Чего ещё желать?

Часть 1

Был погожий осенний день, такой, когда воздух кристально чист, а небо пронзительно синее и прозрачное. Я вышел из дома в мрачном расположении духа, и обусловлено такое настроение было рядом причин, как то: одиночество, недовольство собой, склонность к философии... Даже не знаю, что первично... Недоволен собой я был потому, что в 27 лет можно достичь и большего, хотя в жизни ничего не происходит быстро. Одинок - потому что каждый раз, встречая миловидную барышню, я её идеализировал, после чего она открывала рот и сокрушала все мои иллюзии, особенно о наличии мозга в её прелестной головке. Ну, а склонность к философии всегда портила мне жизнь. Хотя я обладал весьма свободными взглядами, мне всегда приходилось считаться с лицемерием и комплексами социума, а это означало наступать себе на горло и жить, как все...

Быстрым шагом я двигался по жёлтой аллее навстречу солнцу, стараясь не думать о предстоящем. По плану я должен был явиться на благотворительный вечер в пользу малышей, страдающих лейкозами, там улыбаться нужным людям, жать им руки и восторженно благодарить спонсоров за поставку нового оборудования в наш госпиталь. Делать такое всегда неприятно, особенно если знаешь, сколько денег отмывается благодетелями на умирающих пациентах, но ничего не попишешь, оборудование было жизненно необходимо, и личная неприязнь не являлась поводом для того чтобы послать всех к чертям. Возможно, сия маленькая сделка с совестью и портила настроение, но... долг превыше всего! И, нацепив дежурную улыбку, я вошёл в зал.

Да, состоятельные ублюдки умели отдыхать красиво. Обстановка вечера была выдержана в мягких серых тонах, что подчеркивало серьёзность и печальную суть повода. Небольшая импровизированная сцена с огромным плакатом позади микрофона, изображающим внимательное юное лицо. Повсюду тематические арт-композиции, продажа которых должна была улучшить финансовое положение местного хосписа.

Пора было приступать к раздаче слонов, и, завидев одного из меценатов, я отправился выражать ему благодарность от лица всего нашего учреждения.

"Быстрее справлюсь - быстрее уйду", - это была единственная мысль, которая грела меня. Ну, может быть, ещё мечта о паре часов здорового сна, о коих я грезил уже неделю...

Вечер продолжался, и так как дела мои неуклонно близились к логической развязке (оставалось уделить внимание ещё парочке сочувствующих скупердяев, и я был бы свободен, как великий китайский народ), то решил ваш покорный слуга выйти на балкон с целью маленького перекура.

Солнце давно скрылось за горизонтом. Единственным напоминанием о нём служила пара багровых отблесков на крышах многоэтажек да розоватое невесомое облачко, застывшее на западе, аккурат над телевышкой, словно наблюдая за суетливым городом с высоты птичьего полёта с истинной безмятежностью, свойственной жителям небесных сфер.

- Вам нравится вечер?

Звук голоса вывел меня из лирического оцепенения, и я обернулся. К моему удивлению, на балконе догадался укрыться не я один. Передо мной стоял невероятно красивый брюнет в чёрном костюме. Большие бирюзовые глаза, дерзкий росчерк бровей, точёные черты лица, несколько хрупкая, но гармоничная фигура и такая бледная кожа... В этот момент я начал сомневаться в реальности окружающего. Таких не бывает!

Опровергая мои сомнения, юноша, вместо того, чтобы раствориться в сумраке, повторил свой вопрос:

- Вам нравится вечер?

- Ну, - я уже пришёл в себя и соображал, как ответить, - если Вы говорите о вечеринке за дверью, то категорически нет, а если о чарующей прелести осени снаружи, то да, думаю, нравится.

- Я говорил о небе. Луна взошла.

Он был прав; пока я предавался грусти и печали, на небе действительно появилась луна - огромная, оранжевая, совершенно чужая в серых небесах города.

Я почему-то вспомнил стихи и не заметил, как произнёс их вслух:

- А луна этой ночью,

как на горе, ослепла -

и купила у Смерти

краску бури и пепла.

И поставил я в сердце

с невесёлою шуткой

балаган без актеров

на ярмарке жуткой.

- Вам нравится Лорка? Вы поэт? - тихо спросил брюнет.

- Лорка - нравится. А вот поэт из меня никакой; с моей профессией на поэзию времени нет.

- И чем занимаетесь?

- Лучевой диагностикой. Проще говоря, благодаря дедушке Рентгену рассказываю докторам, что находится внутри у их подопечных, - тут я сделал загадочное лицо и, затянувшись, продолжил, - мрачная работа, но необходимая.

- Так Вы опасный человек - видите людей насквозь! - пошутил мой собеседник и с печальной улыбкой добавил: - А я вот художник. Пришлось явиться сюда, так как тут представлено несколько моих работ. В последнее время власть имущим нравится приглашать людей искусства на подобные мероприятия, это новый модный способ приобщиться к культуре, которой в их кругах и не пахнет.

- Сочувствую. Я здесь тоже не по своей воле. Осталось поулыбаться ещё парочке акул и домой.

- А Вы не могли бы помочь мне сбежать отсюда?

- Почему бы и нет. Что нужно сделать?

- Наберите мой номер минут через десять, и под предлогом срочных и неотложных дел я наконец-то уйду, сделав весьма озабоченный вид. Людям нужен спектакль, иначе они не верят.

- Лады.

Он дал мне свой номер, и мы распрощались.

За пять минут я успел завершить дела и вышел на улицу, где властвовала ночная прохлада и слышался шум проходящего поезда. Стало грустно. Я позвонил художнику, и вскоре на другом конце провода послышалось:

- Да, уже выезжаю. Не волнуйтесь, - потом приглушённые извинения кому-то из компании и беглое, - спасибо!

Далее послышались гудки, символизирующие конец связи, и с чувством выполненного долга, взглянув ещё раз на ночное небо, я отправился домой, подумав про себя, что юноша, по всей видимости, спешит навстречу своей любви. Тут в воображении всплыло несколько живописных картин, по большей части эротического характера, где девушка почему-то представлялась смутно, а вот юный художник во всех неприличных подробностях.

Я улыбнулся своим мыслям... и удивился. Несмотря на широту взглядов, обычно меня привлекали девушки. Но чертёнок был так хорош собой, что им хотелось любоваться как чем-то сродни предметам искусства.

Пока я предавался мечтаниям, рядом притормозила машина. Из её окна выглянул мой недавний собеседник.

- Спасибо! Вы просто спасли меня. Как я могу Вас отблагодарить? Может, подвезти домой?

- Да нет, я живу в квартале отсюда.

- Тогда выпивка за мой счёт! Садитесь. Где здесь ближайший бар?

Я сел в машину и незамедлительно объяснил, как лучше доехать до ночного питейного заведения, расположенного рядом с моим домом.

В помещении было сумрачно. Запахи разнообразных алкогольных радостей смешивались с сигаретным дымом. Из динамиков доносились приглушённые звуки джаза.

Устроившись поуютнее в уголке, мы сделали заказ и стали ждать.

- Прошу прощения, - воскликнул мой спутник, - совершенно забыл представиться. Алекс Тионакис, свободный художник, 19 лет.

- Дмитрий Никольский, доктор, - я пожал протянутую мне руку и спросил, - неужели грек?

- Частично.

Пока мы сидели, мирно попивая коньяк, я узнал, что Алекс не только художник, но и один из активных студентов Университета культуры. Занимается множеством интересных дел, от банального спорта до игры на скрипке. Живёт один, так как родители давно в разводе и у каждого своя семья. Подрабатывает тем, что рисует рекламные плакаты для разных организаций. Любит поэзию и кошек. Боится грозы и темноты.

Мы весело трепались, и я незаметно изучал парня; что-то в нём меня тревожило, но что именно, понять я не мог.

Несмотря на свой возраст, Алекс оказался милым, умным, тактичным собеседником. С ним было легко и интересно, а ещё за ним было приятно наблюдать. Когда он говорил, казалось, что его нежные тонкие руки живут отдельной жизнью, порхая, как бабочки, иногда продолжая рассказ хозяина уже без слов. Это было завораживающее зрелище...

Правда, оказалось, что мой юный друг совершенно не умеет пить. Где-то на середине второй бутылки коньяка, вернувшись из сортира, я обнаружил товарища мирно храпящим на столе.

М-да! Естественно, за руль сесть ему никто бы не позволил. Вызвать такси и отправить парня домой? Идея, бесспорно, хороша, но лишь для тех, кто может привести человека в чувство настолько, чтобы сей человек смог вспомнить свой адрес, не говоря уже о том, чтобы членораздельно его произнести. Посему, вспомнив юные годы в реанимации, когда мне не раз приходилось таскать на себе ребят в отключке, я расплатился и уволок Алекса к себе домой, благо дело, недалеко было. По пути он периодически приходил в себя и пытался цитировать Байрона, но получалось не очень правильно, и, путаясь в словах, он засыпал снова.

Добравшись до своей холостяцкой берлоги, я уложил бренное тело на кресло и занялся поиском чистых простыней. Вскоре, устроив для гостя лежбище, я оказался перед нелёгким выбором: оставить его в костюме или раздеть? Посчитав, что постель чистая, а костюм мять жалко, я выбрал второй вариант и приступил к разоблачению культа личности. Стянуть с юноши костюм оказалось довольно просто, правда, меня несколько обескуражило отсутствие нижнего белья, но что тут поделаешь - молодежь!

Укладывая на постель обнажённое юное чудо, я невольно залюбовался совершенством и красотой этого парня. Тонкая матовая кожа, стройные линии тела, беззаботно-невинное лицо спящего ангела...

"Хорошего понемножку", - сказал я себе, укрывая пьяного художника, и отправился спать в соседнюю комнату. Всё-таки я устал, чертовски устал... Засыпая на пути к подушке, я думал о том, что завтра выходной и что это очень правильно.

Часть 2 (последняя)

Проснулся я раньше своего гостя и, умывшись, пошёл на кухню стряпать завтрак, ведь вчерась, окромя коньячку, господа удавы так ничего откушать и не соизволили, так что есть хотелось жуть как. Заглянув в холодильник, я сделал вывод, что утренним блюдом вполне могут стать блинчики, и, взбив тесто на молоке, приступил к жарке.

Когда я подбрасывал на сковороде последний блин, в проёме дверей появился юный художник. Вид он имел уморительный: глаза сонные, физиономия виноватая, на голове творческий беспорядок, рубашка неправильно застёгнута. Не сдержавшись, я начал подленько хихикать, чем окончательно смутил Алекса, и он, потупив взор, пробормотал:

- Мне безумно неловко и очень стыдно... Простите за испорченный вечер... Не ожидал, что так выйдет... Надеюсь, я вчера не грубил? - тут он так виновато посмотрел на меня, что парня стало жалко, и я немедленно приступил к его воскрешению, так как в глубине души чувствовал и свою причастность к его плачевному состоянию. Не каждый может пить с медиком на равных, а с рентгенологом и подавно.

- Итак, по итогам вчерашнего вечера приз зрительских симпатий достался тебе. Уснул за столом, нагрубить или сотворить ещё чего-нибудь некошерного был не в состоянии. А почему? Потому что закусывать надобно! - ответил я на собственный вопрос и добавил: - Впрочем, не печалься, искусство пития не каждому дано, здесь опыт необходим, а в твоём юном возрасте ты ещё неплохо держался. Сейчас приведём тебя в чувства.

И я выдал своему гостю аспирин, молоко и завтрак в виде блинчиков со сметаной и вареньем.

- Надеюсь, ты всеяден, потому как ничего другого в холодильнике нет.

- Спасибо большое, - он наконец-то улыбнулся, - мне ещё никогда не готовили завтрак.

Тут настала моя очередь смущаться, и, пока юноша поглощал блины, я шутил, курил, пил кофе, суетился - в общем, делал всё, лишь бы Алекс не заметил моей умиленной рожи.

Вот так сумбурно мы провели утро. Вскоре парнишка засобирался домой, и, обменявшись телефонами, мы распрощались. Алекс ушёл, но оставил ощущение праздника, отчего хотелось петь песни и казалось, что можно перевернуть мир, стоит лишь захотеть.

Парень мне нравился, очень нравился... даже слишком.

После того воскресного утра, к моему удивлению, Алекс позвонил мне и предложил встретиться. Так и повелось, что виделись мы раза два в неделю, иногда вместе ходили на вечеринки, общались и попросту хорошо проводили время. Несмотря на разницу в возрасте и деятельности, у нас было много общего: хорошее образование, любовь к искусству, предпочтения в музыке и литературе. Мы оба любили читать Уильяма Берроуза под песни Doors...

Единственное, что смущало, так это то, что я никогда не видел Алекса с девушкой, а ведь с такой мордашкой проблем в этом плане у него быть не должно: впрочем, я считал это личным и не спрашивал парня о причинах такого положения дел. До определённого момента его личная жизнь вообще не представляла для меня особого интереса, пока я не стал замечать, что думаю о юноше чаще, чем следовало бы. Налицо, как говорил Бендер, были все пошлые признаки влюблённости: я не спал, потерял аппетит, тянуло писать стихи. Шутки шутками, но влюбиться в парня было для меня неожиданностью. Конечно, он красивый, умный, добрый, нежный... Но он парень! Это как-то неправильно.

Как я страдал! Коварный юноша с каждым днём казался мне всё обворожительнее, а сказать ему о своих чувствах я боялся, не просто боялся, физически не мог! Более того, я с ужасом представлял себе, что, если откроюсь, он уйдёт, а такая перспектива была для меня хуже смерти. Мысль о взаимности меня вообще не посещала - он был слишком хорош.

Подумав как следует, я принял решение оставить свои душевные терзания при себе и продолжать общаться с моей любовью в качестве друга. Так сказать, синица в руках... Идти на компромиссы и подавлять свои желания я умел, можно сказать, профессионально.

Так я и жил, пока на одной из зимних вечеринок не случилось следующее.

В свои права вступал морозный и жуткий февраль, холод стоял невероятный, и люди всё реже выходили на пешие прогулки, предпочитая тепло и уют домашних посиделок.

На сей раз собраться решили у меня, тем более что я обещал толпе праздник в честь дня рождения - собственного, разумеется. Пришло человек пятнадцать, и с песнями да шутками мы приступили к праздничному ужину, сдабривая это дело невероятным количеством элитного пойла и смешными фактами из биографии именинника. В разгар веселья я умудрился улизнуть на балкон - во-первых, порадовать лёгкие никотином, во-вторых, отдохнуть. Всё-таки большое скопление народа (для меня более двух) всегда утомляет, а если до встречи ещё полдня ужин готовить...

Затянувшись, я взглянул на небо. Хорошо! Хорошо, что Алекс здесь. Его присутствие заметно скрашивало циничное сборище медиков, да и скучал я по нему.

Сзади скрипнула дверь, и на балкон вышел мой свободный художник. Словно читая мои мысли, он улыбнулся:

- Что сбежал? Тяжко? Годы уже не те? Прохлаждается тут... Марш назад - развлекать общество, виновник торжества!

- Друг мой, я очень устал, - я безуспешно попытался сделать несчастный вид, а так как назад идти не хотелось, добавил, - лучше ты иди сюда, и я расскажу тебе о звёздах.

Астрономия всегда была моим коньком, и вскоре я уже вовсю рассказывал юноше о дивных далёких мирах. К тому времени, когда я добрался до описания красного гиганта Бетельгейзе на плече Ориона, мой друг заметил, что мы остались почти одни. Гости незаметно разбрелись по домам, и последняя группа товарищей спешно прощалась, так как такси уже ждало их у подъезда.

Алекс тоже засобирался домой. Он уже стоял на пороге и говорил какую-то длинную прощально-поздравительную речь, когда я тихо попросил:

- Останься.

- Зачем? - он с искренним удивлением уставился на меня.

А что я мог ему ответить? Затем, что ты нужен мне? Затем, что без тебя я не хочу жить? Затем, что я люблю тебя - до безумия, до дрожи в голосе, до слёз?

Видимо, мои мысли как-то отразились на моём лице, потому что Алекс стал смотреть на меня уже не удивлённо, а, скорее, обеспокоенно. Мне стало страшно. Я уже лихорадочно соображал над какой-нибудь шуткой, которая могла бы исправить положение, но сказать всё равно ничего не получалось, и это было ужасно.

В тот самый момент, когда пауза затянулась до неприличия и я был готов сквозь землю провалиться от стыда, Алекс меня поцеловал.

Сказать, что перехватило дыхание и голова пошла кругом, - не сказать ничего! Я был на грани обморока, а он всё продолжал нежно целовать меня в губы, в нос, в глаза, в шею... Его руки уже робко путешествовали по моему телу, нежно и настойчиво исследуя новые территории.

- Думаю, я правильно тебя понял? - спросил он скорее утвердительно.

Казалось, что мимо проносится вечность, а мы всё стояли на пороге, не в силах оторваться друг от друга. Я потерял чувство реальности, он был в моих руках, и я хотел раствориться в этой невероятной нежности навсегда. Окружающий мир не существовал более. Были только его бирюзовые глаза, ласковые ладони, тихий шёпот... Он всё ещё что-то говорил, что-то успокаивающее, обжигая своим дыханием, сводя с ума.

К тому моменту, когда я уложил это чудо на кровать, его тело превратилось в какой-то невероятный сложный инструмент, отзывающийся на каждое прикосновение мелодией стонов.

Я целовал его губы, нежные ямочки над ключицей, плечи, неловко справляясь с застёжками одежды. Потом я спустился к трепетным окружностям сосков и, поиграв с ними немного, продолжил путешествие вниз, где определённая часть Алекса уже застыла в нетерпении. Красивый, ровный, упругий орган с нежной розовой головкой, довольно внушительных размеров, подрагивал в ожидании. Я прикоснулся к нему губами, продолжив исследовать языком всё тонкости его рельефа. Немного задержавшись на уздечке, я спустился к округлым шарикам и, уделив должное внимание каждому из них, плотно обхватив губами головку, продолжил ласки, с каждым движением давая проникнуть члену в себя всё глубже.

Алекс уже не сдерживал стоны. Я даже испугался, что по причине неопытности в этих делах причинил парню боль. Но стоило мне взглянуть на лицо парнишки, я понял, что стоны явно имели другую природу.

Через некоторое время Алекс отстранил меня от себя и тихо попросил:

- Возьми меня... Только, - тут он смущённо опустил взгляд, - я не совсем знаю, как себя вести. У меня ещё не было...

- В смысле, с парнями? - спросил я.

- Ни с кем...

- Уверен, что хочешь? Скажи - и я остановлюсь.

- Хочу, - он ласково улыбнулся и добавил, - хочу, чтобы это был ты.

Что и говорить! Я был на седьмом небе!

Продолжая целовать своё счастье, я мягко развёл его ноги и немного согнул их в коленях. Ни одно укромное место этого тела не должно было остаться без внимания.

Пробежав поцелуями по внутренней стороне бедра, я прикоснулся к его маленькой дырочке, что заставило Алекса вздрогнуть. Дав ему отдышаться, я продолжил ласки, уже нежно вторгаясь внутрь языком. Как же горячо было там! Через некоторое время, нащупав пальцем бугорок простаты, я массирующими движениями от периферии к центру и вниз продолжил двигаться внутри, параллельно лаская член губами. Это дало возможность парню расслабиться, и вскоре колечко пропускало уже два и даже три пальца.

- Дима... пожалуйста... я на пределе... не мучай... возьми, - шептал мой художник.

Я смазал свой ствол, который уже давно был готов к бою, и, приподняв юношу за бёдра, стал аккуратно входить в него. Алекс не сопротивлялся, напротив, даже подавался мне навстречу.

Как же там было тесно! С каждым толчком я оказывался всё глубже, пока не упёрся лобком в промежность. Двигаясь медленно вначале, вскоре я стал наращивать темп, уже входя на полную длину и почти полностью вытаскивая свой член из жаркой попки.

Алекс стал дышать чаще, выгнулся дугой, и я увидел, что он кончает. Подрагивая, его член струйку за струйкой выбрасывал из себя всё новые порции спермы. Колечко ануса пульсировало, и волна бешеного оргазма накрыла меня. Казалось, что всё исчезло, потом где-то внутри взорвалась звезда, и я перестал существовать, исчез в волнах бесконечности...

Когда я пришёл в себя, то увидел, что Алекс судорожно всхлипывает и почему-то дрожит.

- Эй, малыш, ты чего? - я не на шутку перепугался. - Тебе больно? Душа моя, я сделал что-то не так?

Он отрицательно покачал головой и крепко-крепко обнял меня, прошептав на ухо о том, что счастлив. Так мы и уснули в обнимку, рассказывая друг другу всякие глупости...

Субботнее утро. Луч света, проникший в разрисованное морозом окно, привёл меня в чувство, и я с ужасом осознал, что нахожусь в постели один. Прекрасный юноша исчез, возможно, навсегда... Сердце похолодело...

От отчаянных мыслей меня отвлекли странные звуки, доносившиеся из кухни. Там что-то звенело, падало, и кто-то озвучивал своё недовольство отборной бранью. Стремглав, я понёсся на этот шум.

Такого беспорядка в моём доме не было со времён ремонта. Повсюду была мука, какие-то непонятные продукты, казалось, даже на стенах, а посреди всего этого великолепия стоял мой свободный художник со сковородкой в руках, сияя и улыбаясь.

- Яичница по-гречески! - гордо заявил он, и мы рассмеялись.

Я любил этого парня, и, по всей видимости, это было взаимно... Чего ещё желать?

страницы [1] [2]