Рубацкий рекомендует воздержание

- Люда, слышала? Рубацкий приказал завязывать. Так что всё, дорогая, прости, - развёл руками Гена, вернувшись с Антоном с балкона.

Комнату наполнил мужской табачный дух.

- Как скажешь, Геночка. Но потом не удивляйся.

Гена посмотрел на Люду влюблённо-успокаивающе - типа "Ну чё ты? Не заводись".

- Да это не про вас, - махнул рукой Антон. - Рубацкий имеет в виду воздержание от оргазма без партнёра.

- Люд, отменяется воздержание!.. И в чём цимес воздержания, если нет партнёра? Для кого воздерживаться?

- Цимес в том, что когда... - Антон показал рукой жест "мастурбировать", - энергии текут по кругу, и происходит как бы короткое замыкание. Чакры закрыты сами на себя.

- Чакры, хуякры... А без... - те же движения, - энергии текут прямо в мозг, и наступает спермотоксикоз, - тут Гену осенило. - А, вон чё ты нервный такой!

- Я нервный?

- Ты. Я уж думал, ты опять... заколесил.

- Завязал я с колёсами, говорю тебе! Не заёбывай!

- О - чакротоксикоз головного мозга детектед. Люд, знаешь, почему я оставил свой комп в Красноярске?

- Заткнись, козлина! - Антоха сделал ему удушающий, подсечку, и загромыхала стандартная мутузиловка.

Людмила, как опытная сиделка в палате буйных, рутинно спасала посуду от падения со стола.

- Все, пошёл садик.

Но тут случилось нестандартное. Гена резко потребовал прекратить борьбу и оттолкнул друга.

- Фу, блядь! Ф-фу! Иди на хуй, урод! - Генка встал, передёргиваясь, как от случайного прикосновения к пауку. - Хуль ты ржёшь, говно?.. Бр-р... Не подходи ко мне больше.

Антон поднялся, прикрывая промежность, и сел за стол. Особой наблюдательности не требовалось, чтобы понять причину Генкиной реакции.

Люда ещё не вышла из образа не слишком впечатлительной сиделки:

- И давно ты следуешь рекомендации гуру?

- Как Светка уехала. Недели три... Больше, - и Генке, примирительно: - Слышь, мудило, харэ целку строить. У меня и так (ты ж знаешь) тестостерон повышен, и без Рубацкого. И чё делать?

- Контрастный душ прими.

- Три раза уже сегодня. Так и простудиться недолго.

Антонов "эффект повышенного тестостерона" наблюдался Геннадием однажды в течение целого полугода каждый день - на заработках в Красноярске, где они снимали комнату на двоих. Стояк мог появиться в любое, самое неподходящее время.

Антоша спал чаще всего на спине, и его пульсирующий, конвульсивно вздымающийся пенис регулярно "украшал" интерьер. Вернувшегося утром со смены Гену всякий раз приводила в шок порнографическая инсталляция: предпочитающий спать нагишом Антоша со своей "статуэткой" и сбившееся в угол или уползшее на пол одеяло.

Всё пространство под компьютерным столом за краткий период покрылось засохшими потёками спермы. Мистер Тестостерон, гоняя лысого во время просмотра очередного графичного контента (иногда и не стесняясь друга - уж так бывало невтерпёж), старался сбрызгивать на газетку. Но мера обладала ограниченной эффективностью. В результате, к собственному компьютеру Гена подходил только при крайней нужде, сдерживая рвоту.

- Вот мразь! Пачкун ебучий!

- Тестостерон-с.

- Щас тебе будет, блядь... тестопропиздон-с.

Естественно, подозревался эксгибиционистский мотив на фоне латентного гомосексуализма. Но никогда ничего гейского за Антоном не числилось - ни в общении, ни в знакомствах, ни в поведении, ни в файлах и страницах, им просматриваемых.

Учитывая данные Антохиного анамнеза, совет избегать онанизма вызывал тревогу.

- К чему такие жертвы?

- Запрет на это дело понуждает налаживать взаимодействие с внешним миром, повышает к нему интерес и важность мира для тебя. Ты становишься жизненно заинтересованным в нём, и внутренняя скованность, закрытость, интровертность не только требуют преодоления, но и утрачивают ценность, значимость. Типа того.

- Да ты аутизмом, вроде, не страдал никогда. И кстати, говоришь ты, как зомбированный сектант.

- Не в аутизме дело, а в перенаправлении энергий из закольцованного состояния во входящие и исходящие потоки. Рубацкий - не секта.

Люда решила поддержать страдальца:

- А зерно истины тут есть, Ген. Смотри...

- Есть. Но не будет ли вреда больше, чем пользы?..

Он разбудил Гену среди ночи.

- Ген, поможешь?

И ушёл - как сомнамбула.

На кухне его нет, в зале нет. Чем помочь? Порезался, может? Перебинтовать?..

В ванной. Лицо - пугающе болезненного цвета, восково поблёскивающее испариной. Тело бьёт мелкая дрожь.

- Ты... чё с тобой?

- Это... только не ори. Никогда не думал, что попрошу тебя об этом...

Гена нахмурился, почуяв очередной тупорылый, в хуй не тарахтевший напряг от Антоши.

- Чё надо? - он надеялся только, что оттопыривший трусы Антонов агрегат к делу отношения не имеет.

Антон пытался, но так и не смог озвучить просьбу. Вместо этого вполне красноречиво потянул резинку трусов вниз, обнажая беспокойство всей его жизни.

- Тю ёп! Ты чё, ёбнутый совсем, что ли?! Идиот, блядь!.. Да ну, нахуй! Мы, короче, уходим.

Пошёл будить Люду. Сел на кровать и ощутил всей кожей мерзость и сюрреализм происходящего. Толкнул жену в плечо.

- Люд, вставай. Собирайся.

- М-м-м? Что случилось?

- Да ничего. Надо ехать.

- А что случилось?

Как объяснить, почему надо бежать из дома друга в полтретьего ночи так, чтобы не выставить этого еблана в самом незавидном, постыдном свете? А самое главное - как не испачкаться в несмываемой грязи, которая всплывёт при этом?

- Да... извини. Приснилось что-то. На новом месте всегда фигня снится. Спи. Пойду покурю.

"Стопудово - новая неведомая наркота. С виагрой её мешают теперь, или что? Секта этого Рубацкого-Мудацкого ещё... Дебилоид! Вечно вступает - не в говно, так в партию. Реально - за-е-бал!"

Люда уснула, а он был уверен в том, что и глаз сомкнуть не сможет.

Антон на кухне делал чай.

- Слышь, даунито! Это наркота какая-то новая? С виагрой, что ли?

- Да какая наркота?! Отъебись.

- Нихуя себе! Это я к тебе приебался, это я тебя разбудил, оказывается!.. Так, всё. Подрочи и - спать!.. Антонио... Похуй на этого Говняцкого. Пойди передёрни и не еби мозги - ни себе, ни людям. А то у тебя, в натуре, замыкание. Пиздец, он мне тут... хрен свой подкатывает!

- Нельзя.

- Почему, блядь?

- Херово буду себя ощущать. Трудно объяснить. Говном. И все усилия насмарку.

- Ох, идиот...

- Тебе трудно, что ли?

- Охуеть! Хуяцкого своего попроси завтра передёрнуть тебе. Или соснуть... Ф-фу! Я же не отмоюсь от этого никогда!..

- Я с ума до завтра сойду. Серьёзно. В самом деле, нужно. Как медицинская помощь. Не секс же с тобой: нахуй ты нужен. Выключи свет и просто покачай, я быстро. Давай!

Он сам встал и выключил освещение. Хлопнула резинка трусов. Генкину голову затопил прилив неконтролируемой ярости.

- Слышь, педрило, - Гена направился на него с кулаками, - я те выключу...

И отпиздил. Без скидок на то, что бьёт друга, да ещё в его доме. Отхуярил, вспоминая неудобства, досады и огорчения, которые причинял ему этот Антошечка, ничего не давая взамен и ни разу не извинившись. Антон не оставлял без ответа нападения, но больше защищался. И если бы не Люда...

При затягивании сигаретой непривычное ощущение перекошенности ушибленного лица усиливалось, а раны во рту болели сильнее.

- За что это ты его?

- За всё. За идиотизм.

- А-а. Ну и правильно, - шёпотом прорезюмировала она.

Это "ну и правильно" переключило некий тумблер оценки восприятия. Непонятно откуда, в области диафрагмы потянуло холодком предательства.

А ведь действительно, за что? Что - по большому счёту - сделал он плохого? Не только сегодня, а вообще когда-нибудь... Много всего. Но по мелочи, ничего смертельного. Никогда не украл, не обманул, не подставил. Всегда был рядом или на связи. Не только присутствие, но и само существование его на свете заставляло стремиться быть лучше. Взгляд неравнодушного, но беспристрастного и чистого в намерениях друга Гена ощущал на себе постоянно, круглосуточно. Даже когда Антохи не было в прямой видимости. Что бы Гена ни делал, для кого бы ни делал, внутри что-то ловило этот взгляд и произносило: "Друг, зацени!". Он много раз замечал в себе такое. И старался, чтобы никогда не омрачался, замутнялся или прерывался их взаимный присмотр. Как бы странно и внезапно это ни звучало, но, выходит, именно этот говнюк и являлся долгие годы носителем смысла Генкиной жизни. И ни один человек более!.. Припомнил проступки и покарал за них. Да разве они стоят хотя бы волоса, упавшего с его головы? А сам-то, сам-то достоин хотя бы этого волоса?.. Пиздец. Антошик!

- Козлодоев, блядь, ты как там, норм?

На Антоновом лице живого места не было.

- Е-ба-а-а-ть!.. Ну и урод!

- Съебись.

- Ты это... Как там, отпустило? Полегчало, не?

- Съебись, говорю.

- Козлодоев... - Генка потрепал его за плечо. - Живой, - и первый раз в жизни обнял своего Антонио.

Тот обнял его в ответ.

- Ну всё, блядь, отъебись, гомосек. Больно; ребро, гандон, сломал, наверное.

- Обязательно... Короче, давай, пока я добрый, - Гена вынул из коробки возле мойки пару одноразовых виниловых перчаток и неумело натянул их. - В медицинских целях ничего пидорского нет.

- А сразу, без истерик, нельзя было? Или я тебя когда-нибудь просил делать какую-нибудь хуйню... ненужную? - Антон выключил свет на кухне.

- Давай уже. Дохуя пиздишь. Как тёлка.

Антон опустил трусы. В полутьме, посреди кухни, поблёскивала голова неведомого животного, сидящая на крепкой толстой шее - залупа. Гену всё же обуяли сомнения.

- Блядь, поверить не могу, что я это делаю, - и взял в руку пенис. - Ёбаный насос!

Друг издал звук, похожий на ноющий плач. Его трусило. Пациент был близок к обмороку.

Странный опыт. Любой, самый гетеросексуальный мужик знает, как ласкать собственный член для максимального удовольствия. Но это умение трудно перенести на манипуляции с чужим органом. Гена попробовал погонять шкурку.

- А... Ай... Ген, уздечку порвёшь...

- Ну, блядь, извини. Первый блин комом... А чё, скоро ты?

- Скоро; я когда ссу, то его даже в руки не беру - боюсь кончить.

- Так! Если на меня попадёт хоть капля, я из тебя вообще фарш сделаю и спущу в унитаз! Понял, нет?

Антоха развернулся к нему задом, и Генка из-за его спины продолжил ощупывать (надо сказать, внушительный) хер.

- О, о, вот хорошо... Генчик, я тебя ещё попрошу...

- Чё ещё?

- Другой рукой... за яйца... возьмись за яйца.

- О, господи! А соски помассировать тебе?

Чтобы одной рукой наяривать елдак, а другой достать до мудей, пришлось плотно прислониться к товарищу, отчего ширинка Гены упёрлась в Антохин зад, отнюдь не неподвижный. Антон то крутил тазом, то водил им вперёд-назад... то выше привстанет, то коленки подогнёт. И всё со звуками сладострастия, к которым вскоре присоединились хлюпанья перчаток, размазывающих по члену обильное количество смазки.

- Вот шлюха! - оценил друг.

- Ген... прости меня. Я тебе столько хуйни доставил. Я тебя, наверное, достал пиздец как.

Генка снял перчатки и второй раз в жизни обнял Антона.

- Заткнись, родной.

Ему захотелось сделать для друга максимально качественную работу. Он не только качал именно так, как качал Антон перед монитором в Красноярске (всегда левой рукой, большим пальцем слегка надавливая на спинку члена), но и с неподдельным удовольствием лаская его яички, бёдра, живот, грудь и даже зад. Он откровенно лапал и тискал друга, стонущего, как в бреду. А ещё Гена не обращал внимания на капающие ему на руки слёзы.

Антон, нащупав правой рукой Генкины гениталии, жадно в них вцепился. Практически тотчас достигнув точки невозврата, он забился в объятиях самого близкого в мире человека, толчками посылая струи и капли через всю кухню. Было слышно, как они приземляются на обоях, стёклах, посуде, линолеуме...

Зажёгся свет. На лицах парней, несмотря на гематомы и ссадины, безошибочно читалось нирваническое умиротворение. В дверях стояла Люда. На неё тоже попало немного.