Великие чары диеты самоограничений

Горные орлы Сулеймана Стальского и переводного Монтефиоре оказались на поверку совершенно разными птицами, читавшиеся некогда давно Волкогонов и Медведев описывали точно других пернатых, привычно для русскоязычных уё... ных и фальшаковых, что вновь меня заставило призадуматься о явной херне, производимой местными во все времена и эпохи, ладно хоть Екатерине Великой хватило ума признать обворованность Монтескье, Вольтера и Руссо, но она была чистокровной немкой на российском престоле, ей сам Бог велел иногда говорить правду, но почему, снова бился я бараном о ту же железобетонную стену вековечного вопроса, россияне никогда не умели и до сих пор не способны сделать хоть что - то хотя бы в уровень, не превзойти европейцев, но не хуже, что ли, других произвести любой вот вообще продукт, от литературы до кино, без разницы, я уж молчу о дорогах и машинах, шмотках и хавчике, вот просто и напросто взять любой вид человеческой деятельности и сделать вумат, чтобы не стремно было, чтобы, мать вашу так, не шариться часами в поисках пристойных озвучки и перевода, зырить рюссиш порно, читать Пушкина, а не Шекспира, дрочить на протопопа Сильвестра, но не на Торквемаду или Игнатия Лойолу, короче, дело к ночи.

- И не стремно тебе именоваться русской поэтом ? - тошнотным баритонцем интересовался я, лезя к носастой Готфрик под одеяло, изгнав оттуда Витухновскую лопатой Хичкока. - Ты же еврейская украинка или украинская еврейка, что одно и то же. Да будь хоть австралийкой, сама же знаешь, что на русском никогда не было сделано ничего абсолютно в уровень не хуже европейского. Отчего так, не подскажешь, кстати ?

Она и подсказала.

- Кетамин не героин,

Даже водка от поляков,

И Васильев чей - то сплин,

Здесь лишь масса шумурдяков.

Это она правильно, так оно и есть, куда вот ни тычкни злостным от вновь обломанных надежд пальцем, как в шумурдяки и утычкнешься. Влезешь ему в ноздрю или анус, а он как взгайкает :

- Балет и космос,

День чудесный.

А то. Одни, б... дь, чудеса с кудесами, открой вот наудачу любую классику и чти, сумеречно и внимательно, о тварях дрожащих и право имеющих, о тайге или парадном крыльце, о мальчиках кровавых и прочей херне, а потом чисто так не в кипеш, но лучше - параллельно, одновременно, все то же самое, но не отсюда, переводное. Сам убедишься, что одно слово - два слова. На х... й.

- У меня всю дорогу выходит русофобия Пескова, - продолжал я жаловаться моей музе и любимке, постепенно продвигаясь меж ее широко распахнутых ног вниз, - даже музу себе вот выбрал не нашу ни хера. Ты же не наша ?

- Не невзоровская, не потупчиковская, - отвечала она, зажимая мою гудящую башку ляжками, - а чисто так лично твоя.

С такой надо орудовать стихозой, иначе удавит, хрен мне тогда обломиться приобщиться.

- Се манда, лежит спросонья,

Иногда бобром, бывает лысой,

Шпарит песни Шмоня

Разъебаума, короче.

- Чота не в рифму ни х... я, - замечает она, чуть ослабляя мышечный нажим на мою исстрадавшуюся в поисках хоть какой конкуренции голову. - Лысому всегда желают пописать.

- Кстати, да ! - заорал я, криво ухмыляясь. - Ты почему не предоставила таковского - то ? Фоточки голые, что я опять буду скачивать ночью, а потом с ума сведу почвенный сайт   "Проза ру " твоими мордочками и титьками, а вот писсинга нету. Почему ?

- Кончается на  " у ", - ответила она мне моими же словами, оставаясь в Киеве, очень отличающемся от Масквы, например.

А я, стал быть, по - прежнему тута.