Baby of the Night

Мне не нужна такая

Уверенная, злая

И наглая, как ржавый паровоз!

Я сам такой, — я знаю.

Обиды не прощаю,

Ни действий, ни бездействий, ни угроз!

Мне нужен кто-то мягче,

Приветливей и слаще.

С глазами — океанами любви.

Бесёнок и обманщик,

Весёлый хулиганчик,

Звезда, секс-символ, ну, короче, — ты!

Есть буду только сою,

Не буду драться в ссоре,

Не буду лезть по пьяни на рожон.

Я сделаюсь спокоен,

Отчасти даже скромен

И отвяжусь вконец от бывших жён!

Короче, дело к ночи.

Жаль, ночи дней короче.

Тут в кризис всё дешевле, налетай!

Москва в огнях рокочет,

Москва живёт как хочет!

Я тут и ты, my Baby of the Night!

25.6.10

Продолжительность рабочей недели повсеместно выросла на 6 часов. NSDAP, именующая себя «рабочей», да ещё «социалистической» партией, добавила трудящимся немцам лишний рабочий день. При расчёте на «пятидневку» рабочий день длился почти 10 часов, или 8 часов при шестидневной рабочей неделе. В то же время о «реальной зарплате» для немцев можно было говорить лишь с точки зрения макроэкономики, а не покупательной способности из-за введения системы карточек и распределения товаров. Количество брака по всем отраслям немецкой промышленности резко увеличилось из-за переутомления рабочих. Количество несчастных случаев на производстве по этой же причине выросло на 4 процента. Принуждение рабочих к работе на износ ради повышения прибыли — золотая мечта капиталистов с помощью фашистов, оказалась достигнута.

Немецкий народ сначала закрепостили, затем и вовсе взяли в рабство. Безработицу, достигшую при капиталистах в Германской республике 30 процентов, с помощью фашистов капиталистов убрали почти до нуля за счёт принудительного, рабского труда. Существенную часть безработных забрали в армию — платить капиталистам налог кровью. Война так вообще вела к дефициту рабочих рук. Утилизация.

Трудовая повинность и система принудительного труда при гитлеровском ультракапитализме охватила сначала немецких мужчин 19 — 24 лет, позже женщин и затем все остальные категорий работников. Они трудились на сельхозработах, в городских службах, на военном строительстве, там, куда их направляли чиновники-фюреры свой волей. Работников привязали к одному месту работы. Они были законодательно обязаны работать столько часов, сколько им скажут. Как рабы, не могли сменить место работы, уволиться, переехать из одного города в другой, покинуть страну. Золотая мечта любого работодателя-капиталиста.

За отказ — репрессии: большие штрафы или заключение в концлагерь. По трудовой повинность все немцы без различия пола в возраста от 19 до 25 лет ежегодно отправлялись в 800 лагерей на строительные, дорожные и сельскохозяйственные работы на 6 месяцев под руководством фашистских комиссаров. 2 500 000 человек прошли через такие лагеря. Работали в основном без техники, труд ручной, высокий травматизм, низкая оплата, проживание в бараках: двухъярусные кровати, соломенные тюфяки вместо матрацев. На стройках только автобанов по трудовой повинности работали 200 000 человек, в том числе политические заключённые концлагерей. На строительстве социального жилья, социальных объектов, военных мега-сооружений работало 2 миллиона рабов-немцев. Девушек после начала войны из лагерей сразу переводили на вспомогательную военную службу. Принудительно набранные рабочие переводились на военные заводы, если этого требовали задачи «особого государственно-политического значения» и имелось жевание капиталиста.

Интернационал капиталистов всех стран, соединившись, поднимали военную махину Вермахта принудительным рабским трудом и за счёт простого немецкого народа. Без рабства в той или иной форме капитализм существовать не может. Недовольные такой жизнью немцы массово подвергались штрафам, лишились кредитов, отправлялись в концлагеря, в армию. После разгрома и запрета деятельности немецких коммунистов и левых вообще, запрещения любых форм борьбы за свои права, противостоять такому закабалению немецкого народа оказалось некому.

Гитлеровцы реформировали и сельское хозяйство: ввели для немецких крестьян принудительную поставку сельхозпродукции — фашистскую «продразвёрстку». Капиталистическое государство теперь предписывало хозяевам земли что сеять, что сдавать, по каким ценам. Резко снизилось поголовье скота. По уровню механизации сельского хозяйства немецкие мелкие производители существенно отстали от советских колхозом и крупных американских хозяйств. Половина немцев по-прежнему пахала на быках. Продовольственный кризис прошлой мировой войны и мировой «Великой депрессии» плавно перетёк в эпоху Гитлера и стал усугубляться для немцев дальше.

Действовал запрет на инвестиции в невоенные отрасли, из-за чего производство товаров народного потребления упало. Предполагалось, что бытовые товары будут захватываться во время войны и принудительно производиться в оккупированных странах. А пока немки массово одевались в платья из целлюлозного сырья — искусственной ткани, получаемой из древесины. В 1939 году только 5 процентов немецкого населения смогла купить галоши и боты. Великогерманский рейх даже галоши теперь сделать не мог. Запасы галош в первую очередь выдали почтальонам, газетчикам и уборщикам улиц при том, что индустрия производства одежды и тканей, индустрия моды явлалась одной из самых развитых отраслей промышленности Германской республики до милитаризации. Существовал серьёзный дефицит мыла. Всё шло в Вермахт и на заграничные счета капиталистов.

Внешняя торговля сделалась монополией государства. Ряд продовольственных и промышленных товаров начали продавать по карточкам. Так, с начала 1937 года ввели карточки на масло, маргарин и сало. Затем на мясо, мармелад, кофе. Ввели карточки на мыло, обувь, текстильные товары, уголь, бензин. С начала войны карточки ввели на всё остальное, в том числе одежду и предметы гигиены: имелись отдельные карточки для мужчин, женщин, мальчиков, девочек, грудных младенцев. Буйно расцвёл чёрный рынок, хищения, злоупотребления чиновников из правящей вертикали власти. Было совершено ясно, что надвигающаяся война приведёт к ещё большему ухудшению продовольственной ситуации, карточки станут отоваривать с запозданием, а качество продуктов ухудшится ещё сильнее.

Резко упала рождаемость. Как следствие ужаса ультракапиталистического рабства, к уровню рождаемости послевоенных 1919 — 1920 годов гитлеровцы даже и приблизиться не смогли, несмотря на несколько лет трескучей фашистско-расистской «семейной» политики. По их идее, освободившись от неустроенности республики, немцам следовало воспринять, встать с колен, мужчинам полагалось начать активно оплодотворять женщин, а тем радостно рожать крепкотелых голубоглазых и светловолосых арийских красавцев и красавиц. Однако простые немецкие женщины и мужчины проголосовали главным своим способом народного плебисцита — деторождением, против рабства — немцы по рождаемости при Гитлере отказались возвращаться даже к уровню 1920 года. Максимально достигнутый при Гитлере показатель — лишь уровень рождаемости 1923 года — то есть, года взлёта к пику страшной гиперинфляции, когда кусок хлеба стоил триллионы марок, а деньги обесценивались вдвое каждые несколько часов. Очень не любил простой немецкий народ своих правителей. Так простые немцы оценили для себя фашизм.  

Повысилась заболеваемость. Количество врачей сократилось на 7 процентов. На 10 процентов упала обеспеченность населения больничными койками. Война же обещала, что на этом падение не остановится. В сочетании с возросшей нагрузкой на трудящихся, в первую очередь на промышленных рабочих, это дало чудовищный рост заболеваемости: на 40 процентов за несколько лет.

За несколько лет до неминуемой начала войны увеличилась смертность, причём для подростков — на целых 14 процентов, при снижении смертности только для новорожденных и в группе 15 — 30 лет. Ожидаемая продолжительность жизни детей годовалого возраста и 5-летнего возраста уменьшилась на 0,4 года, для 30-летних уменьшилась на 0,1 года. Война же обещала, что на этом падение не остановится.

Зато заработала правительственная программа, направленная на сокращение числа престарелых граждан, массово умерщвлялись психически больные и умственно неполноценные немцы, куда записывали зачастую людей просто с девиантными поведением, неугодных властям. Зато население засыпали сотнями миллионов таблеток наркотика «Pervitin», выпуская наркотик даже в виде шоколадок конфет с 10-кратной дозой метамфетамина.

Придя к власти, фашисты сразу же резко, примерно на 1/3 сократили закупки за границей для немецкого населения продовольствия, товаров широкого потребления и сырья, необходимого для их изготовления. Так закупки за границей сливочного масла и пшеницы, в том числе в Советском Союзе, решившем свою продовольственную проблему с большим запасом за счёт индустриализации-коллективизации, гитлеровцы за один год сократили на 1/3 , а сала в 3 раза. Почти целиком гитлеровцы прекратили закупку за границей кормов, соответственно в немецких хозяйствах резко сократилось поголовье скота, следовательно, упало производство мяса, молока и масла.

Когда жители других стран ели больше мяса, белого хлеба, сахара и яиц, то в Великогерманском рейхе на стол простым людям шли преимущественно капуста, ржаной хлеб, маргарин, картофель и фруктовый мармелад-эрзац. Немцы буквально перебрались с «хлеба на квас». Война же обещала, что на этом падение не остановится. Зато деньги рекой текли в личные карманы капиталистов и фашистской государственно-чиновничьей верхушки.

Пока в Советском Союзе «жить становилось лучше, жить становилось веселей» и налегали на выпуск сливочно-бисквитных тортов и сливочного мороженого с кремовыми розочками, в немецких рабочих семьях между 1927 и 1939 годами  потребление мяса снизилось на 18 процентов, жиров на 37 процентов, белого хлеба на 44 процента. В кризисные года мировой «Великой депрессии» при республике в 1920-е годы средний рост немецких детей, тем не менее, вырос примерно на 7 сантиметров, а в 1930-е годы при гитлеровцах из-за того, что капиталисты посадили народ на голодный паёк, акселерация остановилась.

Гитлеровцы объявили простым немцам волю своих капиталистов и их заморских акционеров: «Мы готовы и в будущем, если понадобится, есть поменьше жиров, очень мало свинины, по несколько яиц, потому что знаем, что эта маленькая жертва будет жертвой на алтарь свободы нашего народа. Мы знаем, что валюта, которую мы таким образом сэкономим, пойдёт на вооружение». И то верно: немецкие и зарубежные акционеры германской военной промышленности ликовали, забивая счета и депозитарии чистоганом. В одном месте убыло — в другом прибыло. До приведения к власти своей марионетки — Гитлера немецкие и зарубежные акционеры немецкой промышленности получал 3 — 5 процентов прибыли на вложенный капитал; после прихода к власти Гитлера норма прибыли быстро поднялась до 15 процентов. Война обещала удвоить и эту норму прибыли. Танки плодить — не котомки шить. Это при социализме война невыгодна все слоям населения. При капитализме правящая промышленно-чиновничья верхушка молится на войну.

С началом войны предприятия Великогерманского рейха, не входящие в категорию важных, вроде бумажных, шерстяных или хлопчатобумажных, фашисты вовсе ликвидировали, рабочих перевели на военные заводы, а нужную продукцию стали ввозить из оккупированных или зависимых стран. Совсем не имея собственного хлопка и почти не имея шерсти, немецкий народ оказался перед нуждой — обходиться той одеждой, которая есть. Все средства для закупки сырья для изготовления одежды шли через военные заказы в карманы капиталистов. И вот они, — будни ультракапиталистического Великогерманского рейха: длинные очереди немцев со слезами на глазах за продуктами питания, одеждой, обувью и другими товарами по карточкам; вымотанные на безостановочной работе немецкие женщины в платьях из обрезков старой одежды; самодельная обувь с использованием деревянных и соломенных подмёток...

Закабаление немецкого народа фашисто-расистами сопровождалось фарисейский пропагандой о том, что в Великогерманском рейхе создаётся «прекрасный, упорядоченный, справедливый в социальном отношении мир, который, может быть, ещё страдает некоторыми недостатками, но в целом счастливый, прекрасный... ».

Обещание NSDAP дать каждому немцу качественное жильё, квартиру, соответствующую его доходам и отвечающую последним требованиям гигиены и народного здравоохранения, также оказалось ложью, даже с учётом переселения немцев в квартиры, конфискованные у евреев. То же произошло с «народным автомобилем» «KdF-Wagen». 336 000 немцев фактически как «дольщики» завода сдали деньги на машину по формуле: «Выплати, прежде чем получить». На их деньги построили производство, но до 1939 года на заводах «Фольксваген» выпустили всего 300 автомобилей; после чего производство перевели на военные рельсы. Редкие счастливчики на проданных им автомобилях ездили редко —  бензин распределялся по карточками и, как правило, для военных. «Дольщики» остались обмануты.

Зато в пропаганде для глаз и ушей жителей Советского Союза на дорогах Великодержавного рейха существовали 50 000 тысяч «народных автомобилей».

Брошюра «Правда о Германии» на русском языке рейхсляйтера, обергруппенфюрера SA и руководителя Трудового фронта Лея вещала русским, белорусам и украинцам: «Благосостояние трудящихся не исчерпывается количеством отработанных за крепкий рейхспфенниг часов, приобретённых квартир и автомобилей… За последние годы Германия покрылась густой сетью первоклассных автострад. В праздничные дни по ним движутся десятки тысяч так называемых народных машин, которые по карману каждому среднему германскому рабочему».

Пропаганда капиталистов рисовала для внутреннего и внешнего потребления довольных арийских рабочих, спасённых фашисто-расистами от эксплуатации еврейских работодателей, коммунистического рабства и процветающих в справедливом национально-ориентированном гитлеровском обществе. За это от каждого простого немца капиталисты требовали отдать ещё один — главный налог — своей кровью и жизнью на войне.