Расскажи мне про звезды 14 (Порно рассказы)

6 сентября, четверг, 1984 год.

ФЕДЯ

Сегодня площадка пожарной лестницы была пустой. Прежде, чем идти в душное помещение больницы, от которого меня уже заранее тошнит, я решил покурить. Если бы мои друзья знали, чем я занимаюсь в больнице после школы, они бы меня засмеяли. Им кажется крутым, что я хожу туда и участвую в больничной жизни. На самом деле я просто убираю мусор, помогаю мыть полы и делаю черную работу. Никто мне не позволил бы участвовать в медицинских процедурах или хотя бы присутствовать при них. Первое время мне было даже интересно,   мне казалось, что это так величественно и оригинально быть частью команды медработников, но иллюзии быстро развеялись.

Просидев на ржавом полу приличное количество времени, и отсидев себе зад, я все же встал и пошел в больницу. Переодевшись у отца в кабинете, я быстро ускользнул от его глаз и пошел в стационар создавать видимость деятельности, что б меня ни к чему не припрягли. У меня такое ощущение, что отец всем и каждому сказал, что меня можно эксплуатировать на всю, так что почти каждый встречный медработник, увидев меня, дает мне поручения. Вот и теперь, проходя мимо открытой палаты, я был замечен медсестрой. Она окликнула меня и попросила помочь поменять простынь лежачему больному. Надеваю на лицо маску доброты, разворачиваюсь и иду помогать. Потом меня просили отнести грязное белье в санитарную комнату. Когда я возвращался обратно, то снова увидел впереди медсестру и, решив, что она тоже мне непременно даст задание, быстро зашел в первую попавшуюся плату. Попал я прямо в гости к своей знакомой старушке. Я захожу к ней каждый день и она, загружая меня разговорами о своем прошлом, спасает от больничной кабалы. Сегодня я уже с порога заметил, что с Катериной Петровной что-то не так. Я оглянулся по сторонам, и заметив, что мы с ней одни в палате, тихо позвал ее по имени. Она не пошевелилась. Может спит? Я еще раз громче обратился к ней, но безответно. Медленно и с нарастающим опасением я прошел ближе к ней, внимательно рассматривая ее, и пытаясь обнаружить признаки дыхания. Остановился перед ее кроватью и тревожно рассматриваю ее. На ее тумбочке стояла лампа, и желтый свет освещал Катерину Петровну, делая ее похожей на труп. Мне даже показалось, что лицо ее как будто обмякло и ссохлось, глаза провалились, нос заострился. У меня внутри все затрепетало от страха, конечности онемели и превратились в ледышки. Я протянул руку, что б проверить пульс, но тут же одернул ее. Вдруг она мертва и ее плотоядные микробы переползут на меня? Но тут за моей спиной раздался голос, который как лезвие ножа вонзился мне в больную рану и разрезал ее еще сильнее:

— Она мертва.

Я оглянулся, и почувствовал, как палата переворачивается в моих глазах, и я теряю равновесие, будто произошло землетрясение или обрушение здания. Это был он, человек из парка. Не может быть, он пришел! Я чувствую, как у меня отнимаются ноги, чувствую нервную боль во всем теле от волнения, и не могу пошевелиться. Глаза его, как острие кинжала вонзаются мне в душу. Он спокоен, безупречен, внимателен. Взгляд его тяжелый и пронзительный, равнодушный, ледяной, не человеческий. Он смотрит на меня свысока, не опуская голову, презрительно и уверенно. Я вижу его белые перчатки, которые снились мне, вспоминаю сон, и чувствую, как меня поглотили эмоции, я задыхаюсь, еле дышу. Он здесь, стоит передо мной, в своем идеальном плаще, тот, кого я ждал так долго. Мне кажется, будто я сорвался с края обрыва и падаю в пропасть. Не могу взять себя в руки, такое со мной впервые. Что делать? Я чувствую, как мои веки стали мокрыми, а в глотке наоборот пересохло. Почему? Что это? Перевожу взгляд на Катерину Петровну. В глазах все расплывается. Кажется, он сказал что-то. Что он сказал? Что она умерла. Но когда он это сказал? Как давно? Пытаюсь понять, что произошло, все мысли перемешались. Не могу думать.

— Откуда ты знаешь? Ты убил ее? — говорю я вдруг, сам не понимая, что несу. Я осмелился поднять глаза на вошедшего, и снова встретил его взгляд, презрительный, с искрой ненависти, он смотрел на меня, как на ничтожество. Мне захотелось тогда умереть, лишь бы этот взгляд остался последним, что я видел в жизни. Но что я несу? Как я мог сказать такое ему? Разве он стал бы убивать кого-то? А почему нет? Он не знает милосердия, он холодный, отчужденный. Как будто не человек. Он так равнодушен, будто не знает никаких чувств. А я сейчас чувствую все и сразу, даже то, что не должен, и что не знал никогда. Хочу убежать, не могу вынести его присутствия. Я слишком долго думал о нем и мечтал о встречи. Теперь я вижу, что мои воспоминания о нем были, не столь идеальны, как мне казалось. Он гораздо совершеннее того, что я помнил. Разве такое бывает? Я снова смотрю на Катерину Петровну, и пытаюсь отвлечь себя мыслями о том, что рядом со мною труп, но это сейчас меня совсем не тревожит.

— Только вчера ей стало лучше. — говорю я и чувствую, что держусь из последних сил, что б не упасть в обморок. Собираюсь с духом и, взглянув на собеседника резко, говорю с ненавистью, как полумертвое животное, которое из последних сил, огрызается на своего убийцу, за мгновение до смерти:

— А тебе чего?

Он смотрит на меня так же безучастно и презрительно, будто не замечает, как мне тяжело. Чувствую, как в груди, словно что-то больно вцепилось в меня и душит. Усиленно делаю вдох ртом, мне не хватает воздуха.

— Мне нужна твоя помощь. — тут же отвечает он. Нет, с таким видом не просят помощи и даже не требуют ее. Может он обознался? Какую помощь я мог бы предложить ему? Помоги мне не умереть здесь сейчас от твоего взгляда. Помоги мне не думать про мой сон, не смотреть на тебя и забыть! Это мне нужна помощь. Вызывайте реанимацию, зовите психиатра, я сошел с ума.

— Какая еще помощь? — отвечаю я резко и обозлено. — Тут полно врачей! А я не врач даже, я еще в школе учусь.

Ему не понравился мой ответ. Он стал строг, глаза гневно блеснули.

— Я не о той помощи говорю. И ты прекрасно знаешь об этом. — он сделал шаг ко мне, и я, будто отброшенный штормовой волной, отошел назад. Чувствую напряжение, что-то удушающее и обволакивающее меня. Его взгляд притягательный и пугающий, проникает в меня, расщепляет на частицы, растворяет. Это похоже на то чувство, что я испытал, когда подошел однажды к двери Роминой комнаты. Я вспомнил, как он тогда просил кого-то уйти, и я почувствовал что-то мощное и опасное за дверью. И еще, я почувствовал возбуждение, сексуальный трепет. Теперь я ощущаю то же.

— Мне нужно сообщить, что Катерина Петровна мертва. — в полголоса сказал я и, обойдя стороной незнакомца, я выбежал из палаты. Тут же у двери я наткнулся на кого-то. Я не увидел и не понял, кто это был. Он схватил меня за плечи и, пристально глядя мне в глаза, спросил, что у меня случилось. Меня всего трясло, кровь пульсировала в моей голове, в глазах потемнело. Я медленно сполз по стенке и оказался на полу. Какое-то время я сидел в забытьи, кто-то пытался меня растормошить. Я почувствовал тошноту, как будто меня укачало, и меня вырвало на пол.

— Катерина Петровна там. Она умерла. — сказал я утираясь рукой. Увидев, что врач резко поднялся и вошел в палату, я быстро вскочил и побежал за ним. Незнакомец исчез. Я почувствовал облегчение от его ухода, но быстро после этого ощутил досаду. Когда я совсем успокоился, и меня перестало колотить от волнения, я почувствовал тоску и лишение. Но мне все еще казалось, что он где-то рядом, я будто ощущал его присутствие, мне казалось, что он следит за мной. Когда мы с отцом возвращались домой, я все еще пребывал в шоковом состоянии, и как будто забывал кто я и где. При мысли о нем, все мое тело немело, в глазах темнело, я терял равновесие и ощущение пространства. Как может незнакомый мне человек вызывать во мне такие сильные и болезненные чувства. Кто он?

АНЯ

Было примерно пол шестого или шесть вечера. Иду по коридору стационара и вижу, как у девятой палаты на полу сидит в прострации Федя Барсучков, перед ним стоит Анатолий Иванович, наш травматолог. Вдруг Федя наклоняется в сторону и его рвет на пол. Фу, блин! Анатолий Иванович идет в палату, Федя вскакивает и бежит за ним. Что происходит? Надо позвать санитарку, что б убрала. Вообще меня раздражает этот детский сад, который устроил тут Владимир Семенович. Зачем он пускает сюда этого сопляка? Рома, Федя, скоро всех сюда своих родственников перетащит. Рома, кстати, меня тоже подбешивает. Правильный весь такой, мальчик-паинька, вчера меня пытался подколоть. А у самого-то рыльце в пушку. Лицемер. Мы с ним переспали как-то и потом делали вид, что между нами ничего не было. Как же он просто врет! Наверное, ему скучно с Машей. Думаю, это у него в привычке. Мне просто хотелось узнать какой он в постели этот порядочный и добрый парень. У нас все случилось прямо здесь, в процедурном кабинете. Я просто нагнулась и он трахнул меня сзади. В тот же день, всего несколько минут спустя, к нему подошла Маша. Я стояла около них, и из меня еще не до конца вытекла его сперма, а он так искренне смотрел на нее и улыбался, как будто она у него одна единственная. Все у него так естественно было. Мне-то все равно, что он не свободен, я это знала. Но когда я увидела, как легко он врет и перевоплощается, мне прямо жаль девчонку стало. А что он мне сказал, после того, как мы с ним переспали? Он сказал: «Если захочешь секса, обращайся». Но нет, спасибо. Мне не нравятся такие любовники, которые пытаются быть идеальными, пытаются подстроиться под меня, слишком чуткие. Так и хочется сказать: да расслабься, просто делай это, мне и так хорошо. В общем, Рома тот еще врунишка. Он всегда будет изменять, изощренно, будет врать до последнего. Он тщеславный, самолюбивый, ему необходима похвала.

Другое дело Илья. Я знаю, он не предаст, если полюбит. А если полюбит, то навсегда. Только он в свое сердце никого не пустит, это мне стало ясно сразу. Наверное, его кто-то уже предавал, раз он такой закрытый и нелюдимый. Я хочу завоевать его доверие, хоть и не знаю сама, смогла бы я остаться только с ним? Но сейчас я чувствую, что влюблена, безумно и бесповоротно, мои мысли и внимание заняты только им. Уж такой я человек, что если чего-то хочу, то добьюсь. И не важно, что будет потом.

Вчера, после того, что между нами произошло, прямо в коридоре, он как будто еще больше охладел ко мне. Я же наоборот еще больше захотела быть с ним. Он будто получил, что хотел и остыл, а мне надо больше, мне нужен он, не только телом, но и душой. Почему он не привязывается ко мне, как его завоевать? Он ведь совсем не похож ни на кого из тех, кто был у меня. Он бы никогда не обидел меня, как это сделал мой близкий человек. Он бы не обманул мое доверие, потому что я не чувствую в нем подлости, он прямо говорит и делает, что хочет.

Мне так хотелось сблизиться с ним вчера, что я рассказала ему о себе слишком много, то, что никому не рассказывала, но ничего не получила взамен. Я думала, что он поговорит со мной, тоже расскажет мне о себе, но нет. Выслушав меня, он просто сказал, что он должен поспать, потому что ему завтра утром нужно в институт. Встал и ушел в ординаторскую. Мне было так обидно, как будто он мне в душу плюнул этим равнодушием. Ведь я ему рассказала то, что никому не рассказывала. Какое-то время я просто сидела, уставившись в яркое пятно света от лампы на столе.

Вот и уборщица. Нашла ее в конце коридора. Попросила ее убрать Федину блевотину, а сама спускаюсь вниз, на первый этаж. Вижу: у поста охраны стоит Илья. Он разговаривает с Владимиром Семеновичем. Мое сердце бешено забилось, чувствую эйфорию. Я специально прохожу мимо Ильи. Он глянул на меня и отвернулся, не отвлекаясь от разговора. Я поздоровалась с ними и дотронулась незаметно до ладони и пальцев Ильи. Они такие длинные и тонкие, как лапки паука. Он грубо и незаметно отцепил мою руку от своей. Как же он непреступен. Я пришла сюда сегодня только, что бы увидеть его. Я знаю, что он бывает тут каждый день, даже после ночных дежурств. Я останавливаюсь возле поста охраны и начинаю спрашивать у охранника, о якобы потерянной мной сережке, не приносил ли ее кто на пост охраны? Владимир Семенович, наконец-то, отпустил Илью, поручив ему отнести какие-то бумаги в лабораторию. Я пошла за Ильей. Он, наверняка, знал, что я преследую его, только виду не подавал. Иду и мечтаю, как обниму его и снова дотронусь до его губ. Я хочу просыпаться с ним, хочу быть только его, и что б он был моим. Почему он не хочет этого? Я же могу быть хорошей, правда, смогу. Он заходит в лабораторию, отдает бумаги и сразу выходит из кабинета. Так резко развернулся, что чуть не столкнулся со мной. Кажется, он действительно не знал, что я шла за ним. На его лице испуг и удивление. Взволнованно и возмущенно он оглядел меня снизу вверх.

— Ну, что тебе? — спрашивает он снисходительно и выдыхает.

— Хочу узнать тебя лучше. — шепотом говорю я. — Хочу быть с тобой.

— Ань, прекрати. — говорит он, и показывает, что ему нужно идти.

Не хочу его отпускать, я так скучала. Забираюсь руками ему под одежду, что бы еще раз дотронуться до его плоского, тонкого торса. Я полюбила эту хрупкость и изящность в нем. Он судорожно хватает меня за руки и убирает их. Взволнованно оглядывается по сторонам. Я знаю, что он хочет меня прямо здесь и сейчас. Вижу этот дьявольский блеск в его глазах, который он не может скрыть. Я собиралась его поцеловать, но кто-то открыл дверь лаборатории. Илья резко отодвинул меня и ушел, не оглядываясь, по коридору. Из лаборатории так никто и не вышел. Передумали. Я стояла и слушала, как разговаривают и смеются две пожилые женщины в кабинете. Видела, как та, что собиралась выйти, держала ручку двери и смеялась. Затем дверь захлопнулась, и я осталась в тишине.

ИЛЬЯ

Вчера ночью, после секса, Аня захотела поговорить со мной по душам. Но я уже решил для себя, что между нами больше ничего быть не должно.

Мы сидели в темном коридоре, при свете лампы и она решила рассказать мне свою историю. Наверное, ждала в ответ такую же откровенность от меня. Но мне так хотелось спать, что я держался из последних сил. Я совсем не высыпаюсь.

— У меня до тебя много парней было. — начала она и заметила мой удивленный и недоумевающий взгляд. — Знаю, такое говорить нельзя, особенно тому, с кем хочешь быть. Но, я хочу рассказать почему так все вышло.   — она помолчала, собралась с силами и продолжила. — Меня предал человек, которому я доверяла. Он изнасиловал меня, когда мне было девять лет. Это был мой отчим. Я рассказала маме, что он пристает ко мне, но она мне не поверила, а наоборот обозлилась и побила. Он начал домогаться меня неожиданно и так неявно, что я ничего сначала не поняла. Он влез ко мне в доверие, был добрым очень, всегда защищал меня, когда мама ругала. Покупал мне сладости, в тайне от нее и говорил , что это наш с ним секрет. Обнимал меня часто, сажал на колени. А потом однажды, когда мама была на работе, он вывалил свое хозяйство и предложил мне лизнуть. «Тебе все равно придется когда-нибудь это делать» сказал он. Я вообще не понимала тогда, что я могу отказаться, что могу не делать этого. И это так странно, что я вовсе не испугалась, и не думала, что это что-то стыдное или не правильное. Мне было все равно, ведь он такой добрый, и я просто выполнила его просьбу. Только потом, спустя несколько лет, я поняла, как это все неправильно. Мне было так обидно и стыдно. Я его так возненавидела. — она говорила забывшись, как будто снова попала в прошлое. Эмоции исказили ее лицо, в глазах стояли слезы. Я почувствовал волнение и злость на того извращенца. На душе у меня стало паршиво, и я больше не хотел слушать, но старался не показывать этого. Она продолжала:

— Я стала убегать из дома, ночевала у бабушки, но мама находила меня там и волокла домой со скандалом. Я зареванная и опозоренная перед соседями возвращалась опять  в эту ненавистную квартиру. Тогда я стала убегать к друзьям, но она и там меня находила. Отчим защищал меня и жалел, а я его ненавидела еще больше. Какое он имел право использовать меня? Мне настолько было обидно, что он так обошелся со мной, и я так возненавидела и себя тоже, за то, что сразу не поняла ничего. Я просто чувствовала себя, даже не знаю, как сказать, вещью, что ли? Мне не было обидно, что он просил меня делать это, мне было обидно, что он так обманул меня. И главное, что он совсем не сожалел об этом, видя, как я страдаю. Как меня ненавидит и мучает мать. Я больше никому не могла верить, и просто убегала ночью из дома, когда у мамы были ночные смены, а мне приходилось оставаться с отчимом. В эти дни я даже не приходила домой из школы, я сидела до вечера, до ночи на улице, и шла искать себе того, кто бы меня приютил сегодня. Я выбирала сама с кем спать, это было мое право, которое отчим хотел отобрать у меня. Мне давали деньги, иногда даже попадались хорошие мужчины, которые просто приводили меня домой, и укладывали спать. Я возвращалась домой утром, все растрепанная и плевала ему в лицо. Пусть эта сволочь видит, что он сломал мою жизнь. Но прошли годы и я повзрослела. Я не стала испытывать отвращение к мужчинам, вовсе нет. Мне нравится секс во всех его формах. Но я так боюсь влюбиться, боюсь, что кто-то снова обманет меня.

— Я не тот, кто тебе нужен. — сказал я.

— Почему ты так говоришь? Разве тебе плохо со мной? Мы с тобой похожи. Ты тоже сторонишься людей, боишься предательства…

— Все не так.

— А как?

— Послушай, я должен поспать. Я устал, не высыпаюсь совсем. Мне завтра в институт с утра. — я встал и пошел в ординаторскую. — Если что, разбуди.

Я ушел и лег на софу. Мне хотелось спать, но после ее рассказа, я чувствовал тревогу и был взволнован. Не мог долго уснуть. Не смотря на то, что я создал видимость равнодушия, я все же испытывал сильные эмоции внутри себя. На самом деле у меня тоже есть история. Но мне стыдно о ней вспоминать, и я никогда не расскажу ее никому.

Мне так хотелось любви и ласки, что однажды я совершил ужасный поступок. Когда мне было тринадцать лет, я напал на свою одноклассницу и хотел изнасиловать ее. Она мне очень нравилась, но не обращала на меня внимания. Однажды я выследил ее вечером, когда она возвращалась с какого-то кружка. Была зима, снег падал крупными хлопьями, горели фонари. Она свернула в переулок и я за ней. Я подошел к ней сзади и обнял, обхватил руками. До сих пор помню запах покрытого снегом шерстяного пальто. Моя одноклассница испугалась и вскрикнула, повернулась. Увидев меня, она стала смеяться. Я разозлился, схватил ее, стал закрывать ей рот, повалил на снег. Она оказалась такой увертливой, сильно дергалась, но я был сильнее. Я стал сдирать с нее одежду, что бы почувствовать тепло ее тела. Мне хотелось прижаться к ней. Я разорвал ее пальто и блузку. Ее грудь оголилась, и я просто не смог до нее дотронуться. Я замер и сел около нее. Она уже не сопротивлялась, была напугана и плакала. Наверное, ей было больше стыдно, чем страшно. Я просидел так перед ней несколько минут, потом встал и не помню даже как, добрался до дома. Я часто вижу во сне ее образ, как я оставил ее там полураздетую в оцепенении, в зеленоватом свете фонаря. На следующий день я шел в школу, как приговоренный к смерти, я думал, что она уже все рассказала всем. Но она не пришла. И потом тоже не пришла. А потом мы всем классом пошли на ее похороны, потому, что она умерла.

Так я убил человека. Я буду помнить ее всю жизнь, и это единственный поступок, который я желал бы исправить.