Глубокий сон

Моей любимой Дите фон Тиз

Слесарь Зворычный, повинуясь совести пассионария, предоставил в партком профкома парочку неоправдавших доверия вредительниц, подгоняемых штыком и установленных посреди. Посреди тогда тревожно было. Смеркалось. Прямо посреди стояла фанерная кафедра, экспроприированная в церковно - приходской школе Выборга, окруженного фронтовыми окопами Ермолаев Пионтковских, не устающих воевать с присущим почвенно России самодержавием два с лихвой десятка лет.

- Посмотри на них, Глеб Егорыч, - завизжал Гриша - шесть - на - девять, тыча в бесстыжие глаза рыжей и еврейки культяпкой, - у них же на лбах восемь классов образования прописано !

- Обожди, Старшой, - вступился за прорабатываемых коллективом трудящихся демобилизованный по общей контузии отравленного мельдонием организма со всех фронтов Шарапов, веско предъявляя собранию какого - то махонького мумрика, - не кипешуй пока. Лучше вот сказочку послушай.

И рассказал он собравшимся презанимательную историю. Про Курникову. Как она, понимаешь, забыв и презрев заветы с дедами, размножается с Рикки Мартином, воспроизводит, так сказать, кошмарных ублюдков, выступая, таким образом, шруцимом.

- Это слово поповское, - с важностью заявил начальник отдела по борьбе, веско вставая. - Ужасающее правосознание. Корми детей, Шарапов, - прочувствованно прослезился Жеглов, шаря по карманам замасленной еще путиловцами тужурки, - вот тебе бесплатный литер на проезд, вот тебе талон на повидло, а вот тебе, сука, горячая, но справедливая пуля !

Выхватив из кармана Наган, Глеб Егорыч выстрелил в грудь зашатавшегося Шарапова. Его приняли в партию на фронте, поэтому, волей - не волей, но пришлось повторить подвиг Урбанского. Долго же шатался Шарапов, а Жеглов все стрелял и стрелял. Наконец все было кончено.

- Смотри, сволочь, - обратился к рыжей прорабатываемой Коля Тараскин, выразительно ударив кулаком в живот очень гадкой актрисы, - вот как изображать надо. Паскуда, - отрывисто выражался он, угощая рыжую подсрачниками, - думаешь, что в Италии ни х... я не понимают ? Да там, гнида, лучше тебя вкуривают !

- Бей ! - заорал Ипать Епатич, прыгая по груди павшего Шарапова. - Убивай !

- Обождите, товарищи.

В зал заседаний вошел Фокс. Пригладил волосы, снял с кителя Орден Отечественной войны двенадцатого года и положил на стол. Рядом с партбилетом расстрелянного Шарапова положил.

- Надо сначала решить вопрос с еврейкой.

- Чево там решать, - загудели трудящиеся, потрясая сжатыми кулаками, - космополитизьм в условиях санкций исторически верно и целесообразно заменился отнюдь не столь же буржуазным  " Вогом ", а глянцевым говном колхозниц, отчего - то порешивших стать масквичками.

- Как Керви, - коварно подсказал Иван Пасюк, первобытно пребывая украинским хуторянином, почти Мыколой Курелехой, но без присущей тому зажиточности, - они думают, что достаточно трех высших образований у трех поколений предков, чтобы прослыть интеллектуализированными элементами.

- Все ясно, товарищи, - влетел в зал заседаний комсомолец Лужков, но не мэр, а из кина с Никоненкой, там еще главарь Михаил Козаков, полудурок во всех ролях Пуговкин и идиотически настроенные бандиты, лезущие под пули по указанию мудацкого режиссера, в пику вестернам снявшего совковый остерн, - пока не предъявят прорабатываемые фоточек трусов, так и оставаться этим падлам в пренебрежении и забвении.

Так и порешили. Но парадный портрет Диты фон Тиз все же водрузили. А почему ? А я скажу. Потому как самая она первая возлюбленная и муза коалы. Это надо понимать.