Вкусная мама (Мама заставила лизать сына)

А что случилось?

Ничего не случилось!

Просто где-то судьба

Глупым шуткам научилась!

Ну, пришла мама с работы чуть раньше, чем всегда. Ну, увидела, как две девочки, одна из них её доченька, её кровиночка, развлекаются с её же сыном в постели. На её, кстати, кровати, негодники. А ей потом на этой постели спать после их кувырканий. А так ничего особенного. То, что дочь с сыном давно вместе спят ни для кого не секрет. Для неё, по крайней мере. Сама спит с сыном. И что? Кто осудит? Как говорится в одной мудрой книге: Кто без греха, пусть первым кинет в меня палку. Или там про камни речь шла. Не помнится точно, но что-то такое. И потому мама постояла, посмотрела, как мы в страшной спешке пытаемся прикрыться от её взгляда, когда каждый тянет покрывало на себя, стараясь прикрыться. Хмыкнула, развернулась и вышла из комнаты.

Во время моей срочной службы в рядах рабоче-крестьянской нас научили одеваться за время, пока в руках сержанта горит спичка. Здесь мы все, даже девчонки, которые о службе в армии знают лишь по наслышке, перекрыли тот норматив о одеванию. Девчата не разбирались где чьи трусики, где чьи шорты, натягивали на себя всё подряд, лишь бы скорее одеться. Фигуры у них одного размера, так что одежда подошла. Благо на мои трусы никто не позарился.

Едва успели одеться и слегка заправить кровать, как мама позвала ужинать. Ёпть! Это не мама рано пришла, это мы счёт времени потеряли, вот как увлеклись. Да уж, так и захватывают враги потерявших берега бойцов. Ни часовых не выставили, ни сигналку не поставили. Полный расслабон. Да за такое в военное время расстреливают. Благо сейчас не война и мама не слишком строгий командир.

Пошли на кухню. Танька бочком, бочком, огородами и намылилась на выход. Мама это заметила прикрикнула:

— Ты куда?  — Танька по тормозам, носочком пол ковыряет, глазки тоже в пол опустила.  — Поешь и пойдёшь.

Танька давай мямлить:

— Да я это... Мне домой... Мама...

— Что мама? Не помрёт твоя мама, пока ты поешь. Садись давай.

— Да я это, тёть Тань, я не хочу.

— Что значит не хочу? Ты моему дому зла желаешь?

Танька испугалась всерьёз. Вон в чём её обвиняют. А она вовсе ничего такого и не мыслит. Наоборот в этом доме ей ой как хорошо.

— Я?! Вы что, тёть Тань? Я никогда...

Мама добивающим, контрольным по неокрепшим мозгам:

— Если ты отказываешься съесть в моём доме кусок хлеба, значит замыслила недоброе. Закон преломленного хлеба свят. Садись, кому говорю!

И Танька обречённо села за стол. Глаз от тарелки не поднимает, вяло ковыряется вилкой, почти не ест. Мама снова на неё с наездом.

— Ешь нормально.

— Да я не хочу.

— Ты через не хочу, нихачуха какая. У вас организмы молодые, растущие, вам хорошо питаться надо. Обессилите, так какой с вас толк? С Вовки пример бери. Вон как лопает, аж за ушами трещит.

Поел, подругу проводили. Та 

точно родня Касперу, сама привидение. Сквозанула так, что любой фокусник позавидовал бы. Вот она есть, а вот её уже нет. Лишь дверь хлопнула. Мы остались за столом. Мама ехидно так улыбается и спрашивает:

— Что, Вовочка — сыночек, ещё одну дырку нашёл?

Нинка влезла:

— Три.

— Что?

— Три дырки. У Таньки, как у любой нормальной женщины, три дырки. Вот братик их и нашёл.

Мама очень удивилась

— Что, со всех сторон уже распечатали?

Нинка подтвердила:

— Ага. И ей даже нравится. И вообще, мамочка, радуйся за сына. Вон как за ним девки бегают.

— А не принесут эти девки ему в подоле?

— Мам, поколение NEXT знакомо с правилами безопасного секса. Ну что ты на самом-то деле? Мы же не маленькие, предохраняемся. Сама же таблетки мне покупаешь.

— Ремня вам по заднице, а не таблетки. Поели?  — Это уже вопрос ко всем.  — Посуду кто моет?

Нинка тут же палец указательный в мою сторону вытянула

— Его очередь.  — И быстро, пока не прихватили, свалила из кухни, успев сказать.  — Устала я что-то, спать пойду.

Мама ей вслед:

— Подмойся хоть, уставшая. Замучал вас братик?

Нинка уже из прихожей:

— Смотря кто кого.

Помыл посуду. Мама сидит за столом, чашечка кофе, сигарета с ментолом. Ну курит она, что из этого? Расспрашивает, как я докатился до жизни такой, что совратил девочку невинную, ромашку белую. Ага. Ромашка. С ней в ромашку только и играть, лепесточки обрывать. Маме бы в контрразведке служить. Или просто я шпион неопытный. Расколола, как орешек. Рассказал всё с самого начала. Мама смеётся:

— Вот девки! Вот сучки! Целый заговор устроили. Ты хоть не опозорился?

— Мам, а чего бы она тогда к нам ходила.  — Вздохнул.  — Теперь, наверное, не будет.

— Почему это? Зачешется, так прибежит. Не искать же ей чесалку на стороне. А ту проверено. Нинке подскажи, пусть успокоит подружку. Эка невидаль — маме попались. Да будь моя воля, я бы к вам третьей влезла. Только что подумают про тётку старую. Скажут, что совсем с ума соскочила.

Мама встала, пошла к раковине чашку ополоснуть.

Платье домашнее, в облипочку, коротенькое. А мама, как всегда дома, без трусов. Наклонилась к раковине и вот вам пейзаж для любования. А я ведь не кончил, девчата мамочку застеснялись, не дали кончить. Да и сами тоже не совсем полное удовольствие получили, хотя пару раз до оргазма обеих доводил. Что не говори, а умелые пальцы, а они у меня умелые, да качественное владение языком, не иностранным, своим, доведут самую фригидную до оргазма. Вообще считаю, что нет фригидных женщин, есть неумелые и торопливые мужчины. Я себя к таковым не отношу. Вначале всё для женщины, сам по остаточному принципу. Ты кончить всегда успеешь.

Не стерпел, со стула соскочил и к маминой заднице. Сам на взводе, мама тоже завелась, вон как от неё аромат потёк густой струёй. Если бы можно было его на хлеб намазывать, так на неделю бы точно для всей семьи бы хватило. Надо же 

мамочку успокоить. Роднее её нет никого в целом свете. Вон Мамонтёнок и то маму искать поплыл аж на льдине. И потому быстро встал сзади маминой поы на колени, задрал повыше подол платья, развёл в стороны ягодицы и погрузился всем лицом в ароматную теснину двух холмов. Мама ахнула, протянула:

— Вооовааа! Я же захочу.

— Захоти, мам, захоти. А пока наклонись ещё чуток, дай твой пирожок раскушать.

Засмеялась:

— То ты ни разу его не пробовал. У Тани тоже, поди, полизать успел?

— Ага, мам. Но ты у меня самая вкусная.

И со всей страстью, со всем пылом продолжил лизать, целовать и что там ещё делать с маминой писько. Досталось и второй дырочке своя порция ласк. Как не приласкать ту дырочку, которая гостеприимно принимает мой член, приветливо распахивает ему свои объятия, крепко обнимает его сфинктером, принимает безо всякого недовольства сперму, сколько бы её не было. И всё это она — мамина попа.

Мама завела руку назад, отталкивает меня. И еда оторвался в непонятках, тут же сунула руку между дырочками и моим лицом:

— Вов, хватит. Я так кончу.

— Так кончай.

— Я так не хочу. Я хочу на кровати. Хочу долго. Хочу лёжа. Хочу постоять собачкой. Хочу попрыгать сверху. Всяко хочу. И хочу пососать.

— Мам, я после девчонок не мылся.

Мама смеётся:

— Так это же хорошо. Кто, кроме мамы, оближет своего мальчика после сестры и любовницы? Хотя бы узнаю, какая она на вкус, эта Таня.

Тут же развернулась, присела на корточки, сдёрнула с меня штаны. Лизнув несколько раз головку, взяла её в рот, покатала, словно леденец пробовала на вкус, снова лизнула:

— А ничего так. Чистоплотные девочки. А ты у них со спермой вылизывал?

— Ма-а-ам!

— Нет? Ну и дурак! Ничего, сегодня у меня вылижешь, а потом и у девчат попробуешь. Офигенные ощущения гарантирую. Ты мне в рот не кончишь?

— мам, они меня насухо выдоили, так что не скоро смогу кончить.

Мама хихикает:

— Ну надо же, суки какие. Мальчика обидели, всю силушку богатырскую через хуй высосали.  — Мама матерится редко, но бывает. И всегда к месту.  — Маме-то хотя бы чуток осталось? Встанет на маму?

— А сейчас что, не стоит?

— Ой, а я и не заметила. Тогда в спальню пошли. Будешь маму ублажать до тех пор, пока ил хватит.

— Хватит, мам, на тебя хватит.

— Ой ли? Не зарекайся. Я после увиденного завелась. Так что, сынок, сметанку надо было кушать. Короче говоря, делай, что хочешь, но маму продери от души. Так, чтобы я уснула с хуем в пизде.

До спальни не дошли. В зале мама толкнула меня на диван:

— Не хочу после вас на кровати заниматься сношением. Отвлекать будет. И так перед глазами стоит, как эти сучки тебя облизывают, обсасывают. Надо было бы не входить в спальню, постоять за дверью, посмотреть, как бы ты их раком ставишь и имеешь во все щели. Они же тебе всюду дают?

— Прямо как я.  

Но сегодня в попу не хочу. Только в писю.

Залезла сверху, скомандовала:

— Направь хорошо, я сяду.  — Медленно опустилась, прикусив губу, чтобы не закричать, села до конца, подвигала задом, расправляя складочки писи по стволу, приподнялась и снова села, закрутила задом, одновременно то приподнимаясь, то садясь.

— Мамочки! Как хорошо, что ты у меня есть. Вовка, даже когда ты женишься, никуда не денешься от матери.

— От сестры тоже?

— О ней у меня голова не болит. Пусть сама себе конец ищет. А мне уже поздно кого-то искать, когда у меня есть ты. Вов, подмахни немножко навстречу. Ага, так.

Мама прижалась задом к моим бёдрам, словно хотела вдавиться в них. Обняла меня и прижала к груди. Да так, что я едва не задохнулся, погрузившись лицом в её титьки. Что зад у мамы, что перед, что титьки — не чета девчонкам.

Ягодицы пышные, упругие, кожа чистая. Встречались мне женщины во взрослой жизни, которые стеснялись раком давать из-за того, что вся задница была у них в прыщах. А у мамы ничего такого, даже никаких намёков. Тити тоже весьма впечатлительные. Зароешься в них лицом и оторваться не можешь. Соски розовые, небольшие. И сами титьки упругие, а ведь двух выкормила. А про перед вовсе поэму сочинять можно. Половые губы мясистые, валики упругие, щелку прикрывают плотно. И никакой бахромы малых губ, никаких петушиных гребешков. У Нинки пися со временем станет, как у мамы. Есть предпосылки, есть. Родня же. И малые губы розовые. А когда мама возбуждается, темнеют от прилившей крови. И сразу наружу высовывается клитор. Малюсенький, паразит, прячется до поры, до времени. Но чувствительный до ужаса. Едва его языком коснёшься, мама аж вздрагивает. А уж когда губами возьмёшь, или языком мягким по нему проведёшь, мама вскрикивает. Она вообще голосистая. Не в смысле с голыми сиськами, а в смысле кричит, когда мы сношаемся. А уж когда кончает, посуда в серванте звенит, стёкла в окнах дребезжат, у соседей люстра качается. И потому мама всегда старается то ладошку прикусить, то подушку прикусит, то в неё лицом зароется. Ей Богу, та ещё Русланова.

Мама расслабилась, выдохнула:

— Я всё.  — Засмеялась. Она у нас вообще смешливая.  — Я кончила.

Слезла с моих коленей, легла на спину, ноги широко развела:

— Полижешь?

Могла бы и не спрашивать. Лизать женские письки моё призвание. Как начал с раннего, так и до самой старости придётся это делать. Особенно актуально это будет в очень зрелом возрасте. Член не стоит, а язык и пальцы ещё вполне работоспособны. Впервые я у мамы писю вылизал, когда мне было... А сколько мне тогда было? И не помню уже. Помню, что мама, как обычно, ходила дома без трусов, в коротеньком платье. Всё на виду. А у меня уже и торчать начал, повзрослел. Начал подглядывать за мамой. Дурка какой! Что там подглядывать, когда никто ничего не прячет, всё на виду. Вот мама это заметила. Ей, по 

всей видимости, смешно было. Зачем подглядывать, когда можно просто посмотреть. Она подол задрала, приподняла одну ногу, на стул её поставила:

— Посмотреть хочешь?

Едва выдавил из себя:

— Да.

— И потрогать?

— Очень.

— А поцеловать? Поцеловать хочешь?

— А можно?

Энтузазим, как говорил Райкин, хлестал через край. На колен перед мамой встал. Даже не думал, что это же писька, что-то грязное, что в рот не берут такую каку. Взял да и всё. Правда неумело, но азартно. Мама подсказывала, направляла, руководила моими действиями. А потом, когда кончила, впервые отсосала у сына. Чуть позже впервые дала, как женщина даёт мужчине.

Мама лежит, я старательно нализываю её писю. Она млеет. Просит:

— Палец вставь.

Я и вставил. Она задом закрутила:

— Не туда. В попу вставь.

— Могу и в попу. Ты так хочешь? Ты же сказала, что сегодня...

Мама перебила.

— Я помню, что я говорила, склерозом не страдаю. Это просто палец и другого продолжения не будет. Даже не настраивайся. Нинушку с Таней в попу сегодня имел?

— Да.

— Вот и хватит. Радуйся тому, что было, будь счастлив от того, что есть.

Через какое-то время просит:

— Хватит уже лизать. Я тебя хочу.

И ноги вверх задирает, прижимает их к груди. От этого её пися словно наизнанку выворачивается. Половые губки блестят, покраснели. Даже клитор не прячется.

Двух родила, а вагина словно у девочки: узкая, упругая, к тому же ещё и мелкая. По-моему, маму достал бы и мужчина с маленьким членом. Так что моего ей вполне хватает. Навалился сверху, мама помогла найти правильную дорогу слепошарому, как крот, члену. И тишина. Лишь редкие выкрики мамы, шлепки тел, тяжёлое дыхание. А потом мама запела. Она всегда, когда кончает, поёт. Нет, не русские народные. И не попсу. И даже не рок. Она поёт что-то вроде как: Ай-яй-яй! Ой-юй-юййй! В качестве припева может что-то промычать: Мммм! Уууммм! Мммааа!

Полежала подо мной. Я замер. маме не нравится, когда я шевелюсь в то время, когда она от оргазма отходит. Замри и жди, пока тебе разрешат проявить хоть какую-то активность. Полежала, толкает меня, с себя сталкивает

— Всё! Слезай! Конечная! Задавил, медведь. Откормила на свою голову. И как ты девчонок не раздави до сих пор?

Слез с мамы, сел в ногах, бёдра её глажу. Письку трогать нельзя, слишком чувствительная сразу после оргазма. Отвечаю:

— Они уверяют, что мышь копны не боится.

— Ну, раз так...  — Посмотрела на моего дружка, который стоит колом — Кончать со мной будешь? Или к Нинушке пойдёшь?

— С тобой.

— Тогда дай раком встану. Не могу уже на твою морду довольную смотреть.  — Засмеялась.  — Просто со стороны жопы ты быстрее кончаешь.

Весело ей, хохотушке нашей. Но раком встала. Точнее на четвереньки, не забыв положить под грудь подушку. А уж меня упрашивать нужды нет. Быстро, пока мама не передумала и не отправила к сестре, заправил писю в писю. Пися в писю хорошо. Пися в попу тоже неплохо. И пися в рот прекрасно. Права сеструха,  

ой как права. У настоящей женщины рабочими должны быть все три дырочки. Она должна быть не розетка, а тройник.

Мама стоит на коленях, я сзади. Кончил так кончил. Самому удивительно. Мама выдавливает из себя сперму, ворчит:

— Ты же в девок недавно кончал. И откуда тогда столько спермы взялось? У тебя там спермозавд?

Самому интересно. Нет, правда. Вот пробовал на руку кончать, так той спермы всего ничего. Благо, если с чайную ложечку наберётся. А когда попадает в женщину, то получается ого-го сколько. Может она там внутри разбавляется женскими выделениями? А что? Загустевшую краску разбавляют растворителем. Почему тут нельзя развести пожиже.

Мама ловит вытекающую сперму рукой и размазывает по половым губам, по лобку, по бёдрам и по ягодицам. Размазала, больше не вытекает. Развернулась и на спину легла

— Та-дамм! А теперь смертельный номер! Впервые на арене! Единственная гастроль проездом в вашем городе! Сын вылизывает мамину писю, в которую только что кончил. Смотрите! Спешите!  — И добавила уже тише.  — Нинушку, что ли, позвать? Пусть бы посмотрела это шоу.

А я в ступоре:

— Мам, ты чё? Какой вылизывать?

Мама погрозила пальчиком:

— Сын, ты же обещал.

— Когда? Не помню.

— Я сказала, что адо бы тебя заставить вылизывать то, что ты наспускаешь. Ты согласился.  — Убей Бог не помню.  — Ты же мужик. А мужик сказал — мужик сделал. Так что вперёд, мой сыночка. И не морщи мордаху, это не смертельно. Мы с Ниной твою кончу глотаем и до сих пор живы. Так что вперёд. Родина-мать, то еть твоя мама ждёт от тебя подвигов.

Я попробовал. Чёт не очень вкусно, но надо, раз обещал. Обманывать нехорошо. Это взрослые могут обманывать детей. И то не все. Начал лизать. Мама командует:

— Сыночка, ты язычком активнее работай, активнее. Членом-то своим вон как шуровал, не притормаживал. И смотри, сколько тебе облизывать: пися, попа, бёдра, лобок и часть живота. Мама постаралась размазать тонким слоем. Вкусно же?

— Ага. Если добавить сахарку.

— О, идея! В следующий раз мороженку надо будет положить. Девки как-то говорили, что с мороженым вкуснее получается и минет, и куни. Вовка, Вовка! Не так активно!

— А в чём дело?

— Я так захочу.

И не успел я осознать маминых слов, как она сказала:

— Всё! Пиздец! Поздно пить Боржоми! Я уже захотела. Вовочка, мать довёл? Теперь с тебя полноценный куни.

Вот напугала. Да хоть два. Язык не член, не падает. Разве что натереть можно. Я как-то перестарался и натёр. Теперь знаю, что такое мозоль на языке. Нет, когда говорят: Не болтай, мозоль натрёшь — всё это враки. Мозоль можно натереть лишь вылизывая пизду.

На мамины крики в комнату пришла спящая красавица. Или спящая царевна. Проснулась, бля. Села рядом и смотрит. А мама извивается, кричит. Нинка посмотрела и давай мамке на титьках соски крутить. Тут мать вообще заверещала.

Лежим все трое рядышком. Мать отдышаться не может. Я тоже еле языком ворочаю. Лишь Нинушка бодрячком.

— Вов, наша мама вкусная?

— Попробуй.

Мама 

резко прижала писю руками, прикрыла её.

— Нет! Только не сегодня. И не завтра. Через месяц, не раньше.

Вот же мама какая: врёт и не краснеет. Уже завтра будет так же лежать перед сыном, а то и перед сыном с дочерью. Ух, и вылижем же мы эту вкусняшку в два языка.