Три встречи в апреле

Часть 1

Подкатегория: без секса

Зелёный тяжёлый поезд стремительно и настойчиво нёсся по пробуждающейся апрельской земле. За окнами вагонов мелькали небольшие домики со своей жизнью, застывшей и молчаливой, со своими тайнами. Пики елей с мохнатыми клочками тёмно-зеленых веток сменялись серыми голыми деревьями, стоящими равнодушно и вытянувшими длинные тонкие ветки к небу.

Я ехал к нему без надежды, без уверенности, заранее зная, чем всё закончится. Но если бы он жил не там, куда я ехал, а в другом месте, я бы всё равно помчался бы к нему. Потому что по-другому было нельзя - я болел им, думал о нём и днем, и ночью, засыпая и просыпаясь. "Почему он? - сотни и тысячи раз я задавал и задавал себе этот вопрос. - Ведь вокруг есть люди красивее, может быть, лучше". На этот вопрос был только один ответ: он - моя судьба и моя жизнь.

Мелькавшие за окнами пятнистые стволы берёз смешивались со светло-серой густой порослью то ли высоких кустов, то ли низких деревьев. Одной только природе была известна гармония и чередование всего на свете. Поезд всё летел и летел, приближая меня к превращению моей мечты в реальность. Мне казалось, что я всю жизнь спал, и только сейчас пробуждаюсь от одиночества, которое незаметно завладело мной, свив уютное гнёздышко в душе и захватив моё тело. Всё казалось обыденным, плоским, равнодушным, уютно-привычным и даже каким-то серо-тяжёлым. Пропал вкус к жизни. Всё стало как диетическая пища - постным и необходимым. Я чувствовал, что тону в болоте одиночества, медленно и неотвратимо.

Россия встретила меня прозрачными весенними слезами, пасмурным серо-голубым небом с разрывами облаков, зелеными фуражками таможенников и насморком. Крупные капли дождя прилипали к окнам вагонов и стекали по стеклу, как слёзы по чумазому грязному лицу, оставляя за собой мокрый кривой след. А может, я всё это придумал?

Первая встреча

Я снова здесь, в этом городе. Уже нет прежнего благоговения и торжественного страха перед его пафосом. Город уже кажется обычным, с стандартными зданиями, типичным машинно-людским потоком, нарастающим днём и утихающим ночью. Каждый из этих людей имеет своё лицо, свою судьбу, своё прошлое, настоящее и, конечно же, будущее. Но все они кажутся массой, бестолковой и единой, в этом городе, милостивом, если ты силен в жизни, и равнодушным к тебе, если ты слаб. Впрочем, так происходит в любой точке земного шара.

Холодно. Почему мне в нём всегда так холодно? И голос... Это был не его голос. У него не могло быть такого голоса. Он опаздывал. Я начинал психовать и теряться в догадках.

Такие моменты очень редки в жизни, они остаются в памяти до конца жизни. Ты понимаешь, что то, на что ты надеялся и чего ждал, происходит именно сейчас, в это мгновение. Время необратимо, но иногда оно кажется нам тягучим, замедленным.

Да, это был он. Я сразу узнал его. Чёрные густые волосы, серёжка в ухе. И глаза... Потрясающие глаза. Какая-то неведомая, неосознанная сила толкнула меня. Не зная, что делать и как правильно поступить, я подошёл, ни на миг не отрывая от него взгляда (боялся потерять), и прикоснулся к нему. Мне показалось, что лёгкая, чуть заметная улыбка появилась на его лице.

- Привет.

- Привет, - он не удивился. - Пойдём.

Не знаю, я, наверное, ждал тёплой встречи, объятий, восклицаний, а тут была холодная вежливость или, лучше сказать, вежливая холодность.

- Боже, ты ещё совсем юный, - я смотрел на него немного разочарованно. - Я представлял тебя другим. Я думал, ты побольше, покрупнее... на фотках ты большой.

Мне показалось, что он немного смутился.

- Я тебя тоже другим представлял, вот, - сказал он.

"Каким?" - хотелось мне спросить, но я промолчал. Мы шли вдоль большой шумной улицы. Я пытался острить, чтобы рассмешить его. Все это шло от моей внутренней скованности и растерянности - незнания, как себя вести. Во время остановки перед светофором я жадно разглядывал его и всё ещё не мог совместить образ, созданный моим воображением, с человеком, который шёл рядом со мной. Я не спрашивал, куда мы идём - он уверенно вёл меня. Я говорил и говорил, пытаясь как-то успокоить себя, стараясь избежать неловкой паузы, видел, как он слушал меня и смеялся. О чём он думал? Какие чувства были в нём?

- Слушай, я хотел тебя попросить помянуть моего брата. Сегодня как раз сорок дней.

Как долго я об этом думал, как мне хотелось сделать это именно с близким человеком... Пластмассовые стаканчики наполнились янтарной жидкостью.

- Вечная память.

Мы выпили.

- Спасибо, - я почувствовал благодарность к нему и посмотрел в его глаза.

Они были тёмно-синими, сапфировыми, того же цвета, что и холодная река, на берегу которой мы сидели. Казалось, он был частью реки, голубого неба, частью этого города. Мимо нас проплывали белые льдинки. В них были вморожены прозрачные куски кристалликов, напоминающие разбитые буквы.

- Мне это напоминает слово, которое составлял Кай во дворце Снежной королевы. Ты знаешь его?

Это был своего рода тест. Слово было странным, взрослые уже не помнят его.

- Вечность, - ответил он сразу и довольно пояснил. - Я перечитал все сказки Андерсена. Вот.

- Надо же!

"Вечность" из льда плыла по реке. Наверно, Кай ушел к своей Герде, оставив Снежную Королеву в её холодном гордом одиночестве в разбитом дворце.

- У тебя есть любимые места в городе?

Он на мгновение задумался.

- У меня их несколько.

Мы опять куда-то шли: он показал мне ещё несколько домов, связанных с его воспоминаниями; мимо одного здания мы прошли несколько раз; в некоторых местах, где можно было загадать желание, я загадывал (нетрудно догадаться, какое).

- Как твоя проблема?

- Решается.

- Что ж ты так?

Он смутился и что-то промямлил. Мы стояли на мосту и смотрели вниз на воду. Казалось, что опора моста плывет навстречу белым ледяным островам с разбитым словом, и нос корабля, врезаясь в них, раздвигает их в стороны.

- Какой цвет у этого неба?

- Лимонно-серый. Вот.

Я засмеялся и сказал:

- Я думал, ты дуркуешь, говоря "вот", - он тоже засмеялся, может быть, от смущения, а может быть, действительно, ему было смешно. - А ты на самом деле такой.

Мы уже стояли возле станции метро, настала пора расставания.

- Подожди, не уходи! Дай я тебя рассмотрю.

Я был бесцеремонен. Мне хотелось снова и снова смотреть на него. Он тоже стал смотреть на меня, чуть смутившись, но с достоинством. Казалось, что я пью с его лица и никак не могу утолить жажду.

- Спасибо, - сказал я.

Он не спеша ушёл в станцию метро.

Встреча вторая

Всё то, что подолгу накапливалось, о чём я думал и что переживал, вдруг как-то неожиданно стало выходить. Выходило всё это сумбурно, криво, плоско и некрасиво. Мне казалось, что каждая фраза, каждая мысль должны быть объёмны, красивы, доходчивы, должны вызывать понимание, чувственную реакцию, ведь я столько пережил и передумал. Но ответом было только молчание. Я пытался ещё что-то сказать, выдавливал из себя фразы и уже понимал, что они никому не нужны: ни ему, ни, в конечном счете, мне. Становилось стыдно за свои слова. И только чувство безнадёжного отчаяния всё ещё пыталось что-то изменить в патовой ситуации.

- Я ни перед кем так не унижался, как перед тобой. Много было ситуаций в моей жизни, из-за которых я страдал. Я счастлив, что ты оказался лучиком света в моей жизни.

Говорил ещё какие-то слова, не мог их не сказать. Я задыхался без него. Он молчал и что-то медленно и задумчиво передвигал на столе. Когда я умолк, иссякнув, то увидел, что его рука медленно и бездумно передвигала салфетку и зубочистку по бардовой материи. Он нервничал? Наверно, нет. Я не могу сказать, что он испытывал. Наверно, какие-то чувства в нём всё же были. Мне даже показалось, что это понимание и жалость.

- Не надо ничего говорить, - попросил я, стараясь предупредить его слова.

Я боялся услышать его ответ. Он отрицательно покачал головой, его прекрасные глаза в темноте казались тёмно-синими, почти чёрными. Наступила неловкая пауза.

Может быть, было бы лучше, если бы он ругался, кричал на меня? Может быть, тогда бы я отстал? А может быть, наоборот, я бы ещё больше страдал и унижался? Было бы хуже? Хотя... куда уж хуже?!

Хотелось обо всём рассказать, ведь это так долго во мне собиралось и требовало поэтому направленного выплеска. Хотелось его обнять и прижать к себе, почувствовать запах тела, уткнувшись ему в шею. Было очень больно в те моменты, когда я представлял, что кто-то чужой прикасается к его телу, целует его в шею, ласкает его и что это взаимно. Я знал, что существует единственный способ прекратить это - расстаться, хотя, может быть, потом чувство станет ещё сильнее. Неизвестно, куда качнется маятник судьбы.

Затягивать паузу было нелепо. Я понял, что мне надо прервать разговор, попросил счёт.

- Я никогда не заставлю тебя делать того, чего ты не хочешь, и ты это знаешь. Он был растерян и не знал, что делать с моей любовью, ведь взаимности не было. Наверное, мне надо было быть более настойчивым.

В тот день он отказался от большого подарка, выбрав небольшой альбом по искусству. Он был прав, он всегда был прав. Или это судьба вела меня?!

Часть 2 (последняя)

Третья встреча

Он шёл мне навстречу в новой куртке, и я не сразу увидел его. Куртка была цвета хаки и шла ему, подчеркивала его фигуру.

- Примерил другую куртку, а на груди как будто сиськи появились, - рассказывал он, улыбаясь. - Не хочу иметь сиськи.

- Подойди поближе, - мне хотелось коснуться его.

Я потрогал ткань новой куртки.

- Ещё ближе, - погладил я его тело и неожиданно для себя сказал, - у тебя хорошая попка.

- Толстая. Вот, - он засмеялся, а я улыбнулся его кокетству.

- Посидим где-нибудь.

- Пойдём на набережную, - видимо, ему очень нравилось бывать там.

По дороге мы захватили большие бутерброды и сладкую воду. Я хотел взять вместо воды что-нибудь покрепче, но увидел, что ему это не нравится.

- Ну, ты вредина.

- У меня есть друг, так он ещё вреднее меня, вот.

Мне почему-то стало грустно от этих слов.

- Вреднее не бывает.

Мы опять проходили мост, но льдинок с "вечностью" уже не было - наступало тепло. Снежная Королева, наверно, уже умерла, а может быть, заболела и лежала одиноко во льдах.

- Скажи "мяу", зая, - мне захотелось подурачиться, - ну, скажи "мяу".

Я засмеялся и стал дёргать его за рукав. Он не говорил, раздумывая, и всё-таки решился.

- Мяу, - сказал он и тоже засмеялся.

- Ты сказал "мяу" примерно как "отстань". Скажи "мяу" как следует, - я опять дёрнул его за рукав.

- Мяу, - сказал он громко, и мы засмеялись.

Было приятно, что я добился своего.

- Ты не обижаешься на то, что я называю тебя "заей"?

- Не знаю.

Мы опять были на набережной, болтали обо всём. С ним интересно было разговаривать. Он рассказывал, что собирается работать модельером.

- Ты знаешь, у тебя получится, - согласился я и увидел, что ему были приятны мои слова.

Тёмно-синяя река всё так же дышала холодом. Я поймал себя на мысли о том, что южные реки не такого цвета.

- На юге реки не такие - они зелёные.

- Да? - удивился он.

- У меня есть знакомый с юга... - начал было он.

Но я его перебил:

- А я его знаю!

Он засмущался:

- Ну и знай... - и прервался, наверное, обиделся.

Мы сидели на гранитных ступеньках и жевали бутерброды. Я наблюдал за ним. Он ел аккуратно, не спеша, не роняя ни одной крошки, съедая всё. Весенний ветер раздувал его смоляные волосы.

- Ты маньяк, - сказал он мне, откусив небольшой кусок, и, наверно, чтобы не огорчить меня, улыбнулся.

Я обиделся, есть расхотелось.

- Ты же знаешь, что я не такой? Зачем ты так?

То, что было в подсознании, в чём я боялся сам себе признаться, вдруг неприятно обрело реальный облик. Только безумный человек, человек, уже потерявший контроль над своими чувствами, потерявший достоинство, самоуважение, стыд, может себя так вести. От понимания всего этого стало горько, неприятно и безнадёжно.

- Извини. Вот.

Мы помолчали.

- Слушай, а тебе никто не угрожал, не обзывал тебя в инете?

Он задумался.

- Был один натурал. Хотел переспать с парнем. Всё удивлялся, что у нас тоже могут быть чувства, - немного подумав, он добавил, - наглый такой.

Я тоже рассказал о своих контактах. Мне показалось, что он как-то изменился, слушая меня. Это был уже другой человек - чувственный, страстный, желающий. Мне и хотелось, и не хотелось поговорить с ним о его близких друзьях. Но мучительно было бы терзать себя - ревнивый зверь, сидевший внутри, пожирал бы меня.

Я коснулся его волос. Они были мягкие и густые.

- У тебя мягкие волосы, - сказал я.

- Нет, они жёсткие. Вот, - возразил он.

Апрельское неяркое солнце играло бликами на поверхности реки.

- Я скоро уезжаю.

Он промолчал. Хотелось плакать, но я знал, что этого делать нельзя. Это было бы банально и театрально. Я помнил его рассказ об одном его друге, который заплакал во время прощания, а он на него тогда накричал. Второй раз это было бы противным фарсом.

- Подари мне что-нибудь, - попросил я.

Он открыл свою сумку и стал что-то в ней искать.

- Посмотри, - он протянул мне свои конспекты с лекциями, - это мой почерк.

У него был аккуратный, понятный почерк.

- Вот, - протянул он мне двойной листок в клетку, на котором были нарисованы симпатичные звери.

- Это всё ты нарисовал?

- Не всё. Вот это - я, - показал он на симпатичную мордочку котёнка, - а это нарисовала подружка по парте.

Я рассматривал его рисунки.

- Забавные. Напиши на них что-нибудь.

Он достал ручку и написал посвящение. Затем снял металлическую пластинку с кольца с ключом и отдал её мне. На кусочке лёгкого металла на черном фоне был изображён дракон и выдавлена надпись "Эпидемия".

- Что это?

- Это группа такая. Вот.

Пластина была ещё тёплой от его рук (она и сейчас со мной, и всегда тёплая, когда бы я её ни взял в руки).

Кто-то позвонил ему. Он не спеша достал мобильник в тёмно-бордовом футляре и стал разговаривать с кем-то из своих подружек.

И пока он сосредоточенно разговаривал, я подумал: "Пока ты ещё им нужен, но скоро это пройдёт. У них появятся мужчины, настоящие мужчины, самцы. Твои подружки будут до безумия хотеть их, страдать из-за них и жаловаться тебе на них. Но они будут любить их. А ты... Ты будешь внимательно выслушивать своих подружек, искренне жалеть их, жить их жизнью. Ты будешь оставаться хорошей подружкой их ранней и нежной юности. Ты останешься куклой, с которой они любили играть, которую целовали в щёку, которой доверяли свои самые сокровенные тайны. Кукла будет лежать где-то, спрятанная и забытая. Иногда на неё будут натыкаться, радостно ей улыбаться, брать её в руки, вздыхать, целовать и снова забывать о ней, потому что она будет уже не нужна. Ты не сможешь и не захочешь понять, что происходит, будешь капризничать и дуться, но ничего изменить уже не сможешь - твоё время уйдёт...".

Закончив разговор, он аккуратно надел чехол на телефон и спрятал его в сумку, висевшую через плечо. Всё у него было в футляре, всё было хорошо и на своём месте, даже чувства. Хотя я догадывался, что это не так.

Зашли в церковь. Сегодня был праздник, и внутри были люди. Немного побродив и осмотрев всё, я вышел. Он немного задержался, а выйдя, возмутился:

- Много женщин было с непокрытыми головами, - и добавил, - это неуважение к церкви.

- Хм, - сказал я и подумал: "Во всём ты ищешь порядок".

Мы подходили к станции метро, где должны были расстаться.

- Как ты смотришь на то, что я приеду ещё раз?

Он улыбнулся.

- Было бы здорово. Вот.

Он уходил в прошлое, в воспоминания, улыбнувшись и подняв слегка руку. Совсем как там - в альбоме, на фотографии.

- Пока.

- Пока-пока.

Он улыбнулся чуть смущённо и ушёл. Я оглянулся - я не мог не оглянуться - он поднимался по лестнице.

Сожаления не было. Я знал, что скоро снова увижу его, надо только немного подождать. Я чувствовал, что огромное чувство, возникшее во мне и уже управляющее мною, ведёт меня куда-то в неизвестность. Может быть, к краю пропасти, а может - к вершине блаженства. Я понимал, что таким, каким был прежде, я уже не буду. Со мной осталась моя физическая оболочка, мои рефлексы, мои инстинкты. Но я стал другим человеком, другим существом.

Опять летел поезд, трясся вагон, и незнакомые люди окружали меня. Я думал, что уезжать будет тяжелее, и сам поразился той крепости духа, которая проявилась во мне. Я ощущал спокойствие, ожидание и терпение. Я ехал разобраться в себе, но так и не разобрался. Может быть, не смог... или не захотел. Человек за всё в жизни платит. И сейчас я тоже расплачивался.

***

Ночь. Темно. В окно смотрит золотая луна. Твоя красивая голова с мягкими густыми волосами лежит у меня на плече. Лицо уткнулось мне в подмышку. Моя рука затекла, но я не хочу тебя беспокоить. Мы лежим, прижавшись друг к другу. Нам тепло и хорошо. Ноги переплелись. Так, как ты любишь. Сок нашей любви склеил наши тела и стёк немного вниз. Мы единое целое. Единый организм. Я молча с любовью смотрю на тебя, на твои прекрасные густые ресницы и румяные щеки. Я счастлив, как никогда. Хочется плакать, но я не могу, ведь ты этого не любишь.

- Я тебя люблю, - говорю я ему.

Он улыбается во сне. То ли этим моим словам, то ли словам, сказанным накануне (Муза, попу прикрой!), то ли своим цветным и сказочным сновидениям с феями. Он тихо сопит, а я счастлив.

Ты прав - ты сделал то, что должен был сделать. Я ни к кому не испытывал таких сильных чувств, как к тебе, потому что я тебя люблю. Тебе предстоит ещё большая, долгая жизнь. Я не хочу, чтобы у тебя было столько плохого, сколько его было у меня. Хочу, чтобы ты был счастлив. А сейчас спи, зая! Мой сладкий и чистый юноша.

Всё проходит - остаётся лучшее... Спасибо тебе, Котёнок!

страницы [1] [2]