Пентаграмма

Пентаграмма

(из цикла «Юность Евгения О»)

Это была настоящая дионисийская оргия. Тётя и три её подруги разлеглись на полу. Евгений ходил голыми пятками по голым экстатирующим телам, словно по желеподобной инопланетной почве или по белым нежным детёнышам тюленей, ползал по ним, тёрся о них всеми частями своего тела, футболял ногами ягодицы и раскачивающиеся груди, погружал руки и ноги во все имеющиеся отверстия, отполированные неистовым возбуждением и языком. Месил, словно алое тесто, посыпанное корицей, все эти слипшиеся в единый ком клитеравлагалищаанусыртыязыкиореолы

Он летел обнажённым над полями, реками, лесами с нарастающей эрекцией… будто среди ледяных пластичных гор… в небе было несколько солнц: синих, голубых, зелёных, фиолетовых. Евгений представлял, как женщины спариваются с боровами, бугаями, жеребцами, козлищами и ползают, переляпанные густой остропахнущей спермой среди огромных конских фаллосов и тяжёлых кабаньих мошонок. Земля уходит из-под ног Евгения на пересечении сна и яви, ирреальности и реальности, жизни и сверхжизни. Вот он трёт возбуждённым членом о край стола, колотит своей разъярившейся дубинкой о стол, словно указкой, головка становится пурпурно-фиолетовой, и вдруг пенис начинает расти в длину и увеличиваться в объёме. В считанные минуты он становится как бревно. Евгений не в силах его удержать, и падает на пол. Комната погружена в какой-то лиловый туман, и в углах копошатся какие-то тени, оттуда доносятся похотливые стоны и хрипы. Евгений как заворожённый смотрит на свой фалл, подобный корабельной мачте, конец его уже теряется в другой комнате. Тело Евгения теряет вес, становится легче пуха, вся масса сосредотачивается в пенисе. Мало того – вся сущность Евгения сосредотачивается в нём. Он сам – огромный, как циклопическая скала приап, таранящий мягкие податливые пространства. Евгений слышит как рушится стена, и он, человек-фаллос, устремляется наружу, круша всё на своём пути. Он, как комета, рассыпающая искры, сжигает всё вокруг, оставляя после себя лишь чёрные небеса. Он то расслаивается на множество сфер и астероидов, то конденсируется в огромный торпедообразный космический корабль с длинными гибкими уродливыми отростками, похожий на помесь страшного тошнотворного насекомого и белой акулы. Внезапно Евгений оказывается на какой-то сумеречной холодной лестничной площадке. В тусклых зарешёченных окнах иногда мелькают солнечные блики. Тихо и жутко. Стены все в трещинах и пятнах плесени, кое-где прогалины отвалившейся штукатурки. Пространство будто пульсирует невидимой кровью, эмпирийным ихором, ультрадемонической страстью. Евгению хочется неотрывно смотреть на эти старые стены и вдыхать их затхлый горьковатый запах. Евгений будто внутри египетской пирамиды, и его тело сосуд, наполненный алхимическими элексирами и бальзамическими снадобьями. Кто-то окликает его. Евгений поворачивается. Перед ним тётя и трое незнакомых мужчин. И тут он вспоминает: после обеда, убирая посуду со стола, тётя сказала своей сестре, что она хотела бы стразу с тремя, что она такая сучка, потаскуха,   ходячая порнография, грязная мазохистка и тварь, что готова стать подстилкой для любого…  Сестра отвечает, что все мы ходячие порнографии и притом сортирные. «В каком бы положении ни пребывала женщина – девицы ли, жены ли, вдовы ли, -- она никогда не должна иметь иной цели, иного занятия, иного желания, нежели предаваться блуду с утра до вечера» (Донасьен Альфонс Франсуа де Сад. Любомудрие в будуаре). Евгений вспоминает, как тётя, повторяя, что она хочет трахаться двадцать четыре часа в сутки, рассказывала своим подругам о своём блудопохождении с каким-то парнем и о том, как они занимались сексом в позе «вальта». «… женщина простирается на теле своего выблуживателя к ногам главою: он вводит снаряд вам в уста и, размещая главу меж вашими стегнами, воздаёт вам тем же, что делаете ему вы, вдвигая свой язык вам в зад или ко клитору» (Донасьен Альфонс Франсуа де Сад. Любомудрие в будуаре).

Тётя в сером костюме, юбка с очень высоким разрезом, белые туфли на высоком каблуке. Она улыбается, блаженно закрывает глаза… приоткрывает рот и начинает постанывать, да так сладострастно и похотливо, что стены приобретают очертания юных обнажённых кариатид, нимф и русалок; мощных атлантов, рогатых фавнов и обворожительных ганимедов; и все они сливаются в калейдоскоп майтхун. Тётина рука исчезает в ширинке одно из трёх незнакомцев и извлекает наружу ещё мягкий, похожий на огромную коричневую пиявку, член. Обнажает головку, играет с членом, подбрасывая и вертя его в руке. Эрекция распространяет свою каменность, рубиновость, гранатовость и магичность с пряным галлюцинаторным ароматом в каждый уголок помещения. Член Евгения оттопыривает железной дугой трусики. Ручьи с маленькими трепещущими красными и чёрными рыбками стекают по телу. Евгений смотрит на эрегированную алую молнию, вырывающуюся из брюк незнакомца, и ему кажется, что он сам отделяется от себя и неудержимо стремится к этому багровому солнцу на вершине фаллической галактики и падает на его раскалённую поверхность, в его пурпурную пустыню, как космическая пылинка в глубину коллапса, и замирает там в неповторимом экстазе. Красота этой нефритовой бомбы заливает глаза какой-то тёмной жидкостью, и сквозь бурые пятна Евгений видит, как тётя опускается на колени и принимается целовать этот карминный экзотический плод вожделения. Она обцеловывает его весь, водит им по лицу, не переставая издавать такие приятные, продолжительные и приторные вздохи, что только от них одних можно было бы уже корчиться в оргазме. Наконец она погружает член в рот и сосёт громко и вызывающе чавкая  Евгений слышит каким-то внутренним слухом потрескивание электрических треугольников, летающих перед глазами. Его шатает, будто на корабле во время шторма. У него кружится голова, и тысячи маленьких разноцветных подков бегут по его ногам, промежности, ягодицам, животу… Тётя, не вынимая изо рта член, смотрит на Евгения и манит его рукой. Как она красива с членом во рту! Мадонна Минети! Её надо запечатлить кистью Леонардо, обрамить червонным золотом и повесить картину в Лувре. Нет! В каждом музее вплоть до самого глухого провинциального. Как она прекрасна с членом!!! Три золотых нимба над её головой!!! Какое райское блаженство в глазах, какая умиротворённость и полнота покоя, высший экстатический полёт и обретение чуда! Триумф ангельской порнографии! Апофеоз серафимической фелляции! Эпифания небесного блудодейства! Слова копролалилились, как органная музыка, растворяющая в себе всё, тяжёлая, возвышенная, катарсирующая, льющаяся из недосягаемой, непостижимой высоты, из развергшегося космоса, из обителей чистого сверхъастрального света. Евгений как лунатик с покачивающимся членом летит под потолком музея, где на каждой стене «Мадонна Минети» Порнорафаэля. Евгений опускается на колени рядом с тётей, и она перекладывает из своего рта в его рот ороговевший эликсир похоти. Как птица кормит птенцов из своего рта. Будто горячее малиновое мороженное на палочке упёрлось в его нёбо. Перед глазами густые медные горькопахнущие кусты лобковых волос. Тётя, возбуждающе урча, облизывает мошонку. Евгений непроизвольно кончает, ухватившись двумя руками за толстый член незнакомца. Шатается, как подпиленное дерево, но не падает. Его заливают разноцветные потоки, облепливают фосфоренцирующие хлопья, и огромные птицы с красивыми женскими лицами и пышной обнажённой грудью хватают его и перебрасывают друг другу своими железными когтистыми лапами, как резиновую куклу. Тётя вынимает член у него изо рта, водит скользкой головкой по его лицу. Евгений выходит из транса и вместе с тётей дружно набрасывается на член незнакомца. Тот раздевается догола, хватает тётю за волосы и тычет лицом промеж своих ягодиц. Он буквально вбивает её лицо в свой анус. Наконец предоставляет тёте самой заниматься его тыловой частью. При этом она глухо кряхтит и рычит, как бесформенный квазиорганический лавкрафтовский монстр. Тем временем второй незнакомец принимается за Евгения, а третий раздевает тётю, нисколько не отрывая её от основного занятия. Второй грубо трахает Евгения в рот. Приятно и неприятно одновременно. Страшно и хорошо. И всё же больше хорошо. Хорошо! Тётя тоже всё время повторяет: «Как хорошо! Как хорошо! » хххххххххххххххххххххшшшшшшшшшшшшшшшшшш впитываются в каждую трещину стен. Тётя уже голая. Одежда её разбросана по всей площадке. Третий с жадностью нюхает её трусы. Её лицо у него между ягодиц, а первый пристраивается к ней сзади и забивает свой отполированный огнём кол в её коричневую розочку. Второй оставляет Евгения в покое и присоединяется к сексгруппе. Тётю пронзают сразу три. Она заполнена до отказа. Какафония стонов своими вибрациями учиняет микроземлетрясение. Они трахают её неистово, изрыгая  мегатонны ругательств, терзая и царапая её нежное белое тело. Наконец с клокочущим рычанием оргазмируют-эякулируют,   заливая  её лицо горячей пеной. Исторгнув всё до последней капли, они любуются своей работой – тётино лицо всё белое, словно у статуи Афродиты Милосской. Они запускают свои пальцы в тётин рот, раздирая его, запихивая туда сперму; плюют в него; кто-то засаживает два пальца ей в ноздри… И вот три золотистых струи ударяют в истерзанное тело – от макушки и до пяток золотят её. Тётю хватают за ноги и волочат по лестнице вниз, а она  в диком восторге кричит: «Как хорошо! Как хорошо!! КАК ХОРОШО!!! » Её крик перекрывает все звуки. И лишь органные фуги Баха накрывают этот взвинченный вопль.   Евгений приваливается к стене и чувствует, как она дрожит. Тонкие разноцветные световые орбиты опутывают его, и по ним с неистовой скоростью несутся тетраэлектроны, внутри которых расцветают женские межножья, словно бордовые пионы, превращаясь в анальные георгины и уродливые кораллы фаллосов. Вой четырёх оргазмов, словно четыре отбойных молотка, раскалывают Евгения на миллионы кусочков, с ускорением несущихся сквозь тартары и преисподни к абсолютному забвению последнего коллапса.