Подвальная пьеса в двух актах

... Я смотрел и не мог оторваться. Что-то подсказывало мне: это зрелище не для посторонних глаз, но ничего поделать с собой я не мог. Похоть, необузданная страсть овладели моим сознанием. В голове шумели все прибои мира, а руки так и тянулись к томящемуся в узких джинсах члену. Но я не торопился: эти двое, похоже, останутся здесь до утра.

Я узнал столь томительную тайну совершенно случайно. Может, и не увидел бы ничего такого, если бы не природная наблюдательность. В недостроенном доме, что расположился аккурат напротив моих окон, постоянно замечалась какая-то возня. Причем, в одно и то же время — в семь вечера. Другой бы и внимания не обратил: здание из разряда советского долгостроя, его, понятно, никто не собирался достраивать, а заброшенные площади давно облюбовали бомжи. Соваться туда простому смертному не рекомендовалось на официальном уровне, — недавнее изнасилование с убийством прикрепило к этому дому дурную славу. Тогда всех тамошних бездомных перешерстили. Половину пересажали за прошлые грехи, половину разогнали по помойкам. Но истинного изувера не нашли. А дом вымер окончательно.

И вдруг та самая вечерняя возня. То одна и та же вислоухая собака пробежит, то паренек лет восемнадцати от роду в заросший проем нырнет и исчезнет. Короче, интерес во мне разыгрался не на шутку: в дом с такой репутацией человек может заглядывать только по весьма и весьма уважительной причине. Какой? Это я и захотел выяснить.

Для начала пришлось выверить время «суеты» с точностью до минуты. Собака, парень, какое-то движение в заросших подступах, тишина, снова суета... Из своего окна мне ничегошеньки не было видно, поэтому пришлось спуститься вниз и засесть в импровизированной засаде: сломанная лавка подходила для этого как нельзя лучше. Кусты, кучи строительного мусора, обгоревшая беседка и нарастающие сумерки хорошо маскировали одинокого прохожего. Меня, то есть.

Сначала пришел пес той самой породы, от которой мурашки не проходят еще неделю. Но я ему явно был неинтересен: цинично облив мою лавку, кобель с видом победителя удалился в те самые кусты. Не успел я выдохнуть, как откуда-то сбоку вынырнул тот же парнишка и, воровато озираясь по сторонам, шагнул за собакой в заросли. Он словно растворился в сгустившейся тьме.

Дело принимало дурной оборот: лезть за парнем в кусты, где минуту назад скрылся суровый пес, почему-то не хотелось. Но любопытство все же взяло вверх.

Немного поколебавшись и подобрав с земли внушительную корягу, я приблизился к кустам, закрывавшим вход в подъезд недостроенного дома. Прислушался: тишина нарушалась лишь шорохом листьев да моим прерывистым дыханьем. Вперед!

Стало еще темнее, едва я переступил порог. В глухую влажную тьму с соответствующим ситуации запахом вел первый лестничный проем без какого-либо намека на перила. Нечто похожее уходило и вниз, в подвальное помещение. Других путей просто не было. Куда же?

Прикинув всю неожиданность ситуации, я попытался рассуждать логически: на дворе заканчивается август, окон в доме никаких, не говоря уже о дверях. К тому же, даже мне, тридцатилетнему бугаю, было бы боязно подниматься по ступеням без перил в полную неизвестность. Что же говорить про мальчишку?

А значит, двигаюсь вниз. Три ступеньки, пять... Пол, дальше спуска нет. Темень, хоть глаз коли. Тишина гробовая. Нет, не гробовая: где-то слева слышатся шорохи, чем-то напоминающие всхлипы. Выставив вперед руки, осторожно иду на звук. Через десяток шагов уперся во что-то, похожее на дверь. Так и есть, вот ручка, петли, и... полоска света пробивается. Интересно, откуда в этих руинах может быть электричество?

Сомнений нет: вздохи доносятся из-за двери. И не просто вздохи — шепот, преисполненный непередаваемого сладострастия, изредка прерываемый чьими-то всхлипами. Слов было не разобрать, но от таких звуков кровь начинает буквально кипеть, приливая к нужным местам, отчего те наливаются приятной тяжестью и требуют прикосновений.

Прислушался. Нет никаких сомнений: за дверью два или более человек. Один — точно мальчик: его срывающийся голосок легко отличается от более взрослого шепота. Требовательного и в то же время очень нежного. Просовываю, насколько это возможно, ухо в дверь.

— Только не просите меня больше об этом! Вы же обещали!

Это мальчик. Он о чем-то просит своего собеседника и явно безуспешно, так как аналогичные просьбы мальца повторяются снова и снова. Вот впервые в словах зазвенели слезы: паренек почти умолял невидимого мне человека, обещая сделать что-то, но в самый последний раз. Похоже, с ним не соглашались и теперь.

Рискнув, открываю дверь шире и заглядываю внутрь. Найден источник света — это свеча, стоящая в самом дальнем углу подвальной комнатушки. А вот и та самая парочка: всхлипывающий мальчуган, стоящий почти в центре каморки и сидящий у стены на каком-то потрепанном диване мужчина. У последнего вполне презентабельный вид — на бомжа вроде не похож. Из одежды только спортивные штаны да тапки на голую ногу. Мальчишка тоже был без футболки: она усилено и нервно комкалась в детских ручонках. Из-за плохой освещенности комнаты приоткрытой двери никто не заметил. Мне же, напротив, был виден каждый закуток. Осталось только унять бешено колотящееся сердце и не весть откуда взявшуюся эрекцию.

Собаки видно не было, и я немного успокоился. Но только на миг, так как мальчик снова заканючил:

— Ну дядь Вить, ну давайте и правда в последний раз! Мне уже не нравится так...

— А в прошлый раз, Сашенька, ты, кажется, несколько раз кончил, — улыбнулся мужчина. — И потом просил тебя не отпускать до самого утра. Или нет?

— Ну и что? Теперь мне хочется все это забыть, — тихо сказал юноша. — Я ведь не девочка.

— Ну как же? — дядя Витя удивленно поднял брови. — А разве не ты просил меня купить тебе ажурные чулочки и такие же женские трусики? Не ты ли все это время брал у сестры косметику, чтобы тут передо мной накраситься, словно дешевая шлюха? Извини, сладкий, но для мальчика ты ведешь себя странно.

Повисла тяжелая пауза, во время которой я старался даже не дышать. В висках стучало так, что я опасался за собственное сознание. Не рухнуть бы к этой парочке с закатившимися глазами... Саша стоял, низко опустив голову, и продолжал теребить футболку.

— Иди к дяде, — нарушил тишину мужчина. — Хочешь ведь...

Повинуясь, мальчик сделал несколько шагов и застыл.

— Ну что же ты встал? Раньше ты первый бросался на меня.

Саша сделал еще один шаг, и тут же оказался в объятьях дяди Вити. Нет, сопротивления никакого не было. Зато я явно разглядел дрожь, которую мальчишка никак не мог скрыть. И это не была дрожь страха или неприязни. Это было вожделение, своего рода игра: он знал, что сейчас должно произойти и сам хотел продолжения. Я это понял, когда губы паренька уткнулись в шею мужчины, пробежались по мочке уха, вернулись к щеке... И вот, наконец, долгий и нежный поцелуй двух однополых существ. Они не торопились: одна рука дяди Вити нежно держала Сашу за ягодицы, то и дело, сжимая их. Другая орудовала где-то спереди, отчего юное тело изгибалось и дрожало еще сильнее. Раздался легкий стон, когда с мальчика поползли вниз штаны. Вот они, те самые трусики и чулки! Он шел сюда сознательно и тщательно подготовившись.

— Умница моя, — похвалил дядя Витя, оторвавшись от сладких губ. — А говорил, что не хочешь. Запомни, девонька: достаточно один раз попробовать мужской член в своей попке, и уже никогда ты с него не слезешь. Главное, чтобы владелец этой «кожаной иглы» был аккуратен и нежен.

— Как вы, — шепнул Саша и, переступив через упавшие брюки, отбросил их к стенке. Туда же полетела не нужная теперь футболка.