Побег в Лето5

Я падал с небес на землю, с многокилометровой высоты.

Выпрыгнув из обрывков горящего самолета, сбитого ракетой пакистанского ПВО.

Мы не долетели буквально немного, до границы севера Индии.

Третий высотный прыжок, за бесславную жизнь.

Регина осталась в пылающем самолете... навсегда.

Она находилась там, контролируя хвост угнанного самолета, с захваченным экипажем.

Я же стоял и следил за пилотом в лётной кабине, направляя нужным курсом в тот момент, когда всё стряслось.

Боеголовка ракеты попала прямо в хвост самолета, раскидывая его в клочья, шансов выжить — там не было ни у кого.

Хвостатый комочек когтями вцепился в обвязку парашюта, видно он тоже не хотел умирать.

Марг, конечно, это был он.

В суматохе всех безотлагательных дел, кота закинул за спину.

Закрепив кошачий ошейник креп–шнуром к обвязкам наплечного ранца учебного парашюта альпиниста «ПА–1».

Марг всё понял тогда умишком, не мяукал и не возмущался.

Он тоже хотел жить, как все мы.

Регины больше нет в живых.

Тут не замолишь её смерть никак, хоть бейся головой об стену, или падать вниз, не открывая парашюта.

Если звезда с неба полетела, значит ты «Там» светишь издалека.

Что сделать с этим, если ничего не изменить.

Наверно Мы зажигаем звезды, в темном небе галактик вселенной, шагая в Бессмертие.

И что есть жизнь человеческая, как не подготовка к экзамену.

Взыскательному экзамену — который называется смерть.

Смерть лишь временное избавление от земных страданий.

Преходящее избавление, следуя в перевоплощение, подводящее сущность того или иного человека к пути колеса сансары или предназначению, даже с большой буквы — Пред–назначению.

Тогда к чему карьера, власть политиканов, благополучие?

Может лучше жить, оставаясь обычным и в тоже время выдающимся человеком.

Только, почему-то не получается соединить два качества, так сделать в мирской жизни по многим причинам.

Жизнь так ломает судьбы под одну гребёнку.

Странные существа люди.

Совсем странные, без моральных понятий.

Придумали религиозные культы карго, деньги, зрелища, работу — нет, не благородный труд, а рабскую раб–оту.

Изобрели тюрьмы и наказания, хотя если было бы правильное воспитание, они были бы не нужны. Совсем.

Делить общие земли планеты, на государства с границами.

Понятия; подменённые истинным значением: закон, грех — как чёрное или белое — добро и зло, счастье, смерть, любовь, семья, брак, продолжение рода. Все понятия искажены напрочь.

Жизнь, это суровые уроки, которые надо осваивать.

Боль и страдания, а как вы хотели?

Ведь у большинства людей жизнь не намазана райским мёдом, а только у властной элиты.

И если народ, обслуживающий пресловутый «золотой миллион», травят с земли и с неба, распыляя с самолётов всякую гадость химиотрассами над городами. То что? Значит это кому надо.

А народ то не знает, или не хочет знать, слепо веря своим вождям.

И ведь есть спец. директива, называется «чистое небо», как усмешка над здравым смыслом, подписанная всеми странами.

Только смысл в том, что самолеты, к примеру, из США могут свободно летать над территорией России.

Нет, не пассажирские, а военно–исследовательские.

В рамках особой программы, под названием «Проект Отступник».

Командир откровенно поделился секретом небольшим, как раз перед соитием огня, техники, и живыми людьми.

«... А-а-а!— я падаю вниз... »

Только подумать об этом, и становится плохо некоторым людям.

Падать вниз в свободном планирование, предстояло относительно долго, так что мне можно поразмышлять над смыслом жизни, или отключить «внутренний диалог».

Раскрывать парашют на большой высоте, было бы опрометчивой ошибкой, так как могли заметить пограничные заставы.

В то первое мгновение после катастрофы, правда, растерялся:

смешанное чувство — зачем продолжаю никчёмное существование.

С другой стороны повели рефлексы выживания в экстремальной ситуации.

Страшный удар сотряс совковый аэроплан.

Толчок отшвырнул меня на пол.

Марг на кошачьем голосе закричал ужасно.

То ли от страха, то ли придавленный под моим весом.

Хлипкая дверь пилотной кабины выгибается внутрь, срываясь с петель и брызжа лобовыми стеклами, прошибает нос кабины и голову пилота, выскальзывает на волю.

Вокруг изливается кровь из обезглавленного тела командира.

Сквозь проём двери кабины и кусков фюзеляжа — смотрит открытая бездна вместо хвостовых отсеков.

Огонь перескакивает с корпуса на крылья.

Пламя охватывает крылья с движками и баки с керосином.

Секунда–две — рванёт и станет поздно. Слишком поздно.

Повреждённый самолёт без управления срывается в штопор.

Дым заволакивает расколоченный корпус.

Беги по небу — вспомянулось и втиснулось в сознание.

И я «побежал» по небеси, аки архангел.

Сверх усилий не потребовалось, меня итак вытянуло бы наружу.

Собрался в комок.

Чуть толкнулся, и вылетел.

Подхлёстываемым ударной волной от взрыва, кувыркаясь пробкой воздушной, расправляя неумелым воронёнком крылья за спиной.

Разумеется, руки расстилая по сторонам, ведь крылья не выросли.

Правда, чуть позднее: ненужный ствол сунул в перевязь, меняя на нож в руке.

Думает — мозг, а мгновенно решает бессознательное подсознание рептилий.

Доступа к «бессознательному» через мозг нет, только через медленный физиологический процесс, построения нервной структуры.

Для этого существуют эксперименты, как доступ к психосоматике через психику.

В процессе — неизбежны ошибки, разочарования, находки, открытия себя и своего внутреннего мира.

Без этого человеческий мозг — граммофонная пластинка, воспроизводящая слепок внешнего мира.

А человек — рефлекторный автомат, подконтрольный своему «бессознательному», в которое напихали всё подряд и что попало.

Автомат, подконтрольный шаблонам и чужим установкам.

Так или иначе, в процессе «эксперимента», мне пришлось выпрыгнуть с надетой заранее обвязкой парашюта, отправляясь в самостоятельный полет к неизвестной земле.

С позиции наблюдателя, падений с балкона или последних прыжков суицида, интересна практика прыжков с парашютом.

Для нашего подсознания — это смерть.

Оно не понимает, что есть парашют, и он обязательно раскроется.

Практика такая — сознательный шаг через смерть.

По поведению людей в моменте, по их реакциям и эмоциям можно отследить, что доминирует: сила сознания или подсознания.

Такие мысли промелькивали в голове, и провожал взглядом горящие обломки, пока они не упали, осыпаясь огненным градом на землю.

Привет — «неудачники», или прощайте.

Задумался, и слишком поздно раскрыл купол, не успевая куда-то спланировать на распахнутое место, хотя здесь не было открытых участков.

Пришлось падать прямо на сплошную лощину вместе с урочищем, и прикрыл глаза, спасая их от выкалывания, синхронно сгруппировывая корпус и ноги.

Удар о ветки, хруст сучьев, вот и приземлился, исцарапав руки и лицо.

Стропореза нет, но «каратель» справился с задачей, несколькими резами перегрызая ненужные теперь стропы, роняя грузным мешком тело на траву. Парашют на ветвях остался висеть, или то, что от него осталось.

Пару отрезков строп подлиннее прихватил с собой, веревка всегда может понадобиться в дороге.

И пару отрезков материи из упавшего полотнища купола откромсал.

Тоже пригодится: на бинты будущие, или бандану–повязку на голову сейчас сделаем.

Бандана удобная штука: снял — можно как полотенцем утереть пот со лба, пот также задерживается на кромке ткани, не заливая глаза.

Жарко здесь. Влажно, и духота как в натопленной бане, дожди сто дней в году. Вот и открыли мы с тобой Марг свою дверь в Лето, мой напарник по судьбе.

Лето — это не там где нет зимы. А где тепло целый год.

Ладно не в Тибет занесло.

Тибет примерно, как крыша Мира.

Я слезы жгучие вытер выступившие на глазах.

Потоком ветра наверно надуло, очков защитных нет с собой.

А может с горя.

Ведь жил бездумно, и тащило баламута по течению жизни во вторую треть жизни. Меняя города и места проживания, словно носки.

Соседи по жилью сходили с ума, и я сам тоже сходил с ума в сумасшедшей жизни.

Мелькали в памяти люди, лица, судьбы, улицы, дома — всё спелось в один неразличимый хаос.

Песчинки, кружащиеся в круговороте мирового океана жизни.

В тоже время, оказывая своё влияние на происходящее развитие событий малозначительными поступками.

Цепочка случайностей круговорота.

Можно поступить так, а можно по другому, и тогда жизнь заиграет по новому; летела иномарка по трассе, обгоняя автобус и колонну машин на бешеной скорости, украшенная свадебными бантами, видно боясь не успеть... успели... потом в кювете лежала она вся разбитая в хлам.

Менты, скорая, затор на дороге.

Я спрашивал людей, что вам важнее на свете.

Деньги, вот что главнее сейчас им.

Только мы шли «туда», не во имя денег и не ради славы

А во имя чего зачинается и кончается жизнь.

Люди — гоняющиеся за бумажками, железными и бетонными коробками, за призрачным счастьем за восьмым горизонтом.

Хотя Оно здесь и прямо рядом.

Не знаю, от добра другого добра не ищут, так говорят.

Проще надобно быть, вкладывая в смысл выражения, что нужно жить как роза цветущая на своём стебле, или куст растущий на самом юру.

Еда из природы, пить воду из речки, ночевать под звёздным небом под звуки зверей, а не телевизора — проще и ближе к Началу.

Когда ты просыпаешься в лесу без всего: нет ванны с горячей водой, нет фена (для женщин), нет туалета — а он есть под каждым кустом укромным; уходишь подальше, берешь нож и выкапываешь ямку и...

Потом закидываешь землей всё дело. Такое правило.

Многого нет вообще из цивилизации в походной жизни.

Тогда ты ощущаешь всю стопроцентную оторванность себя от пуповины мира истинного.

Где есть Ты, и где есть Природа, которая не исчезнет никогда...

Можно сказать она бессмертна, коим никогда не будет человек.

Чтобы вы все сдохли — выпивая за меня потом на поминках, эх нелегкая моя.

Вытёр слёзы снова, проверил, как там Марг притулился на мне, и пошел, отходя от первого шока.

Потом переходя на бег, всё быстрей и быстрее, лишь стараясь ускользнуть с места крушения.

Я мчался, не выбирая дороги, сбивая дыхание до сиплого хрипа, до боли в груди и в сердце.

Бежал и бежал, с котом закинутым на спину, лишь бы убраться отсюда подальше.

В одиночном, тренировочном марш–броске с полной выкладкой, километров на двадцать.

Мелькали кусты, лианы, деревца раскидистых баньянов.

Упругие ветки прохлёстывали по лицу, и скользя по голове с самодельной косынкой.

Тоннельное зрение называется, когда видишь перед собой и ничего не замечаешь больше вокруг. Не есть хорошо, ладно спишем на стресс и шок.

Вспомнился автономный многодневный переход в пол–тысячи километров на полтора месяца, маршрута 3-а категории сложности, по безлюдной тайге с группой таких же безбашенных бродяг живущих по своим правилам и законам. Мы плевали на общепринятые устои.

Презирая выдуманные правила: ходить каждый день на работу в галстуке и наглаженной одежде, вкусно пахнуть парфюмом, обсуждать новинки кино, тусовок и количество лайков в инстаграмме.

Что нами движело — я не знаю.

Жили настоящей жизнью, а не выдуманной, когда идёшь по миру своими ногами. Но почему-то я всегда иду позади себя Настоящего, так получается.

Вот Ромка; отчаянный весельчак и рубаха-парень, отдаст последние сухие носки, таблетку от головы и кусок сухаря.

— Как, хорошо?— спрашиваю его, еле дыша под тяжестью рюкзака, стоя на крохотном уступе скалы и качаясь на высоте высотного дома.

Он тоже стоит рядом и шатается, но любуется первозданной природой, улыбаясь в ответ:

— Хорошо. Очень хорошо!

Или пятижильный Юра; он идёт впереди меня, не считаясь с весом груза, накрывшись непромокаемой камуфляжной накидкой от вечно моросящего дождя, шагая лёгкой походкой по скользким камням.

Ни разу ни поскользнувшись, словно паря над каменистой тропой апостольским Матфеем в евангельском одеянии.

Оборачивается ко мне:

— Джоник, ты как? Может помочь?

Когда чертыхаясь на ходу, я чуть не падаю вниз по склону.

И кое-как задерживаюсь на весу.

Притормаживаю падение, цепляясь пальцами, обдирая их в кровь.

Мыски ботинок отчаянно скрипят, вслед за ускользающей опоры под ногами.

И он, не мешкая, протягивает походную палку, чтобы я вылез оттуда с проклятой задницы вместе с чертовым рюкзаком.

Юра сам с грузом немалым, я и рюкзак тоже, но он тянет как подъемный кран. Я же говорю: стальной мужик, который не знает усталости в продолжительных переходах.

Красава, да все мужики тоже.

Зато сколько радости было, иной раз мы нашли делянку дикого лука, или рыбацкого счастья с пойманным тайменем на трекинговую палку.

Ведь сублимированные пайки и сухофрукты обрыдли до чёртиков.

Сначала ты идешь вроде бы бодро и легко, смотришь и любуешься красотой природы, но с каждым пройденным метром уже не думаешь ни о чём, не обращаешь внимания на окружающий пейзаж, а хотя бы пройти маленький поворот тропы и взойти на невысокий подьём местности.

Ты идёшь и идёшь, ненавистный рюкзак давит на плечи, вжимая позвоночник к земле.

Спёрло дыхание на подъёме, но нет, останавливаться нельзя, ибо потом подняться невозможно.

Ромка врубает музыку поп-музыки девчачьей, где нас любят и ждут домой.

Добродушный крепыш Миша пьёт воду как «адреналин раш», из военного гидратора.

Идём и идём, почти ползём.

Всё бесполезно, усталость сильней нас.

Ничего не помогает, даже массаж триггерный на нижние конечности. Потом дошли, там привал короткий.

И вот стоянка, и ты падаешь без сил куда-то на землю, на траву, на мокрую глину, на каремат — да без разницы!

Лишь бы упасть, спать и дать отдых измученному телу и духу.

И снова нет. Надо заставить себя встать и готовить рацион, набрать воды, развести костёр, сполоснутся, постираться, поставить палатку, раскладка-укладка рюкзака и снаряжения, прочая бытовуха.

Или ты идёшь по горному маршруту и заходишь в такой участок, где путь только вперёд, назад дороги нет, ибо подняться там легче, чем спуститься или вообще невозможен путь назад.

И ты лезешь всё вперед и вперед на свой Эверест, на свою личную вершину богов, невзирая на всякие трудности с погодой, с рельефом, с питанием и борьбой с самим собой, но страха нет, а только азарт — природа или я.

Кто на этот раз одержит вверх.

Да, именно так, такая война. Природа против человечества.

Вцепляешься в рельеф всеми ногтями, с отупелым страхом и отчаянием вбиваешь в ледовый снег ноги с острыми крючьями лишь бы ползти дальше.

И думаешь про себя: зачем я оказался здесь?

Что я делаю не так как все?

Наверно я сумасшедший, раз ищу погибель, проверяя себя.

Где она, эта точка кипения?!

Точка предела стойкости человеческого организма и терпения?

Чистое безумие и патология. Делай — или умри. Всё просто.

Заблуждение всех прошедших веков: подтверждение самобытности — я же не такой, как все.

Бесконечные переезды уменьшают количество вещей, так проще.

И не пусто в квартире, а грустно.

Ничего, кроме меня Я.

Как можно жить? Вы же понятия не имеете, как просыпаться и драться за жизнь каждое утро.

Быть живым, хвататься за неё и биться за неё.

Что значить — жить. Не знаю я.