Расскажи мне про звезды 22 (Рассказы инцест)

16 сентября, воскресенье, 1984 год.

ФЕДЯ

Сегодня день рождения Ромы. Мама с самого утра занималась готовкой, испекла пирог, запекла курицу в духовке, наготовила салатов, будто к нам должна была прийти куча народа. На деле же пришла только Маша. Она принесла букет маме и поздравила ее с рождением сына.

В пять вечера мы сели за стол. Рома, как и я, терпеть не может застольные посиделки. Он никогда не пьет спиртное, по крайней мере, при родителях. Обстановка напряженная, чересчур официальная. Хорошо себя чувствует только мама, хвастается едой, подкладывает всем, предлагает попробовать все, что наготовила. Маша почему-то стесняется больше обычного. Рома изображает радость. Папа включил музыку, что б стало веселее. Я, как обычно, быстро наелся, и мне стало скучно сидеть за столом. Мама завела разговор с Машей, а отец стал говорить с Ромой об учебе, просил его подумать о том, что б вернуться обратно домой. Почему он просит его вернуться? Я сижу и рассматриваю Машу. Она сегодня красивая, губы накрасила, ресницы. Все так же хороша, как и тогда, когда я еще был влюблен в нее. Теперь я гляжу на нее, как на прах моей беззаботной юности, волшебной влюбленности, казавшейся мне чудом, чем-то запретным и таинственным. Словно бы это было давно, и уже прошло много лет с тех пор, и я стал другим. А Маша все та же, простая и постоянная, как круговорот воды в природе. Все ее надежды и желания элементарны и ясны до пошлости. Наблюдаю за ней с пренебрежительной скукой. Пытается казаться милой и вежливой, что б понравится маме.   Говорят об огурцах и помидорах. Чувствую, что ужасно хочу спать. Этот ад длился около часа, не знаю, как я вытерпел. Рома сказал, что они с Машей хотят прогуляться и потом в кино. Когда мама с Машей стали разбирать стол, я ушел в комнату и завалился на кровать. Только я стал проваливаться в сон, как ко мне вошел Рома. Он уселся рядом и негромко сказал:

— Хочешь с нами пойти?

— В кино?

— Да нет, конечно. Это я родителям сказал, что в кино. Мы с ребятами собираемся у Кольки. Он любезно предоставил квартиру. Все культурно будет.

— Колька — это который твой одногруппник? У которого родители буржуи? — с насмешкой переспросил я. Рома усмехнулся и опустил глаза, выразив не ловкость.

— Там много народу будет. Может, с кем познакомишься. Знаешь, лучше, когда девушка опытная, сама тебя всему научит. — Рома увидел мое удивление и умолк.

— Да мне твоих рассказов достаточно. — не охотно сказал я.

— На практике все по-другому. В таком деле тренировка нужна, и лучше, если это будет девушка не из твоей компании.

— Не хочу.

— Да ты чего? Ты же не хочешь разочаровать свою девчонку?   Это все глупости, что надо все в первый раз попробовать с тем, кого любишь. Вот мы с Машкой, как двое из Голубой лагуны были. Тебе нужен опыт.

— Ты о чем? Какую «свою девчонку»?

Рома усмехнулся и кивнул на мою травмированную руку:

— Ты же из-за нее подрался? Я все понял сразу. — он продолжил говорить, а я просто выпал из действительности, как будто погрузился в темные воды подсознания. — Давай, собирайся.

— Я не пойду, нет настроения. В следующий раз обязательно. — бодро говорю я.

— Ну и зря.

Брат выглядит расстроенным и озадаченным. Маша показывается на пороге моей комнаты и вальяжно облокачивается о дверной косяк.

— Ну что, идем? — спрашивает она с улыбкой, немного развязно, и переводит взгляд на меня. — Ты с нами?

Они с мамой за столом пили вино. Теперь она немного пьяная.

— Нет! — отвечает за меня Рома, — В следующий раз.

— Следующего раза может и не быть! — весело отвечает она.

— Ладно, идем. — Рома быстро встает и уходит вместе с Машей.

Может, и нужно было пойти? Еще два месяца назад я бы, не задумываясь, согласился. Я закрыл глаза, закинул руки за голову и стал представлять, что могло произойти, если бы я пошел с ними. Почему я не пошел? Я в панике открыл глаза, вскочил с кровати и выбежал в коридор, затем выглянул в окно кухни: брат с Машей уже ушли. Вернувшись в комнату, я лег на кровать и продолжил воображать. Так как я был наевшийся и сонный, я, конечно же, уснул. И мне привиделся сон, слепленный из моих мечтаний и представлений. И вот я будто бы встал, быстро оделся и догнал Рому с Машей, что б идти с ними. Мы оказались в шикарной квартире с высоченными потолками и просторными комнатами — все, как мне описывал Рома. Нас окружает блеск, шум, веселый смех. И вдруг я уже с какой-то девушкой остался в комнате вдвоем. Она целует меня, и мы оказываемся на кровати. И как-то так вышло, что я нахожусь под ней. Залезаю ей под юбку рукой и вдруг обнаруживаю у нее член. Глубоко шокированный таким поворотом событий, отпихиваю девчонку от себя, и она бьется головой о стену. Затем возмущенно поднимает голову, и я вижу, что это не девушка, а какой-то парень. И он говорит:

— Ты дура?! Ты чего творишь?

Я оглядываю себя и понимаю, что из нас двоих девчонка это я. В ужасе начинаю ощупывать себя во всех местах: не нахожу члена, но нахожу грудь. Мне приятно трогать себя, и я начинаю ласкать себя руками. Парень встает и отходит в сторону, я этого как будто не замечаю. Чувствую возрастающее возбуждение, трогаю грудь и засовываю в себя пальцы. Внезапно я вспоминаю, что нахожусь в комнате не один, поворачиваю голову и вижу около себя уже не незнакомого мне парня, а Мирцама. Он стоит напротив, на расстоянии вытянутой руки и равнодушно смотрит на меня. Меня это сильно возбуждает, я протягиваю к нему руку, но не могу дотянуться. Он медленно отходит назад, и комната как будто вытягивается в виде длинного коридора. Он отдаляется, и я, поднявшись, ползу к нему. Пытаюсь его соблазнить, пуская в ход всю женскую гибкость и обаяние. Но он остается равнодушным и безучастным, и я, так и не достигнув его, проснулся. Это был быстрый сон, который длился несколько секунд. Возможно, я даже успел бы догнать брата с Машей, если бы захотел. Но я не хотел. На той вечеринке я не найду того, что мне нужно.

РОМА

Мой день рождения, как и любой праздник, у нас в семье принято отмечать дома со всеми. Мы с Машей отдали честь этой традиции и собрались уходить к моему другу, где нас уже все заждались. Конечно, я бы мог отметить день рождения в кафе или в другом, более подходящем месте, но у меня были причины собраться у кого-то на квартире. Одна из этих причин мой брат, который ввязался в какую-то историю с участием девушки. Думаю, что он влюблен и подрался из-за нее. Его странное настроение, молчаливость, задумчивость и неприсущая ему стеснительность — все это можно объяснить его влюбленностью. Но у него совсем нет опыта. Я должен ему помочь. У меня не было старшего брата, от которого я бы узнал все о девушках, но Феде повезло. Я всегда был откровенным с ним.

Когда мы закончили праздничное застолье, я зашел к Феде и предложил ему пойти с нами на вечеринку, но он отказался. Много раз он просился пойти со мной, но тогда он был слишком мелким, и с ним могло возникнуть много проблем, поэтому я никогда не брал его с собой гулять в компанию своих друзей, даже во двор. Теперь я предлагаю ему, а он не хочет. Наверняка из-за того, что все его мысли заняты девчонкой. Вот глупый, думает, что это все так просто делается. Я ему уж и так, и сяк намекал, что надо потренироваться на ком-то, а он вообще не понял. Как я ни уговаривал Федю, он с нами не пошел. Мы быстро оделись с Машей и ушли. Квартира Кольки, а точнее его родителей, которые частенько куда-то уезжают на выходные, находится на центральном проспекте, недалеко от ресторана «Сапфир», где мы так же часто собираемся с друзьями. Маша была в прекрасном настроении и навеселе. Однако вино, выпитое ей за столом, выветрилось уже через два квартала, и Маша сделалась угрюмой и молчаливой. Она снова стала говорить о том, что мы с ней редко видимся, из-за того, что я перебрался в общагу. Да и отец все время говорит мне о том, что б я возвращался домой, но я пока не могу этого сделать. Мне нужно разобраться в себе. Что-то странное происходит в моей жизни. Я чувствую скуку и апатию ко всему, даже к сексу с Машей. Все так обыденно, серо и предсказуемо, что меня даже тошнит от этого. Мне всегда нравилась систематичность и упорядоченность, я всегда придерживаюсь правил, но теперь мне это опротивело. Все потому, что Мирцам исчез из моей жизни, он был искрой, зажигавшей во мне желание и интерес ко всему. Я тоскую по этому фантастическому безумию, по его визитам, которых я ждал, как ждет все живое восхода солнца.

На прошлой неделе, до катастрофы с Анькой, со мной произошла сомнительная история, которая подрубила опоры моей уверенности в себе, да и во всем моем мировоззрении.

В прошедшую среду мы с моим одногруппником готовились к зачету в общаге. Обсуждая очередную сплетню и последние новости, мы вдруг вспомнили про Илью Коровкина. Леша стал говорить, что все судачат, как будто мы с ним подружились. Стал спрашивать, правда ли то, что говорят про Коровкина.

— Я ничего такого не заметил. — ответил я и добавил, что общаюсь с ним только по необходимости. Сказал, что он мне не приятен, как человек, да и вообще, у нас с ним нет ничего общего. Леха сказал, что все думают, до кучи, что Илья интересуется парнями.

— Что? — с омерзением засмеялся я. — Что ты хочешь сказать?

— Ну, то, что он это, заднеприводный. — сказал Леха, пытливо и с насмешкой глядя на меня, будто вел допрос. У него есть такая манера в разговоре, слишком пристально и требовательно глядеть в глаза человеку, так что собеседник его даже забывает, о чем говорил.

Я снова засмеялся.

— Да нет, точно нет. — сказал я, ведь я точно знал, что у него что-то было с Анькой.

— Он с Анькой вроде встречается. — сказал я.

— И что? — может он для конспирации.

Я с недоверием и насмешкой глядел на Лешу, а он зачем-то продолжил эту тему, стал рассказывать, как видел двух таких однажды в парке. Он все говорил и говорил, смеялся, смотрел на мою реакцию.

— Прикинь, они там друг друга в жопу трахают. Фу, блин!

Я слушал его и молчал, тоже смеялся и морщился. Зачем он говорит все это? Что это такое? Но другое было более странно — я слушал его. Я вдруг поймал себя на этом и подумал: «стоп, почему я все еще слушаю его? Мне это интересно? » И я ужаснулся этой мысли. Ведь Мирцам мужчина, и я чувствовал к нему то, что не должен был чувствовать. Были даже моменты, когда я желал бы большего, чем то, что было между нами. Могу ли я оправдать себя его сумасшедшей сексуальной энергией, под влияние которой безвольно попадет любой человек, окажись он в его присутствии? Потом я думал об этом всю ночь и переживал. Может, я тоже теперь люблю мужчин? А моя ненависть к Илье точно является ненавистью, или чем-то противоположным? Может оттого он раздражает меня, потому, что нравится мне? Проанализировав все свои мысли и действия, я пришел к выводу, что я напрасно засомневался в себе. Я никогда не испытывал сексуального желания ни к одному своему знакомому. Но с этого момента я, все-таки,   стал испытывать беспокойство на этот счет.

В пятницу, когда я после ночной смены в скорой, пришел в больницу проведать Аньку и встретил в коридоре Илью, я снова испытал к нему мимолетное чувство раздражительности и отвращения, которое я всегда испытываю к нему, но пытаюсь подавить. Вновь  задумался о том, было ли это чувство отвращения или что-то другое, но быстро отогнал от себя навязчивые страхи. Не прошло и половины дня, как я снова искал с ним встречи, что бы высказать ему, какой он бесчувственный гад, ведь он не пришел повидаться с Анькой. Только потом я понял, как все это глупо выглядело со стороны. Какое мне до него дело? Какое мне должно быть дело до того, какой он человек, плохой или хороший? Меня это вовсе не должно заботить, так почему же заботит? Мы с ним не друзья, и он мне вовсе не нравится, почему я переживаю о нем? Или это страх от его превосходства надо мной? Или, может быть, восхищение им?

Я вспомнил обо всем этом, когда Маша завела разговор про необходимость моего возвращения домой из общаги. Когда мы пришли к Кольке, мое настроение уже было не таким веселым, я стал задумчив и осторожен в мыслях и действиях. В самый разгар веселья, когда все поздравляли меня, я вдруг ощутил холод и одиночество. Мне отчего-то вдруг подумалось: вот бы Илья тоже был здесь. Что он делает сейчас? Мне показалось фальшивым все вокруг, приторным, поверхностным. Из всех моих знакомых обо мне знает правду лишь Илья. И только он всегда говорит мне правду, не подбирая слов. Из всех моих знакомых по-настоящему я уважаю только его.

Однако я умею отвлечься, сделать вид, что мне весело. Мы танцевали, пели под гитару, затем, все разбрелись по углам и я сказал Маше, что мне нужно домой, ведь отец думает, что мы пошли в кино. На самом деле я просто думал об Илье весь вечер, и, как бы ни было безумно мое желание, хотел с ним поговорить. Маша ушла со мной. Проводив ее, я пошел в сторону больницы. Я знал, что Илья сегодня работает в ночь, я просто случайно знал об этом, потому что мне предлагали тоже выйти сегодня, но я отказался. Мне вообще не хотелось дежурить с Ильей, и у меня была возможность отказаться, что я и сделал. Теперь, охваченный спонтанным желанием и импульсивным порывом, я дошел до больничного городка. На улице было очень холодно, ветер скользил по моему лицу, как ледяное и острое железо клинка. В моей голове всю дорогу наклевывались сомнения, но я все их отгонял еще на стадии зародышей.

— Я забыл ключи на верху. — сказал я охраннику и, не останавливаясь, целенаправленно убежал наверх.

К моему удивлению я не обнаружил Коровкина на месте. В темном уже коридоре, в свете желтого светильника, сидела Верочка и читала книгу. Она держала книгу в мягкой обложке одной рукой, загнув листы, и немного качалась на стуле, отталкиваясь носком ноги от стола. Увидев меня, она удивилась, и, скучив брови, взглянула на меня тревожно. Конечно, мое появление здесь в это время было странно. Пытаясь успокоить шумное дыхание от спешки, я замедлил шаг и приблизился к ней. Серьезно и встревожено я спросил ее:

— Где Илья?

— Он в ординаторской. — указала она рукой, привстав во стула. — Что случилось? Мне его позвать?

— Нет, я сам. — я погладил ее по плечу, и она, успокоившись, уселась обратно.

Вхожу в ординаторскую и вижу Илью, спящего на кушетке. Я остановился и словно внезапно пришел в себя. Что я тут делаю? Это какое-то безумие. Я ощутил опустошенность внутри, будто я придумал что-то, чего нет. Ощутив неловкость и стыд за свои необоснованные действия, и смутные мотивы прихода сюда, я тут же развернулся и, открыв дверь, стремительно ушел.

ИЛЬЯ

Я пришел в больницу к десяти вечера. Вместо Ромы со мной сегодня дежурит Вера, чему я был очень рад, хоть и опасался, что Вера захочет со мной поговорить об Ане, тоже начнет меня отчитывать, как Рома, ведь она ее подруга. Но этого не произошло. Она просто молчала, вообще не говорила со мной ни о чем. И я не хотел говорить с ней. Мне даже не было интересно, спрашивала ли Аня про меня или вообще не вспоминала. Может у нее амнезия, и она вообще забыла обо всем, что между нами было? Я бы этого хотел. Думаю, произошедшее с Аней даст мне возможность вовсе прекратить с ней общение.

Около одиннадцати к нам со скорой привезли мужчину. Я поставил ему капельницу, предупредил Веру и пошел спать. Прошло около часа, но мне не спалось. Я решил сходить покурить на площадку, набросил халат и вышел в коридор. Вера, сидевшая в желтом свете лампы, оторвалась от книги и взглянула на меня:

— Чего он хотел? Он выглядел встревоженным. Что-то случилось?

— Кто? — я был в полном недоумении.

— Рома Барсучков приходил, тебя искал. Минут пять назад. Зашел к тебе в ординаторскую. Ты его не видел? — она тоже была удивлена.

— Странно. Знаешь, мне кажется, он был как будто даже радостный. Мне кажется, он улыбался.

Я ничего не сказал, и задумчиво пошел на пожарную лестницу. Зачем он приходил? Что это было? Может быть, Владимир Семенович прислал его? Нет, глупость. Тогда почему он не разбудил меня? Я даже не слышал, как он вошел.

Я думал, что буду скучать по Ане, особенно в ночную смену. Думал, буду ждать ее, тосковать, вспоминать наши с ней дежурства. Но мне так легко и спокойно: она там, а я здесь.