Графская палатка или Трах в палатке

Никита Худолеев по прозвищу Кит торгует на рынке «Приозёрье» - держит точку хозтоваров. Тесный модуль забит банками шпаклёвки, флаконами олифы, вёдрами белил.

Базар вяло толкается, народ течёт по рядам, реальных покупателей не видно. Кит зевает. По осени на рынке всегда спад и безлюдье. Но на отсутствие клиентуры Киту плевать, есть развлекуха получше. В одёжном ряду напротив обосновалась свежая продавщица.

Шмоточный модуль №131, заваленный кофточками и сарафанами, кипами юбок и джинсов, принадлежит крикливой морщинистой жабе Асе. Сегодня Аськи нет, зато подменная продавщица хороша до отрыва башки – для тех, кто не боится крупных женщин. Кит их никогда не боялся.

Сексуальную черногривую пышку Худолеев заприметил с самого утра. За прилавками «Приозёрья» вкалывает тысяча женщин всех возрастов и фасонов. Если составить фоторобот рыночной продавщицы, то нарисуется прожжённая солнцем и промороженная зимними ветрами хриплоголосая тётка неопределённого возраста в спортивных леггинсах в обтяжку, с сумкой-кенгурятником на животе и с сигаретой в зубах. Готовая ко всему – останавливать коней, тушить избы, скидывать при торге полтинник «хорошему человеку» или посылать на три буквы человека не очень хорошего.

По сравнению с прокуренным хриплым бабьём дама в сто тридцать первой ячейке смотрелась… совершенно иначе она смотрелась. Почти как графиня, случайно попавшая на ярмарку для холопов.

Увидев новенькую впервые, Кит до закрытия рынка не смог отвести от неё глаз. Дама была надушена терпкими ягодными духами. Даже через разделяющее их расстояние Кит ощущал волны сладкого аромата, идущего от женской шеи, подмышек и губ. Камуфлированная жилетка со множеством накладных карманов едва сходится на тучном лунном бюсте. Тяжеловесные ляжки туго вбиты в облипающие чёрные лосины. Благодаря эластичной оболочке женские ноги просматриваются насквозь, как в учебнике биологии. Не хватает разве что пояснительных подписей – «коленная чашечка», «квадрицепс», «жировая прослойка», «пах».

Все эти чашечки, прослойки и прочее составляли гармоничный ансамбль, приятный мужскому взгляду. Сверкающая ткань скрупулёзно обрисовывает каждую выпуклость женских бёдер, изгибы колен загадочно поблёскивают на свету, словно не покрыты тканью, а пропитаны автолом.

Блестящий нейлон на женских ляжках Кит обожал с младых лет. Самыми сексуальными предметами дамского туалета он считал колготки цвета кофе с молоком или тесные чёрные лосины. Обтягивающий стрейч гладок, словно первосортное стекло, он хрустит арбузной мякотью, искрится, приятно холодит руку и сам просится трогать, мять и наслаждаться его содержимым. Бёдра упитанной «графини» наполняли чёрные лосины до отказа – крепко, упруго, фундаментально.

Мучаясь возбуждением, Кит прикинул, что красавице из павильона 131 лет тридцать пять – она старше его лет на семь. Ладная округлая фигура, на макушке пальмой качается развесистый кокон волос, оставляя обнажёнными уши и затылок. Груди в вырезе футболки походят на два огромных, выпуклых, перезревших подсолнуха и до треска распирают вместительный лиф. В чашках лифа, как в колыбельке, вполне можно было бы вынянчить парочку молодых носорогов.

Пока Худолеев маялся эротическими мечтами, пальмоволосая «графиня» в лосинах и камуфлированной жилетке посиживала в тени навеса на складной скамеечке и читала книгу. Глаза у неё были грустные и отсутствующие. Груди-носороги, выпятив белые спины, мирно дремали в своих колыбельках, лишь изредка вздрагивая, потревоженные, когда хозяйка перелистывала страницу. При каждом движении запах женского пота, духов и томного тела вновь достигал ноздрей Кита. Какая уж тут торговля?  

Заговорить с новой продавщицей Худолеев не решился. Он был дитя бетонных спальных районов. Не хлыздил в драке, умел пить чистый спирт и трахать сопливых шестнадцатилетних «тянучек». Но крупная статная дама с пальмой чёрных волос показалась ему существом из иного мира. Это была мечта, которую не хочется трогать грязными лапами.

На базаре действовало негласное правило: здесь не место клеить баб и заводить шашни. Не досаждай соседям, не мешай им зарабатывать свою копейку, а личную жизнь устраивай после шести вечера за воротами.

Никита поймал себя на мысли, что страстно хочет эту «графиню»… и в то же время робеет перед её зрелой, удивительной, серьёзной красотой. Словечки, пригодные для подката к дворовым шлюхам, здесь неуместны. А других Кит не знал.

Он по-другому взглянул на свой привычный рыночный прикид – заляпанную краской хэбэшную куртку, разбитые кеды, засаленную бейсболку – и сплюнул от отвращения к самому себе.

«Зря губу раскатываю, у неё стопудово есть мужик, - уныло понимал Кит. – И не рыночный свищ, а чувак покруче. Больно солидная тёлка для убогого одёжного ларька. Образованная, книжки читает. Сразу видно, что базар – не её стихия. Она… совсем другая. Вроде как в гости сюда зашла».

К вечеру подозрения подтвердились. Возле сто тридцать первого павильона остановился мрачноватый человек в сером костюме. Явно не торгаш и не смерд, а деляга повыше рангом. Зализанная на лысину причёска. Тонкие сухие губы, колючие глазки. На пальце – ключ от машины с брелоком.

- Собирайся, Дэлла, - кратко сказал он вместо приветствия красавице в сияющих лосинах. – Марш в машину!

Развернулся и пошёл. Пышная Дэлла беспрекословно задраила павильон, подхватила сумочку с книгой и устремилась за мрачным мужиком, опустив глаза. Под руку он её не взял. Шагал впереди, а «графиня» семенила за ним, словно послушная болонка. Кит долго смотрел, как плавно и сочно колышутся её аппетитные объёмы и жировые прослойки, пока они не скрылись под аркой.

«Дэлла! – произнёс про себя Худолеев и во рту стало сладко от необычного имени. – Дэлла!... Дэллочка. Эх, вот бы хоть разок тебя попробовать… какая ты? »

Мрачный мужик ему категорически не понравился. И то, как он обращается с красивой Дэллой – тоже. Кит вдруг понял, что не запомнил лица продавщицы – в памяти отложились лишь живые губы и фонтан полуночных волос, смотанных на макушке в развесистый кокон. Зато перед ним ещё долго играли могучие ягодицы в блестящем чёрном полиэфире, словно пропитанные автолом, с чеканно выбитым контуром плавок.

Ночью Кит жадно сжимал во сне пышную женщину в распахнутой камуфлированной жилетке. Груди-носороги тыкались ему в лицо бархатистыми сосками. Под пальцами льдисто хрустел тугой эластик, обливающий женские бёдра. Кит вёл ртом по трепещущим складкам живота, ощущая губами пружинистую ткань, чуял ягодный аромат духов и бесстыдный запах влажного лобка, укрытого узкой полоской трусиков… Задыхаясь, Кит достигал тайного сокровища, грыз этот лобок зубами сквозь лосины, а вверху жарко стонали, смеялись и теребили его коротко стриженные волосы…   

«Хоть бы завтра она снова пришла вместо Аськи? Хоть бы пришла! Пожалуйста! Хочу! Хоть издали посмотреть на неё хочу! »

***

День следующий. К радости Кита, пальмоволосая Дэлла опять сидит в павильоне №131, игнорируя покупателей и уткнувшись в книгу. На миловидном лице продавщицы-графини читается невыносимая тоска, словно она отбывает тяжкую повинность.

Худолееву искренне жаль грудастую сдобную красавицу. Покупатели к ней подходят редко. Народ тянется к бойким и голосистым, а тихони обречены прозябать без выручки – даже если они сексуальны и симпатичны. По рынку-то одни старухи шастают, им женские прелести по барабану.

Скамейка низенькая, поэтому Дэлла чуть раздвинула породистые коленки. Эластик на ногах мерцает, обтягивая пухлые, даже на вид съедобные и тёплые ляжки. Кит ощущает непреодолимое желание заглянуть поглубже между колен знойной черноволоски, но там лежит книга, закрывая корешком самое интересное.

«Не много же она так наторгует! – снова думает Кит, обгладывая глазами её бёдра и коленки. – Тут шевелиться надо, клиентуру затаскивать, языком молоть… А она будто в санаторий приходит, воздухом подышать! »

Каким-то чудом к модулю № 131 подошла случайная покупательница, приценилась к сорочкам. Брюнетистая Дэлла с подсолнушной грудью заложила страницу пилочкой для ногтей, снисходительно приподняла дугообразную бровь, будто допуская клиентку к ассортименту. Рот у неё розовый и живой, без малейших следов помады.

В памяти Кита откуда-то всплывает книжная фраза «…её рот был способен на всё» - и она подходит к губам Дэллы как нельзя лучше. Молодой организм Худолеева тут же заявляет о себе бодрой эрекцией. Хорошо, что под просторной рабочей одеждой этого никто не видит!

Клиентка щупает платье, продавщица негромко отвечает. Голос у Дэллы оказывается густой и обволакивающий. Женские коленки в лаковых лосинах сверкают, будто полированные. Киту мучительно хочется их погладить. Послушать, как скользит ладонь по чёрной синтетической целине – всё выше и выше…

- А вон то посмотреть можно? – покупательница тычет пальцем под потолок палатки.

Словно делая великое одолжение, продавщица Дэлла поднимается со скамейки (та с печальным вздохом выпускает драгоценную округлую тяжесть) и специальной палкой снимает блузки вместе с плечиками.

Кругленькая Дэлла тянется кверху, вставая на цыпочки – и её богатая дамская оснастка тоже приходит в движение. Липкий эластик добротно и хватко обливает ягодицы, сквозь натянутые лосины отчётливо маячит контур трусиков, похожих на перевёрнутый домик – будто кто-то пальцем прочертил две размашистых бороздки в застывающей лаве.

Лосины полупрозрачны, на шве с изнанки виднеется маленький белый флажок этикетки. Этот флажок между ягодиц завораживает Кита. Продавщица тащит блузки, вытягивая руки и привставая на носочки, край впивающихся сзади плавок напоминает береговую линию, почти утопая в набегающих волнах упругого женского тела. Когда леди поворачивается, лосины вновь подчёркивают изящный контур её трусиков, будто эфки в верхней деке скрипки.  

«Хочу! – возбуждённый Кит Худолеев сжимает кулаки. – Почему самое смачное бабье добро всегда достаётся каким-то денежным козлам в костюмчиках? Хочу! Хочу её! »

***

Вечером перед павильоном Дэллы стоит тот же мрачный мужик с ключами от машины. Опять отдаёт короткую лающую команду. Восхитительная Дэлла опускает жалюзи и бредёт за грубияном, колыхая ослепительным эластичным задом.

Не понимая, зачем он это делает, Кит Худолеев тоже закрывает свой киоск, запирает двери и механически идёт следом. К вечеру народу на рынке прибыло, у покупателей последний всплеск активности, но Киту начхать на упущенную выручку. Приотстав в толпе, он не выпускает из виду качающуюся пальму волос сдобной и красивой женщины.

На рыночной стоянке Дэлла и мрачный спутник садятся в «шевроле» горчичного цвета. Мужчина – за руль, Дэлла – на заднее сиденье. Перед Худолеевым последний раз мелькает гладкий женский зад в тугих лосинах с крапинкой белого флажка между ягодиц – и дверца захлопнута, лишь слабо угадываются два силуэта внутри.

«Шевроле» выруливает со стоянки. Запрыгнув в свою битую-перебитую вазовскую рабочую лошадку одиннадцатой модели, Кит преследует странную пару, держась на безопасном расстоянии. Он ещё не знает, зачем тащится за прелестной графиней и её графом, однако его не отпускает чувство чего-то противоестественного.

Таким роскошным бабам не место на рынке – это раз. Похоже, Дэлла сидит в палатке не по своей воле. Она холёная, породистая, сексапильная дама. С её данными надо в хамаме с бокалом вина лежать, а не торговать киргизскими кофточками!

Мужик у Дэллы отталкивающий и хамоватый – это два. Обращается с ней, как с вещью. Ни «здрасте», ни «до свидания», даже дверь машины Дэлле не открыл, будто её и нет рядом. Кит и сам не великий блюститель этикета, но его царапнуло подчёркнутое равнодушие «графа» к своей подружке.

А в-третьих, Дэлла ему нравится. Дико нравится. Поэтому Кит вправе ехать за ней сколько хочет и смотреть на неё сколько хочет. Кто будет спорить – получит в рог.

В пригороде горчичный «шевроле» сворачивает во двор частного двухэтажного терема, окружённого высоким забором. Кит мысленно хвалит себя за смекалку. «Рыночная графиня» и её дружок облюбовали себе недурственное гнёздышко. Ясен пень, они не из простых, на тряпках столько не наторгуешь.

Ворота закрываются, но Кит – парень нахальный, ловкий и вёрткий. Бросив машину, он в мгновение ока перемахивает через забор «графской дачи» и ныряет в ближайшие кусты, решив выяснить о таинственной парочке всё до конца.

***

Парочка выходит из тачки не сразу, Кит успевает занять удобную позицию для наблюдения в пятнадцати метрах от добротного дома.

Сквозь тёмное стекло внутри «шевроле» угадывается невнятное движение. Похоже, «граф» перелез на заднее сиденье к своей пассажирке. Амортизаторы легковушки слегка раскачиваются, двое возятся в салоне. Кит чувствует укол ревности. Лапает он её там, что ли? До жилья дойти невтерпёж?

Наконец мрачный «граф» вылезает наружу, выдёргивая за собой послушную куклу Дэллу. Кит в засаде замирает от изумления.

На Дэллу надеты кандалы. Руки пальмоволосой красавицы скручены за спину и стянуты стальными наручниками. Рот заткнут оранжевым кляпом на специальном ремешке, обхватывающем шею. Лосиновые эластичные лодыжки женщины скованы ножными кандалами с короткой толстой цепью. Из-за кляпа и поплывшей косметики привлекательное лицо Дэллы стало смешным, беспомощным и гротескно перекошенным.

Едва Дэлла выбирается из салона, «граф» без предисловий закатывает ей оплеуху. Хлоп! Мотнув головой, женщина пошатывается на каблуках, её щека моментально пунцовеет.

- Довольна? – скрипуче спрашивает «граф». – Знатно поторговала, подстилка? Ни копейки выручки второй день! Зато книжечки читаем и ляжками светим, да? Сегодня будешь стоять у столба четыре часа. Вперёд! Добро пожаловать в ад.  

Растерянный Худолеев испытывает прилив сочувствия к «графине», забитой в грубое железо. По молодости Кит попадал в ментовку, пару раз куковал в браслетах и пришёл к выводу, что ничего забавного в этом нет – маяться с вывихнутыми назад локтями и не иметь возможности вытереть нос или подтянуть штаны.

«Граф» делает повелительный жест – стреноженная пухлая женщина с горящей щекой мелкими шажками плетётся к дому. В мёртвой тишине двора Кит даже из укрытия слышит певучий шелест чёрных лосин на трущихся крепких ляжках. Бёдра пленницы волнообразно перекатываются, гладкий полиэфир подчёркивает изящный контур женских трусиков, похожих на эфки в верхней деке скрипки.

Втолкнув скованную женщину в дом, мрачный «граф» захлопывает дверь, отрезая себя и бессловесную спутницу от внешнего мира.

*** 

Кит решает, что раз уж тайно проник на чужую территорию – надо идти до конца. Семь бед – один ответ. Окна на первом этаже терема зеркальные, сквозь них ничего не увидишь, но судя по вспыхнувшим лампам наверху, парочка поднялась на второй этаж.

Ловкой белкой Кит взбирается на растущую возле дома ель. С его снайперским зрением никакой бинокль не нужен. Усевшись на ветке, Худолеев как на ладони видит действие, которое разворачивается в загадочном доме.

Дэлла уже здесь, но в каком виде! Она стоит на коленях в комнате на втором этаже, прижатая спиной к массивной железной опоре. Под коленки женщины подложена кожаная подушка. Руки «графини» заведены за спину, скрещены позади опоры, запястья сцеплены наручниками. Цепь от наручников прикована замком к скрещенным лодыжкам. Шея прикреплена к опоре кольцом от ошейника.

Глаза пленницы туго завязаны чёрной материей. Возможно, её богатый рот действительно способен на всё, но сейчас его умения никому не нужны: он надёжно забит оранжевым кляпом. Выпуклая ярко-рыжая клякса в розовом обрамлении губ создаёт впечатление, будто в зубы Дэлле впихнули целый апельсин вместе с кожурой. Из-под яркого шара на нижнюю губу пленницы бежит кипящая слюна. Наверное, упругий ком разбух во рту и язык жертвы уже занемел от неподвижности.

Определённо тут творится что-то неладное. В своей бурной жизни Худолеев насмотрелся всякого-разного порно, в том числе и жёсткого, но оно его никогда не цепляло. Железная опора вряд ли является конструкцией терема. Всё указывает на то, что она установлена в спальне специально – для распятия пленников. Никите кажется дико несправедливым, когда богатый прыщ вертит роскошной бабой как хочет, таскает её за собой и закатывает в цепи только потому, что ему всё можно.

«Зачем он её к столбу приконопатил, падла? – злобно думает Кит. – Ей же больно. И как она терпит? Могла бы сто раз сбежать от своего барбоса, пока сидела на рынке».

Кит догадывается, что «граф» запряг прекрасную вальяжную Дэллу в сексуальное рабство каким-то подлым приёмом. Возможно, подсадил её на иглу и держит под кайфом? А может, Дэллочка по-крупному влезла в долги и должна ему денег? Или он чем-то её шантажирует, не оставляя выбора? Любая из этих версий похожа на правду. Зная блатные законы, Кит не сомневается, что очаровательная Дэлла висит на крючке у «графа» и потому разрешает творить над собой всё что заблагорассудится.

Черноволосая женщина слабо покачивается возле опоры. Кандалы на руках и ногах не позволяют ей встать или сесть, единственный выход – стоять на коленях. Сквозь прозрачную нейлоновую маечку просвечивает кожаный лифчик, распёртый зрелой подсолнушной грудью. Вырез лифчика, где можно вынянчить пару молодых носорогов, переполнен потом, бегущим с лица и плеч. Ноги Дэллы по-прежнему обтянуты плотными гладкими лосинами, под ними в пах врезается лепесток плавок, словно нож в горячее тесто.

Мучительные ощущения в паху и лифчике заставляют узницу в наручниках постанывать, дёргаться, злиться. Она царапает ногтями сталь, бесцельно перебирает звенья цепей, извивается, трётся свистящими лайкровыми ягодицами о железную опору. Судя по всему, обездвиженной женщине смертельно хочется залезть себе в нижнее бельё, расцарапать тело, содрать с чресел пропотевший эластик. Она же целый день отстояла на рынке, устала как собака, а тут новое издевательство!

Угрюмый «граф» в шёлковой рубашке подкрадывается к пленнице со спины, обхватывает прикованное тело сзади. Его постное тонкогубое лицо ничего не выражает, словно он выполняет поднадоевший ритуал. Скользит руками по упругому нейлону, касается груди, живота, шеи пленницы. Графиня Дэлла мычит и изгибается, насколько позволяют наручники – её захлёстывает волна паники, злости и возбуждения. В трусиках у женщины наверняка сыро и липко, словно туда выплеснули целую тарелку горячего жирного супа.

Хозяин мнёт, тискает, исследует покорную жертву, трогает эрогенные зоны, щиплет, щёлкает ногтем по проступающим соскам – невольница повизгивает от боли, пуская радужные пузыри из-под кляпа.

Потом слышится металлический звук – это лязгают ножницы. Пленнице оттягивают верхушки чашек лифчика на груди. Кит на дереве вздрагивает: неужели палач хочет отстричь соски зафиксированной Дэлле? Но нет, ножницы лишь отсекают кончики чашек вместе с клочьями майки. Женские соски на боевом взводе обрадованно выпрыгивают сквозь прорези. Они торчат, словно намагниченные, и звенят от внутреннего полового напряжения.

«Что ж ты делаешь, урод? »

Не успевает Кит перевести дух, как «граф» привинчивает к голым раздутым соскам женщины зажимы с резиновыми накладками. Это вызывает у беспомощной жертвы очередной прилив негодования. Сдавленные хомутами кораллово-красные пуговки сосков готовы взорваться от тесноты. Дэлла бьётся, трясёт головой, гремит наручниками. Рычит в кляп, сучит бёдрами, лосины жарко шелестят… и Худолеев издалека ощущает, как в трусики ей выплёскивается очередная порция чего-то пряного, женского, обжигающего…

Завинтив и закрепив соски, «граф» продевает Дэлле между ног ременную уздечку, затягивает концы за опорой и пристёгивает ремень к запястьям.

Пошевелив руками, Дэлла ощущает, как ремень впивается в неё сквозь трусики. От боли она забывает о завинченных в тиски сосках. Поскуливая, пальмоволосая «графиня» яростно вертит тазом, водит бёдрами, мечется и рвётся сильнее прежнего, натирая беззащитные гениталии о ремень. Она насаживается на эту петлю, повисает на ней всем весом, словно хочет разрезать себя пополам. Ремень грубо месит размокшее лоно, по телу от низа живота в мозг идут острые, жгучие, болезненные импульсы.

Ещё! Ещё! Ещё! Брызжа потом, Дэлла в наручниках, с закованными в железо сосками, заткнутым ртом и завязанными глазами, танцует самый восхитительный на свете танец с ремнём между ног. И финал этого танца уже близок…

***

Коленопреклонённой «графине» невдомёк, что в окно с ветки дерева за ними следит её сосед по рынку из хозяйственной палатки напротив. За два дня Дэлла едва ли вообще заметила тощего парнишку в засаленной бейсболке, хмуро переставляющего банки с краской и белилами.

Кит сжимает кулаки от ярости, наблюдая, как корчится в комнате аппетитная женщина в наручниках и лосинах. Обтягивающий эластик на ляжках гладок, словно первосортное стекло, он хрустит арбузной мякотью, искрится и сам просится трогать, мять и наслаждаться его содержимым. Пенный поток слюны бежит на полуголую разбухшую грудь, на стянутые хомутами соски, в белое горло пленницы впивается строгий шипованный кожаный ошейник, а садистская лямка между ног почти раздирает женские ягодицы пополам.

Никогда Никита не был неженкой и чистоплюем. Он сполна потрахался с молодыми сосками своего круга и порой вёл себя очень разнузданно, но медленное издевательство «графа» над беспомощной женщиной задевает его за живое. Кит бы ещё понял, если бы этот хорёк заковал роскошную Дэллу в браслеты и трахнул прямо в машине или в койке, если приспичило. Отымел её в рот, в задницу – куда угодно – и успокоился. Это было бы нормально.

Однако хорёк вообще не помышляет о трахе. Он методично пытает несчастную смазливую бабу – заломил руки, заткнул рот, зажал сиськи миниатюрным прессом, да вдобавок заставляет крупную, упитанную арестантку висеть на собственном влагалище.

Худолеев представляет, как ему между ног продели ремень и тянут кверху… брррр! Бабам, конечно, чуть проще, у них нет яиц, но приятными ощущениями тут явно не пахнет. Это должно быть невыносимо больно. Вон как напряжена пленница. Вон как зажмурила глаза и изогнулась, пытаясь ослабить зверское давление ремня в промежности!

Зачем «граф» это делает? На кой ляд ему пыточная сессия с имитацией фашистского застенка? Ответ только один.  

«Да он импотент! – вдруг озаряет Кита. – Ну конечно! Ему просто нечем её поиметь, вот и куражится, падла! Но Дэлле-то каково? Как она ещё от болевого шока не отключилась? Сука, убил бы на фиг! »

***

…мыча в кляп, Дэлла стоит с согнутой спиной и трясёт сведёнными за спину руками. Запястья сзади притянуты цепью к ногам, переменить позу невозможно. Пленница бесплодно пытается вытащить распухшие кисти из браслетов. Теребит замкнутые шарниры и замочные скважины, ломает ногти, водит могучими плечами и виснет на вывернутых руках, но бесполезно – наручники затягиваются только туже.

Нервно сглатывая кислую слюну, арестантка трётся лицом о массивное гипсово-круглое плечо, мечтая содрать повязку с глаз, однако лента намертво затянута на затылке и каким-то образом соединена с кляпом. Сдвинуть её с лица нельзя. Невольница вхолостую скоблится щекой и глухо хнычет в затычку-апельсин.

Ременная узда грызёт рабыне раскисший от смазки пах. Сплющенные подпружиненными болтами соски ноют жуткой зубной болью. Безмолвная пленница неуклюже переступает на толстых коленях, ляжки задеревенели от тугих лосин, под капроном склизко и сыро. Обильные женские соки переполнили трусы и сами собой стекают ручейками по ляжкам… или это бегут мурашки от занемевших мышц?

Вздохнув, Дэлла замирает в прежней позе, впустую пережёвывая эластичный оранжевый шар. Пышные ноги стеклянно блестят, сквозь ткань чётко просвечивают очертания затейливого белья. Обнажённые груди, скреплённые болтами, колышутся от тяжёлого дыхания. По плечам истязаемой струится пот.

Сексуальная жажда разъедает пленницу изнутри. Если бы Дэлла могла, она бы сама набросилась на себя, скованную и беспомощную, сорвала с себя надоедливые трусы и лосины, и изнасиловала! Но это только мечты. Дэлла не может даже дотронуться до своего раскалённого паха. Ни погладить себя, ни приласкать. Она может лишь извиваться, лопаться от ненависти и страдать от зуда в гениталиях. А ещё пускать слюни и нюхать свой интимный запах – запах перевозбуждённой, разъярённой кошки…

Хозяин прицепляет к торчащим соскам прищепками маленькие грузики, словно гирьки к часам. Когда Дэлла шевелится и переступает, грузики качаются, соски оттягиваются книзу, потемнев от прилива крови. От пронизывающей боли рабыня у столба тянет один и тот же монотонный нечленораздельный звук:

- Выуууывыуууу…

Ненадолго отлучившись, «граф» приносит лакированный ящик, снимает повязку с глаз рабыни и торжественно открывает крышку перед носом висящей женщины. Киту с дерева видно, что на бархатной подушечке в ящике лежит набор плетей – кожаных, витых, с хвостами разной длины и толщины.

Увидев плётки, Дэлла опять рвётся у столба – сильно и беспомощно. А вот и пальма волос пригодилась. Ловко смотав ремнём пучок женской шевелюры, хозяин вздёргивает Дэллу за голову, подвязав волосы узлом к крюку на опоре.

Арестантка вытягивается в струнку, её шея и позвоночник выпрямляются до предела. Глаза Дэллы почти безумны и закатились так, что видны одни белки. Точно так же она днём тянулась в палатке за блузками – всем корпусом, играя мышцами и мощным задом – только тогда выполняла это упражнение непринуждённо, грациозно и по доброй воле.

Схваченная за волосы, пленница вынуждена максимально тянуться вверх и не может расслабиться ни на секунду – стоит хоть капельку сдать, как пышная грива волос трещит у корней, а стропа в паху ввинчивается в Дэллу до самой лобковой кости, причиняя дикую боль, раздражение и зубодробительное удовольствие.

Устав балансировать, Дэлла изредка расслабляет мышцы спины, но расплата тут же настигает её – висящая на волосах, локтях и промежности пленница страшно воет в кляп, терпит несколько секунд – и снова приподнимается кверху, хныча от злости и огненных вспышек в гениталиях.

«Граф» раскручивает в воздухе плеть. Она свистит, словно пуля.

Шшшшшух! Шшшшшух! Вжжжжик!

Первый удар приходится по выпуклому толстому бедру Дэллы. Второй – по её голой груди, третий – прямо между ног. Женщина воет на высокой надсадной ноте. На ушибленных местах вспухают рубцы, пальцы ног в сапогах склеились от сырости, груди напряглись от изуверской боли, капроновые лосины не дают коже дышать. Иногда Дэлле кажется, что её тело залито в цемент – слишком туго и крепко спеленал её укротитель.

Шшшшшшух! Вжжжжжжик!

Экзекуция в разгаре. С профессионализмом бывалого палача «граф» с закатанными рукавами метко полосует плетью неподвижное тело в наручниках… как вдруг на улице истошно взрывается автомобильная сигнализация – это подал голос горчичный «шевроле».

Отложив плётку, «граф» недовольно выглядывает в окно, но обзор отсюда плохой – слишком острый угол, ревущая машина почти не видна.

Бросив мокрую, хлюпающую, растерзанную женщину висеть в цепях, мрачный мужчина торопится по лестнице вниз, на ходу разыскивая в карманах брелок с ключами.

Исхлёстанная Дэлла покорно ждёт спиной к железной опоре. Швыркая носом, глотает слёзы и текущую косметику. Выпоротые ляжки, скованные за спину руки, стянутые соски и кляп – это ещё ничего, но её бедному, переполненному желанием паху приходится труднее всего. Он стиснут нейлоновыми лосинами, тесными трусиками и пережат ремнём. Покачиваясь на коленях, Дэлла бурно истекает себе в бельё, рычит, вздрагивает и стонет от тягостного предоргазменного наслаждения.

***

«Хватит бабу прессовать, голубчик! – решает Кит, соскальзывая с ёлки. – Щас ты узришь небо в алмазах! »

На лужайке перед домом устроено нечто вроде сада камней – круглятся разнокалиберные булыжники, высажены кустистые цветы. Схватив с клумбы камень размером с кастрюлю, Худолеев не задумываясь швыряет его в лобовое стекло «шевроле».

Звон стекла, грохот пластика. Легковушка начинает верещать на все лады, будто вторит распятой в доме жертве. А Кит спокойно встаёт за входную дверь и ждёт.

Выскочив из терема, «граф» устремляется к раненой машине. При виде разбитого стекла его глаза вспыхивают от бешенства. Перед Худолеевым проносится морщинистый загривок и спина в шёлковой чёрной рубашке.

Остальное – дело техники. Вырубать врага в уличной драке Кит умеет с раннего-раннего детства…

***

Визгливая сигнализация «шевроле» смолкает. Дэлла слышит шаги на лестнице. Злой хозяин возвращается. Сейчас он снова возьмёт плётку и долгая пытка продолжится.

Пленница чувствует, как бешено колотится сердце в груди, как поскрипывают лосины между бёдер, как звякают за спиной наручники… и как на всю комнату пахнут её тесные, мокрые, атласные трусики. Полиэфир лосин пропитан потом, локти затекли от кандалов, ужасно чешутся ляжки, груди и нос. Трусики и ремень глубоко вонзились в мякоть между ног, пилят женскую промежность, заставляя рабыню подвывать от неутолённого полового желания.

Но вместо «графа» в комнату входит худощавый малый в бейсболке и куртке. В руке у него – отнятая у хозяина связка ключей от многочисленных замков и наручников, стягивающих пленницу.

- Сейчас… сейчас… потерпи… - парнишка торопливо проверяет ключи, вставляет в скважины по очереди.

Заткнутая кляпом женщина широко распахнутыми глазами смотрит на нежданного спасителя. Не тот ли это парень, что торгует бытовыми товарами напротив модуля № 131? Но откуда он здесь взялся?

- Всё нормально, Дэлла… не бойся, не обижу…

Сначала Киту удаётся разомкнуть женщине ножные кандалы. Затем распутать адскую удавку между ног. Прикованная арестантка не может сдержать вздоха облегчения, перестав ощущать режущую боль в вульве. От неё исходит ошеломляющая смесь аромата туалетной воды с тропическими нотами, перегоревшего пота, дублёной кожи, капрона и женских выделений. Близость обжигающего полуголого тела пьянит и будоражит Кита.

Он освобождает привязанные к крюку волосы рабыни, и хвост «пальмы» обессиленно оседает на женский затылок. Расковывает «графине» распухшие руки, снимает винты с сосков и, наконец, с усилием вытаскивает оранжевый кляп, будто вросший в ротовую полость несчастной жертвы.

На ярком «апельсине» остались пузыри слюны, пена и следы зубов пленницы – во время порки Дэлла закусывала кляп до хруста в челюстях. И её выпущенный на волю рот задаёт первый вопрос:

- А где Евгений?

Значит, «графа» зовут Евгений.

- Носом в клумбе лежит твой Евгений, - отцепив грузную женщину от столба, Кит осторожно опускает её на пол. – Не бойся, ещё нескоро очухается, хорёк вонючий. Идти сможешь?

Потная, пахучая, горячая Дэлла, морщась, трогает жирноватую поясницу, зачем-то поправляет грубый кожаный ошейник, который Кит забыл снять.

- Не знаю… затекло всё. А куда идти?

- Меня зовут Никита. Погоняло – Кит, - сбивчиво объясняет Худолеев апатичной невольнице. – На «Приозёрье» торгую, видела? Хочешь – увезу тебя? Никто не найдёт! Обижать не стану, бить не буду. Ты мне главное скажи – чем он тебя здесь держит? Ты наркоша на игле? Или он шантажирует тебя? Родственников твоих в заложниках держит или что? Говори, не стесняйся. Помогу чем смогу.

Глядя в его славное озабоченное лицо, Дэлла слабо усмехается потрескавшимися, разбухшими губами.

- Вот ты каков, рыночный рыцарь… Лет-то тебе сколько? И с чего ты решил, что меня здесь кто-то держит?

- Мне двадцать семь… - Кит озадачен. – Он же с тобой как с сучкой обращается! В наручниках гнобит, на столб вешает, плёткой фигачит до полусмерти… Он вообще тебе кто? Спонсор? Сторож? Пахан?

- Он мой гражданский муж. Уже пять лет. И мало того, что ты расколотил нам машину, так ещё и оставил меня без оргазма.

Муж? От растерянности Кит садится на ковёр рядом с освобождённой растрёпанной женщиной. Может, Дэлла бредит?

- В задницу бы таких мужей! – выпаливает он. – Это же песец, что он творит! Изуродует тебя твой «граф», будешь в коляске инвалидной на рынке милостыню просить.

Дэлла качает взлохмаченной головой с чёрной поникшей «пальмой».

- Если бы всё было так просто… милый мальчик. Торговать на рынке Женька заставил меня в виде наказания. Я страшно не люблю толпу, но с утра он насильно поит меня возбудителем и загоняет в палатку. Сидеть весь день на виду у людей, течь себе в трусы и не мочь даже как следует потрогать себя – это адская мука… и наслаждение.

Худолеев открывает рот. Вот в чём причина томления и грусти в глазах загадочной «графини»! Он думал, её гложет личное горе, а Дэлла всего лишь тайно лопалась от похоти в своих дамских механизмах.

- Вещевая точка принадлежит его родственнице Асе, - договаривает женщина. – А остальное – ошейник, пытки у столба, плеть, наручники – наша семейная игра. Причём по моему сценарию. И столб заказывала тоже я.

- По твоему?

Дэлла вздыхает, поглаживая крупные ляжки. На её обширных бёдрах наверняка остались рубцы плети, но под лосинами этого не видно – всюду лишь скользкая нейлоновая поверхность.

- Я хочу этого. Я дремучая, безнадёжная, отпетая мазохистка, Никита. Понимаешь?

Кит Худолеев потрясён. Обычный парень с рабочей окраины, он плохо знаком с нюансами БДСМ. Под тематическими мазохистками Кит представлял себе зачуханных бледных бабёнок, давно утративших человеческий облик. Серых, безликих крыс без имени и права голоса. И никогда не подумал бы, что здоровую, цветущую, царственную даму может штырить от такого непотребства, какое он наблюдал с ветки.

- Выходит, я обломал вам весь кайф? – произносит Кит. – Значит, типа как бы… мне извиниться за вторжение? Вот я дебил…

- Ты хороший парень, - рассеянно говорит пальмоволосая Дэлла. – Глупенький, но хороший. Знаешь… если хочешь, можешь меня трахнуть! Прямо сейчас. Это будет даже круто – посторонний мститель ворвался в богатый дом, оглушил хозяина и пользует его толстую жену по самые помидоры! Он забил ей в глотку мокрые лосины, заломил руки…

На бледных щеках Дэллы вспыхивает оживлённый нездоровый румянец, она тянется к Худолееву.

- Да! Да! Трахни меня, Кит! Только сначала помучь и снова надень мне наручники, иначе я не кончу! Мне очень хочется кончить, Никита… Оргазмы у меня случаются всё реже, пора ужесточать программу.

Странное дело – Киту открыто предлагает себя полуобнажённая, спелая женщина, предмет его тайных воздыханий, но никакого возбуждения Худолеев не испытывает, только разочарование и холодную злость.

Та Дэлла, которая днём сидела на рынке, раздвинув породистые крупные коленки в чёрном стрейче и положив книжку между ног – гордая, таинственная, независимая – была на порядок сексуальнее, чем эта взмыленная сисястая тётка, пять минут назад висевшая в плену у мужа-инквизитора.  

- А в палатке ты смотрелась лучше, - говорит Кит. – Бывай, графиня.

И молча выходит из дома.