Вот у кого я стырил понятие интеллектуального разв. Серия: У кого какой был первый секс

Дженкинс, назвав императрицу Феодору актрисой и куртизанкой, упомянул, что эта забавная во всех отношениях историческая фигура является ныне иконой феминисток, а я, привыкший называть вещи своими именами, почему - то всегда считал супругу великого императора циркачкой и проституткой, относя феминизм вкупе со всей социальной активностью к занятию сук, активистов, сраной красноты, но привычка двуногих употреблять нелепые эвфемизмы, вместо того, чтобы всегда называть вещи - по италийскому фашисту Хемингуэя - именно так, дабы всякий осознал : популисты, кем, вне всяких сомнений, и являлись фашисты, наци, коммунисты, республиканцы и демократы, короче сказать, все вообще политики этого мира, те же демагоги, и назвав вещи своими именами, они неизменно дают на выбор простейший вариант решения вопроса, где и таится дьявол, ибо простота - хуже воровства.

- Да тебе и фамилию дали в есть учителя говорящих собак ! - удивился соратный Дженкинсу историк в кавычках для тупых пё... зд и малолеток Джонс, скомпилировав зараз все крестоносное движение и целиковую листуар пур лямур доброй старой Англии. И не х... й ! Нехай сэр Рансимен дрочится с дотошностью, мы, товарищи, американцы, привыкли мыслить поширше, поширше, глобально и общепланетно, обрушивая на потребителя кущи развесистой клюквы, тоже вот, как ни крути, но окученной просто. А это, повторюсь, хуже воровства. Старинные люди, типа Гиббона, это понимали, творили сложно и нудно, академицки и фундаментально, прекрасно понимая, что на интеллектуальное чтиво всегда, везде и во все времена будет строжайше ограниченное количество желающих приобщиться, а эти желающие, по любому, не всеядный и жвачный скот, готовый хавать впроглот любую чепуху, упакованную в красочную суперобложку. Тута ведь как с кино получается. Зря, что ли, вчерашний Харви Вайнштейн, безгранично уважаемый коалой за правдивость и откровенность, говорил, что таких кин больше не делают.

- А это к тупым пё... дам Потупчик и Ландер, - посоветовал Джонсу Дженкинс, медленно поглаживая по взъерошенной холке услышавшего гоблина Икебода, до того спокойно выкусывавшего блох под хвостом, от чего не могли отучить обретших разум и навыки членораздельной англосаксонской речи собак ни мутанты, ни даже муравьи. - Они тебе предоставят в плепорцию говна на лопате. О пользительности шкварок все ухи прожужжат. Тупые пё... ды потому так и наименованы, что пё... ды и тупые.

- Срать на них, - вальяжно отмахнулся Джонс, тая подспудно мыслишку охватить одной брошюрой всю Новейшую и моднейшую историю якобы демократической России. -  Слушай лучше мой свежайший труд по вопросам демократии в России.

Он залез на стол, вызвав легкий шумок среди мирно ужинающих завсегдатаев трактира на Пятницкой, где, вне всяких сомнений, и встретились историки свободного мира.

- Никогда.

Произнеся это простое, но святое слово, Джонс слез обратно и занял достодолжное место за столиком, куда уже подсели неизменные и постоянные посетители. Боярин Ведрищев, конечно, и сотский просто рейтаров Афанасий фон Шлиппенбух.

- Тебе надо с тзарем Пиотрой поговорить, - благожелательно произнес славный древлестью рода болярин, окуная свою холеную бороду в кружку пенной романеи Джонса.

- Потому мы глупцы суть, - поддакнул лихой хотя бы усами сотский, отнимая у встрепенувшегося Дженкинса жамки и штоф водки алой.

- Но труд его правильный, - прогудел от двери трактира долгий ростом тзарь Пиотра, подпирая позвоночником притолоку. - Воистину никогда.

Он уселся за столик наших приятелей и принялся неспешно нарезаться алкогольными напитками, признавая действительную полезность шкварок.

лечения не убралось.