Воробушек

Часть 1

Подкатегория: без секса

1.

Антон Александрович стоял, грустно уставившись на жарившийся стейк мраморной говядины. Ну да, вкусно поесть - это чуть ли не последняя радость в жизни. Только в одиночку и осётр по-царски не прокатит, удовольствие надо делить с кем-то, иначе оно утрачивает свою ценность и превращается в ординарный прием пищи. Свиная отбивная была бы дешевле в три раза и совсем не хуже. Со стоимости прожариваемого продукта мысли перекинулись на собственное состояние.

Сорок семь лет, ни единого родственника. Кому оставлять все эти миллионы? На благотворительность? Путинские чиновники разворуют всё на раз. А так хотелось, чтобы нажитое трудом ушло родному человеку.

Нет, умирать вроде рановато, но надежды найти друга сердца не осталось. Не потому, что страшен, но кому ты нужен в таком возрасте? Да и ровесник, положив руку на сердце, тебе тоже не упёрся. Все эти феечки из клубов? Так у них, как у Скруджа Макдака, в глазах только значок доллара вместо зрачка. Фальшивые, жалкие, но, в принципе, понятные.

Последняя "любовь" ушла два года назад, столкнувшись с нежеланием Антона покупать "единственному и ненаглядному" кабриолет. Ну вот нахрена нужна ещё машина, если их в гараже семь?

Не в деньгах дело, но все сводится к "трахнуть дам, но хочу за это BMW". Это восточный базар, что ли?

Будучи натурой впечатлительной, Антон тонко чувствовал настроение и отношение к себе. А ещё лучше различал вербальные акценты.

Если человек, который клянётся тебе в неземной любви, всё сводит к деньгам, путешествиям на Jet-ах, шмоткам и так далее, то самому тупому станет ясно, на чем основывается эта любовь. Ну и пришлось послать смазливого дальше, чем можно было бы найти. Сколько раз он зарекался не вестись на внешность?.. Но увы.

Ко всему прочему, к сорока образовалась проблема. Возраст и сидячий образ жизни вызвали изменения фигуры. В тридцать он получил травму, закрывающую двери в спортзал. Любая, даже незначительная нагрузка вызывала дикие боли, что как ни странно, не касалось секса. Приятная ирония судьбы.

Сидеть на диете стало привычным занятием, однако это не спасло от появления животика, который перекрыл взор на шесть аккуратных и проработанных шашечек на прессе. Нет, толстым он не был, а тщательно подобранная брендовая одежда делала его идеально стройным.

Ну, не с голоду же подыхать, и Антон смирился. Теперь снимать парней удавалось лишь благодаря огромным зелёным глазам, высокому росту и, как это ни прискорбно, толстому кошельку.

Но печаль была не в этом. В молодости озорной и раскованный Антоша влюблялся с полпинка. Сейчас это куда-то ушло. Требовался уже не образчик сексуальности, хрупкий и очаровательный, нужен был Человек. Именно так: с интересами схожими или противоположными, мыслящий, умеющий сказать и выслушать. А в тусовке таких либо не было, либо не попадались.

И вот уже больше года Антон возвращался в большой пустой дом и почти выл от одиночества. Свои проблемы он решал с менеджером Андрюшей, который был не против за незначительную сумму подставить зад, да и поужинать совместно не отказывался. Халява - она и в провинции халява.

Да, бизнес Антон построил в глухой провинции, зато было меньше внимания со стороны силовиков, правящих при нынешнем режиме. Да и занести тёте Валентине, главе налоговой, было проще, чем это происходило бы где-то в центре. Тут все были так или иначе знакомы, к любому можно было подступиться, найти подход. Ну, а деньги можно хранить в таких местах, что Ростехнадзор, Ростехстат и другие смешные органы даже не подозревали. Антон был богат, но абсолютно несчастлив.

На свои деньги он мог купить любой самый крутой особняк или пентхаус на Красной площади*, но предпочитал жить в маминой квартире, которая находилась на втором этаже старого, ещё дореволюционной постройки, особняке. В некоторых из своих пяти комнат он появлялся только тогда, когда приходила пора делать уборку.

И да, у него не было домохозяйки или приходящей уборщицы. А зачем? В какой-то степени он был социофобом и чужих людей у себя не привечал, друзей у него не было, старший брат стал чужим человеком.

Задумавшись, Антон пропустил необходимые на прожарку стейка с одной стороны пять минут, и, когда потянуло гарью, он вздрогнул, выругался про себя и перевернул мясо.

И тут прозвучал звонок. Это было реально необычно, поскольку собирающиеся к нему всегда звонили по телефону хотя бы за пятнадцать минут до посещения.

Недовольно покачав головой, Антон отправился к входной двери.

Прошлый раз таким образом принесло новую соседку с первого этажа. Позарившись на богатого и неженатого мужика, она в лучших американских традициях припёрлась с тортом, типа соседи и бла-бла-бла. Торт был так себе, соседка ещё хуже, но портить зарождавшиеся, хоть какие ни на есть отношения не хотелось. И он полтора часа выслушивал сагу о непростой женской доле, а потом не вытерпел и рубанул, что женщины его в принципе не интересуют.

Это, как ни странно, вызвало бурный восторг соседки, которая, ничуть не смутившись, заявила, что лучшие друзья женщин - вовсе не бриллианты, а друзья-геи. Им типа можно и в жилетку поплакаться, какие мужики козлы, и радость разделить, если хоть один из них не окажется скотом.

Так и понеслось. Томочка не обделяла вниманием, и они часто сидели за полночь, просто болтая. К тому же, у нее обнаружился необычный талант - в самых дерьмовых ситуациях она оставалась неубиваемым оптимистом, типа "всё перемелется - мука будет, главное - не киснуть и не зацикливаться на неудачах". И как ни тяжело было признать это Антону, она оставалась для него светом в окошке, когда хотелось уже на стену кидаться от одиночества и неудач.

Но Тома укатила на Новый год в Таиланд и явиться никак не могла.

Антон открыл дверь и слегка прибалдел. Долговязое нечто, с огромным капюшоном, скрывающим большую часть лица, протягивало ему красную купюру в пять тысяч. При этом этого самого нечто трясло как грушу, хотя было понятно, что жалкая ветровка, тоненькие джинсы и, мать их, кеды в двадцатиградусный мороз вряд ли обеспечивали хоть какое-то тепло.

Антон хмыкнул, но гостя в роскошную прихожую пропустил. И хрен с ним, с персидским ковром, не отмоем, так выбросим.

- Это мне за какие такие услуги? - Антону неожиданно стало весело.

- Я Вам звонил по поводу сдачи комнаты, Вы сказали: "Пять тысяч в месяц, и можно вселяться хоть сейчас", - у парня зуб на зуб не попадал, но, видимо, эту речь он заготовил заранее и произнёс её без запинки.

"Хуясе", подумал про себя Антон. Комнату он точно никому сдавать не собирался, хотя сейчас идея не выглядела абсурдной. С одной стороны, на хрена ему посторонний в доме, но с другой стороны... а почему бы и нет, как ему в голову это раньше не пришло? Да и разворачивать парня, даже с наилучшими пожеланиями в поисках жилья, было бы жестоко. Ну, чем не судьба? Ошибся либо номером телефона, либо адресом, но рыбку прибило к твоему берегу, даже если ничего не получится, всяко хоть какое разнообразие в его до тошноты размеренной и одинокой жизни. А так будет, к кому возвращаться. Да и пацана реально жалко, крупная дрожь сотрясала субтильное тело, даже смотреть зябко было.

- Значит так: сейчас дуешь в ванну, моешься, отогреваешься, а потом разговоры разговаривать будем, - когда было нужно, Антон мог быть категоричным.

Парнишка лишь кивнул и сбросил, наконец, свой капюшон. Антон даже вздрогнул: за невнятной, на первый взгляд, внешностью скрывались ярко-зелёные глаза и взлохмаченные светлые волосы. Причем оттенок был чуть ли не уникальный. Не русые и не рыжие - это была холодная платина, в свете галогенного светильника они вообще выглядели нереально. Как будто снег упал и так и остался лежать нерастаявшим. И это точно была не краска или супра. Наверное, так выглядел Аполлон, сравнение пошлое, но реальное. Ровный греческий нос, пухлые обветренные губы. И эти глаза цвета лайма. Такие огромные и яркие глаза даже вообразить было трудно, как в клипе Ладоги, который он случайно увидел на Ютубе. Только там они были голубыми.

"Попалась птичка, хрен я тебя отпущу. Хотя даже, наверное, прикоснуться побоюсь",  - мысль промелькнула как молния, и, развернувшись, Антон отправился в ванную комнату, уверенный в том, что юноша сам не справится со сложной системой джакузи. Он сам потратил пару дней, сражаясь с инструкцией на итальянском и практически космическим сенсорным экраном.

Был жуткий соблазн остаться в комнате, чтобы детально рассмотреть этого юного полубога, но этические рамки, привитые ему ещё родителями, не позволили такой вольности. Да и парень мог отреагировать непредсказуемо. Антон решил, что вода и камень точит, так что стоит повременить с такого рода вольностями; он всеми фибрами души мечтал оставить парня если не себе, то хотя бы в своем доме.

Парнишка, скинувший свою куртку, нерешительно переминался на пороге: было сразу видно, что за горячую ванну он готов жизнь отдать.

Ухмыльнувшись, Антон указал на весёлые пузырьки, играющие на поверхности воды:

- Прошу, молодой человек! Воду регулируйте сами: красная кнопка на экране - горячая вода, синяя - холодная. Морской соли добавить?

- Морской соли? Можно, но немного, - парень, видимо, не дикий.

- Возьми в шкафчике и сыпь, сколько надо! Отогревайся. Я ужином займусь. Что любишь? - Антон видел, что юноша за весь день вряд ли даже перекусил, вид был измождённый.

- Мне всё равно, но спасибо, есть хочется жутко. Приготовьте то, что будет несложным, мне неудобно Вас напрягать. Я ем всё, аллергии нет, и чем проще, тем лучше.

Парень нетребовательный, а румянец, заливший щеки пацана, Антона умилил.

- Не торопись, прогрейся, отмойся, короче, тебя никто не гонит, - он знал, что то, что ему послала судьба, это награда за годы одиночества. Но торопить события не стоит. Впервые он почувствовал не только сексуальное влечение, но ещё и какую-то ответственность за чужого человека. А чужого ли? "Только отцовского инстинкта мне не хватало на старости лет", с ухмылкой подумал Антон.

Часть 2 (последняя)

2.

Петя невероятно вымотался за этот день.

Всё началось с долгожданного ухода из интерната.

Документы были готовы, и их ему вручили под подобающие такому случаю словеса. Как же бесило это "мы приложили все усилия, чтобы в интернате ты чувствовал себя как дома".

Вор на воре сидит и вором погоняет. Крали все, от директора до поваров.

После смерти родителей два года назад вдруг оказалось, что у него нет родственников, готовых приютить сироту. Родная тетя, размазывая лживые слезы по жирному лицу, пыталась объяснить, что у неё двое детей и муж электрик с мизерной зарплатой, и у них никак, ну вот никак не получится взять его к себе.

Квартира родителей была в ипотеке, и хотя он готов был выплачивать взносы, благо, деньги на счету отца были, да и сам он мог зарабатывать, но банк, гребаный Греф, забрали и её, типа служба опеки обязана передать его на попечение государства.

Но уже тогда он ненавидел ботексного президента, зайку премьер-министра, повернутого на гаджетах, и всё это скопище воров-олигархов.

Он с ужасом ждал, что его определят в детдом (власти предпочитали называть это интернатом, но сути это не меняло). Но он прекрасно знал изнанку "счастливого детства" детдомовцев из многочисленных публикаций и блогов и ничего хорошего не ожидал.

И можно считать чудом, что, когда его привезли на окраину миллионного города, первым к нему подошёл здоровенный лось и просто сказал:

- Теперь ты моя шестёрка. Кто докопается, говори, что ты под Димоном ходишь.

От ужаса перехватило дыхание: "под" - это в прямом или переносном смысле?

К счастью, оказалось, что в переносном. Дима был добродушным парнем, "шестёрка" для него была только общепринятым погонялом. Оказалось, что у него тоже погибли родители в автоаварии, и вместе с ними младший брат. По какому-то счастливому обстоятельству Пётр был на него внешне похож. Дима души не чаял в брате, и это обожание перенёс на своего подопечного. Именно для него он крал с кухни котлеты, а выбираясь в город, приносил фрукты и конфеты. Никто в интернате и не мыслил на него наехать, Дима был общепринятым лидером, и ещё бы - он на раз выбивал дух из зарвавшихся и несогласных. Тоталитаризм царил не только в государстве, но и в отдельно взятом детском доме.

Дима стал ему настоящим старшим братом. Только ему можно было рассказать о невыносимой боли от потери любимых мамы и папы, поделиться планами на будущее. Даже приползти в спальню старших классов и рассказать, что умирает с голоду. Димка тут же разворачивал бурную деятельность по поиску еды, и они пировали почти до утра. И, наконец, Дима дал ему самое бесценное: с ним он был не одинок.

В виде алаверды, он подтянул неглупого, но ленивого Димона по всем дисциплинам и совершил невероятное: к концу обучения его Димка был не жалким троечником - у него было только три четвёрки, точные науки этому увальню никак не давались. Да, под брутальной внешностью скрывался творческий человек, тонко чувствующий и мечтающий о карьере дизайнера интерьеров.

Год назад Димона призвали в армию (он умудрялся сидеть по два года в каждом классе, начиная с восьмого), но статус неприкасаемого за Петром так и остался. И не из-за боязни последствий, типа: "Дима вернется, вам всем шандец приснится".

Димуля, как привычно называл его Петр, слал письма, где описывал прекрасную забайкальскую природу и свои отношения с сослуживцами. И Петя знал, что связь, возникшая между ними, никогда не прервется. Дима заменил ему отца, он был ответственным и готовым разорвать в клочья любого, кто обидит его братика. Он стал для Пети семьей.

Для остальных Петя был открытым и добрым парнем, благодаря неплохой физической подготовке мог настучать по кумполу, а мог и помочь с домашкой, ничего не требуя в замен. Они не волки, они всегда оценят хорошее отношение и безотказную помощь.

Немало этому способствовал пожар, случившийся в спальном корпусе. Пётр сильно обгорел, но вытащил семерых мальцов из спальни второклассников. Под подвернувшийся повод администрация, желая отвлечь от себя внимание проверяющих органов, сделала его чуть ли не героем. Тему подхватили СМИ, и в результате нашлись спонсоры, оплатившие многочисленные пластические операции в Москве.

Но сегодня был жутко неудачный день. Ему выделили койку в общежитии, а когда он туда пришёл, то оказалось, что это притон наркоманов. Отец его учил, что ты можешь выпить, начать курить, но даже прикасаться к наркотикам не смей. Обратного пути не будет. Он любил отца и все его заветы выполнял беспрекословно.

У Пети был друг, ещё с тех счастливых времен, когда его семья была жива. Он бросился к нему. Жить там он не рассчитывал, но пересидеть и поискать по интернету варианты съёма хотя бы комнаты он мог.

Женька встретил его с распростертыми объятьями, они не виделись давно, так как добираться из интерната до центра было реальной проблемой. Несмотря на статус героя, его жизнь ничем не изменилась, и отпроситься официально никогда не получалось. Типа: "... ты под нашей ответственностью, а вдруг что-то случиться?". Боже, как он ненавидел этих лицемеров, им не было дела до него, их заботили только свои откормленные жопы.

В Инете он нашел восемь более-менее приемлемых предложений. Женька вызвался его сопровождать, но в третьем месте, где ему отказали по неизвестным причинам (известным, на самом деле: раз он из детдома, то сто процентов вор и мошенник), друг извинился и отвалил, ему надо было забрать брата из детсада. На прощание сказал, что Петюня может у него переночевать, если сразу не выгорит найти приемлемый вариант.

Он обошёл еще четыре квартиры, и везде перед ним извинялись и мягко посылали. Насыщенный событиями день и голод привели его в кафе. Заказав еду, он не выдержал и тупо заснул.

Официант, принимавший заказ, мягко его разбудил и, поскольку не было других посетителей, присел за его столик.

- Ты чего такой замученный? -  поинтересовался неожиданный собеседник.

- Да комнату ищу. Деньги есть, но как узнают, что детдомовский, сразу посылают, - в этот момент восемнадцатилетний Пётр был готов расплакаться.

Официант задумался:

- Ты как к геям относишься?

От неожиданности Петя поперхнулся. Он об этом никогда не задумывался.

- Без предрассудков отношусь.

- Тут есть один вариант, но без предрассудков - это маловато.

- Что ты имеешь в виду?

Официант замялся:

- Тут есть один "папик", богатый до безобразия. Мы с ним пересеклись пару раз, и он проговорился, что ищет большую любовь. Хата у него огроменная. Ну, не получится - отвалишь.

- А что значит "папик"?

- Ну, чувак в годах, ему где-то сорок. Но он реально красивый, да и как человек не дерьмо.

-  То есть ты предлагаешь мне лечь под мужика за комнату? - от возмущения Петя даже привстал.

- Ну, ты чё, брось. Это как вариант. Тебе же податься некуда, а я просто помочь хотел, других вариантов у меня нет. Хотя не факт, что он тебя пустит. Ой, клиенты, я пойду.

Нежданного доброхота как ветром сдуло.

Но последние годы научили Петра ценить любую помощь, парень искренне хотел помочь. Уткнувшись в тарелку с солянкой, он невольно задумался. Всё было против такого выбора. Гей, богатый, сорок лет. Может, бандит и запросто изнасилует. Хотя официантик сказал, что человек хороший. Да и он не беззащитное создание, которого можно разложить. А вдруг там охранники, им закон не писан.

Хлебнув солянки, Петя поморщился - соли столько, что пустой желудок мгновенно среагировал, и Петя закашлялся.

- Иди сюда,  - махнул он официанту.

Тот на полусогнутых подскочил:

-  Что не так? - и нахер он полез к клиенту со своими долбанным предложением?

- Зови сюда шеф-повара, или кто там у вас килограммами соль сыпет в тарелку супа.

- Сейчас, -  пришлось метнуться на кухню к Ирине, вечно она то пересолит, то переперчит.

Стодвадцатикилограммовая мадам явилась перед столиком.

- Ну и в чём проблема?

- А вы хлебните это чудо кулинарного искусства и всё поймете, - Пётр умел вести себя настойчиво.

Мадам скривилась, но клиент всегда прав, тем более, её уже обещали уволить. Хлебнув ложку солянки, повариха закашлялась.

- Ну, слегка пересолена, водички добавьте.

У Петра в зобу дыхание сперло. День и так ни к черту, так эта хабалка ещё и издевается.

- Зовите директора! -  рявк явно привел толстушку в себя.

- Извините, пожалуйста, Вам сейчас заменят блюдо.

- Ну нет, вы съедите эту чистую соль с добавлением ингредиентов у меня на глазах, -  Пётр разбушевался не на шутку. - А я оплачу это дерьмо, что вы тут наготовили.

К счастью для поварихи, ибо есть это было невозможно, на шум вышел сам директор.

- Что тут происходит? Молодой человек, совсем не обязательно так кричать!

И тут Остапа понесло. Все неудачи дня вылились в матерный диалог, от которого застыли не только директор, повариха и официант, но и многочисленные клиенты, которые к этому времени подтянулись, дабы поужинать. И монолог был столь красноречив, что этих клиентов просто ветром унесло.

- Молодой человек, Вы бы поаккуратней выражались! -  промямлил сломленный монологом директор.

- Хорошо, я воздам хвалу вашему долбанному заведению, если вы сядете и съедите этот шедевр, я его даже оплачу, - Пётр сам себя не узнавал. Ну, подумаешь - пересолила, можно было спокойно заменить солянку или уйти, не заплатив за неё.

Директор уже потянулся за ложкой, как сзади раздался голос:

- Ну что, Александр Митрофанович, я говорил, что закрою Вашу забегаловку? Молодой человек, Вы готовы написать официальную жалобу на это кафе?

По тому, как напряглись все, Петя понял, что человек, задавший эти вопросы, из проверяющих органов. Моментально представив, что официант, пытавшийся ему неуклюже, но искренне помочь, потеряет работу, он развернулся к говорившему и спокойно сказал:

- Нет, не готов. Я не предупредил официанта, что не люблю оливки в солянке, и это не повод закрывать это заведение.

Мужчина в очках неприятно оскалился:

- А что по поводу соли? Вы же так об этом изыскано изъяснялись.

- Я вообще не ем блюда с солью, здоровье, знаете ли. Можете попробовать, соли там в меру,  - Петя искренне надеялся, что блеф прокатит.

Инспектор скривился, но пробовать злополучную солянку не стал. Развернулся и деревянным шагом удалился.

- Спасибо Вам,  - директор был готов пустить слезу.

- Ему спасибо скажите,  - кивнул Петя на замершего официанта.  - Пиши адрес.

Из кафе Петр выходил с адресом того "папика" и пятитысячной купюрой, которую чуть ли не насильно впарил ему благодарный Александр Митрофанович.

страницы [1] [2]