маслом.

– И кто же вел эти занятия? – Юрий был заинтригован. – Что за мастер и добытчик натуры?

– Ну, один художник, – нехотя ответила Ольга. – Широко известный в узких кругах энтузиаст. Расскажу о нем, как-нибудь в другой раз.

Юрий настаивать не стал, поскольку они подошли ко входу в галерею, и надо было покупать билеты. Все же почему-то в голосе Оли Юрий услышал ноту чего-то сакраментального, о чем нельзя говорить со всеми подряд. Эта нота застряла в памяти Юрия, как слегка выпадающая из плавной мелодии ее рассказа. Однако постепенно, озаботившись покупкой билетов и выбором маршрута по залам, эта нота в нем затихла.

– Знаешь, – сказала Оля, когда они вошли в галерею, – поскольку нельзя объять необъятное, надо выбрать что-то одно и этим ограничиться.

– И что из необъятного ты хочешь посмотреть?

– Я бываю здесь часто, но зал с картинами Куинджи надо смотреть обязательно. Оказывается, они со временем темнеют, и через несколько лет на них, кроме луны на черном небе ничего не будет видно.

Юрий предпочел согласиться с мнением знатока. Они пошли по известному Оле маршруту через разные залы, лишь изредка останавливаясь у некоторых знаменитых полотен. В зале с картинами Архипа Куинджи народа было немного. Тем удобнее было рассматривать их с подобающим тщанием.

Осмотрев все шедевры художника, и, выслушав пояснения Оли к каждому из них, Юрий понял, что она довольно серьезно увлечена искусством. Это открытие возбудило в нем нечто похожее на ревность. Она – учитель, а он – неуч, троечник. Чтобы стать ей ближе, ему придется догонять ее в знаниях о живописи и еще увлечь ее чем-то своим.

Слушая комментарии Оли и стоя, как можно ближе к ней, он вдыхал легкий аромат её парфюма, любовался бархатистой кожей шеи и маленькой родинкой ниже уха, будто вырезанного из розового с прожилками мрамора. Казалось, наклонись к этой родинке, как бы нечаянно, и можно коснуться ее губами. Но ни место, ни время для этого не годились.

Когда она отходила к очередной картине, Юрий невольно оценивал ее фигуру в платье джерси, хорошо обтягивающем ее налитую грудь, скромную талию при узких бедрах и выразительные ягодицы.

Периферийным зрением Оля отмечала эти наблюдения, но давно привыкла к ним со стороны иных мужчин. С тех пор, как она познакомилась с Игорем, она знала себе цену, и редко носила одежду, которую считала вызывающей. Это платье она надевала лишь в компании друзей.

Выйдя из музея, они направились к метро. У каждого были какие-то занятия дома. По дороге Юрий вспомнил о причине, вызвавшей у Оли увлечение живописью. Вроде бы, профессия экономиста никак не связана с искусством. Может, некий личный мотив подвиг ее на углубленное изучение предмета? Вот вопрос, который стал волновать Юрия.

Тем временем, его мысли о Люсе как-то сами собой испарялась. Да, встречи с ней бывали замечательными, упоительными и, что особо возбуждало, – тайными. Увы, после каждой из них в его душе не оставалось ничего, кроме, ласкающего самолюбие, ощущения исполненного долга перед глубоко одинокой женщиной. Воспоминания об этом постепенно превращались в пушистые облачка, которые таяли в глубине его сознания.

В поезде разговаривать приходится с большим напряжением, поэтому они ехали, молча переживая моменты дня. Из метро они направились к дому Оли, и Юрий хотел, было, заговорить на волнующую его тему. Но, как начать этот разговор, чтобы не выглядеть чересчур любознательным, он не мог придумать. Оставалось говорить на общие темы.

– Не мог подумать, что ты так много знаешь о живописи, – начал он, погодя. – Интересно, как возникает подобное увлечение? Ты до изостудии этим интересовалась или в процессе занятий?

– Наверное, до студии. Мать выписывала журнал «Работница», где печатали репродукции картин известных художников и статьи о них. Вот оттуда я многое и узнала.

– Понима-а-ю, – протянул Юрий, думая, что, вероятно, это не вся правда. И вдруг, ни к селу, ни к городу сказал: – А я собираю пластинки с записями джаза.

– О, это интересно! Наш Игорь, то есть, Николаевич – препод в студии, тоже увлекается джазом… – сказала Оля и осеклась, будто сказала что-то лишнее.

Юрий понял, что лучше эту тему сейчас не развивать, а оставить ее на время, когда они станут ближе друг другу. Прозвучавшее «Игорь» царапнуло его воображение не меньше, чем ее осведомленность об увлечении Игоря Николаевича джазом.

Получив новую информацию для размышлений, Юрий замолчал на несколько минут. Наконец, он подумал, что хорошим шагом к сближению с Олей стала бы дружба с ее театральной компанией.

– А, что у Шуры в ближайших планах? – спросил он. – Друзья не думают отмечать премьеру?

– Точно не знаю, – ответила она. – Разговоры были, но ничего конкретного. А, почему это тебя интересует?

– Давно мечтал иметь друзей из артистов. Хотел напроситься в гости, – признался Юрий. – Может, найдется какая-нибудь подработка в театре. Я бы пошел…

– Ну, не знаю, – сказала Оля. – Спрошу у ребят, что они скажут. Позвоню, если что.

На том они и расстались. Оля зашла в свой подъезд, а Юрий вернулся к метро. Несколько сухое расставание с девушкой оставило у него осадок недовольства собой, своим косноязычием и неуклюжестью. Казалось, он уже давно преодолел юношескую скованность в общении с женщинами, но с Ольгой чувствовал себя опять зажатым юношей, боящимся произнести какую-нибудь банальность или пошлость.

Теперь, что бы он ни делал, его мысли возвращались к свиданию с Олей, к его вопросам и ее ответам. «Зачем я спросил ее о причинах ее увлечения живописью? Может быть, надо было сразу спросить, откуда она знает, что Игорь Николаевич увлекается джазом? Нет, это было бы слишком прямолинейным выражением ревности, – думал он. – А почему она не стала рассказывать об этом Игоре Николаевиче и перевела разговор на другое? Нарочно заинтриговала меня или случайно проговорилась о чем-то личном? ».

Он ждал до вечера звонка и уже потерял надежду услышать его, когда  поздно вечером Оля позвонила и предложила пойти завтра домой к Шуре на вечеринку с сокурсниками. Естественно он согласился, предвкушая сближение с ее друзьями, и главное – с ней самой.

А на другом конце города звонка в этот вечер по-прежнему ждала Людмила. Не то, чтобы она надеялась на приезд Юры, тем более, что свекровь привезла ей дочь на выходные, но общения ради мог бы позвонить. Тем более, что в последнее время он перестал настаивать на встречах, а чаще отговаривался какими-то «делами».

Она понимала, что их история долго продолжаться не может. Она была старше Юры, а ему нужна молодежная компания с общими интересами. Что она могла дать ему, кроме своего горячего тела с ненасытным лоном да экзотических напитков с редкими деликатесами. К тому же свекровь и подруги давили на психику, упрекая в отсутствии «материнского инстинкта».

Пока на неделе Люда не видела свою Анютку, она совсем забывала о её существовании и думала больше о былых встречах с Юрой. Но, когда дочь был с ней, она с жаром бралась наверстывать упущенное, думая таким образом разбудить в себе тот самый инстинкт.

Возникало некое отрезвление и ощущение близкого конца в отношениях с Юрой. Ко всему, намечался отпуск мужа, который он собирался провести дома. Для нее это означало возвращение на забытую и обременительную роль хранительницы семейного очага. Но Юру посвящать в свои проблемы Люде не хотелось.

На вечеринку в квартире Горюновых пришли не все студийцы и даже не все участники премьеры, а лишь приглашенные Шурой. Отчасти это было связано с небольшими размерами квартиры, но и со строгостью ее родителей. Правда, удостоверившись в наличие уже знакомых им гостей, они оставили молодежь на попечение старшей сестры Шуры и удалились, «чтобы никого не смущать». Нина была на три года старше сестры и, будучи студенткой ИНЯЗа, уже понимала, что представляет собой подобная

вечеринка.

Студийцы тянулись на посиделки вразброд, что по утверждению классиков непременно ведет к шатаниям. Первым явился Борис, живший неподалеку. За ним подтянулись Киселев с Антошиной. Еще с четверть часа ждали Галю Степанову и Аню Трубич. Естественно наметился явный перевес компании в женскую сторону. Это было понятно: мальчишек в театрах обычно играют травести.

Хозяйки занимать гостей не могли, поскольку хлопотали на кухне и накрывали на стол. Гости развлекались сами: девушки листали журналы мод,   Борис выбирал пластинки для будущих танцев, а Юрий, не зная, чем заняться, изучал корешки книг в застекленном шкафу.

Библиотека Горюновых мало чем отличалась от набора книг в домах горожан, считавших себя интеллигентами. Здесь были знакомые собрания сочинений, начиная с В. Вересаева и Дж. Лондона, и кончая многотомными изданиями Льва и Алексея Толстых. Среди прочего встречались книги, купленные по талонам за сданную макулатуру, вроде, «Земля людей» А. Экзюпери или «Три Дюма» А. Моруа.

– Ты читала что-нибудь из этих книг? – спросил Юрий, подошедшую к нему, Олю.

– Читала некоторые, – посмотрев на книги, сказала она. – Но из Льва Толстого, – только «Анну Каренину» и рассказы.

« И то хорошо, – подумал Юрий, – но не стал обсуждать их литературные пристрастия».

Вскоре хозяйки завершили приготовления и позвали гостей к столу. Ребята не заставили себя звать дважды, будто заранее морили себя голодом, и без лишних церемоний расселись, кто где.

– Объявляю регламент для выступающих, – взяв на себя роль тамады, заявила Шура. – На торжественное выступление – десять слов, на прения – шесть, в части «разное», сколько хочешь.

– Позвольте узнать, – в тон Шуре, слегка грассируя, сказал Киселев, – в какой части можно травить анекдоты?

– Анекдоты можно включать даже во вступительное слово, – ответила она.

– В таком случае, – продолжил Кисель, – если все налили, я скажу торжественный анекдот. Одна маленькая, маленькая птичка.

– Нет, хватит про птичку, – послышались голоса, – она уже давно обожгла крылья…

– Это про другую птичку, – продолжил Кисель. – Моя птичка выпорхнула из самого глубокого ущелья и взлетела под жгучими лучами рампы над сценой детского театра. Так выпьем за то, чтобы она не обожгла свои крылья, а летела дальше по сценам разных театров.

– Намек поняла, – сказала Шура. – За тост, сойдет.

Все выпили и стали накладывать закуску, с опозданием опекая друг друга. Под холодную, – пауза обычно небольшая. У некоторых острословов созревает желание высказаться, как можно быстрее. В это время мысли в голове еще логичны и красочны, а после второй, не говоря уж о третьей рюмке, вообще могут заблудиться и не вернуться к хозяину.

– Позвольте алаверды, – перекусив, скала Шура. – Наливайте, пока я додумаю мысль. Перефразируя классика, скажу: друзья мои, прекрасен наш союз! Он для меня, да и для вас, надеюсь, будет вечен. Забудем навсегда мой давешний конфуз, поскольку он лишь вами был замечен.

Раздались негромкие аплодисменты. Послышались нестройные перезвоны рюмок. То есть, экспромт Шуры был оценен всеми, а особенно Борисом, признанным среди студийцев поэтом. Впрочем, сам о себе он был более скромного мнения. Не успели гости закусить, как услышали ответ Бориса.

– Ну, Шура, ты прямо – прапрапра, и так далее, внучка нашего всего! Я сейчас не способен рифмовать дальнейшие прения, но скажу без блесток мадригальных: твоя мне искренность мила, она в волненье привела меня и наш союз, который уж забыл про твой конфуз.

Кто-то похлопал, но не так, как после спича Шуры. Постная перекличка с фразами Пушкина не тронула молодежь. Не успели гости закусить, как речь взял Киселев.

– Мину-уточку, – театрально произнес он. – Без тоста – это пьянка просто, а с тостом называется банкет. Это не моя мысль, но у нас и не банкет, – начал он. – Давайте выпьем за то, чтоб братство наше было не разменно…

– На тысячу житейских мелочей, – передразнила его Аня. – Ну, хватит копаться в рухляди. Давайте просто выпьем за нас и пойдем попрыгаем!

Компания приняла этот вызов с энтузиазмом и, сдвинув рюмки, без задержек осушила их. Борис поставил на проигрыватель пластинку с папури в ритме диско. Здесь были мелодии оркестра Джеймса Ласта, песни Тома Джонса, Битлз и других звезд. Несмотря на ограниченное пространство, каждый нашел место, где можно было расположиться для танца.

Юрий, естественно, прыгал рядом с Олей. Девушки без партнеров плясали по-деревенски в кружке. Каждый повторял все, что он где-то у кого-то подсмотрел, добавив толику фантазии. Для обозначения своей пары мужчина изредка поглядывал на свою партнершу, как бы напоминая, что именно он пригласил ее прыгать.

Разогревшись на двух-трех отдельных треках, пары начали распадаться. Во избежание перегрева девушки быстро оставили партнеров в одиночестве. Как ни странно, те не обратили на это внимания. На «танцполе» оставались самые энергичные и заводные мужчины Борис и Кисель.

После разогрева народ присел, чтобы остыть и пополнить баки горючим. В этом нуждались не все. Главное, надо было поделиться впечатлениями о проделанной работе.

– Ну, Шура, ты даешь! – сказала Антошина, игравшая в спектакле Витьку, одного из друзей главного героя. – Такой темп держала и не запарилась!

– Витек, это так кажется, – ответила Шура. – Вспотела немного. Надо было открыть балконную дверь, а форточки все же мало.

– Не стоит торопидзе, – вставил свое слово Киселев. – Сейчас остынем и станцуем под медляк. Что там у нас есть для охлаждения?

– А вот «Столичная» с Самокатной улицы, – объявил Борис и поставил на стол запотевшую бутылку водки.

– Когда успел сунуть в морозилку? – спросила Нина. – Это неучтенная бутылка и она подлежит конфискации.

– Мину-уточку! – протянул Киселев. – Это частная собственность, а она в развитых странах неприкосновенна.

– У нас страна не так развита, поэтому ограничимся малым, – сказала Нина. – Допивайте, что есть на столе, а там видно будет.

С этими словами она забрала бутылку и унесла в соседнюю комнату. Делать было нечего. Борис поставил запись оркестра Поля Мориа, где звучали вполне медленные слезоточивые мелодии. Юрий давно ждал этого момента, и думал по-свойски пригласить Олю. Однако Борис опередил его, и Юрий пригласил сидевшую рядом Трубич.

Аня была девушкой полной, но, вопреки его ожиданиям, весьма подвижной. Поэтому в танце с Аней неожиданно для себя он испытал удовольствие.

Увы, девушек было больше, и «ради мира на земле» мужчины меняли партнерш после каждого танца. Пригласить Олю Юрий опять не смог, поскольку им «завладела» Нина. Она была ближе ему по возрасту и понимала его, не только, как танцевального партнера.

– What do you think about our party, – спросила она Юру, положив ему обе руки на плечи во время медленного фокстрота.

– I think, it’s pretty owesom, – подняв из глубин памяти все знания английского, проговорил Юрий.

– Не плохо для твоего состояния, – ответила Нина. – Где учил язык?

– Это природное. Мои далекие предки – выходцы из Шотландии, как у Лермонтова, – на ходу сочинял Юрий. – Люблю отчизну я, но как-то по-английски.

– Поняла, – сказала Нина. – Тебе больше не наливать, а то еще вспомнишь, что какой-нибудь твой предок стал прообразом Гамлета.

– А ты уверена, что в твоей крови нет ни одного процента англо-саксонской или кельтской крови? И отчего у тебя волосы с медным отливом?

– Нет, не уверена, – ответила Нина. – Никогда не думала о цвете волос. Спасибо, что подсказал тему для изучения моей генеалогии. Попытаю деда, вдруг, мы и впрямь потомки Генриха Восьмого.

– Желаю успеха, – сказал Юра. – Если что, поделись результатом. Отметим это…

Музыка закончилась и, казалось, у него появилась возможность сменить партнершу. Он повернулся, было, к Оле, но она, явно в изнеможении бухнулась на диван и стала обмахиваться конвертом от пластинки.

«Ладно, остывай пока. Придется пробовать еще и Галю, – опечалился Юрий. Он уже видел ее в паре с Киселем, и понял, что танцы – это не её. Антошина занята Борисом. Лучше посижу с Олей».

– Я сейчас сдавал Нине зачет по английскому, – сказал он, сев рядом с ней.

– Интересно, – ответила она, показывая всем своим видом, что это её не только не волнует, но скорее задевает. – Она приняла?

– Поставила «зачет». Если бы был трезвый, не поставила бы.

– Можешь гордиться и впредь сдавать экзамены в подпитии.

– Увы, все экзамены позади, так что можно вообще не пить. Да и сейчас разве я пьян? Какие признаки опьянения тебе известны?

– Первый, – это излишняя говорливость, – ответила Оля. – Второй, – частая смена партнерш на танцах.

– Изви-ни-те, – протянул Юрий, – это вынужденная мера, направленная на удовлетворение культурных потребностей женского состава. А тебя просто вырвали у меня из рук. Так что, следующий танец – со мной!

– Но мне надо отдышаться и что-нибудь попить, – сказала она.

– Вина или воды? – спросил Юрий.

– Полстакана виноградного сока, если не затруднит, – ответила Оля.

Юра поднялся к столу и налил сок в хрустальный с резьбой стакан. Остальные танцоры тоже сделали паузу и, подойдя к столу, как на фуршете, угощались и угощали друг друга.

Юра подал стакан Оле, и, налив себе токая, стал пить, наблюдая за ней. Музыка продолжала призывно звучать, и он теперь решил не отступать от намеченной цели.

Через минуту Оля встала с легким, но заметным Юре настроением человека, делающего одолжение. Не обращая на это внимания, Юра с улыбкой утомленного победителя привлек её к себе и, поймав ритм «Strangers in the night», повел, как ему казалось, в сказочную калифорнийскую ночь.

Окна в комнате были загодя зашторены, чтобы свет с улицы не напоминал о времени суток, наподобие закупоренных игорных домов где-нибудь в Лас Вегасе. Это и впрямь создавало неопределенно-интимное настроение.

– Мне еще на банкете в НИИ понравилось, как ты танцуешь, – сокращая расстояние с Олей, шептал Юра. – Где-нибудь училась?

– Нет, просто стараюсь понять, реагируешь ли ты на ритм в музыке или предлагаешь свой. Но не всегда получается.

Встретив партнершу, готовую быть ведомой в танце, любой мужчина становится её рабом. «Вот Аня тоже могла бы стать поработительницей, если бы сызмала не увлекалась калорийными булочками с изюмом, – мелькнула у Юры мысль».

– Это чудесно. Такое взаимодействие с партнером редкое явление и потому ценное, – уверил он Олю. «Но ведь такое же взаимопонимание возникло у меня с Люсей в постели! – вспомнил Юра. – Она тоже редко подгоняла меня и не отставала, когда я ускорялся».

Тряхнув головой, Юра хотел отринуть это сравнение, но, помимо его воли, теперь в постели ему виделась только Оля. Обхватив ее хрупкую талию, он постепенно прижимал ее к себе, пока не ощутил теплое прикосновение полушарий ее упругой груди.

Оля пробовала отстраниться, но не явно.

– Мы так не договаривались, – сказала она, думая усмирить натиск Юры.

– Я под этим договором не подписывался, – парировал он. – Более того, я, как пират, могу захватить добытую в бою рабыню без ее спроса.

– Ну, уж нет. Не видела ни боя, ни пирата и рабыней себя не чувствую.

– Возможно, я преувеличиваю, но ощущение такое…

– Увы, в таком состоянии все кажется несколько преувеличенным. Дай немного свободы, а то дышать трудно, – выдохнула Оля.

Юра в недоумении ослабил объятие, но продолжил увещевать Олю в своих чистых намерениях.

– Извини, но мне показалось, что я тебе не противен.

– На расстоянии… Большое видится на расстоянии.

– Не такой уж я большой, – пробормотал Юрий, но музыка закончилась, и он проводил Олю к дивану.

– Оля, – позвал ее Борис, стоя у стола и наливая что-то в стакан. – Тебя не очень утомил наш новый друг?

– Еще не очень, – отозвалась Оля. – Мы с Юрой всего один раз танцевали и весьма плодотворно провели время.

– Ну-ну. Если что, ты сообщи.

– Вот блюститель порядка нашелся! – сказал Юрий. – Здесь домострой что ли?

– Не то, чтобы этот строй, но Оля, пока наша.

– Немного не допонял, – встрепенулся Юрий. – Ваша или конкретно чья-то? Может, выйдем, разберемся?

– Боря выразился фигурально, – Оля поспешила осадить разогретых скакунов. – Я по жизни – Шурина, а на работе – Юрина.

– Меня такой ответ устраивает, – улыбнулся Юрий. – Продолжаем танцы или есть другие планы?

– Можно устроить конкурс на лучшую сценическую импровизацию, - подсказала Нина. – Вы будете изображать свои объекты или субъекты, а я буду журить. Можете разбиться на пары.

– Ну, нет, нет, – послышались голоса.

– Такие задания мы выполняли в студии, – сказал Киселев. – Подготовка в паре занимает массу времени, а изображать что-то сольно, – слишком просто и не интересно.

– Ну, не играть же нам в бутылочку, – сказала Нина. – Взрослые люди…

– А почему бы и нет? – ответила Шура сестре. – Любви все возрасты подвластны. Кто – за?

– Я пас, – сказала Аня. – Не настолько мы продезинфицированы.

– Правильно, – подхватил Борис. – Нина, где наша «Столичная»?

– Братцы, это – только под горячую, – сказала Нина. – Вот подам жаркое, тогда можно будет добавить. А пока, двигайтесь, танцуйте! Шура, объяви белый танец.

– Объявляю самый белый из всех танец! – сказала Шура. – Боря, давай Битлз!

Борис поставил на вертушку диск Битлз и отошел в сторону с безразличным видом. Это походило на вызов, но весьма наивный, поскольку в любом случае без партнерши он не остался бы.

Из троих мужчин сложился невидимый треугольник. Каждый из них испытывал в нем напряжение ожидания, запитанное сложившимися симпатиями. Естественно, студийцы желали попасть в избранники Оли, поскольку сокурсниц они освоили раньше. Девушки решили по-своему: «не отдадим своих», и сразу разобрали и Борю, и Киселева. Так, Оле достался Юрий.

– Извини, но мне не остается ничего, кроме как пригласить тебя, – уколола она его.

– Спасибо! Я уже был готов прыгнуть от горя с балкона. Ты меня спасла.

Танцевать под мелодии Битлз не очень-то легко. Партнеру приходится выбирать свой ритм не всегда очевидный, и не каждая партнерша это чувствует. Но Оля опять удивила Юрия хорошим пониманием его стиля, и он решил, что она рано или поздно будет его.

– Послушай, – шептал он ей на ухо, пытаясь изобразить фокстрот, – у меня еще не было такой классной партнерши, как ты. Мы с тобой будем идеальной парой, если займемся танцами.

– Танцами? У меня есть занятие посерьезнее.

– Живопись, это хорошо, но одно другому не мешает. Движение и музыка могут даже помочь в развитии художественных задатков. Вот Дега, например, вдохновлялся образами танцовщиц…

– Ну, хватит, – остановила Оля измышления Юры. – Мы танцуем или выясняем отношения?

– А когда еще, если не в тесном контакте, выяснить приоритеты и отношения? Но, если ты против, поговорим об этом позже.

Юрий замолчал и постарался не только поймать драйв, но и доставить удовольствие Оле. Вскоре она склонила голову ему на плечо, и он затрепетал, поняв, что достиг желаемого результата.

О, сладкий миг, когда партнер ощущает полное доверие партнерши и её подчинение его воле. В этот момент происходит слияние не только душ, но и тел,   хотя бы только в легких прикосновениях. «Продлись, мгновение! », – звучало в голове Юрия.

«Что он делает со мной? Соблазняет? – мелькали мысли у Оли. – Это какое-то новое ощущение, наваждение. Жаль, что оно скоро кончится».

Действительно, плавная мелодия «Strawberry fields» вскоре закончилась и началась весьма энергичная «Tvist and shout». Пары распались, и в кружке остались немногие желающие попрыгать.

Юрий предложил Оле отдохнуть, но подвел её не к дивану, а к окну. Он отвел штору в сторону, подтолкнул Олю к подоконнику и отпустил штору. Оказавшись скрытыми от глаз ребят, он хотел, было, приобнять её, но вовремя понял, что может испортить романтическое настроение, навеянное музыкой и танцем. Уставившись в сумерки за окном, они помолчали.

– Тебе было хорошо со мной? – спросил Юрий, когда музыка в комнате стихла.

– В общем, да. Ты правильно вел меня, но это ничего не значит. Есть вещи важнее этой, как её, – эмпатии.

– Ты так думаешь? Но что может быть ценнее взаимопонимания без слов, на уровне телепатии? Я еще только задумал что-то, а ты уже это делаешь. Это отношения высшего порядка!

– Ну, ты скажешь! – не задумываясь, сказала Оля.

– Похоже, такое явление для тебя обыденность, привычка. Значит, ты его испытывала с кем-то.

Оля помедлила, но, поняв, что Юра со своей дотошностью не отстанет, решила покончить все разом:

– Испытывала.

Услышав это, Юра замер, будто ждал совсем другой ответ. В нем опять всколыхнулось, застывшее, было, чувство легкой ревности к тому, кто у нее был до него.

– И ещё, откуда ты знаешь, что твой Игорь Николаевич интересуется джазом?

– Ну, знаешь! – возмутилась Оля. – Он просто рассказывал нам об известных джазистах на занятиях. Это тебя устраивает?

– Устраивает, – потухшим голосом отозвался Юра. – Извини. Я думал, что ты уже слушала записи из его коллекции.

– А если и так, то что? Да, слушала! У него классная стереосистема дома и много пластинок.

Это признание ударило Юру, как обухом по голове. Он-то представлял себе Олю чуть ли не серой мышкой, этакой паинькой и маминой дочкой. А она, оказывается, бывала дома у этого ценителя женской натуры и неизвестно, чем занималась с ним под бархатное меццо Эллы Фицджеральд!

– У меня нет стереосистемы, – подавленно констатировал Юрий. – И о живописи я почти ничего не знаю. Думал, с твоей помощью образоваться.

– С какой стати? – отрезала Оля. – Я не учитель и не такой уж знаток. Захочешь, сам образуешься.

– И еще я надеялся, что мы займемся с тобой танцами.

– Не знаю… Я согласия не давала.

– Если не устала, пойдем еще потанцуем?

– Не устала, но и танцевать что-то расхотелось. У мамы утром была температура, так что лучше пойду-ка я домой.

– Вот тебе раз! – огорчился Юрий. – Только мы поймали кайф, ты уходишь.

– Извини. Мне надо идти, – сказала Оля и вышла из-за шторы.

В комнате зазвучала очередная композиция, и оба свободных кавалера направились к Оле. Увы, им тоже было отказано. Борис глянул на Юрия неприязненно, а Киселев сделал вид, что ему не больно-то и хотелось. Оля направилась в прихожую, а Шура – за ней.

– Чего это ты собралась? – спросила она у подруги. – Время детское, и десерт еще будет.

– Мама утром температурила, и настроения развлекаться нет.

– Может, твой Юра чего-то наговорил?

– Он ни причем. Правда, – настроения нет. Уйду тихо, чтобы народ не волновать.

Тут же появился Юрий, следивший за Олей, и, поняв, что она уходит, вызвался ее проводить. Она была против, но Шура настояла, чтобы её проводили. Так под звуки популярной музыки они и вышли из квартиры.

– Извини, если я чем-то обидел тебя, – уже на улице сказал Юрий.

– Не то, чтобы обидел, но зачем ты пытаешься узнать, что со мной было раньше? Да, мы с Игорем были вместе… И я этого до сих пор не забыла. Это было очень, очень…

Не ожидая такой бури откровения, Юрий просто опешил. Шквал мыслей пронесся в его голове. Как, кто, что это за прохвост, подонок, воспользовавшийся девичьей наивностью во имя ублажения своей похоти?! Вот бы дать ему…

Они уже подошли к подъезду Олиного дома, и, несмотря на полную растерянность, Юрий попытался её обнять. Она отвернулась, заметив его поползновение к поцелую. Тем не менее, он дотянулся губами до ее уха и поцеловал его мочку.

– Нахал, вы, молодой человек, – сказала Оля и открыв дверь подъезда, добавила: – Идите вы в библиотеку.

– Иду, – успел сказать Юрий, прежде чем дверь за ней закрылась.

С этого момента жизнь Юрия превратилась в типичный ад ревнивца. Он понимал, что влип, как «муха в сладость», и жизнь ему стала не в радость. Одна женщина еще владела его телом, вторая – не то чтобы душой, но воображением – точно.

«Кто же Он? Кто этот счастливец, что сорвал благоуханный цветок невинности с этого полноформатного налитого стебелька?! » – ежечасно мучился вопросом Юрий.

В последующие встречи с Олей, превозмогая мазохистскую боль при её расспросах, ему приходилось выслушивать, как она гордилась именем своего «первого»: «Игорь Негодаев»… – говорила она, замирая в тихом экстазе.

Чтобы избавиться от боли, Юрию надо было найти её источник и низложить его. В конце концов, он нашел номер его телефона в её записной книжке. Но, как его низложить? Он находился в высотке послевоенной постройки, на площади Восстания, и доступ к нему был совсем не прост.

Помня, что их общий «предмет» страданий увлекается джазом, Юрий решил показать ему свои диски Дейва Брубека. По телефону он мямлил что-то про знакомых, которые дали ему его номер для обсуждения филофонических проблем. Поверил Игорь этой сказке или нет, но сбивчивое предложение Юрия о встрече принял и назначил день и час.

Прибыв к заветному подъезду в назначенное время и открыв трёхметровую дубовую дверку, Юрий уткнулся носом в вежливую консьержку, объяснившую, что «Игорь ещё не пришёл». «Как?! Неужели она знает всех жильцов этого огромного подъезда», - поразился он. Кого-кого, а Негодаева, очевидно, знали.

На улице было ветрено и сыро. Он остался ждать в подъезде, точнее – в холле, который в нормальных домах называется лестничной площадкой. Долго ли коротко ему пришлось мучиться сомнениями: придёт – не придёт, но всё же он дождался.

С улицы вошёл мужчина и придержал дверь, пропуская вперед девушку, в которой Юрий узнал… Ольгу! Её профиль, её осанка и, кажется, её плащ – всё промелькнуло перед его глазами, как в кошмаре.

Вдруг девушка что-то проговорила, и у Юрия отлегло от сердца: это была не Оля, не её голос. Но это была её копия! Значит её спутник и есть тот самый счастливчик – коллекционер типажей!

Дальше всё происходило, как он и планировал. Когда они поднялись в квартиру, хозяин предложил раздеться и усадил в кресло обоих гостей. Девушку звали Леной, и она пришла позировать Игорю, который, как выяснилось, «художник от Бога», а «руку ему ставил» по-соседски, сам Фарфорский! Юрия он просил не обращать на его работу внимания и рассказывать о себе всё подряд: кто он, откуда и куда?

Вскоре пришёл его приятель одноклассник, и их беседа превратилась в перекрестный допрос. Впрочем, Юрий свою легенду, близкую к жизни, выдавал без труда и даже успевал выудить скудные сведения о жизни приятелей.

Во время этого допроса постоянно работал телевизор, велись разговоры о чае, переговоры по телефону и, казалось, Юрий здесь вполне обычный, если не сказать, старый гость. Постепенно он начал ощущать некое безразличие к своей персоне, и это странным образом задевало самолюбие.

Чем больше он пытался увлечь оппонента своей персоной, тем больше чувствовал пренебрежения, а вскоре и тонкой иронии, издёвки в свой адрес. Два его диска фирмы Columbia с записями лучших вещей Брубека, купленных за большие деньги, вызвали в стане противника некоторое оживление, перешедшее вскоре в кривые ухмылки, означавшие: какое барахло ты таскаешь, братец, в приличное общество.

Вскоре хозяин вообще устал пикироваться с гостем и рисовать портрет своей подружки и предложил своему приятелю «сгонять партейку в теннис».

Все вышли на площадку, аналогичную нижнему холлу. Друзья притащили с лестницы и собрали стол, и, не обращая ни малейшего внимания на гостей, принялись рубиться в «пинг», безумолку поддразнивая друг друга:

– Сейчас посмотрим, как вы не умеете в шашки играть! – говорил один.

– Да куда уж нам, лаптем щи хлебам, – парировал другой.

– А мы-то всё равно вам вдуем по самое дальше некуда!

Шарик скакал и взлетал из-под стола в бешеных «топсах», и Юра чувствовал, что ему с его уровнем, не стоит даже заикаться об участии в игре. Дальше оставаться и «низвергать» было бессмысленно, и он быстро откланялся.

«Так в чём же загадка магнетизма этого высокомерного типа? – ломал он голову. – Почему Оля, проговорившись как-то о Нём, о Первом, сказала: «Прикажи он мне прыгнуть из окна своей квартиры, я бы прыгнула, не задумываясь! ». Такая любовь? Что в нём такого расчудесного? Нет, что-то он недопонял, недоглядел с первого раза. Словом, облегчения душе не было никакого, и он решил сделать вторую попытку.

Такая возможность представилась в канун Первомая. Теперь он напросился в гости к Негодаеву, якобы поздравить с наступающим праздником. Для обращения внимания к своей персоне в этот раз, он не пожалел денег на бутылку «Камю». Действительно, эта приманка подействовала, но неожиданным образом.

– Ух, ты-ы! – воскликнул его соперник, увидев такое подношение. И тут же потухнув, откатил назад. – Жаль, что врач мне пить запретил.

– Что так? – с трудом скрывая некоторую радость, спросил ревнивец. – Тяжкий недуг?

– Да, нет. Так, по мелочи: колит обострился, – поспешил он разочаровать его. – Ты уж убери бутылочку, пригодится самому.

При чём тут колит, Юра не понял, но, что шар противник отыграл, было ясно. Потом всё пошло обычным для хозяина чередом: копия Оли по имени Маша Полянская (!), дочь того самого, из ЦК, другие барышни, болтовня ни о чём и всяческая суета.

Разговора о его недавнем увлечении девушкой из изостудии никак не получалось, да и не получилось бы «за давностью» и из-за скорости обновления моделей. Постепенно до него дошло, что могло привлекать невинниц в этом прожжённом и «уставшем от жизни» ловеласе. Как ни странно, – это было наслаждение собственным страданием от унижения и поругания их чести. Словом, вид мазохизма.

Вот когда он это осознал, его отпустило. Он понял, что его миссия – это спасти заблудшую овечку любыми доступными способами. И он постарался.

Вечерами он-таки стал подрабатывать в театре. Там все ещё работала В. Сперантова, но уже прыгала за «Четырех близнецов» И. Муравьева. Туда в качестве бутафора его помогла устроить Шура. Её же сокурсники помогли Юрию «вылечить» Олю.

На следующих вечеринках со студийцами, на выездах на природу он пускался на всякие ухищрения, лишь бы затмить образ сибарита из высотки. Прошло с полгода, прежде чем они оказались одни в её комнате в коммуналке на всю ночь.

Дорогого стоило получить такой подарок. Увы, в тот первый раз, несмотря на его настойчивость, кроме боли «внизу живота» от перенапряжения Юрию ничего не перепало. Оля так зажалась, что никакие его ласки не могли вызвать у нее ответной реакции.

«Столько времени прошло! Неужели Негодаев до сих пор держит её в своих объятиях, и она не может вырваться из них? » – думал он.

Прошел еще месяц и, наконец, это случилось. Он уже снимал комнату в коммуналке на Маяковке, чтобы жить «самостоятельно». Родители, скрепя сердца, решили не препятствовать развитию самостоятельности сына, и она развивалась стремительно.

Ему удалось затмить образ «первенца» Оли настолько, что в один прекрасный вечер она осталась в его келье на ночь и во всём ему повиновалась. Её спортивное упругое тело отзывалось на все его порывы и ласки. Её губы, распухшие от засосов, с хищным сладострастием, всасывали его губы до самых щёк так, что он мог дотянуться языком до её малого язычка в гортани. Её ноги обнимали его бедра и  подгоняли их, как в голопе.

Он входил и входил в неё после коротких провалов в сон, пока не заметил, что она спит, как убитая, и уже ничего не чувствует. «Люби сколько хочешь, только не буди».

И какое тут может быть предохранение?! Первый же чехольчик для семян оторвался от резинового колечка, и всё своё содержимое излил на самую плодородную почву.

Бывая в аптеке, он произносил тогда слово «презерватив» шепотом, как пароль на явке. Но продавщицы любили шутить и кричали кассирше на всю аптеку: «Галя, пробей ему 4 копейки за презервативы! ». Поэтому запасов «предохранителей» не было, да и можно ли было думать о чем-то, что не связано с процессом взаимного удовлетворения?

Словом, вскоре подруга скромно объявила Юре о задержке самого главного, что есть у женщины. В ту пору её сестра работала в больнице и сразу уложила её туда на обследование. Оно как будто бы ничего не показало, но резонанс был! – на обе семьи. Шила в этом самом месте не утаишь.

Впрочем, молодые особенно и не скрывали своих отношений. Продолжали в том же духе, но более осторожно. До оформления отношений оставалось несколько шагов: найти работу с хорошей зарплатой и определиться с жильём.