Подруги матери Терезы. Юлька выпросила потрахушки. Глава Голая подруга

Яхонтовая моя, ненаглядная, на которую уж сколько лет не могу насмотреться, никогда не страдала жадностью. Скорее её сердечко было не просто огромным и щедрым, а необычайно щедрым. Она всегда была готова поделиться последним куском хлеба, если останется, конечно. А ещё она была готова разделить со своими подругами и знакомыми даже мужа, при всей своей щедрости преследуя свои, неизвестные никому, цели. При этом убивала даже не двух, а хрен знает сколько зайцев. Первое: муж, получив желаемое из рук жены, становился ласковым и послушным, потому что встревал в долги. Второе: подруги, коих отодрал муж моей бриллиантовой, тоже становились должны, при этом ещё и подсаживались на компромат. Хотя нет, до такой низости моя изумрудная не опускалась, но бабам откуда это знать. Третье: эти самые подруги надеялись на продолжение тесного взаимовыгодного сотрудничества во всех сферах жизни. А поскольку у большей половины подруг мужей не было, остро вставал вопрос не только секса, но и помощи в решении некоторых проблем бытового характера. Одной помочь с ремонтом квартиры. Другую нужно куда-то свозить, поскольку у неё нет своего транспорта. Третьей нужно что-то ещё. Получалась целая паутина и в её центре сидела моя благоверная. Почему благоверная? Неужто я так уверен в её верности. Совсем не уверен. Вот ни на капельку не поверю, что пирожок жены я потребляю в гордом одиночестве. Но, поскольку сам не ангел, молчу в тряпочку. Жену всё устраивает, меня тоже. И если она наставляет мне рога втихушку, то я ей в открытую. Так сама разрешает. А часто делает так, что её подруги подставляют свои пирожки в её присутствии. Или так, или никак. Должна же она проконтролировать, чтобы её солнцу не было причинено никакого ущерба в процессе совокупления. Да чтобы подруги не сачковали, а активничали, доставляя её дорогому удовольствие по полной программе.

Завалилась как-то раз к нам в гости давнишняя подруга жены. Юлька так себе бабёнка на мордашку. Да и по фигуре не Дженнифер Лопес. И возраст наш с женой. В своё время дружили нашей семьёй с ней одной, а потом, когда она обзавелась мужем, дружили и семьями. Только дружили, ничего лишнего. Хотя Юлю напяливал и по молодости, и позже, и даже в её замужестве. У меня вообще не получается пропускать мимо себя ни одной дырки. Красавица, чудовище, вааще мрак и ужас, мне без разницы. Между ног у них у всех всё одинаково устроено. Продольный разрез с прикрытой малыми губами дырочкой, клитор, бритый или заросший лобок, вот и всё. А что до эстетики, до какой-то красоты, то хуй глаз не имеет и ориентируется на тепло и влагу. А этого у всех женщин в достатке.

Посидели мы за столом, похихикали, повспоминали бесшабашную молодость. Юлька поделилась своей не то, чтобы бедой, но неприятностью. С мужем, оказывается, распрощалась. Мотивация обычная: козёл, скотина, изменщик, бабник, жмот, транжира, что-то ещё из серии о том, что забыл, как у жены между ног пахнет, поскольку туда не заглядывает. Короче говоря, полный набор стандартных обвинений. Правда мне непонятно, как сочетаются жмот и транжира. Ну да то из области женской логики. Девчонки трещали о чём-то своём, девичьем. Мне стало скучно. Слушать бабью трепотню никаких сил не хватит.

Замахнул я на посошок стопарик, зажевал чем-то мясным, да и направился на посадочную площадку. У нас с женой аэродром шикарный. То ли Шереметьево, то ли Орли, но не районного значения. Мы как-то на своём аэродроме спали шестеро. Пьяные были, так чо. Родственники тогда гостили, вот и поднабрались. Правда на утро так и не смогли вспомнить кто с кем трахался. Благо, что мужики мужиков не попользовали. Было смешно и весело и никакой тебе ревности. А не надо так напиваться. Так что списали всё на зелёного змия. На него, кстати, все грехи валят со времён праматери Евы. От баб не убыло, скорее прибыло. От мужиков тоже. Ни у кого до корешка не стёрлось.

Лежу я в состоянии то ли полусна, то ли полубодрствования. И сквозь дрёму чую, да и почти что вижу, что в комнату моя драгоценная заходит и за руку ведёт подругу дней наших суровых. О чём-то шепчутся, хихикают. Слышу, моя яхонтовая говорит, что она, мол, мужа подержит и, чтобы не особо брыкался, титьку в рот сунет. Женская титька успокаивает мушшыну в любом возрасте от младенца до старика. А пока предлагает стянуть с муженька трусы. Что они и проделали. Я же, чтобы не спугнуть удачу, прикрыл глазоньки свои ясные, полупьяные, прикинулся ветошью и не отсвечивал. Делайте, что хотите. Сплю я, крепко сплю.

Стянули они с меня трусы, Юлька ойкнула

— Ой, Люб, у него не стоит.

Половинка моя драгоценная (мы же с ней две половинки, как две ягодицы на заднице) отвечает почти что шёпотом.

— Юль, ты как ребёнок. Подрочи, пососи, вот он и встанет.

— Прям так взять и пососать?

— Нет, мля, вкривь! Не тупи давай. А то что-то моё солнышко к титьке присосался, того и гляди потеку. Тогда хрен тебе, а не комиссарского тела.

Юлька заторопилась

— Щас я, щас.

И потянула в рот полустоячий член. Оно ведь не мальчик уже, чтобы от одной мысли о бабе вставал. Стимуляция потребна. Вот и пусть сосёт, стимулирует. А радость моя ненаглядная спрашивает

— Ты трусы-то сняла?

Юлька пробурчала

— Ага. Ещё когда подмывалась.

Так это же получается цельный заговор! И где, я вас спрашиваю, разведка и контрразведка? Проспали, сволочи, упустили. А меня сейчас явно будут трахать. Оно же кто сверху, тот и трахает. Кто снизу, того трахают. Возмущаюсь, но сосёт Юлька классно. Просто тащусь.

Юлька оторвалась от процесса. Ойкнула.

— Ой, Люб! У него такой огромный! Я уже и забыла, какой у Вовы член.

— У него, между прочим, имя есть. И собственное, и нарицательное.

— И какое?

В глазах Юльки проявился интерес

— Да какое может быть имя у мужского органа? Хуй. Ещё я называю его в зависимости от настроения Хишко, Хуёк, Хуёчек, Хуина, Хуище. И всё с большой буквы.

Юлька засмеялась.

— А Вова как твою киску называет?

— Да всяко. То пизда лысая, то лохматая, то пирожок, то вкусняшка, то красотуля, то просто дырка. Ещё может назвать мандой, лохмашкой, кункой. Всяко бывает.

Юлька потеребила торчащий хуй, промолвила с сомнением

— И как я такую дубину в себя помещать буду?

Женулька весело в ответ

— Сама виновата.

— Почему?

— !?

— Я вот когда сильно насосу, получается вот такой большой. Тогда в пизду, только туда. Насосу меньше, можно и в жопу.

Юлька удивилась

— Что, так можно размер регулировать? И получается? Так мне, может быть, не надо было так сосать? А, Люб?

Жена согнулась от смеха, сползла с кровати на пол. Титька выскользнула из моего рта. Сучки, замените хоть чем-нибудь. Я даже на пизду согласен.

— Купилась, подруга! Да как же может размер меняться? Это же не робот Вернер с регулировками тела. Какой уж есть, такой и останется. А что большой, так это же хорошо. Большому куску рот радуется.

— Если бы это был рот.

— А что это ещё? Нижний рот и есть. Голодный, жрать просит. Вот Вова и кормит его. Сметанкой. Или спущёнкой. Ты залезай давай и садись. Вова спит, поэтому, подруга, всё сама. Попрыгай, жопу растряси. И представь, что было бы, если бы Вова не спал.

— А что было бы?

— Продрал бы тебя во все щели. В рот ты уже брала. Теперь в пизду. А не спал бы, так ещё и в жопу бы получила. Давай, не тупи.

Юлька кое-как уселась ко мне задом, к ногам передом, подвигалась. Что-то не совсем то.

— Люб, мне так неудобно.

— А как тебе удобно?

— К Вове лицом.

— Поворачивайся. Ох, чтобы ты без меня делала? Садись уже, помогу заправить.

Люба дождалась, пока Юлька уселась, шлёпнула её по заднице, та ойкнула.

— Люб, он меня едва не порвал.

— Я тебе что сказала?

— Что?

— Как его зовут? Не Бу-ра-ти-но, а как?

— Хуй! - Юлька словно выдохнула. - Но сейчас это Хуище. Ой, мамочка! Как же давно я не еблась!

Юлька скакала, крутила жопой, ложилась на меня и снова вставала. Прыгала, как ребёнок на коленях у взрослого: По тропке, по тропке, по маленькой дорожке шёл перух, провалился в ямку - Бух! Юлька не проваливалась в ямку. Она приподнималась, почти выпуская из себя пришедшеюся ей по размеру штукенцию, хотя вначале и сомневалась, что та в неё влезет, и с размаху, с громким шлепком ягодиц по моим бёдрам, садилась, как еретичка, которую жестоко казнят, на кол. Разве что еретичка не получала от того кола удовольствия, скорее наоборот, а Юлька тащилась.

Сколько раз она кончила? Да кто же точно скажет, кроме неё самой. А она подсчёт не вела, не до того было. Она просто в очередной раз замирала, переживая оргазм, прижималась ко мне жопой, или ложилась на меня, мелко вздрагивая всем телом. Иногда что-то выкрикивала. Иногда просто мычала, будто ей в рот кляп вставили. Попросила бы, я бы вставил ей свой кляп. Может быть даже и покормил бы чем-нибудь вкусным.

Юлька в очередной раз легла на меня, переживая оргазм. Просто таки взмолилась жене

— Люююб, Люююбааа! Вытащи из меня эту штуку!

— Какую такую штуку? Что вытащить?

— Не издевайся. Хуй Вовкин из меня вытащи.

— А сама?

Люба очень удивилась

— Не могу. Хочу, но не могу. Кончать уже не могу и расстаться с ним не могу. Хуиночка моя любимая! Хоть бы спустил уже, сама бы слезла. Любочка, всё, что хочешь! ТОлько избавь меня от него! Помру ведь с переёба!

Жена со смехом еле как вытащила из Юлькиной пизды хуй, задумчиво проговорила

— И что теперь с ним делать?

— А что такое?

— Так стоит. А в таком виде мужа оставить я не могу. Разве что ты отсосёшь.

— Любочка, милая! Дорогая подруга моя! Отсоси за меня! Век за тебя Бога молить буду!

Люба заставила Юльку лечь на меня, с трудом потянула хуй, извлекая его из пизды подруги. А дальше действовала по знакомому сценарию: хуй себе в рот, палец мне в жопу. И как бы я не сдерживался, умелый язычок жены, а так же не менее умелый пальчик сделали своё дело.

Моя милая на стала глотать сперму. Вместо этого она прижала головку к Юлькиной заднице, слегка вдавив головку между ягодиц. Так что вся сперма, фонтанирующая словно гейзер, пришлась между аппетитных булочек и на них.

Юлька ещё полежала, кряхтя начала приподниматься. Женулька моя драгоценная заворчала

— Что кряхтишь, как старуха?

— Я теперь не только кряхтеть буду, я ещё и ходить не смогу. Дорвалась до халявы, дура старая!

Но всё же сползла с меня. И пока сползала, немного спермы, стекая с Юлькиных ягодиц, испятнали мой живот. А хуй и без того был весь в соплях. Жена притормозила Юльку, собравшуюся на выход.

— Ты куда? А убирать за тобой кто будет? Иван Фёдорович Крузенштерн? Человек и пароход? Быстро прибралась за собой. Вова же спит, сам не подмоется.

Юлька затараторила

— Сейчас, сейчас, я всё вытру.

Жена возмутилась

— Я те вытру! Вытиралка нашлась. Вылизывай.

— Как?

— Каком кверху. Языком, конечно.

И ткнула Юльку лицом мне в живот. И та споро заработала остреньким язычком, даже не подумав сопротивляться.

Жена, убедившись в том, что Юлька не оставила ни капельки спермы, укрыла меня одеялом.

— Спи, моя радость, усни. В доме погасли огни. Рыбки заснули в пруду, птички уснули в саду...

Юлька захихикала

— Как ты мужа любишь.

— Очень люблю. От этой любви иной раз прибить его готова. А потом подумаю и вот укрываю, чтобы не замёрз. Всё, подруга, пошли. Наеблась?

— Сверх меры. У тебя есть какая-нибудь смягчающая мазь?

— Есть. У меня всё есть. Это Вова ещё не показал всё, на что способен. Ты это, Юля, если вдруг у тебя зачешется, ты смело приходи и снимай трусы. Сама убедилась, что для меня одной моего мужа слишком много.

— Потому и делишься?

— Потому и делюсь. Ну всё, пошли ещё выпьем, пизду твою полечим, помоемся и к Вове в постель.

Юлька с испугом

— Зачем?

— За надом. Утром муж проснётся, у него утренний стояк. И кто будет отдуваться, если ты сейчас попрёшься домой? Хуюшки тебе, милая. Иди подмывайся, будем твою страдалицу лечить. А утром разделим Вовин стояк на двоих.

Женщины пошли из комнаты, напевая на ходу

— Если много мне одной, поделюсь с подругой. Просто Вовин стояк мы разделим пополам...

Уже на выходе жена оглянулась. Увидела, что я смотрю им вслед вполне себе трезвым взглядом, подмигнула мне и показала большой палец

— Молодец, муж мой! Ты лучший! Я тебя не просто люблю, я тебя обажаю!