Иди буром, шкет!

Просто меня никто не учил жить. Ни бабушка, ни отчим, ни мама. Они не учили меня делать подарки, льстить, потакать. Меня учил один лишь Лякса.

Великовозрастный хулиган Лякса, отсидевший три года за нетактичность общественного поведения, был первым (и последним) моим уличным педагогом. «Иди буром, шкет, - говорил он мне, маменькиному сыночку, придвинув голову и презрительно морща лицо. - Всегда иди буром, все они шавки, а другим ты не нужен».

Я не раз успешно следовал этому совету и последний раз в Приморье.

... Был затяжной тайфун, мы выскочили из тайги обсохнуть в Кавалерово. Шустрый Ленька, партийный шофер и приятель, тут же где-то заработал и пригласил меня посидеть в местном ресторане. Поев, попив от души, живую музыку послушав, мы увидели девушку, единственную во всем зале. Симпатичное томное личико, фигурка точеная, и у Леньки слюнки потекли, однако пригласить ее на танец трехпудовый мой товарищ долго не решался: рядом с ней, хищно пригнув головы, сидели такие мордовороты - и я бы не решился! Лишь после четвертой рюмки ринулся он на амбразуру - и, слава богу, вернулся ни с чем. Я принялся над ним подтрунивать, а он послушал, послушал, весь пунцовый от расстройства, и говорит:

- Перетанцуешь с ней - ставлю литр армянского!

Делать нечего - коньяк в графине кончался, и пошел я приглашать. Подхожу, мордоворотов вежливо так спрашиваю:

- Позвольте, уважаемые, вашу даму на танец пригласить.

От наглости такой мордовороты оцепенели и стали в таком состоянии напряженно соображать. А принцесса, недоуменно на них глянув, молвила:

- Ах, нет! Простите бога ради, я устала, я посижу...

А меня понесло, тем более кавалеры ее продолжали цепенеть, выискивая в моем антураже черный пояс или хотя бы финку, и я, пожав плечами, говорю:

- Что ж, будем танцевать сидя

И, усевшись в свободное кресло, стоявшее у соседнего столика, подкатил к девушке, взял сидение за подлокотники и потащил на площадку - какой, извините, политес: полдюжины армянского - это полдюжины армянского! Музыка на мгновенье сбилась, кавалеры набычились, посетители наличные застыли с поднятыми вилками и фужерами, а мы закружили, сидя закружили, под оживший полонез Огинского! Когда он благополучно завершился, я вернул девушку на место, как была в кресле, и не побили меня не только за наглость, но и за то, что к тому времени в глазах у нее светился неподдельный интерес, а на лице - сладкая полуулыбка...