Людовико

За окном кареты проплывал бесконечный серый пейзаж. Поздняя осень давно вступила в свои права. Меня настигла такая же серая скука, и я в раздражении задёрнул красную бархатную занавеску.

По счастью, я был не один, компанию мне составлял мой давний знакомый Людовико. Он вызвался сопровождать меня, так как ему случилась оказия передать какие-то важные бумаги в один из департаментов города, куда я направлялся по долгу службы. Я был рад такой компании, поскольку Людовико был неизменно весел, словоохотлив и обладал тем деликатным чувством юмора, который я высоко ценил в людях. Вот и сейчас он, живописно расположившись среди подушек напротив меня, рассказывал мне последние светские сплетни.

Его рассказ внезапно прервал резкий толчок, заставивший меня едва ли не прыгнуть на моего собеседника. Людовико также был изумлён и вскинул тёмные брови. Придя в себя, я распахнул дверь кареты, выглянул и спросил извозчика, в чём причина нашей остановки.

- Не извольте гневаться, милорд, но тут колесо слетело с оси. Надобна починка. Мы почти въехали в деревню О. Обождите, я пойду справлюсь о мастере.

Я огляделся, впереди действительно виднелось какое-то поселение. Мы с Людовико принялись ждать, развлекая друг друга беседой. Вскоре выяснилось, что мастер сегодня куда-то отъехал и никак не может взяться за нашу карету, да и смеркалось в это время года рано. Ничего не оставалось, как остаться ночевать в О. Такая перспектива сильно раздражала меня, ведь я надеялся поскорее добраться до места, отдохнуть в комфорте и подготовиться к визитам в присутственные места. Также мне не импонировала остановка в этой богом забытой дыре. Однако выбора не было, и мы направились в сторону ближайшего постоялого двора.

По дороге Людовико непринуждённо шутил, и мой сплин несколько отступил. На постоялом дворе нас встретил хозяин, угрюмый и неприветливый старик.

- Все нумера нынче заняты, - бросил он. - Осталась единственная комната в верхнем этаже.

Я хотел было вступить в спор, но Людовико мягко улыбнулся хозяину своей лучезарной улыбкой и согласился, что лучше иметь такой кров над головой, чем оказаться на улице в непогоду. Этот довод урезонил меня. После мы отправились в таверну поужинать и пропустить кружку-другую. За ужином Людовико много смеялся, был учтив с хозяйкой и всячески старался приободрить меня. Мне нравилось это, я тоже начал отпускать шутки, и таверну мы покинули в добром расположении духа.

Поднявшись в нашу комнату на постоялом дворе и открыв дверь, я был изумлён открывшимся мне видом. В комнате кроме пары стульев и умывальника стояла единственная кровать. Я не привык делить ложе с посторонними и был сконфужен. Людовико, однако, казалось, нисколько не был смущён и принялся расстёгивать свой камзол. Я постарался взять себя в руки и последовать его примеру. Отвернувшись к стене, я быстро снял верхнюю одежду и поскорее забрался под одеяло. В этот момент я посмотрел на Людовико. Он стоял в одном исподнем. Белизна его рубашки подчёркивала его молочную кожу, вырез обнажал завитки волос на его груди. Я невольно остановился взглядом на этих завитках.

Внезапно Людовико опустился на пол и невозмутимо начал устраиваться на своём плаще.

- Людовико, не собираетесь же Вы спать прямо на полу! - воскликнул я.

- Милорд, я стал бы ненавистен себе, если бы посмел потревожить Ваш сон, - он улыбнулся, и его алые губы обнажили крупные ровные зубы.

- Послушайте, Людовико, я не могу позволить Вам ночевать, как псу, и схватить простуду. Прошу Вас, не глупите и ложитесь рядом.

Мой спутник улыбнулся ещё шире:

- Извольте.

Людовико лёг рядом, и меня охватило волнение, которое охватывает любого, в чьё личное пространство вторгается другой человек. Чтобы снять неловкость, Людовико принялся рассказывать мне последний анекдот, но я слушал рассеянно. Меня отвлекали его смеющиеся серые глаза и приятный запах, исходивший от его кудрявых волос. Пожелав покойной ночи, я отвернулся к стене и постарался заснуть. Вскоре я действительно провалился в неглубокий сон. Неожиданно я почувствовал тонкие тёплые пальцы на моей шее и вздрогнул. Я резко повернулся и воззрился на Людовико. Тот крепко спал и выглядел ангельски умиротворённым. Вероятно, он не контролировал себя, догадался я. Я хотел было вернуться к своему прежнему занятию, но взгляд мой остановился на этом точёном профиле. Тонкие ноздри Людовико подрагивали во сне, красный рот слегка приоткрылся, волосы разметались по подушке, грудь ровно поднималась и опускалась в такт дыханию. Я, кажется, наклонился ниже, чтобы рассмотреть это красивое лицо в полутьме. Не удивительно, что я оказался напуган, когда меня внезапно пронзил серый взгляд глаз Людовико, который проснулся и изучающе воззрился на меня. Я приготовился пробормотать какие-то объяснения и извинения, но мой компаньон широко улыбнулся, глаза его засверкали. Людовико положил свою узкую ладонь на мою шею и притянул к себе. Я почувствовал его мягкие губы, затем влажный язык в моём рту.

Сердце неистово забилось в груди, кровь зашумела в висках. Я отпрянул и уставился на моего знакомого, будто видел его впервые. Я действительно впервые видел его, такого чувственного и открытого. Я не мог отвести взор. Со смехом удовольствия Людовико схватил меня за плечи и повалил на спину, затем ловко вскочил на меня, и я почувствовал тяжесть его тела на себе. Это было пугающе и приятно одновременно. Людовико принялся целовать меня в губы и шею, я провёл пальцами по его волосам, запах от его кожи пьянил меня сильнее, чем эль из таверны.

Минутой позже я почувствовал, как руки его скользят под моей рубашкой. Я начал полностью отдаваться охватившему меня волнению. И в этот самый момент Людовико сбросил с себя свою белоснежную рубаху, и моему взору предстал его прекрасный торс, подобный античным статуям. Прежде чем я смог сделать то же, Людовико сам задрал мою одежду и принялся осыпать поцелуями мою грудь и живот. Я гладил его волосы и спину, моя голова шла кругом.

Невольно я вскрикнул, когда рука Людовико легла на мой пах. Я был возбуждён, и моё состояние меня выдавало. О, каким восхищенным взглядом одарил меня мой попутчик! Я даже смутился от этого взгляда, но длилось это недолго, ибо Людовико принялся ласкать меня, сжимая мой орган. Затем он стянул с меня панталоны, и я предстал перед ним во всём естестве.

Описывать дальнейшее представляется трудным, поскольку в голове моей как будто поплыл туман. Людовико провёл языком по моему органу от основания до края плоти, затем ещё и ещё раз. Потом он поцеловал самый наконечник моего жезла, его губы обхватили меня и поглотили. Я испытал неизъяснимое удовольствие, пальцы мои зарылись в его курчавые волосы, я притягивал его ближе и ближе. Скоро всё было кончено, так как я не смог справиться с волной накрывшего меня экстаза и излил своё семя в этот прекрасный алый рот.

Я остался лежать на спине, тяжело дыша и приходя в себя. Людовико потянулся за платком, изящно вытер лицо и одарил меня улыбкой. После он лёг рядом со мной и обвил меня своими белыми руками. Я повернул к нему лицо и, не в силах что-либо сказать, стал рассматривать моего нового любовника. Тот уже весело мне что-то говорил, но я не слушал. Вскоре он замолчал для того, чтобы вновь впиться в меня поцелуем. Я ощутил, что рука Людовико опустилась в его панталоны и совершает там широкие движения.

- Людовико,- выдохнул я. - Я желаю видеть тебя.

Людовико опустил глаза, ресницы на мгновение задрожали на его щеках, затем он скинул с себя оставшуюся одежду и предстал нагим передо мной. Ниже пояса он оказался также прекрасно сложен, но его детородный орган не отличался скромностью, присущей классическим статуям. Людовико снова улыбнулся, на этот раз немного смущённо, но продолжил удовлетворять себя. Я опять почувствовал волнение. Приподнявшись, я притянул к себе Людовико и усадил на свои колени лицом к себе. Мне хотелось поближе рассмотреть все изгибы этого очаровательного тела. Людовико начал двигать рукой быстрее, из его груди вырывались тихие стоны, на лбу выступили капли пота, он закусил нижнюю губу. Потом он слегка дёрнулся несколько раз, выдохнул и упал лбом на мою ключицу. Я почувствовал горячие брызги на своём животе. Я обнял Людовико и крепко сжал в объятиях.

По счастью, в умывальнике оказалось достаточно чистой воды, и мы смогли освежиться. До рассвета было ещё далеко, утро в ноябре приходит поздно. Мы лежали, обнявшись в сонной истоме. Людовико был на удивление молчалив, но всё так же спокоен и мил. Я начал погружаться в дремоту и мысленно благодарил слетевшее с оси колесо и отлучившегося по делам мастера.