Пятая шкатулка

Соседка горевала за заборчиком, раздражающе напоминая сиротку в отчаянии. Залитая слезами, слюнями и соплями, обездоленная, сникшая и одутловатая, дымила помятой, намоченной сигаретой в толстых, с красным лаком на ногтищах пальцах. Попытался скрыться.

- Здравствуй, сосед.

Я приветственно махнул и кивнул, деликатно продолжая отступление. Во дворе найдутся дела, а прополка межи подождёт.

- Сосед, а ты не видел нашу лопату? Вот здесь стояла. Может, у тебя?

Ей удалось заговорить со мной.

Беседа индуцировала панику невозможности бегства, а когда дошла до основной проблемы, облепила холодной, мерзкой, едко пахнущей испариной:

- Не знаю, прямо... Данька мой, оказывается, голубой... Что делать мне, ума не приложу.

- Ох!.. Ну, что я могу сказать? А ничего не делать. Всё то же самое, что и раньше: присматривай себе невестку. А лучше - зятя. Что тут сделаешь?.. Лопату поищу. Сейчас гляну в сарае...

Да, жизнь горазда на подлянки. В ближайших дворах живут ещё четыре (четыре!) парня 19-27 лет. Имея фотографическую память (профессиональное), помню каждый изгиб, цвет и текстуру их сводящих с ума тел, каждую чёрточку лиц, голос и запах. В закладках лежат ссылки на их аккаунты, а в директориях - фотки. На каждого имеется едва не досье. Даньку же не замечал и при встрече, не тут же вспоминая его имя и кто он такой вообще. Данил, Данила, Даниил?.. Так нет же, ни одна из четырёх мам не подошла ко мне с великолепной жалобой на особенность страстотерпий сына! Из пяти шкатулок в четырёх были призы, но Судьба подсунула пустышку.

На вопрос, как им быть, впрочем, ответ был бы таким же.

Не далее, чем на следующий день, попросила пустить Данила спилить ветви моего абрикоса, накрывшие их веранду. Часа два мыкались, а она всё кудахтала вокруг, разжигая и поддерживая то и дело гаснущий огонёк общения.

Зовут его на самом деле Данил, 24. Тело - не то чтобы с лишним весом, но какое-то рыхлое; сутул. От него странный запах. Одежда и обувь сидели как чужие и казались ношенными до него. Если и улыбался, то своему внутреннему диалогу неизвестно с кем и о чём. В разговоре с матерью сквозил каприз. В целом - травмированный какой-то, дикий.

Куда делся отец, последний раз года три назад показывавшийся на людях, промямлили нечто невразумительное. Ну, ваше дело...

Завели моду попадаться на глаза. Месяцами их не видел, а теперь то один, то другая, то одновременно встречались мне у ворот, в магазине, на улице. Я вполне искренне улыбался им, иногда и первым заговаривая. Но всякий раз тужась: Данил, Данила или Даниил?..

Ехал в автобусе. Первые пару остановок он себя не обнаруживал. Возможно, решил, что нарочно не обращаю внимание. Но взгляды встретились, и на моём лице наверняка отразилось неподдельное удивление: едем, мол, нос к носу, а я и не вижу.

Говорили на отвлечённые темы. Он пытался шутить, но как-то... А рука его с тяжёлой сумкой всю дорогу беспокоила мне промежность. Я поворачивался по-другому в забитом салоне, но не помогало.

Вскоре между делом известили, что дом продают. Отнёсся к этому равнодушно. Разве что не люблю перемены в привычном окружении.

Продали мебель, барахло. Потом и само жильё. Мать отправилась в другой город подыскивать квартиру, а насчёт сына договорились, что поживёт это время у меня. Заплатила сразу за два месяца. Даниле нужно закончить дела в институте, да и мне лишняя копейка.

На третью же ночь вернуло из предсонного забытья что-то сжавшее пятку поверх одеяла. Данил, зачем-то держась за неё, стоял без трусов в ногах дивана. Другой рукой оглаживал член. Опустился на колени, оголил мне ступню, потёр об неё головкой. Взял за щиколотку, пристроился поудобнее и принялся размашисто "трахать".

Я не реагировал. Разве что пальцами сношаемой ноги пытался поймать и ощупать телепающиеся волосатые яйца.

Скоро темп замедлился, но усилился нажим ещё более затвердевшего органа. Напоминало ортопедический массаж - до тех пор, пока "массажёр" не дал течь.

- Пап, пап, пап... Па-а-а...

Боже, папа тут при чём? Но самая феерия - Данил тщательно всё вылизал!

И ушёл наконец.

Я вытер о пододеяльник ногу и нанёс ответный визит, захватив резину и лубрикант.

Он, почти в полной темноте, пытался понять, что мне нужно. Я сбросил одеяло. Трусы он с готовностью помог с себя стянуть, лёг на живот, выпятил и раздвинул руками ягодицы.

Драл я Данилку грубо. Он грыз подушку, судорожно стискивал кулаки, весь сжимался и трясся от боли, сопел и просил папу о чём-то, до чего мне не было никакого дела. Впервые в жизни мне нравилось мучить партнёра.

Странно, но утром не ощущалось, что произошло хоть что-то примечательное. Ни смущения, ни неловкости, никакой новой интонации или чего-то такого во взглядах. С одной стороны, подобные события ожидались. А с другой - абсолютно не грузился, что он обо мне думает, как сложатся наши отношения и сложатся ли вообще.

Всё изменило обнаруженное в почтовом ящике письмо, адресованное мне бывшей соседкой. В нём она просила никого не винить в своей смерти.

Не видя смысла жить и не имея сил на дальнейшее существование, за отсутствием других возможностей она доверяет мне сына и все принадлежавшие ей средства. Она считает более разумным оставить вырученные от продажи движимого и недвижимого имущества деньги мне, так как в руках Данила они "будут профуканы". Других потенциальных распорядителей капитала, могущих заодно с деньгами принять и её сына таким, какой он есть, не существует. Просила, несмотря на незначительную разницу в возрасте между нами, заменить Данечке отца. Рассчитывая на мою порядочность и добрую волю, покойная... и т. д.