Трубецкой

Барин приехал после обеда.

Звеня бубенцами, тройка гнедых рысаков вкатила во двор просторный возок и остановилась перед парадным крыльцом, на котором уже вышли управляющий и староста.

Дворовый Егорка быстро подскочил, откинул ступеньки и открыл дверцу.

Светлейший князь Борис Трубецкой, сорокалетний мужчина в полном расцвете сил, выбрался из возка и потянулся, жадно вдыхая мясистым породистым носом запах родового гнезда.

- С приездом,   ваше сиятельство! - заискивающе поклонился староста Порфирий.

Управляющий Иоган, лишь чопорно склонил голову.

Все знали, что светлейший приходится двоюродным племянником  вдовствующей императрицы Екатерины, имеет ее расположение и, в силу этого, обладает весомым авторитетом при дворе.

А еще князь Борис был богат.

Он имел прядильную фабрику, заводик по литью чугуна и десятки тысяч крепостных.

Нанимал заграничных умельцев, которые строили дома, выращивали невиданные для России плоды и занимались прочими науками и  ремеслами.

Однако в имении у себя, предпочитал простоту.

Уже зная княжеские  привычки, в просторной зале, скромно потупившись, стояли, наряженные в красивые расшитые парчовыми узорами сарафаны, пять девиц.

Это были,   тщательно отобранных со всех деревенек  красавицы, представленные на «смотрины» барину

Проходя мимо, князь Борис каждую из них оглядел, потрогал, то за грудь, то за щечку,   и удовлетворено крякнул.

Все девки были как на подбор.

Красивые, статные, у каждой коса в руку толщиной и непременно, чтобы поверх высокой груди.

Такова была барская прихоть.

- Откушай, батюшка, - на серебряном подносе, Евдокия, пока еще штатная любовница, поднесла чарку «калгановки» и соленый огурчик на фарфоровой тарелочки.

Красивое лицо девушки сияло как полная луна.

Судя по округлившемуся животику, ей вскоре предстояло стать матерью.

Выпив холодненькой водочки, светлейший, вместо огурчика, «закусил» крепким поцелуем в алые уста своей пассии.

В столовой зале, украшенной картинами и позолоченной резьбой, в камине горел огонь, а стол ломился от яств.

Тут была и домашняя буженина трех сортов, икра осетровая и севрюжья, холодец из индейки и зайчатины, запеченная целиком стерлядь, а еще маринованные в различных рассолах грибочки, огурчики  и капуста.

Но прежде всего подали миску дымящихся, ароматных щей, которые светлейший очень любил и все трапезы начинал непременно с них.

Компанию за столом ему составила только Евдокия, которая сидела скромно потупив взор, словно мадонна с парсун, привезенных из Италии.

Необыкновенная красота, позволили девушке задержаться несколько дольше прочих одалисок, судьба которых была обыкновенной - одна-две ночи в постели с барином, а затем возвращение в сенные девки.

Но и это было неплохо, ибо избавляло от тяжелого крестьянского труда и позволяло жить в сытости и тепле, а рожденного байстрюка, учили грамоте и тоже брали на содержание, чтобы в последующем определить в приказчики, служивые, а то и направить  в духовную семинарию.

Рожденные от «шалости» барина девочки тоже не оставались без внимания и считались завидными невестами, поскольку знали грамоту, были обучены манерам и за ними давали, какое никакое приданное.

О любвеобильности барина среди дворни ходили самые невероятные слухи.

Кто говорил, что еще сызмальства его «заговорила» бабка-колдунья, наделив невиданной мужской силой, а заодно и способностью «удовлетворять» за ночь сразу нескольких девок.

Другие утверждали, что всему причиной чудодейственные иноземные порошки, которые барин употреблял и от того был так неутомим.

Как бы там не было, но князь Борис легко удерживал двустволку пальцами за дуло, гнул подковы и запросто мог «зашибить» годовалого телка ударом кулака в голову.

Количество же содержанок и байстрюков росло просто в геометрической прогрессии.

Управляющий Иоган, заносивший все расходы в толстую конторскую книгу, только неодобрительно качал головой.

Нынче светлейший был в прекрасном расположении духа.

Матушка-императрица возжелала выдать замуж одну из своих любимых фрейлин - княжну Дарью Апраксину.

Выбор пал на вдовствующего князя Бориса.

Оба принадлежали к старинным родам и этот брак тот час был признан уместным и «мудрым».

Молодая княжна, хоть и не отличалась особой  красотой, но была вовсе не дурнушкой, а главное - выделялась умом, знала несколько языков, а еще обладала редким остроумием, что особенно нравилось императрице.

Всех предложенных «кандидатов», она высмеяла, но при упоминании князя Бориса засмущалась и ее царственная покровительница, тот час  решила устроить судьбу своей протеже.

Вызванный для разговора Трубецкой, не долго артачился, поскольку  хорошо знал, как легко потерять монаршую милость.

Началась подготовка к свадьбе, а князь Борис укатил к себе в имение, чтобы как следует отпраздновать окончание холостяцкой жизни.

После сытного обеда барин изволил почивать.

В теплых натопленных покоях ему прислуживала Эсфирь,   девушка со смуглой кожей, освобожденная из плена во время турецкого похода, где светлейший проявил себя с самой лучшей стороны.

Ему был пожалован орден Андрея Первозванного, шпага украшенная алмазами а также мушкет тульских мастеров, инкрустированный ценными породами деревьев с надписью «Князю Борису Трубецкому за заслуги перед Отечеством».

А еще из похода был привезен «трофей» в виде поразительно гибкой и грациозной восточной «газели» с бархатными персидскими глазами и умением доставить мужчине экзотические удовольствия в виде массажа своим гибким телом с благовонными маслами и сокращениями мышц влагалища, от которых любой смертный мог сойти с ума от наслаждения.

К тому же, Эсфирь обладала умением не «обрюхатиться», что ее выгодно отличало от прочих девок, которые «залетали», что называется -  по одному щелчку пальцев.

Сейчас, раздев барина и, скинув свою одежду, она заскользила по его телу горячей змейкой, всякий раз ловко ускользая от сильных рук.

Раскинувшись во весь свой богатырский рост, князь Борис лишь блаженно щурился.

Не даром он лично возглавил тот штурм дворца знатного паши, в горячке боя зарубил саблей нескольких янычар, а когда сабля сломалась схватил большой бронзовый кувшин и, размахивая им как  пращой, отправил на тот свет еще несколько разъяренных врагов.

Только этот взгляд, испуганной девушки, остановил его боевой порыв.

К тому времени все было кончено.

Где то раздавались выстрелы и стонали раненые, а он подошел к этому испуганному существу, взял ее на руки и вынес наружу.

И она доверчиво обвила его своими нежными ручками, сразу признав освободителя и своего нового хозяина.

Едва касаясь сосками мощной груди барина, Эсфирь успевала губами и кончиком языка, возбуждать светлейшего, а когда добралась до его восставшего «жезла», то принялась умело губами и руками манипулировать им, удерживая напряжение и не давая излиться.

В этом умении ей не было равных и сколько князь не пытался научить местных «дур» этому искусству, те только стыдливо хлопали глазками.

Когда, наконец, возбуждение достигло пика и подкатила эякуляция, то Эсфирь проглотила все до капли, после чего деликатно удалилась, а князь Борис вскоре погрузился в крепкий  сон.

Проснувшись, когда ранние зимние сумерки уже погрузили опочивальню в полумрак, он сел на широком ложе и кликнул Глашку, совсем молоденькую девку, которая появившись словно ниоткуда, тотчас преподнесла барину  большую кружку холодного кваску с брусникой.

Румяное личико Глашки, с васильковыми глазками и пухлыми губками, напоминало налитое яблочко.

Прежде чем натянуть портки, князь Борис по хозяйски ощупал упругую грудь и ягодицы молоденькой камеристки.

- Ой! Щекотно, - жеманилась девка, опасливо скашивая глазки на внушительный член, который пока что был в покое, но когда нибудь окрепнет и войдет в ее юное тело, разрывая все на своем пути.

Было страшно и сладко.

- Ишь ты, какая стала, - одобрил барин, заголяя белоснежные стройные бедра.

Его крепкие пальцы добрались, сквозь курчавые волосики, до двух заветных полосок и принялись поглаживать их, от чего Глашка притихла и прикрыла глазки.

Такая «барская ласка», считалась особой привилегией и среди девок ходили слухи, что от одних только пальцев можно было лишиться девственности и даже «забрюхатить».

Порвав зубами легкую холщовую сорочку, светлейший припал губами к налитой крепкой груди и Глашка только тихонько охнула.

Ей уже, не взирая на страх, хотелось, чтобы эта толстая «штука» вошла между ног и пригасила пожар, разгорающийся внизу живота.

Но в этот самый момент князь Борис отстранился.

- Одеваться, - велел он, поднимаясь.

Дрожащими руками, Глашка подала  рубаху и широкие портки.

Поверх был накинут, расшитый узорами персидский халат и шелковые тапки с загнутыми носками.

В гостиной его ожидал управляющий Иоган.

- После, после, - бросил светлейший, проходя в кабинет.

Усевшись в широкое бархатное  кресло, притянул ближе серебряный поднос, на котором белела горка непрочитанных писем.

Выбрал одно, перевязанное розовой лентой с фирменным гербом Апраксиных, он покрутил его в пальцах.

Перед отъездом, в одном из дворцовых залов, у него состоялось «рандеву» с невестой и светлейший с удовлетворением отметил, как смущается юная княжна, когда он поцеловал ее холеную ручку.

С видом знатока и гурмана,   оценил и тонкую талию и изящные плечики, которые венчала лебединая шейка с хорошеньким личиком.

- Вам, думаю, известно о намерении, матушки-императрицы, сочетать нас браком, - произнесла Дарья.

Фрейлина старалась сохранить спокойствие, но ей это удавалось с трудом.

Она напоминала птичку, которая попала в силки опытного охотника.

Та сила и уверенность, которая исходила от мужчины, волновала юное создание.

Она была наслышана о «похождениях» князя Бориса.

Ходили даже слухи, что сама Екатерина, в паузе между фаворитами, «пользовала» своего дальнего родственника.

Но сейчас он был совсем рядом, они были одни и она боялась такого близкого присутствия, одновременно презирая себя за эту боязнь.

- Разумеется, - улыбаясь произнес князь, подходя еще ближе.

Казалось он без труда «читает» все тревоги и опасения девушки.

- Заверяю вас, что очень рад этому обстоятельству, поскольку вы давно мне симпатичны.

«Что то ранее я не замечала этой симпатии», пронеслось в голове у Дарьи, но эта мысль тут же утонула в ранее неведомых чувствах, которые вызвал вкрадчивый голос сластолюбца.

Княжна почувствовала как у нее слабеют ноги, а все тело охватывает какая то сладкая него.

- Позвольте засвидетельствовать почтение.

Князь при обнял ее за талию, а затем неожиданно поцеловал в губы.

Это была неслыханная дерзость и нарушение всех правил приличия и этикета.

Дрожа всем телом, Дарья забилась в его объятиях, делая робкую попытку освободиться.

Но куда там, справиться с этаким медведем.

К тому же поцелуй был настолько жарким и страстным, что у нее земля поплыла из под ног.

Впервые в жизни ее целовал мужчина.

Да еще какой!

Именно о нем она грезила в своих тайных мечтах и сейчас, когда их уста соединились девушка просто млела от нахлынувших чувств.

«Хорошо бы уложить ее на стол, задрать платье да как следует «засадить» прямо здесь», размышлял светлейший, когда их уста разъединились.

Княжна Дарья боялась смотреть на своего жениха.

Щечки ее алели румянцем, который пробивал даже пудру, а губы жгло воспоминание о пережитом поцелуе.

Смущено сделав книксен, она поспешно ретировалась.

Вечером князя Бориса вызвали в покои императрицы.

Екатерина сидела на царском ложе, облаченная в расшитый золотом пеньюар.

- Какову невестушку я тебе сыскала? - лукаво усмехнулась она.

- Благодарю, матушка.

Светлейший склонил голову, а затем опустился на колени, преданно глядя в глаза своей повелительнице.

- Правду говорят, что у тебя целый «гарем» в имении?

- Врут, матушка.

Князь Борис принялся целовать холеные пальчики императрицы и, поскольку она не возражала, мягко раздвинул бедра.

- Ох, смотри у меня, Бориска. Обидишь Дарьюшку - накажу.

- Да что вы, матушка. Как можно? Буду беречь, яко голубицу.

Его губы уже начали покрывать поцелуями нежную кожу внутренней части бедер.

- Врешь ведь, дьявол. Уродился же  на свет, искуситель этакий.

Екатерина прилегла на спину, постепенно отдаваясь во власть ощущений.

Только «Бориске» дозволялось касаться губами и языком царских чресел.

Впервые эту ласку она познала от него, еще когда была принцессой и в один из карнавалов, уединилась с бравым офицером в тесной спаленке.

После страстных лобызаний, юный князь не стал доставать свое «хозяйство», а нежно уложив захмелевшую принцессу, зарылся губами в горячее лоно с невиданной ранее лаской и Екатерина, аж дважды испытала такой оргазм, что уже на следующий день поручику был произведен в штабс-капитаны.

Нынче же, после того, как лоно было достаточно «разогрето», ему было велено войти своим жезлом, что он с удовольствием и исполнил, от души поимев Владычницу Малыя и Белыя земель российских.

Распечатав письмо, светлейший мельком прочел аккуратные девичьи строчки.

Княжна писала о своих чувствах, но князю нежные излияния показались чушью и ерундой.

Развалившись в кресле он представил, как после венчания эта «невинная овечка» станет, по сути, его собственностью и тут то он уж научит ее премудростям Эроса.

Тетка Апраксиных, баронесса Анна фон Вильде, была давней любовницей князя.

«Заставлю их целоваться и ласкать друг друга», размышлял он, плотоядно ухмыляясь. «А после и «попользую» по очереди».

В его голове мелькали сцены развращения юной  супруги и он даже слегка возбудился.

Князь достал часы, подарок матушки-императрицы и вздохнул.

Пришло время главного события дня - похода в баню.

Расположенная в правом флигеле здания, она представляла из себя целый набор помещений, где было несколько парилок, гостиная, «купальня» и еще просторная опочивальня с широким ложем, более похожим на восточный дастрахан.

Сам процесс омовения тоже не был простым.

В начале князь шел в «раздевальню», где усевшись в кресло смотрел, как отобранные со всей округи красотки, стеснительно жеманясь, раздеваются, позволяя светлейшему рассмотреть при свете масляных фонарей, свои белые налитые тела.

При виде такого количества нагих Афродит, ноздри его носа жадно трепыхали, а глаза наливались тяжестью.

Словно породистый жеребец, он только что не бил возбужденно копытами в предвкушении «покрытия» всех этих мясистых молоденьких «кобылок».

Это был один из самых сладостных моментов.

Сдерживая себя, он буквально пожирал глазами эти полные груди, округлые бедра и темные треугольники низа живота.

Предвкушение предстоящего соития было томительно сладостным и, как изысканный гурман, он всячески пытался как можно дольше продлить этот момент.

Парильщица, баба Фекла, степенно поклонилась барину в пояс.

Все девки уже расплели косы и лишь она одна была в платке и просторной холщовой рубахе, под которой колыхались крепкие груди.

Скинув одежду, светлейший вошел в парилку.

Устроенная по «иноземному» образцу, она уже была хорошо натоплена и, забравшись на полку, князь улегся на живот, а затем распорядился:

- Давай!

Фекла завела первую одалиску, которая, смущаясь, забралась на барина животом вниз.

Упругая грудь и чресла приятно холодили тело.

Поддав парку, Фекла достала из бадейки заранее распаренный веник и принялась нещадно хлестать белое нежное тело девушки.

От жары и боли, та начала извиваться и постанывать, заливая тело князя потом и слезами.

У Феклы был наметанный глаз.

Не давая девушке потерять сознание, она стягивала ее с барина и выставляла за дверь, приводя очередную «жертву».

И так до тех пор, пока светлейший не махнет рукой.

- Довольно!

После этого Фекла охаживала веником уже самого барина.

Искупавшись в купели и испив холодной настойки, приготовленной той же Феклой из лесных тра для «мужской силы», князь шел в банную опочивальню.

Девушки встречали его, выстроившись в ряд, стыдливо потупив взгляд от своей наготы.

Обычно князь, для «почина», выбирал самую приглянувшуюся, но сегодня он был в затруднении.

Уж больно все девки были хороши.

Еще и еще раз его взгляд скользил по этим красавицами, бесстыдно выставленным перед его княжеским взором.

Так и не решив кого то выделить, светлейший взял за руку крайнюю и, подведя к кровати, начал целовать алые уста, крепко прижимая к груди и тиская ягодицы.

Девица только охнула, когда он, уложив ее на спину, раздвинул бедра и решительно вошел внутрь.

От боли по бархатистой щечке скатилась слеза, но девушка терпеливо переносила это вторжение в ее тело.

Все остальные девушки, боязливо поглядывая на совокупление, терпеливо ожидали своей очереди.

Излившись, князь Борис отвалился в сторону.

Расплывшееся красное пятно на простыне, свидетельствовало о том, что девушка только что лишилась девственности.

Расторопная Фекла, которая уже переоделась в блузку и юбку, велела несчастной отойти в угол и заботливо вытерла барский член мягкой тряпицей.

Немного отдохну, князь Борис, поманил пальцем следующую.

Усадив девушку на колени, начал снова  целовать губы и торчащие соски, пока не возбудился.

После этого, буквально «насадил» на свой детородный орган, жадно целуя тугую грудь.

Затем была третья, четвертая и пятая.

Каждая получила свою «порцию» барской ласки.

Только после этого барин позволил себе бокал вина и лежал расслаблено, глядя затуманенным взором на окружающих его юных Афродит.

Его пальцы блуждали по нежной коже, мысли текли покойной тихой рекой и он начинал наполняться «великой» барской хандрой о бренности и суетности этого мира.

Произошедшую содомию он отмолит поутру горячими молитвами во славу Божию, поставив свечи перед ликами святых и искренне сожалея о своей греховной плоти и постоянном вожделении.

- Прости, Господи, раба твоего за все прегрешения и прелюбодеяния.

Но даже здесь, в частной часовенке, прислуживает монахиня, закутанная вся в черное, но со следами былой красоты.

Бывшая княжеская наложница, посвятившая всю оставшуюся жизнь Господу.

И князь не удалял ее от себя, словно она была напоминанием, что и он когда нибудь «натешится» и станет чистым и нравственным.

А это ведь - прямая дорога в царствие божие, где все чисто и благолепно.