Мартин

Часть 1

1988 г.

Еще в армии Мартин сделал себе татуировку в виде статуи Свободы на внутренней стороне бедра. Мы все посмеивались над ним. Дескать, зачем в таком месте? Он говорил: "Что вы понимаете, я сделаю все возможное, чтобы туда попасть!". Он очень любил баскетбол. Его кумир - известный в то время его соотечественник Сабонис. Написал "его". Нет. Наш. Ведь в то время мы еще были большой страной.

"Я стану таким же известным, как он!", - говорил Мартин. Вообще, для деревенского литовского парня, он был весьма и весьма образованным. Мы часто трепались с ним, ведь наши кровати были рядом все 1,5 года. Просто Мартин был призван раньше нас, окончил учебку и был нашим сержантом. Не знаю, зачем я все это пишу. Просто воспоминания.

В части у офицеров была какая-то животная ненависть к прибалтам, причины которой я узнал позже. Однажды ночью, Мартина, за какую-то провинность вызвали в каптерку, где собрались несколько офицеров. Я был дежурным по взводу. Молодым, зеленым бойцом. И... То что произошло дальше, надолго связало нас с Мартином общей тайной. Наводя порядок рядом с каптеркой, я слышал очень громко идущую беседу. Потом грохот, сдавленные крики и маты. Причем отборные. А потом, отчетливо, голос с акцентом, это голос Мартина: "Русские свиньи, я вас ненавижу!". И опять драка. Чем я мог помочь? Я испуганно прислушивался к происходящему. Я отслужил всего лишь полмесяца. Вдруг, открылась дверь, и Мартина, совершенно голого, пинками стали выбрасывать в коридор. Увидели меня. Остановились.

Один из офицеров бросил мне:

- Помоги этой суке добраться до кровати и никому ни слова, а то и тебя ждет тоже самое!

Мартин с кровоподтеками на лице только постанывал. Я поднял его, подтащил к умывальнику, кое как умыл. Открылась дверь, офицеры вышли. И с гоготом пошли из расположения нашего взвода. Молодой лейтенант остановился, посмотрел на меня и сказал:

- Если он еще раз назовет нас свиньями - ему не жить. Сгноим. Так и передай ему.

Пока я его умывал, оттирая кровь с лица, с груди, Мартин смотрел в одну точку. И вдруг из глаз его потекла слеза. Крупная, мужская, как огромная капля. Кто видел как плачут мужчины - тот поймет.

- Что, Мартин, что они сделали с тобой?

Он проговорил что-то на своем родном языке, а потом отстранил меня и пошатываясь, сам стал мыться, знаками показывая мне уйти.

Я принес ему брюки. Он оделся. И поплелся на кровать.

Утром, после зарядки, которая происходила на плацу, в 30-градусный мороз и с голым торсом, Мартин подозвал меня к себе и сказал:

- Ты никому не расскажешь, что ты видел?

- Конечно, нет. Меня и просить об не надо. Я никогда ничего не рассказываю. Нет такой привычки.

Здесь я пропущу некоторое время нашей службы. Она шла и шла. Мартин все лучше и лучше говорил на русском. Мы часто сидели с ним в курилке. Я курил, а он что-нибудь рассказывал, все время прося исправлять его речевые ошибки. Вот так примерно прошел год. А потом... Потом...

1989 г.

А потом, где-то примерно через полтора месяца, наш взвод из части, которая распологалась в далеком Приамурье, перевели в другое место. Мы расположились отдельно. А еще с нами направили сержантов, среди них один украинец, белорус и Мартин. Тридцать молодых парней, оторванных от дома, только начавших служить. С нами был взводный и больше никого. Правда изредка навещал командир роты. Чем занимались? Ну это лишнее. Обустроили быт на новом месте, которое, кстати оказалось гораздо ближе к моему дому, и служба пошла. Вообще, удивительно, но об армии у меня очень хорошие воспоминания. Именно в армии я впервые побывал в ресторане, ну а фабрику-кухню с изумительными по вкусу бурятскими "позами" мы посещали регулярно. Кем я только там не был и поваром и санинструктором... Кстати, повар из меня получился отменный. Пищу на тридцать человек приготовить по-домашенему несложно. Однажды, перемыв посуду, уже заполночь я присел покурить. Открылась дверь, вошел Мартин.

- Виталь, ты можешь пожарить мне греньки? Жрать хочу!

Именно так, греньки. Этакий прибалтийский акцент, который мне очень нравился.

- Давай. Только сейчас все понабегут.

- Не прибегут. На часы посмотри. Отбились уже.

Мартин сел рядом, терпеливо ожидая пока я возился с его гренками.

- Ты так здорово готовишь. Не каждая женщина так умеет.

Я улыбнулся, вспомнив свои первые котлеты, которые я пожарил где-то классе в седьмом. Мама пришла с работы после второй смены, а я торжественно выложил на тарелку свой кулинарный шедевр. Она их ела, не показывая виду, и лишь через много лет сказала, что эти котлеты были пересолены и жутко перепечены.

Гренки были готовы. Я поставил перед ним тарелку и, подперев голову, смотрел как он ест.

- Не смотри на меня так. У тебя взгляд как у моей мамы, она тоже так смотрит когда я ем.

Я закурил... Раздумывая, стоит ли спрашивать о том происшествии еще в части.

- Мартин! Помнишь, тогда ночью? Что они сделали с тобой?

- Били жестоко. Они орали, что мы, литовцы, их достали. В прошлом призыве мои земляки беспредельничали в части. Даже комчасти заменили.

- Они так зверски избили тебя просто так? Ты был весь в крови... Ты помнишь? Жутко то как было на тебя смотреть.

- Не только избили.

И Мартин вдруг резко замолчал. Поднялся, поблагодарил за гренки и ушел...

Наш взводный уехал в отпуск, вместо него прислали другого. Того самого, из той ночи, которая мне запомнилась.

Красивый, статный, чуточку старше меня. Ну, быть может года на четыре-пять. Он очень любил рыбалку и нас таскал по выходным на ближайшее озеро рыбачить и купаться. Смотреть на его подтянутое, рельефное тело было очень приятно. Густо поросшая волосами грудь, живот, ноги. Сам - похожий на пантеру, гибкий, спортивный. Вообще, надо сказать, здесь, вдалеке от командиров, он совсем расслабился. Ну и мы соответственно тоже. Правда у него хорошо получалось держать дистанцию и дисциплина во взводе не пострадала. Когда нас утром в одних солдатских трусах он выгонял на зарядку, а сам при этом был одет в одни лишь плавки - это я вам скажу было зрелище.

А Мартин изменился. Он ходил мрачнее тучи. Часто срывался на всех. Орал и матерился. Его маты до сих пор не могу вспоминать без улыбки. Смесь литовского акцента и русских матов. И забавно и необидно.

Взводный часто вызывал его к себе. Особенно по вечерам.

- Мартин, скажи, а чего он тебя все время вызывает к себе?

- Да так, распорядок на следующий день составляем. Я же ваш сержант.

И он при этом почему-то грустно и виновато улыбался.

Однажды, как всегда за полночь, я возвращался в казарму. В квартире, где жил наш, ушедший в отпуск взводный мы делали ремонт, а новый временно жил в комнате в казарме. Там горел свет, а шторы были неплотно задернуты. Увидев там Мартина, я невольно остановился, раскрыв рот. Он был в одних солдатских трусах.

Ну это понятно, его ведь вызвали, разбудив, прямо из постели. Но не это заставило меня остановиться. Взводный. Он стоял спиной ко мне, держа в руке сигарету, совершенно голый. Я подошел ближе. Любопытство меня просто раздирало. Узнать, наконец, что там происходит.

И вдруг. О, боже! Мартин...

Взводный подошел к нему и обнял его, а потом, резко надавил ему на плечи...

Я... Если честно... я досмотрел до конца. Я увидел все то, что не нужно было видеть. Но увиденное надолго запечатлелось в моем мозгу. А потом взводный вошел в Мартина. Я видел его лицо, искаженное гримасой боли и отвращения. Я видел довольное лицо взводного, когда Мартин проделал с ним тоже самое. Секс двух мужчин я увидел впервые, так близко и так ярко. Потрясение, страх, любопытство. Трудно передать словами всю испытанную гамму чувств. Потом я долго задавал себе вопрос: почему, зачем они делали это?

Часть 2 (последняя)

Впервые увидев это своими глазами, я испытал шок от увиденного. Мне показалось... Нет, показалось...

В казарму не пошел, вернувшись в столовую. Там курил одну сигарету за другой. А как вы хотите, чтобы я к этому отнесся? Ведь это был 1988 год. Двадцать лет назад. Об этом говорить-то было непринято в то время.

Через некоторое время пришел Мартин и вновь попросил гренки. Теперь я смотрел на него по-новому, зная о его тайне. Мартин, почувствовав мое состояние, спросил:

-Почему ты не спишь? Почему у тебя такое лицо? Что с тобой?

Помолчав, я выпалил:

-Я видел Мартин. Все видел. Скажи, ты гей? Тебе это нравится? Зачем? Почему?

Мне показалось, что он меня сейчас ударит.

(Сразу поясню, что слово гей в то время не было в ходу, поэтому я спросил по-другому)

Мартин молчал. Долго... Пауза затягивалась. Он попросил сигарету.

- Ты же не куришь?

- Дай сказал!

Он почти прокричал эти слова.

Потом закурил. Трясущиеся руки выдавали его состояние.

- Я расскажу тебе все. Тогда ночью, они не только били меня, они меня... - Он подбирал слово. Лицо побелело, а желваки ходили ходуном. Напряжение нарастало... И я решил помочь ему.

- Я понял Мартин. Не мучайся.

- А теперь он грозит рассказать всем вам, что я... Что я не мужчина... Что меня...

И вдруг...

Он заплакал. Второй раз я видел как он плачет. Слезы огромные, словно жемчужные капли... По лицу. Он, словно маленький ребенок вытирал их рукавом гимнастерки. И такая боль резануло мое сердце.

Я подошел к нему, положил ладонь на его голову и как когда-то меня в детстве мама, стал гладить его по голове.

- Не надо, Мартин, не надо, не плачь, хороший ты мой...

И у меня, наконец-то вырвались слезы на свободу.

Мартин всхлипнул. Прижался ко мне. И спросил:

-Ты никому не скажешь? Виталь! Я просто повешусь, если вдруг это узнают все.

- Что ты, Мартин, милый, Мартин, разве об этом кому-то рассказывают?

И мы вместе плакали... Не поверите, но видимо и у него и у меня одновременно сработала защитная реакция. Слезы очищали. Напряжение отступало.

Всю ночь мы с ним просидели в столовой. Я достал банку сгущенки из склада, заварил нормальный чай. И мы говорили, говорили. О жизни, о его деревне, его девушке, которая ждет и пишет ему письма...

А утром...

Меня вызвал взводный.

- Вчера у тебя долго горел в столовой свет. Почему ты так задерживаешься?

- Я просто забыл его выключить, товариш лейтенант.

- Ну-ну...

Шло время. Однажды меня вызвал взводный. Надо сказать, что в последнее время он часто стал поручать мне весьма личные дела. То погоны пришить к его парадному кителю, то праздничный обед приготовить. А еще я видел его взгляды, когда мы сидели с Мартином о чем-то беседуя. Словно огнем обжигал. Больше к этой истории мы не возвращались. Я делал вид, что мне неинтересно, а Мартин молчал.

Лейтенант попросил меня навести порядок в его квартире. С подобными просьбами он обращался часто, говоря, что никому, кроме меня, не доверяет. А зная мою порядочность он спокоен.

Приготовив обед, взяв все необходимое и ключ, оставленный мне, я отправился выполнять порученное. Наводил порядок, вымыл полы, перемыл посуду, пропылесосил палас на полу. И вдруг кто-то постучал в дверь. А потом вошел Мартин.

- Что ты здесь делаешь? Где взводный?

- Уехал на целый день на объект. К вечеру вернется. А ты-то зачем сюда?

Он подошел ко мне. Молча.

- Значит он только тебе доверяет у себя в квартире наводить порядок?

А потом, словно звонкая пощечина.

- Ты как баба. Готовишь для всех, а ему еще и отдельно, а вчера я видел как ты гладил его китель.

- Мартин! Что ты говоришь! Ты не смеешь... Ты сам вспомни...

Лучше бы я не говорил это.

Его лицо исказила такая гримаса злобы, что я испугался.

Мартин, словно взбесившись, схватил меня за голову, а потом размахнувшись, со всей силы ударил меня наотмашь.

- Сука! Ты прислуживаешь этой твари! Ты дрянь!

- Мартин! Остановись! Что ты делаешь? Ты же сам...

Я упал на кровать. Мартин, словно разьяренный зверь подлетел ко мне.

Он не слышал меня. Рванул мою гимнастерку так, что полетели пуговицы. На пол. Звук треснувшей ткани и падающих пуговиц... Дзинь, дзинь...

- Я сделаю с тобой то-же, что и они со мной. Ты будешь таким же как я!

Он кричал это со своим литовским акцентом, путая слова... Его глаза... Ненависть... Крик...

Мне было очень больно. Говорят, что в первый раз всегда так...

Совсем не помню как прошел этот день... Все в тумане. Одно я знал точно - это мой последний день в этой жизни. Пережить позор... Как? А если он расскажет всем? Теперь я прекрасно понимаю, что испытал той ночью Мартин.

В дверь постучали.

- Мартин?

- Прости меня, Виталь. Пожалуйста, прости. Хочешь, я на колени встану перед тобой? Хочешь? Не знаю, что со мной случилось. Я не могу видеть, когда он улыбается тебе. Я не могу... Я боюсь, мне кажется, что он тебя отправляет к себе в квартиру, чтобы сделать с тобой тоже самое. Не знаю, что творится со мной... Что происходит у меня в голове? Прости... Пожалуйста...

Мартин обнял меня, обхватил ладонями мое лицо, посмотрел мне в глаза и поцеловал. О... Этот поцелуй я запомнил на всю жизнь. Его бездонные голубые глаза были озером, в котором я как в омуте утонул... Правда ненадолго. Через месяц Мартин увольнялся. Ему была пора домой.

Больше у нас с ним ничего не было. Кроме этого долгого поцелуя... А о том, что произошло в квартире, мы не вспоминали...

Меня отправили проводить Мартина.

- Вы же друзья с ним...

- Спасибо, товарищ лейтенант.

В аэропорту мы прощались... Смотрели друг на друга, понимая, что расстаемся навсегда. Где тот литовский хутор и где я! Когда взлетел самолет я понял, что в моем сердце, словно вырвали кусочек. Сколько их будет впереди? Этих кусочков... Вырванных из сердца...

Но это было первое расставание в моей жизни. И поэтому самое больное...

А потом, уже дома я получил его письмо. Он женился на своей девушке. У них родился сын. Наступило перестроечное лихолетье. И вся наша переписка оборвалась...

Мы увиделись с ним в Москве перед самым его отъездом в столь притягательную для него Америку. Он звал меня туда, говорил, что я обязан с ним уехать. Там, в Москве он сказал мне главные слова. И там в Москве мы расстались. Казалось навсегда.

2000 г.

Москва...

И я моложе на целых восемь лет.

И аэропорт,

И расставание.

И слезы...

И молчание...

И резкие слова.

И моя грубость, слетавшая с губ.

И твои...

Обида душила.

Не давала говорить.

Не давала слышать.

Слушать.

А самолеты уходили на взлет.

Улетали.

И скоро...

Совсем скоро должны были объявить твой.

А мы молчали.

Потом ты шел, согнувшись.

Подняв ворот своего пальто,

А я с ненавистью смотрел тебе вслед.

А потом.

В гостинице.

Я выл...

Оттого, что как обычно разгромил все.

Сам.

Своими руками.

Своим языком, который,

Наверное, готовились дать семерым,

А дали мне одному...

Ты улетел навсегда...

2008 г.

Этим летом, совершенно неожиданно я получил подарок от Мартина, который все-таки воплотил свою мечту и оказался в Америке, достигнув там успехов.

Не случайно ведь он сделал татуировку в виде статуи Свободы...

Послесловие.

Как автор я имею полное право на некоторый вымысел в свом повествовании, но этот вымысел касается лишь некоторых деталей и неточностей.

страницы [1] [2]