Когорта 47. Яма

Часть 1

Подкатегория: без секса

Его поймали. Его поймали после пяти дней скитания по лесам и бесконечным полям. Его поймали осунувшегося, израненного кустарником, вымотанного и голодного. Когда его заметили и начали погоню, он дико испугался и первые четверть часа, движимый настоящим животным страхом, бежал, не разбирая дороги, по предательски мягкому мху, сшибая головой и плечами сухие ветки. Но, когда лес неожиданно кончился и перед глазами раскинулось поле с пожухшей травой, он не сделал и десяти шагов. Рухнув на колени, он зажмурил глаза и, чувствуя, как за его спиной стремительно приближаются преследователи, непроизвольно заскулил.

- Попался! - азартно крикнул некто, спрыгнувший в метре от него.

Не зная, откуда ждать удара, который, как он считал, непременно должен быть, он судорожно втянул голову в плечи и стиснул зубы. Его повалили и придавили шею коленом. Он упёрся руками в сырую землю и тяжело дышал. Вокруг шумела трава и ржали лошади.

- Больно тощий, - кто-то произнёс сверху над ним.

- Так, дикарь. Сколько он шастал чёрте где?

- М-да...

- Зато самец! Смотри-ка!

Его схватили за плечи и перевернули на спину. Шесть пар глаз уставились на него. Некоторые улыбались, а некоторые смотрели на него с презрением.

- Не-е, крепкий самец, - одобрительно протянул человек слева.

- Ну, откормим! - сказал второй, рядом с ним.

Стоявший напротив, с плетью в правой руке, подошёл к нему и, встав на одно колено, широко улыбнулся:

- Ну что, беглая жопа! Теперь ты наш, - и он похлопал его по щеке. - Устал?

Он молчал.

- Ну-к’, скажи ч’о-ни’дь! - человек справа пнул его под рёбра.

Он охнул и, болезненно озираясь, произнёс:

- Что сказать?!

- О! Северянин! - ответил пнувший. - Писулька бу’ет доволен!

Присевший махнул рукой, и остальные потянулись к беглецу, схватив его за руки и плечи.

- Давайте его ко мне! Я буду его конвоиром! - сказал тот, кто пнул его под рёбра, и резво вскочил на лошадь.

Его усадили позади, а руки завели к животу конвоира и связали. Конвоир был тёплым. На его жилистой шее почти под воротом потёртой кожаной куртки он заметил крупную тёмную татуировку "47Y".

Ехали они не спеша через поле. Усталость взяла вверх над страхом, и он заснул на плече своего конвоира, обтирая щекой его пыльную куртку.

Сколько он проспал - он не знал, как и не знал, где он. Его грубо растолкали, отвязали от конвоира и почти волоком стянули с лошади. Не дав опомниться, конвоир схватил его за воротник и потащил в здание с окнами, забитыми ржавыми листами железа.

Внутри было просторно. Свет проходил через рамы на потолке, и в этом свете медленно, словно сонм мелких мошек, парила пыль. За столом сидел лысеющий человек в очках с толстыми линзами и скучным выражением лица. Когда конвоир затащил беглеца в здание, человек наклонил голову и поверх очков посмотрел на вошедших.

- Смо’ри, Писулька, кого мы нашли! - нагло и весело сказал конвоир.

Человек ещё ниже наклонил голову, и его лоб весь собрался в морщины.

- Смотрю. Самец. Тот ещё экземпляр, - отрывисто сказал Писулька.

- Не-не-не! - прервал его конвоир. - Это северянин!

Писулька посмотрел сквозь очки, потом снова поверх них:

- Правда? - его лицо выразило любопытство.

- Ага! - ответил конвоир и обратился к северянину: - Ну-к’, сглаголь ч’о-ни’дь!

Северянин молчал. Писулька выжидающе смотрел на него. Тогда конвоир подошёл к северянину и обнял его за шею так больно, что тот зажмурился.

- Слы’шь, красавчик, мы тут с тобой пока вежливые, так что ты пользуйся случаем, г’ри, не стесняйся. Потом т’я никто спрашивать не бу’ет.

Северянин попытался отстраниться от конвоира и выдавил:

- Я понял.

- Молодец! - похвалил его конвоир и, зачем-то схватив за лоб, отклонил его голову назад.

- Вижу, что северянин, - ответил Писулька.

Он придвинул к себе толстую тетрадь и открыл её. Просматривая свои записи, он долго слюнявил пальцы и широким жестом переворачивал страницы. Наконец он нашёл то, что искал, взял огрызок карандаша и посмотрел на северянина:

- Имя?

Конвоир отпустил голову северянина. Тот сглотнул и ответил:

- Скох Тумпбьенгрен.

Конвоир ошалело покосился на него и после молчания выдал, растопырив ноздри:

- Трын-трын! Ты музыкант, ч’о ли?

- Тумпбьенгрен, - повторил северянин.

- Не, - замахал ладонью конвоир, - не старайся. Я не ‘граю на инструментах.

Писулька недовольно посмотрел на конвоира и начал писать в тетради.

- Тум?.. - начал он уточнять фамилию.

- П... Бьенгрен, - продолжил Скох.

- Трын-трын! - снова вставил конвоир.

- Сколько полных лет? - вздохнув, спросил Писулька.

- Двадцать шесть, - ответил Скох.

- Где родился?

Скох ответил не сразу:

- Не знаю. Не помню.

- Кочевник? - Писулька поднял глаза на Скоха.

Он молчал. За последнее время он много где был, и его можно было назвать кочевником, но Скох подумал, что в его положении достаточно и того, что он уже сообщил.

- Да, - вяло ответил он.

Писулька недоверчиво поднял одну бровь и принялся усердно что-то писать. Конвоир нервно раскачивался с пятки на носок, потом неуверенно подошёл к столу.

- Ты, это, - он заглянул в тетрадь, - записал меня?

Писулька недовольно отстранился и бросил:

- Да. Видишь? Кен.

- Ага, эт’ я, - заулыбался конвоир.

Писулька от недовольства цокнул и закрыл тетрадь.

- Уводи! - сказал он.

- П’шли, трын-трын, - сказал Кен, беря Скоха за подмышки.

Он вывел Скоха из здания всё так же за воротник, хотя в этом не было необходимости: Скох не сопротивлялся. Снаружи Кен подтянул его к себе и сказал:

- Значит, смо’ри! - он начал тыкать пальцем в постройки. - Мойка. Наполнитель. Тама - Цитадель. Эт’ храпчуги. Загоны. По’ял?

Скох отрешённо смотрел перед собой. Он не соотносил странные названия, которые называл Кен, с постройками, беспорядочно рассыпанными по территории, и это смутным страхом отдавалось у него внутри. Единственное, что он выделил из окружающей картины, - это четыре высоких белых башни, которые Кен назвал Цитаделью.

- Всё эт’ называется Яма, - продолжал Кен. - Теперь по порядку. Мойка.

Кен потянул его за воротник налево, в здание, которое из всех обозримых построек имело целые, хотя и невероятно грязные окна. В мойке было очень тепло, но пахло сыростью. Вдоль стен стояли две деревянные скамьи. В углу сидел парень, очень похожий на Кена, в кожаном жилете с вставками из красного бархата. Сперва Скох подумал, что это брат Кена, но Кен даже не посмотрел на парня, да и тот почти никак не отреагировал на их появление.

- Раздевайся! - скомандовал Кен, а сам прошёл вперёд и скрылся за углом.

Скох огляделся. Парень в углу его разглядывал, хотя и без любопытства. Раздеваться Скоху не хотелось, но, вспомнив про вежливость, о которой говорил Кен, решил не испытывать судьбу. Он повернулся спиной к парню и медленно снял с себя рваную одежду. Спустя какое-то время он услышал, как парень в углу встал и не спеша подошёл к нему. Он зашёл спереди Скоха и присел, чтобы забрать его одежду. Делал он это медленно, отчего Скоху стало совсем не по себе и он прикрыл своё достоинство руками. Парень молча посмотрел на его сложенные лодочкой руки, ухмыльнулся и ушёл туда же, за угол.

Следующие пять минут ничего не происходило. Скох стоял голый один. Оттуда, куда ушли Кен и парень, не доносилось ни звука. В грязном окне невозможно было что-то рассмотреть, и Скох сел на скамейку, поджав ноги к подбородку. Его снова начало клонить в сон. Перед глазами стояла трава с того поля, где его поймали. Потом её затмили тёмные лоснящиеся бока лошадей. Он начать корить себя за то, что последние три дня неуклонно шел вдоль русла реки, хотя следовало бы подняться выше, уйти в леса. Перед глазами всплыл лес. Теперь он казался ему не таким уж и суровым. Ему показалось, что кто-то в этом лесу прокричал:

- Трын-трын, ‘ди сюда!

Скох вздрогнул. Он открыл глаза и понял, что звал его Кен. Он спустил ноги и медленно, обречённо пошёл.

За углом оказался огромный мрачный зал, выложенный маленькими не то коричневыми, не то ржавыми плитками. На противоположной стене довольно высоко висели шесть изогнутых леек душа.

Кен стоял посреди зала. Увидев Скоха, он причмокнул:

- Красавчик! - и протянул ему кусок дурно пахнущего мыла. - Давай, отмывай свою жопу!

Из одной из леек полилась вода, и зал медленно начал наполняться паром.

Скох взял мыло и встал под струю горячей воды. Его попеременно охватило сначала сожаление от того, что его поймали, потом умиротворение, потом безотчётный страх, потом снова умиротворение. Он водил мылом по телу, не заботясь о том, что это не давало никакого эффекта.

- Э! - крикнул Кен. - Мойся н’рмально! А то с’час сам намылю во всех местах!

Скох словно очнулся и, не желая, чтобы Кен к нему прикасался, за десять минут смыл с себя всю грязь. После этого его увели за другой угол, где ему выдали полотенце, штаны и рубаху из мешковины. Одежда была немного мала ему, и уже при первых движениях она начала натирать ему во всех местах.

- Ч’о-т’ умаялся я с тобой - вздохнул Кен.

Он схватил его за вырез рубахи и повёл за собой обратно через зал.

В Наполнителе, как сообщил Кен, дают няму. При этом слове Кен заметно смягчился и мечтательно замолчал.

Здание Наполнителя было похоже на то, в котором сидел Писулька, только было больше раза в четыре. С потолка через многочисленные мутные рамы струился мутный свет, но здесь было значительно чище. Кривоногие столы с облупившимся покрытием были выстроены в длинные ряды, возле которых по обе стороны стояли деревянные скамьи, такие же, как и в Мойке. В стене, противоположной от входа, была ниша, которая напоминала раздачу столовой.

Кен усадил Скоха и подошёл к этой раздаче. Из-за угла вышел парень и молча отдал нечто.

- На! - Кен швырнул на стол перед Скохом миску с серой массой. - Сегодня гавчатина!

После пяти голодных дней еда оказалась вполне сносной. Всё время, пока Скох ел, Кен сидел напротив. У него были карие глаза в обрамлении длинных ресниц, отчего они казались словно подведёнными. Его выразительный взгляд скользил по рукам и пальцам Скоха, по его лицу и шее. Порой Скоху казалось, что Кен смотрит и сквозь переплетения волокон его одежды, но всякий раз, когда он ловил на себе его взгляд, он находил его каким-то неосознанным, словно Кен смотрел сквозь него.

После того, как Скох опустошил миску, Кен вывел его на улицу и повёл к безликим баракам, которые он называл храпчугами. Все они были одинаковыми, посаженные на сваи, с короткими и крутыми лестницами. Окон не было, но под крышей виднелись небольшие квадратные проёмы, словно бойницы.

Они зашли в одну из храпчуг, непонятно как выбранную Кеном среди десятка подобных. Внутри был сумрак. Свет полосами вываливался из проёмов под крышей и пробивался сквозь щели между досками стен, вдоль которых стояли низкие кровати.

- Эт’ твоя храподавка, - сказал Кен, указывая на кровать. - Мож’ прям’ с’час дать храпака.

Кен улыбнулся и вышел прочь.

Часть 2 (последняя)

Скох торопливо скинул с себя штаны и с облегчением откинулся на кровать. Промежность жгло от грубых и тесных штанов. Он растирал её ладонями, стирая неприятные ощущения.

- Духацкие штаны, да? - раздался голос напротив.

Скох от неожиданности подскочил и прикрылся снятыми штанами. По мере того, как его глаза начали привыкать к сумраку, он заметил, что на храподавках лежали парни, в таких же одеждах из мешковины, которые почти сливались с тем, что следовало называть постелью. Именно поэтому Скох их и не заметил. Тот, кто с ним заговорил - был парень немного моложе Скоха, с крупными чертами лица, которые, впрочем, его не портили.

- Жмут и ужасно натихают, - парень был миролюбив и искренне улыбался. - Тебя как зовут? - спросил он.

- Скох, - сглотнув, ответил Скох.

- Ты севехянин? - удивился он.

- Да.

- Здохово! А я Эхик. Эхик Димислав.

Скох огляделся. Все, кроме Эрика, а в храпчуге было ещё семь парней, смотрели на него с опаской.

- Как пхошла встхеча с баххатцами? - спросил Эрик.

- С кем? - не понял Скох.

- С баххатцами.

Скох сморщился, судорожно конвертируя картавую речь Эрика, но не находил знакомого аналога этому слову.

- Бархатцы, - сказал худой другой парень.

- Кто такие бархатцы? - не понял Скох.

- Тот, кто тебя сюда привёл.

- Кен? Почему вы их зовёте бархатцами?

- А-а, ты не знаешь, - протянул Эрик.

И он рассказал.

Бархатцы получили своё прозвище за то, что носили кожаные жилеты с вставками из красного бархата. Все бархатцы были одного возраста и одного роста. У всех у них были белые ровные зубы, выразительные глаза, длинные ресницы, тёмные короткие волосы. Они были прекрасно сложены с выступающими на руках и груди мышцами. Ещё общим для всех них было и то, что все они были весьма глупы и очень грубы. Рано или поздно, наверное, каждый житель Ямы задавался вопросом, почему бархатцы выглядят одинаково. Одни предполагали, что бархатцев разводят, как свиней или лошадей. Другие считали, что бархатцев уводят у свободных жителей и где-то воспитывают их как спартанцев. Некоторые верили, что они - роботы. Но ни одно предположение нельзя было ни доказать, ни опровергнуть.

- Только не вздумай к ним так обращаться, - тихо предупредил худой парень.

- Да, да! - подхватил Эрик. - Они не выносят такого обхащения. Могут и вломить.

Скох закрыл глаза, чувствуя, как усталость накрывает его с головой.

- А что такое гавчатина? - спросил он.

- Мясо собаки, - ответил Эрик.

- Какой собаки? - Скох испуганно открыл глаза.

- Ну, походистых здесь нет, двохняги какой-нибудь. Их специально на кохм хазводят.

Скох понял, что у него больше нет сил ни сидеть, ни слушать. Парни что-то говорили о собаках, возможно, даже обращались к Скоху, но он их не слышал. Он откинулся на подушку и мгновенно заснул. Штаны, которыми он прикрывался, медленно сползли на пол.

Его разбудил вопль.

- Вста-ать!

Совершенно неожиданно. Скох сначала вскочил и только потом открыл глаза. Перед ним стояли два бархатца. Одного из них он принял за Кена, но второй тоже был похож на Кена, поэтому спустя пару мгновений Скох уже не был уверен, кто из них кто. Бархатцы стояли напротив него и ехидно улыбались. Когда Скох опустил глаза, он понял, что стоит без штанов. Он быстро прикрылся рукой и осмотрелся вокруг.

- Опа! Штаны просрал, ч’о ли? - сказал один из бархатцев.

Скох беспомощно оглядывался.

- Нет, я их снял и положил рядом.

- А зачем ты их снял? - удивился бархатец.

- Натирают.

- Ч’о натирают?

Скох замялся.

- Кожу натирают, - ответил он.

- Ты больной, ч’о ли?

- Нет, - ответил Скох. - Малы они мне.

- Малы?! А мож’, т’я тут отымели? А? - бархатец обернулся и посмотрел на парней, которые стояли каждый возле своей храпчуги, опустив головы.

Парни один за другим испуганно замотали головой.

- Короче, трын-трын! - сказал второй бархатец и вынул из-за спины штаны. - Штаны не теряй, их бо’ше нет. Просрёшь - бу’шь ходить с голой задницей.

"Кен", - с облегчением подумал Скох. Это странно, но именно его он был сейчас рад видеть. Он взял штаны и быстро их надел.

- В Наполнитель! - крикнул первый бархатец и сплюнул на пол.

Солнце, казалось, светило так же, как и тогда, когда Кен вёл Скоха в храпчугу, но парни сдержанно зевали и выглядели заспанными. Себя же Скох чувствовал совсем разбитым и еле волочил ноги.

На улице произошли перемены. Из храпчуг тянулись парни в одеждах из мешковины. Всем им было не больше, чем Скоху. Они были самые разные: худые, плотные, волосатые, коротко стриженные, рослые, низкие. Кто-то плёлся так же, как и Скох, а кто-то громко голосил и размахивал руками. Все они шли в Наполнитель.

Рядом со Скохом шёл улыбчивый Эрик.

- Выспался? - спросил он.

- Нисколько, - буркнул Скох. - Кстати, сейчас что? Утро?

- Да. Около восьми.

Скох посмотрел на небо.

Снова давали гавчатину. Возле раздачи стояли две очереди: справа - парни, слева - бархатцы. Глядя на последних, Скох поразился тому, что впервые видит похожих друг на друга людей в таком большом количестве. Все бархатцы были действительно похожи друг на друга, но не как две капли воды, а как братья. Ещё более поразительным для Скоха было то, что никто на это не обращал внимания. Он был единственным, кто заворожённо смотрел на бархатцев.

Выдавальщик - полный хмурый мужчина - по очереди выставлял миску с серой массой для парней и миску с жареной говяжьей вырезкой для бархатцев. Эрик объяснил, что для бархатцев всегда жарили говяжью вырезку. Каждый бархатец, получая от Выдавальщика миску, обхватывал её двумя руками и, широко улыбаясь, ласково приговаривал "Мычатинка моя!". Все, кому доводилось работать в Наполнителе, удивлялись, во-первых, не меняющемуся рациону еды бархатцев, а, во-вторых, этой ласковой беседе со своей едой. Три раза в день и тысяча девяносто пять раз в году бархатцы ели одно и то же и повторяли одно и то же.

- А ежели им коровьего дерьма пожарить? - спросил однажды помощник Выдавальщика. - Как они его ласково обзовут?

- Я т’е пожарю! - выругался Выдавальщик.

Кто-то обратил внимание на то, что бархатцы никогда не дуют на еду, из чего сделали заключение, что они не чувствуют горячего.

После завтрака Скох, Эрик и Лион - тихий худой парень - вместе вышли из Наполнителя. На выходе они наткнулись на бархатца, который сурово смерил их взглядом. Лион опустил глаза, Эрик улыбался, Скох разглядывал бархатца.

- Имя! - неожиданно скомандовал бархатец, обращаясь к Эрику.

- Эхик, - ответил Эрик.

- Ч’о за имя Эхик? - скривился бархатец.

- Не Эхик, а Эхик, - поправил Эрик.

Бархатец замолчал и тупо уставился на Эрика.

- Его зовут Эрик. Он не выговаривает букву Р, - ответил Скох.

Теперь бархатец тупо посмотрел на Скоха. Он подошёл к нему почти вплотную и медленно, по словам, обдавая лицо Скоха своим дыханием, сказал:

- А зачем ему в имени буква Р, если он её не выговаривает?

Скох глядел ему в глаза.

- Ему дали имя до того, как поняли, что он не выговаривает букву, - ответил он.

- Кто дал? - не понял бархатец.

- Родители.

Бархатец замолчал. Потом вернулся к Эрику и сказал:

- Ты больной, ч’о ли?

- Нет, - ответил Эрик.

- Ну-к’, скажи "собака сраная"!

- Собака сханая.

Бархатец зажмурил глаза и заржал.

- Скажи ещё раз! - приказал он.

- Собака сханая, - тише повторил Эрик.

- Не, ты больной! - ржал бархатец.

Когда бархатец проржался, он вытер рукавом глаза и грозно сказал:

- Браковыш!

Эрик опустил голову. Бархатец подошёл к Лиону.

- Имя! - скомандовал он.

- Лион!

Бархатец молчал и осматривал Лиона.

- Больной? - спросил он.

- Нет, - ответил Лион.

- Присел! - скомандовал бархатец.

Лион сел.

- Встал! - скомандовал бархатец.

Лион встал.

- Присел! - снова скомандовал бархатец. - Встал!

Лион с испуганным лицом приседал.

- Ударь меня! - вдруг сказал бархатец.

Лион с ужасом в глазах смотрел на него и молчал.

- Ударь меня! - повторил бархатец.

Лион не двигался.

- Ты приказа не понимаешь, ч’о ли? Ударь м’я, собака ты сраная!

- Как? - почти плача спросил Лион.

- Кулаком в лицо! - орал бархатец.

Лион поднял дрожащий кулак, помедлил и неуверенно ребром ладони стукнул бархатца в лоб.

- Это не удар! - орал бархатец. - Бей м’я!

- Зачем? - в ужасе шептал Лион.

- Бей, сука!

Лион ещё раз стукнул бархатца в лоб.

- Да кто так бьёт?! - завопил бархатец.

Он схватил Лиона за запястье и начал бить его рукой себя в лицо.

- Вот так надо! Вот так надо! Бей м’я!

Наконец, Лион стиснул зубы, зажмурил глаза и ударил ладонью наотмашь. На лице бархатца начал проступать красный отпечаток ладони. Он помрачнел и сквозь зубы ответил уже всем телом дрожавшему Лиону:

- Бра-ко-выш!

Лион так же, как и Эрик, опустил голову. Бархатец подошёл к Скоху.

- Имя!

- Скох.

- Умняка! - презрительно после молчания ответил бархатец и зашагал прочь.

Позже Эрик объяснил. Браковышами называли людей, которые выбивались из общей массы по самым разным причинам - низкий рост, лысая голова, дефекты речи и даже странное мышление, которое не укладывалось в голове бархатцев. В Яме браковыши выполняли самую неблагодарную, а порой и нелепую работу - чистили жилище, мыли посуду, пасли животных или, например, обдирали хвою с веток, прежде чем сжечь и ветки, и хвою. Кормили браковышей хуже, чем остальных, и жили они в самых неуютных храпчугах, грубо сколоченных из досок без света.

После инцидента с бархатцем парни шли молча. Через некоторое время Скох спросил:

- А что значат татуировки на шее бархатцев?

- Когорта, - ответил Лион. - Люди с генетическими аномалиями.

- С какими именно?

- У них не сорок шесть хромосом, как у нас, а сорок семь. Те, у кого "47Y", вместо двух половых хромосом имеют три. Одну женскую X и две мужских Y. Есть ещё и "47X". У них тоже три половых хромосомы, но две женских X и одна мужская Y. Синдром Клайнфельтера.

- Откуда они берутся? - удивился Скох.

Лион неопределённо мотнул головой.

- Клонируют их.

- Клонируют? Зачем?

- Это задача Цитадели - сделать так, чтобы мужчины любили друг друга и чтобы они друг от друга рожали мужчин.

- Это же невозможно! - Скох не верил своим ушам.

- Ха! - надменно бросил Лион.

- Но как?

- Хирургически. Вшивают всё, что надо, и... - Лион вздохнул. - И вот.

- А мы?

- Не бойся, - успокоил его Лион. - Мы всего лишь осеменители.

- Осеменители? - Скох остановился, ошарашенный услышанным.

Лион и Эрик посмотрели на Скоха.

- И кого мы осеменяем? - спросил Скох.

- Парней! - ответил Лион.

В это время раздался звук, напоминающий сигнал паровоза. Скох заметил, что с лица Эрика впервые исчезла улыбка. Он деловито оглянулся и сказал:

- Гохн! Нам нужно идти к ххапчуге. Цитадель зовёт.

страницы [1] [2]