Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Слушать читать эротические секс рассказы романы измены бесплатно без регистрации Часть 9

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Не ждите понапрасну описания моих геройских подвигов на протяжение целой ночи, как и описания её восторженных постанываний и требования продолжения действий. Ничего подобного не было и не могло быть, разумеется. Ведь она была девственницей, во всяком случае, физически. Здесь я не затрагиваю духовную сторону её жизни, ведь нам, мужчинам, не дано узнать, о чём бывают девушки осведомлены ничуть не меньше нас, мужчин, а порой значительно больше. Так же и то, чем они увлечены и как проводят время с собой наедине.

Она играла со мной в опасную для неё игру. Выиграла она или проиграла, я не берусь судить. Но для меня очевидно, что её игра со мной в кошки-мышки вышла из-под контроля. Думаю, она вовсе планировала взрыва вулкана наших страстей, чтобы в единый миг мы оба испепелили друг друга. Не стремился к этому и я. Однако плоть порой диктует свои правила.

Я, не раздумывая, бросился в эту пучину проявлений страстей одновременно возвышенных и низменных, у неё не было времени на раздумья, да и, кажется, она не собиралась раздумывать насчёт возможных опасностей такого неожиданного и полного сближения.

В ту самую пору, когда мне хотелось совершить всё недозволенное до самых вершин, я не сомневался в своих способностях, проявившихся самым определённым образом. Но когда я, отбросив халат, возлёг на кровать подле неё, очевидное стало сомнительным. Я по этой причине уже не был столь уверен в своих возможностях.

Случается, что сильное возбуждение приводит к эффекту, противоположному тому, который кажется всем нам естественным. На краткий миг я испытал отчаяние и стыд, но уходить с позором было слишком обидно, я всё же принялся ласкать её ароматное тело, освежённое лёгким дополнением в виде тончайшей нотки той кёльнской воды, которую мы приобрели накануне, с запахам жасмина, так удачно сочетающимся с естественным запахом её тела, свежего, только что из ванны. Я вдыхал её и ощущал чарующие прикосновения к её коже, на что она с удовольствием отвечала тем же самым. Постепенно мои способности стали возвращаться ко мне.

Такой поворот событий, как оказалось, способствовал наилучшему итогу. Попытайся я овладеть ей с помощью огрубевшего и твёрдого доказательства своих желаний, она не могла бы физически принять это без достаточной подготовки. Это могло причинить боль и навсегда отвратить её от подобных проявлений чувств.

Для успеха требовались взаимные или, по крайней мере, односторонние соки любви, облегчающие первые движения страсти. Вся моя страстность, по счастью, возвращалась ко мне постепенно, но необходимая компонента была уже произведена, так что моё вступление в мои новые права собственности произошли достаточно мягко. Её капитуляция со сдачей последних бастионов была смягчена моей сочностью и уже не столь крайней стойкостью, которую я ранее легко демонстрировал дамам, мимолётным и легкодоступным, каковая в этот миг истины на время оставила меня, но моей гибкостью и настойчивостью. Именно это обстоятельство сделало меня не грубым викингом, проламывающим ворота на своём тяжело экипированном скакуне, а лёгким всадником, легко проскакивающим в калитку, едва приотворённую, пусть даже и не до самой глубины, где на моём пути меня ожидала преграда, положенная самой природой, и я полагаю, что это обстоятельство не требует объяснений.

Мне пришлось несколько отступить и вновь попытаться преодолеть это препятствие. Преграда поддалась совсем чуть-чуть. Такие попытки я повторил несколько раз, убеждаясь раз за разом, что я не воспринят с негодованием, но, напротив, узкая калитка отворяется всё шире, и мои попытки вторгнуться в неведомый райский сад всё более и более успешны. Наконец, я стал подобен тому варвару, которого уже не остановить, и с напором яростного норманна, непреклонного и озлобленного предшествующим сопротивлением, овладел, наконец, Эдемом, прорвав последний оплот. За ним меня ждали почти подлинно райские кущи, или, во всяком случае, плоды ничуть не хуже всех земных и небесных плодов, какие только может пожелать сорвать влюблённый мужчина, которым я, несомненно, был в этот миг. В отличие от Адама, я не был изгнан из этого Эдема, а, напротив, был встречен так, как не мог и надеяться. Встречные объятия довершили сражение ко всеобщему восторгу.

Да простит мне читатель эти эпические краски, но иными красками я не способен передавать то, что произошло в тот вечер. Каковым бы искусным мастером слова я не пытался предстать, реальность превосходила описанную картину, так что я был на вершине блаженства, и, смею надеяться, она достигла такой же вершины с наименьшей для неё потерей, поскольку сама природа позаботилась о том, чтобы разрушения, причинённые завоевателем, были нанесены как можно мягче и в тот миг, когда уже и побеждённая сторона достигла требуемой страсти, когда даже на острую боль просто не успеваешь отреагировать, поскольку иные эмоции и ощущения преобладают, захватывают тебя всего и заставляют всем прочим ощущениям отойти на второй план.

В полном изнеможении и, думаю, в удивлении от свершившегося, мы на протяжении весьма долгого времени лежали, утомлённые, в приятной истоме, последовавшей за завершением бурной борьбы. Я, наконец, ощутил, что она желает ласки, самой простой и нежной, той самой, с которой мне следовало бы начать свои атаки, и которая была подарена ей, очевидно, в недостаточной мере, поскольку слишком быстро распалила мои собственные чувства. Я получил право ласкать все участки её ангельского и ароматного тела, к которому теперь примешался знакомый мне запах свершившейся любви, чем и воспользовался. Воистину, я хотел бы, чтобы у меня было не две руки, а восемь, как у известной индийской богини! Всем им нашлось бы дело! Но я – всего лишь человек с двумя руками, которые нежно, но порой лихорадочно ласкали приобретённую мной территорию любви и страсти.   От этих действий я вскоре почувствовал, что хотел бы и вполне способен возобновить свою атаку, но она, верно истолковав мои начинания, отклонила их, прошептав мне на ухо, что для первого раза свершившегося уже более чем довольно, и дальнейшие ласки столь неоднозначные будут причинять ей не восторг, а боль. Поняв справедливость её возражений, я вознамерился покинуть поле боя, но она лёгким прикосновением руки удержала меня.

– Неужели наша близость будет столь же краткой, как и стремительной? – спросила она. – Ведь для ласки остаются все прочие места моего тела, для которых твои прикосновения вовсе не будут столь же болезненными, как там, куда ты стремишься!

Я вновь осознал свою ошибку! Действительно, ведь я мог продолжить наслаждения, лаская всё то, что ещё час назад считал запретным для себя источником наслаждения, тем, на что и смотреть-то не имел никакого права! Теперь же, после мгновений высшего откровения, всё это было в моём полном распоряжении, а я так позорно вознамерился оставить эту красоту без своего внимания!

Непреодолимое желание, которое можно было заметить даже со стороны, делало эти ласки ещё более сладостными, поскольку вынужденный запрет на более решительные действия, который я наложил на это время на себя, распалял меня и делал более изощрённым в сладостном деле более тесного ознакомления с её очаровательным и молодым телом. Я старался ненароком приблизить к ней и то, чему надлежало на время остаться не у дел, и она не возражала против этого, лишь бы я не устремлялся в только что полностью завоёванный редут, где требовалось время на восстановление после столь стремительной атаки.

Вдруг Виолетта продекламировала что-то наподобие белого стиха:

– Из боя славный шевалье вернулся весь в крови,

Но он не ранен: кровь чужая, она победу возвещает!

– Это Корнель? – спросил я.

– Нет, это Паризо, – ответила Виолетта.

– Я не знаю такого автора, – сказал я с некоторой досадой.

– Знаешь, и очень близко, – возразила Виолетта.   – Позвольте представиться, господин писатель! Виолетта Паризо к вашим услугам!

– Ах, я и не подумал спросить твоё полное имя! – спохватился я. – Что ж, я рад знакомству! Позвольте, мадемуазель, по такому случаю поцеловать вашу ручку!

Это было смешно. Мы оба лежали обнажёнными в её постели, и вдруг перешли на «Вы», ведя такой светский разговор! Она кокетливо протянула мне свою правую руку, я поцеловал её так галантно, как только мог, затем те же действия были произведены с её левой рукой.

– Этого недостаточно! – сказал я с улыбкой.

–  Так действуйте, шевалье! – ответила она со смехом и подставила мне свою восхитительную нежную и упругую грудь.

Я воздал должное ароматным холмикам с розовыми ягодками на их вершинах.

– Ты щекочешь меня своими усами! – воскликнула она и весело засмеялась.

– На это я и рассчитывал! – ответил я. – Наконец-то мои усы перестали быть бесполезным украшением под носом! Они обрели самостоятельные функции!

– Не хочу щекотки, хочу ласковости, – попросила Виолетта.

Я использовал язык и губы для того, чтобы воздать должное осваиваемой мной территории, и не пожалел об этом. Она тоже одобрила такой поворот. Я мельком оторвался и взглянул на её лицо и заметил, что она закрыла глаза, тело её постепенно стало напрягаться, она вытянулась вдоль кровати и прогнула спину внутрь. Это послужило недвусмысленным поощрением к продолжению действий. Мне только этого и надо было. Правой рукой я при этом начал гладить там, где смешались её кровь и мои соки любви, не углубляясь, однако, щадя её. От этой ласки она ещё сильнее напряглась. Мой язык совершал, казалось невозможное. Она стала постанывать от удовольствия. Но так долго терзать одни и те же места, к тому же столь нежные, было опасно, я решил сделать передышку и оторвал своё лицо от её груди. Она открыла глаза и взглянула на меня с недоумением.

– Ты остановился? – спросила она.

– Только для новой атаки, – ответил я.

Мои губы устремились к месту недавнего сражения.

– Не надо, там кровь! – неуверенно запротестовала Виолетта.

– Чепуха, к тому же у меня есть платок! – ответил я.

Я вытащил из кармана валявшегося в изножье кровати халата батистовый платок, нежно и тщательно обтёр её в том самом месте, где женщины в наибольшей степени непохожи на мужчин.

– Не беда, если что-то осталось, я приму от тебя всё, – сказал я и припал губами к самому заветному месту, к той щелке, которая была украшена только лишь двумя едва заметными лепестками, словно роза задолго до начала истинного цветения.  

Дальнейшие подробности этой ночи не поддаются скупому писательскому пиру. Кроме того, моё перо в этой главе и без того было излишне нескромным. Воспоминания об этом сохранились у меня в мельчайших подробностях, это, в основном, смесь дразнящих и откровенных картин крупным планом, тончайших вибраций чувств, волны нахлынувших страстей, трепетность первого познания ещё и этой непознанной ранее мной стороны отношений с женщинами, которая вся – один ароматный ангел, которым хочется восторгаться и обладать, принося ему в жертву всё, что бы она ни попросила.

Потребуй она в этот миг, чтобы я поджёг Нотр Дам де Пари, я без малейших колебаний пообещал бы ей сделать это! В этот миг она полностью властвовала надо мной.

Наконец, она внезапно вскрикнула, после чего её тело задрожала в страстных судорогах, что вызвало и у меня подобную реакцию, которая будет причиной сменить не только простыню, но и одеяло.   Затем страстные судороги моей владычицы прекратились, каждая её мышца стала мягкой и расслабленной. Я в изнеможении уткнулся лицом ей в живот, мой нос был в дюйме от её очаровательного пупка. Она не возражала.  

– Мне кажется, в этой постели такой беспорядок, что нам обоим лучше покинуть её, – сказал я. – У нас есть другая спальня со свежей постелью. Я приглашаю тебя туда.

– Хорошо, но только для спокойного сна, – согласилась она. – И мне нужен ещё один платок.  

– Мы найдём в прикроватной тумбе моей спальни столько платков, сколько потребуется, – ответил я.

Мы перешли в мою спальню, улеглись на мою кровать. Засыпая, я чувствовал, как она обняла меня своими руками и нежно поглаживала пальцами некоторое время. Я в ответ погладил её и вскоре оба мы заснули сном младенца