Зачёт

Этот преподаватель мне нравился всегда больше всех остальных. Да, именно так оно и есть. Я двадцатилетний парень, и меня охватывает озноб при осознании того, что мне нравится этот толстый лысоватый мужик, который беспрестанно потеет.

Тяга к мужикам у меня была всегда, сколько я себя помню. Причём не просто к мужикам, а к мужикам полного телосложения - настоящим толстякам. При виде такого красавца у меня автоматически вырабатывается слюна, сбивается поступь, если он проходит мимо, сладко тянет в паху... Сначала я считал себя ненормальным, потом считал, что эта тяга - от недостатка сексуальной активности с женщинами. Но когда, всячески "наобщавшись" со слабым полом, я не утратил своей мужеловственной наклонности, то понял, что это неспроста...

Я был так рад, что читать лекции по этике и эстетике был назначен нам именно Валентин Алексеевич Павлов. Абсолютно ненужный с изначальной точки зрения молодого и достаточно грамотного физика предмет был теперь интересен для меня. Член вздымался минут через 10 после начала каждой лекции, когда моё зрение само собой концентрировалось на толстых губах, обрамлённых пухлыми щеками, мужчины лет 45, который пытался читать одному ему интересные лекции. В аудитории обычно было очень тепло, сам преподаватель пытался двигаться, обращая наше внимание то на доску, то на природу за окном, то на стол, где он раскладывал разные безделушки. Я отчётливо видел, как его большое тело колышется под рубашкой, как чуть облегающие брюки его подчёркивают большую мягкую попу, которая перекатывается при любом движении справа налево и обратно...

К сожалению, этика и эстетика для физиков читалась всего семестр, поэтому я понимал, что по мере приближения зачёта пытаюсь придумать возможность растянуть чисто визуальное удовольствие с одной стороны, а с другой стороны, ловлю себя на мысли, что давно уже созрел для того, чтобы ворваться в этот мягкий мир тела зрелого человека своим небольшим, но твёрдым членом.

Обычно я сдаю тесты и экзамены первым. Я на хорошем счету у преподавателей, у меня достаточно много в зачётке отметок "отлично" при небольшом количестве "хорошо" и полном отсутствии других оценок. Но я не "букварь" в чистом виде, просто люблю добиваться хороших результатов, и мне это удаётся.

Однако зачёт по этике и эстетике я тупо проспал. Это бывает не часто. За время учёбы в универе со мной это случилось вообще в первый раз. Прискакав к аудитории, в которой принимали зачёт, я увидел выходящую последней блондинку Катерину, которая была дочкой какого-то директора какого-то рынка, поэтому не утруждала себя учёбой. Я влетел в коридор, встал перед нею, стоящей с расстроенным лицом, и поинтересовался для приличия:

- Привет. Как успехи?

Катюха, поправляя на себе мини-юбку, только бросила в ответ:

- Да он импотент просто! - и, тряхнув своей сияющей шевелюрой, продефилировала к выходу из здания.

Открыв дверь, я увидел сидящего за центральным столом Валентина Алексеевича. Он, как обычно, одной рукой обмахивался тетрадкой, а другой теребил пуговицу на рубашке - то застёгивал, то расстёгивал её.

- Проходите, пожалуйста, все уже отзачётились, - сказал он, устало улыбнувшись мне.

Я взял билет, а сам бессовестно уставился на прорезь в верхней части его рубашки. Господи, почему мне так нравится мужская грудь и так не нравится женская? У Павлова была грудь как раз такая, от которой мне становилось очень хорошо: мягкая, большая и малость волосатая - это всё было так хорошо видно и так переливалось капельками пота... Он, увидев, на чём задержался мой взгляд, вдруг стал пунцово-красным.

- Жарко ужасно. Едва высидел, пока девицы сдавались, - пролепетал он, как бы оправдываясь.

Я сел за стол и попытался сосредоточиться на билете. Мысли были. Но не по билету. Член начал вздыматься и, приятно упёршись в ширинку, сладко гонял кровь по всему моему телу.

Просидев в таком состоянии минут 15 и ничего не написав, я вдруг очнулся от того, что рядом стоит Валентин Алексеевич.

- Что, молодой человек, какие-то затруднения?

Он наклонился к моей тетради, опёрся на локти и принялся читать билет. Мои же бесстыжие глаза упёрлись в прорезь его рубахи, через которую было видно пиршество тела мощного мужчины. Я ясно увидел даже его соски, набухшие и затвердевшие на кончиках - видимо, от пота, и рельефно выделенные в шёлковой рубашке. Смесь всего этого вкупе со звуком шумного дыхания с одышкой производили чрезвычайно хулиганское во всех смыслах действие на меня.

Медленно вытянув руку вперёд, я дотронулся до рубашки преподавателя, облегающей его пухлую грудь. Валентин Алексеевич стоял как вкопанный. Только его глаза, на мгновение переведённые на меня, немедленно закрылись, а рот приоткрылся. Я сжал его грудь - оттуда вырвался тихий стон. Я начал молча и сосредоточенно мять грудь уже давно желанного для меня мужчины. Потом моя рука полезла под его рубашку. Валентин Алексеевич стоял всё в той же позе. Глаза его были закрыты, губы слабо шевелились - из шёпота время от времени до меня доносилось глухое воркование.

Я встал и быстро расстегнул ширинку. Достав стоящий колом член правой рукой, левой я ласково погладил щеку Валентина Алексеевича. Какая же она была горячая и влажная! Аккуратным, но верным направляющим движением я повернул его голову к моему члену, который уже жаждал сексуального погружения, причём столько времени! Головка скользнула между губами и натолкнулась на горячий язык...

Движения головой Валентин Алексеевич совершал уже самостоятельно, я только слегка поддерживал его за его восхитительные щёки. После первого десятка таких движений, которые раз от разу становились всё глубже, преподаватель вдруг откинулся назад, перекатываясь, дошёл до стола, схватил связку ключей, кинулся к двери и, быстро заперев её, рванул назад к парте, по пути прямо перед моими ногами бухнувшись на колени...