Таврида. Из сборника Моя первая секс учительница Часть первая Глава первая

День, когда меня от бабушки привезли к тёте, стоит особняком в моих детских воспоминаниях. Прежде всего дом, в котором она жила. Даже не дом, а подобие маленького белого дворца, с колоннами и широким крыльцом. Он стоял на склоне горы, окружённый кипарисами и густыми зарослями кустарника, а с веранды открывался великолепный вид на море.

Сама тетя, высокая стройная, выглядела какой то Снежной королевой. Особенно смутило, когда она со слезами на глазах прижала меня к себе и я, впервые в жизни, уткнулся  лицом в женскую грудь, часть которой была укрыта платьем, но часть вполне ощутимо коснулась атласом кожи. Это новое открытие настолько поразило меня, что я практически не слышал ее причитаний о погибших родителях и какой я бедненький сирота. Вдобавок меня захватил этот запах молодого цветущего женского тела. Запах молока и клубники вперемешку с тонким ароматом духов и сигаретного дыма.

Тетя  год назад стала вдовой, но все ещё носила  темное платье, которое, к слову сказать, ей очень шло. Хотя, что уж тут лукавить, любое платье ей бы хорошо шло. Просто потому, что она была красавица. Густые белые локоны обрамляли лицо, которое поражало какой то неземной матовой белизной. Это лицо сразу приковывало внимание, как редкая изысканная вещь приковывает внимание среди вещей обыденных и повседневных. Добавьте к этому большие выразительные голубые глаза и чётко очерченные губы, которые казалось были созданы для того, чтобы любоваться их совершенной формой. Позднее, имея возможность созерцать тетю в быту, я убедился и изумительной стройности ножек и той какой то необыкновенной грацией, с которой она двигалась или просто сидела в креслице за столом.

Это была королева и имя Каролина вполне соответствовало образу.

Ее покойный муж Петр, был моим родным дядей. Вышедший из комсомольских функционеров в слой «новых» русских он числился, то ли бизнесменом, то ли бандитским авторитетом. Скорее всего, как принято у нас в России и тем и другим.

Убитый на одной из разборок, все же  оставил после себя некое подобие небольшой «империи», которую, как водится, тут же прибрали к рукам другие авторитеты, но тете, тем не менее,   достался этот дом с большим садом,   а также мелкие предприятия, которыми она успешно руководила.

Но главным «наследством» был  таинственный флёр уважения к умершему супругу.

Эта невидимая аура помогала ей противопостоять многим жизненным напастям.

Раз в году, облачившись во все чёрное, мы посещали на местном кладбище массивный мраморный мемориал и какие то незнакомые мне дяди на чёрных «Гелендвагенах» приносили цветы и выражали соболезнование.

Конечно к такой женщине, как она, не могли не «подкатывать» женихи. Но ей удавалось с каким то чисто женским изяществом ускользать от всех ухаживаний. По крайней мере, пока я жил у неё ни один мужчина не был замечен мной в близости к ней.

Сейчас, спустя много лет, могу наконец то честно признаться: я был влюблён в свою тетю,   и ревновал ее всем своим детским существом. Я ревновал к букетам цветов, которые присылали неведомые поклонники, к телефонным сообщениям, которые она читала со своей обворожительной усмешкой, ревновал, когда она наряжалась перед выездом в город, постоянно представлял себе картины, как кто то обнимает и целует её, когда она уезжала из дома.

Положение усугублялось тем, что не имея своих детей, Каро, так называл я ее, всю свою нерастраченную любовь и нежность обрушила на меня.

Начиная с утра, когда она входила ко мне в комнату в коротеньком домашнем халатике, гладила по голове своими холёными дворянскими пальчиками, целовала в лобик низко наклоняясь, так что я почти снова и снова утыкался носом в ее белую грудь, начиная с утра,   я погружался в какое то сладкое облачко ее присутствия. Чарующим голоском, она заботливо осведомлялась: не болен ли я, не голоден ли, и этот постоянно обращённый на меня по матерински любящий взор и главное прикосновения, -  просто обжигали все мое существо.

Видимо считая, что я  ещё совсем ребёнок, она не полагала чем то зазорным или постыдным появляться передо мной в нижнем белье. А я был уже не совсем ребёнком и, смущаясь, отводил глаза, успевая тем не менее ухватить в памяти все эти восхитительные  изгибы и формы, чтобы потом, когда она уезжала в город, тайком пробраться в спальню и зарыться носом и губами во все эти трусики, лифчики и чулочки.

Именно с тех пор я полюбил на всю жизнь изысканное женское белье.

Вечера были особенно фантастическими.

Все начиналось с обязательного купания, причём она сама  считала своим долгом принять в этом активное участие, тщательно намыливая меня и обтирая мягкой мочалочкой. Эти нежные прикосновения, это само ее присутствие, ее запах - буквально сводили меня с ума. Я ждал этих купаний и стыдился их, прежде всего из за своей детской эрекции, заметив которую она шутливо обливала меня водой.

После ужина, Каро  считала своим долгом уложить ребёнка в кроватку, часто ложась рядом и я чувствовал всю теплоту ее тела, чувствовал как бьется ее сердце, слышал тихий ласковый голос, когда она читала очередную историю о приключениях пиратов или путешественников.

И я  засыпал в этом тихом потоке любви, тепла и заботы.

Только  спустя много лет пришло понимание, что это был, пожалуй, самый счастливый период моей жизни.

Оглядываясь назад, я вспоминаю себя как нечто наполненное энергией и готовностью удивляться этому миру.

Меня приводило в восторг море, которое всегда было разным и таинственным, изумрудная зелень сада, цветы и запахи, разлитые вокруг.

Я мог часами носиться по комнатам и дворовым постройкам, просто от восторженного состояния жизни.

Энергия жизни била из меня фонтаном и Каро часто с мягкой улыбкой выговаривала за шалости и проказы.

Чтобы как то найти применение моей неуемной энергии и чем то занять, она отвела меня в соседний санаторий, на территории которого располагались теннисные корты. Заведовал теннисным хозяйством Хоттабыч, так называли мужчину в возрасте, но сухощавого и жилистого, как виноградная плеть.

На самом деле он был Хуснудин Булатович, но кличка Хоттабыч прочно прилипла к нему и, как мне кажется, наиболее соответствовала и крючковатому носу и сгустившимся седым прядям, которые он подвязывал полоской цветного платка.

Хоттабыч начал учить меня теннису.

Делал это он довольно своеобразно, с какой то мудрой неспешностью и постоянными философскими изречениями.

До сих пор в моих ушах звучат эти наставления: «Ай, дорогой... Не торопись, полюби мячик, он ведь такой маленький и пушистый.   Следи з ним, уважай его. Подойди к нему, направь его со всей любовью и тогда он полетит как  птичка».

И я старательно следовал наставлениям.

Пытался уважать мяч, в любом случае добежать до него и переправить через сетку.

Уже через три года занятий я начал обыгрывать самого Хоттабыча, хотя это было не так уж просто. Не смотря на возраст, он чертовски здорово держал мяч в игре и был, что называется, цепким  соперником.

За эти годы Каро укрепила свой бизнес.

У нас появилась кухарка, новая машина, а также садовник Яков. Его появление было неизбежно, ибо большущий сад приходил в упадок и требовал ухода.

Именно Якова я выделяю в первую очередь, потому что он приходил на работу со своей внучкой Люсей, вертлявой и смешливой девчонкой, примерно одного со мной возраста.

Я вызвался показать ей усадьбу и прежде всего, конечно сад.

Сделал это, не от того, что был учтивым джентельменом, а потому, что меня занимали прежде всего ее белые трусики, которые то и дело мелькали из под коротенького платьица. Особенно я любил лезть за ней вслед на дерево.   Тогда ее ножки, уходящие в белизну трусиков были особенно близки и рельефны. Впрочем и сама Люська, с ее улыбчивым ртом, светлыми выгоревщшими волосами, вся такая ладная и загоревшая,   была чертовски соблазнительна.

Как то она потащила меня купаться и, хотя тетя строго настрого запретила мне одному ходить на море, я нарушил ее запрет и последовал за чертёнком в коротком сарафане.

Пробравшись среди прибрежных валунов к воде, мы скинули одежду и окунулись в море, которое, к слову сказать, оказалось довольно прохладным, так что  пришлось быстро выскочить на берег. И тут я сделал открытие.

Намокшие трусики моей спутницы, так рельефно облепляли половые губы, что меня охватила какая то оторопь. Стараясь не смотреть на «эту»  часть ее тела, я уселся  на нагретые камни, в то время как она беззаботно растянулась рядом, от чего вид низа живота стал ещё более живописным.

Вскоре Люська, как то глупо хихикнув, вообще стянула трусики разложив их сушиться рядом, а сама улеглась на живот, так что я имел  теперь возможность видеть прелестную попку во всей красе и эротичности.

С какой то простецкой искренностью она посоветовала и мне сделать то же самое, мотивируя это тем, что в «мокром неудобно идти домой».

После некоторого колебания, я последовал ее совету и улёгся на живот рядом.

Скажу вам, что лежание на животе, на нагретом камне, когда у вас эрекция , - то ещё «удовольствие».

Я вертелся, как уж, стараясь улечься поудобнее, и  в то же время не «засветить» спутнице своё  «хозяйство».

Чуть позже я оценил всю деликатность Люскиного поведения, ибо она всегда купалась полностью обнаженной. Только в этот раз, именно для меня, было сделано исключение.

Возвращались мы уже несколько другими.

Я подавал ей руку, помогая пробираться среди валунов и даже принял в свои объятия, когда она спрыгивала с забора, вдруг ощутив это тёплое, пропахшее южным солнцем и морем тело и в упор взглянув в глаза, такие зеленые с сумасшедшей искоркой в глубине.

Прежде чем расстаться, Люська потянулась ко мне и поцеловала в губы. Пожалуй это даже был не поцелуй, а какое то смазанное касание. Но он был первый и я на долгие годы сохранил это прикосновение, чуть солоноватое и быстрое, как сама жизнь.

Вечером Каро задержалась на работе, а я, как примерный мальчик, искупался, перекусил холодной гречневой кашей с молоком и, почистив зубы, отправился спать.

Но мне было не до сна.

Перед глазами стояла Люська с ее необыкновенными  трусиками и упругой попкой, такая эротичная, что рука сама скользнула вниз и вскоре мой живот был залит горячей струйкой спермы.

Я побежал в ванну, чтобы смыть следы «детского греха» и вовремя, потому что послышался шум въезжающей во двор машины.

Это означало, что Каро вернулась домой.

Быстро прыгнув в кровать я притворился, что уже сплю.

Осторожно заглянув ко мне, Каро на цыпочках подошла и, наклонившись, слегка коснулась губами моего темечка.

И снова меня накрыл этот чудесный запах молодой цветущей женщины, от которого сносило крышу.

Как же я желал повернуться и впиться губами в ее губы, тиская пальцами восхитительную грудь.

Неслышно повернувшись, Каро вышла, а я остался лежать.

Возбужденный и брошенный.

Все мысли о Люське были с лёгкостью смыты самим воплощением красоты и женственности, что олицетворяла для меня Каро.

Точно также умиляешься, видя маленького утёнка, но вот появляется величественный и гордый лебедь и ты забываешь обо всем на свете.

Я лежал, буквально задыхаясь от проснувшихся желаний и нескромных помыслов.

Жизнь вдруг, словно освободилась от сковывающего хитона и запульсировала, наполняя все тело горячей обжигающей  кровью.

Девочки, девушки, женщины, - были тем руслом и берегами, о которые она билась нетерпеливой волной.

Словно некая сомнамбула, я поднялся и пошёл к спальне Каро.

Когда  отворил дверь, то увидел как она лежит в своей белой ночной сорочке на широкой кровати, залитая лунным светам, такая прекрасная, словно Спящая королева.

Из открытого окна доносился звук цикад и приглушённый шум моря.

Это походило на ожившую сказку и я чувствовал себя главным героем, который вступал в неведомый и таинственный мир.

Словно почувствовав мое присутствие, Каро открыла глаза и тут же тревожно приподнялась.

- Что с тобой? Ты не заболел?

Я отрицательно покачал головой, не в силах оторвать от неё глаз.

Эта пауза, которая повисла между нами, как узкий подвесной мостик, показалась мне вечностью.

Что то происходило со мной.

И это новое пугало  и влекло новыми, неведомыми открытиями.

- Иди сюда, - наконец ласково позвала Каро.

Она обняла меня и я прижался к ней дрожащим телом, постепенно успокаиваясь от этого тепла и заботы, которые наполняли душу каким то умиротворенным светом.

- Все будет хорошо. Спи, - прошептала она.

Глаза мои послушно сомкнулись и сон, наконец то, вернулся.

На следующий день я ждал прихода Якова, как ждут, наверное, верующие прихода Мессии.

Увидев его согбенную фигуру, я возликовал, но тут же был сражён унынием.

Он был один.

Впрочем моя печаль была недолгой, поскольку чуткое ухо вскоре уловило звонкий смех и знакомый голосок.

Это прибежала Люська.

Мы быстренько уединились в глубине сада и тут я, как заправский ловелас, прижал ее к коре старого дуба и начал целовать. Причём делал это жадно и торопливо, как голодающий, наконец то добравшийся до еды. Она не сопротивлялась, покорно уступая моему напору.

В этих лобызаниях и тисканьях было что то естественное, чуть ли не божественное. Как будто мы совершали ритуал предназначенный самой природой.

Я пускался в некое поломничество губами в страну под названием Женственность. Я целовал ее щечки, носик, даже ушки. Тискал руками упругие ягодицы и снова целовал губы. Целовал грубо неумело, взахлёб, так что, когда мы возвращались, губы распухли и болели, но мы не замечали это и лишь с улыбкой молча переглядывались, скреплённые общей тайной.

Только вернувшись в дом я вспомнил о Каро.

Угрызения совести, что я как то предал ее,   были с легкостью подавлены сладкими воспоминаниями о Люскиных поцелуях.

Через пару дней совместного купания и страстных лобызаний я рассказал Люське о нудистком пляже, который располагался за рощей. Она тут же захотела посмотреть что это такое. Мы спустились к морю, прошли через рощу и смотрели из за деревьев на абсолютно голых дядечек и тёток.

То ещё, доложу я вам зрелище, потому как большинство дядечек были обладателями толстых животов, а тётеньки напоминали располневших куриц.

Но возвращаясь, мы наткнулись в роще на юношу и девушку, которые довольно страстно совокуплялись. Подобравшись ближе, мы смотрели во все глаза на это действо, которое завораживало своей откровенностью и бесстыдством.

Не скрою, я и раньше время от времени наведывался сюда, чтобы подсмотреть за любовными утехами.

Но я был один.

А вот подсматривать за любовниками с девочкой было совсем другое дело.

Мы лежали рядом затаив дыхание, а потом, сам не знаю как, моя рука оказалась на Люскиной попе и задрав край сарафана пальцы проникли через край трусиков к ягодицам. Вначале робко, а затем все смелее и смелее я начал гладить эти атласные полушария, а затем вообще проник в тугую щель между ног.

Это не было постыдным или грязным. Мы оба словно следовали зову крови. До сих пор у меня перед глазами стоит это детское личико с опущенными ресницами и припухлые приоткрытые губы. Интуитивно я понял, что это тоже для неё впервые и это очередное открытие нас ещё больше сблизило, так, что чуть позже возле нашего дуба, наряду с поцелуями, я снова запустил руку ей в трусики, а она начала тискать моего «дружка» сначала через ткань штанов, а затем взяв его в свою тёплую ладошку.

И эта ласка была столь естественной , что мы погрузились в неё всем своим существом, потому что она была желанной.

И моя первая сперма, вызванная не моей рукой, а желанной нежной ручкой женской особи, окропила кору старинного дуба, словно в неком языческом обряде.

В дальнейшем мы неоднократно посещали сакральную рощицу, наблюдая за парочками и познавая науку любви. Для меня было настоящим открытием узнать, что любовью можно заниматься не только вдвоём и даже по ходу пьесы меняться партнерами.

Все это привело к тому, что как то купаясь обнаженными мы выскочили из воды и я погнался за Люськой и догнал ее, но она вместо сопротивления как то покорно притихла и опустилась на камень сама направив моего дружка в щель между ног.

И эта первая такого рода близость тоже была естественной и желанной.

Ничего особенного не произошло.

Мы резвились и как то так вышло, что часть моего тела оказалась внутри другого тела. Это было довольно необычно, но приятно. Главное, что наконец то разрешилась загадка, почему мужчин влечёт к  женщинам, а юношей к девушкам и что бывает, когда они переплетаются в объятиях. И этот первый раз оказывается был только первым шагом к познанию настоящей сексуальности.

Где то через неделю мы оказались с Люськой вдвоём на берегу моря под заброшенным перевёрнутым старым баркасом. Накрапывал дождь и мы укрылись от него, усевшись на куске брезента. И тут я, как то по новому взглянул на свою спутницу. Как будто первый раз увидел эти губы, щёчки и тонкую девчоночью шею.

Она уже стянула мокрый сарафан и я, вместо обычного поцелуя в губы, вдруг потянулся к уже начинающей формироваться грудке. Захватив сосок губами начал его нежно целовать и даже слегка покусывать. И от этой неожиданной ласки Люська притихла, а затем покорно опустилась на спину. Я только чувствовал как часто бьется ее сердечко. Вспомнив о подсмотренных сценках в нудисткой роще я медленно стянул с неё трусики и раздвинув ножки вдоволь налюбовался восхитительными розовыми складками лобка, а затем и вовсе начал их целовать и ласкать языком. И этот чуть солоноватый вкус подарил какие то новые ощущения сокровенной близости к чему то ранее неведомому и таинственному.  

Я чувствовал как вдруг напряглось ее тело, как она выгнулась дугой, буквально вцепившись в мои волосы, а затем издав то ли вскрик, то ли всхлипывание, сжала своими ножками  мою голову.

Так я узнал что такое  женский оргазм.

Потом мы трахались до изнеможения и в мессионерской позе и сзади и в позе наездницы.

И обессиленные лежали в тесных объятиях не в силах оторваться друг от друга.

Мне казалось время остановилась и ничего уже нет, кроме этого баркаса, пропахшего смолой и рыбой. Это нежное тело стало частью меня, моим продолжением.

Я вдруг решил, что ничего более прекрасного нет и не будет.

Между тем шаловливые Люськины пальчики уже не заставляли моего «дружка» мгновенно стать твёрдым, чтобы войти в неё. Это означало, что нам надо закругляться и идти домой. Но я чувствовал, что этот день особенный и недвусмысленно начал склонять ее прелестную головку вниз. Со своим обычным  хихиканьем она подчинилась и я почувствовал прикосновение губ на самом нежном и чувствительном органе своего тела. Вначале это  делалось неумело и даже больновато, но моя юная партнерша была хорошей ученицей, так что вскоре дело пошло на лад.

Этот первый минет также остался эксклюзивным воспоминанием в моей копилке памяти. Позднее, целуя Люскины губы, я думал о том, что вот они касались моего члена и эта мысль почему то только сильнее возбуждала.

Уже на следующей неделе мы от обычного минета перешли к позе шестьдесят девять и могли часами ласкать друг друга.

Как оказалось эти изменения не прошли незамеченными.

Я явно недооценивал Каро.

Которая и раньше была не глупой, но за эти годы стала более циничной что ли.

Как то утром она сразу после завтрака усадила меня в гостиной для серьезного разговора.

- Алексей, я заметила, что ты совсем перестал мастурбировать. У тебя появилась девочка? Внучка садовника?

Уже от первых слов я готов был провалится сквозь землю со стыда, но Каро продолжала словно бичами стегать меня без всякой пощады. Далее я выслушал краткую, но выразительную лекцию о нежелательной беременности и венерических заболеваний.   В заключении она вручила мне пакет с упаковкой презервативов. А также силиконовый член, на котором мне следовало тренироваться для использования этих интимных изделий. Будучи человеком дела она тут же отправила меня в ванну и я трясущимися руками распечатывал презики и натягивал их на искусственный фалос, а потом и на собственный член. Причём, чтобы вызвать эрекцию,   пришлось изрядно поработать рукой.

Все это время я ужасно боялся, что вот вот откроется дверь и войдёт Каро, чтобы проверить справляюсь ли я, а возможно и показать как следует правильно одевать презерватив. Почему то ее возможное личное присутствие меня особенно смущало и вводило в ступор.

Как бы то не было, но этот урок произвёл на меня такое впечатление, что я несколько дней избегал общения с Люськой.

Но постепенно это внушение отошло в небытие и все вернулось на круги своя. К тому же мне было чертовски любопытно использовать приобретённые навыки, что называется, в реальных условиях.

Со временем  все наладилось, но именно с тех пор у меня в кармане всегда находилось место для парочки презервативов.

Долго переживать, впрочем, было некогда.

Жизнь летела вперёд скоростным глиссером.

Я тренировался, учился в школе и жил обычной жизнью подростка.

К тому же начал активно принимать участие в любительских теннисных турнирах, которые проводились между  санаториями.

Вначале меня не хотели брать, но Хоттабычу удалось уговорить организаторов и вот я уже играю со взрослыми дядечками и даже обыгрываю их.

Это случалось все чаще и чаще, так что очень скоро я стал настоящей «грозой» для участников.

- Ему надо тренироваться. У пацана явный талант.

Подслушал я как то разговор двух любителей.

Сам я так не считал.

Просто за первое место давали призы, порой очень даже существенные, типа импортной ракетки и набора струн, поэтому я в игре «упирался» до последнего.

Были и курьезные случаи.

В соседний санаторий прибыл известный артист Александр Ленский.

Как чуть позже я узнал, - женский кумир и настоящая звезда отечественного кино.

Выяснилось, что  он был заядлый теннисист и ему захотелось на отдыхе поиграть в теннис.

В этот день, никакого другого спарринга, кроме меня, рядом не оказалось.

Мы поиграли с ним часик на корте, а затем, сидя со мной на скамейке, он похвалил меня за игру, а также за скромность, что я не прошу у него автографа.

- Извините, а вы кто? - простодушно поинтересовался я.

У меня не было времени ходить в кино.

На следующий год грянули перемены.

Моего тренера Хоттабыча разбил внезапный паралич и он слёг, а ему на смену администрация взяла молодого Юрия Михайловича.

Это был высокий импозантный брюнет с пышной шевелюрой и какими то раскованными небрежными манерами заезжего бонвиана. Хотя, как бывший теннисист, в профессиональном плане он конечно же был на голову выше Хоттабыча.

Мои тренировки приобрели более осмысленный и целенаправленный характер.

Но главное, как то незаметно изменилась сама аура вокруг корта. С приходом нового тренера она стала более сексуальной и раскованной.

Невесть откуда появились дамочки в соблазнительно обтягивающих теннисках и шортиках, то и дело слышались девичьи восклицания и смех.

Как то мне понадобилась бобина теннисных струн для натяжки новой ракетки. Она находилась в тренерской,   дверь в которую была заперта, но у меня был ключ . Открыв замок,   я вошёл и увидел как уважаемый Юрий Михайлович трахает, пристроившись сзади, симпатичную блондинку, которую только что тренировал на корте.   Мне, почему то прежде всего бросилась в глаза большая белая грудь, которая колыхалась из стороны в сторону, словно баркас в шторм.

Увидев меня, он не прекратил своего занятия, а лишь нетерпеливо махнул рукой. Я же ошарашенно выскочил из тренерской. Во первых это было неожиданно, во вторых чего уж там скрывать: довольно возбуждающе. Одно дело наблюдать как занимаются любовью посторонние, а совсем другое видеть как это делает человек хорошо тебе знакомый.

Я сидел на корте и у меня вдруг как пелена упала с глаз.

Так вот к чему все эти зачастившие дамочки. Все эти ужимки и наряды.

Это открытие на самом деле было ещё одним шажком к падению нравов. Юрий Михайлович так часто уединялся с очередной пассией, что вскоре меня вовсе не смущали его интимные развлечения и я спокойно  дожидался, когда в тренерской прекратятся «ахи и вздохи», чтобы можно было зайти туда по своим делам.