Вор

Часть 1

Юг Италии, самый мысок Апеннинского сапожка - солнечная Калабрия со своими обширными виноградниками, цитрусовыми и оливковыми рощами. Эта область с трёх сторон окружена морями, поэтому издревле подвергалась нападкам пиратов и грабителей. Здесь было невыгодно развивать производство, строить что-либо стоящее или возводить памятники - всё равно разграбят.

Главное в Калабрии - её уникальная природа: горы и море. Расположение и история формировали традиции региона, в котором оседали разбойники всех мастей, и у самой бедной провинции оказалась самая могущественная мафия - Ндрангета. Она не так известна, как сицилийская Коза Ностра или неаполитанская Каморра, но эти две ей в подмётки не годятся. Ндрангета признана одной из самых могущественных преступных организаций в мире. Щупальца этого спрута раскинулись в разные стороны и незаметно проникли в страны Америки, Европы и даже в Австралию.

Деятельность организации до неприличия разносторонняя: от легального строительства и производства до нарко- и работорговли, и даже операций с оружием и ядерными материалами. Ндрангета непобедима. Семья всегда самое слабое место, поэтому причина бессмертия этого спрута кроется в семьях, а точнее, в принципах построения, где главное - родственные связи и кодекс чести (омерта), нарушение которого карается убийством всех членов семьи предателя. Уважительной причиной выхода из этой организации тоже является только смерть.

До сих пор никто из рядовых членов Ндрангеты не заговорил в полиции, и никогда не заговорит с таким кодексом, поэтому, даже обрубая щупальца спрута, невозможно добраться до головы. Самые влиятельные боссы Ндрангеты, эти серые кардиналы, спрятались в Калабрии и дышат чудотворным воздухом гор и морского побережья.

Окна старого особняке на вилле в небольшом приморском городке распахнуты настежь. Толстые каменные стены утопают в зелени дикого винограда и плюща. Здание со всех сторон окружено стройными рядами деревьев. Абрикосы, персики и апельсины созревают по очереди, радуя обитателей запахами и сочными плодами.

У главного входа с колоннами фонтан со статуями и большие замысловатые клумбы, которые разбиты так хитро, что цветение одних растений сменяется другими, поэтому весь двор благоухает до поздней осени. Первыми после унылой зимы радуют глаз яркие первоцветы и гиацинты, потом - нарциссы, тюльпаны и пионы. Летом заполняют двор своими тонкими ароматами розы, лилии и гладиолусы, а осенью настаёт черёд мохнатых астр и хризантем с их терпкими холодными запахами.

Когда немолодой, но ещё крепкий садовник Микеле ухаживает за клумбами или садом, ему помогает шустрый парнишка, который выполняет на вилле обязанности ночного сторожа. На самом деле охранять цветы и сад, в который никто не стремится попасть, - просто формальность. Все боятся хозяина, которого и днём, и ночью охраняют несколько мутных бандитских рож. А ночной сторож - это внук садовника, который приехал к деду на лето и живёт с ним в маленьком садовом домике. Лучиано очень похож на своего деда: такой же рослый и широкоплечий, те же высокие скулы и смуглая гладкая кожа, жгучие карие глаза и брови в разлёт. Лицом эти двое - один в один.

Ночью полная луна освещает двор и сад, заливая всё вокруг ярким светом не хуже солнца. Лишь сверчки и цикады, дружно выводящие свои серенады, напоминают, что на улице ночь. Запах скошенной травы смешивается с тонкими ароматами роз и спелых персиков, и они кружат голову не хуже молодого вина, возбуждая и усиливая все чувства. Кто-то крадётся, согнувшись в три погибели, прижимаясь к стенам старого замка, скользя по ним словно тень. Обогнув здание с торца, тень проникает в тёмный задний дворик, где поднимается по выступу фундамента и взбирается на подоконник. В проёме окна на первом этаже совсем ничего не видно. Тень ищет на ощупь выступы, хватается руками за арку и подтягивается на руках вверх. Цепляясь руками и ногами за стебли дикого винограда, она ловко ползёт выше.

Один раз в год старинный замок преображается и превращается в отель, заполненный до отказа жильцами и чемоданами. Все комнаты, оформленные в современных стилях, обычно пустуют в ожидании детей и внуков хозяина - сеньора Маттео Мориарти. Лишь его спальня и кабинет обставлены старинной мебелью. Картины, ковры, гобелены и вазы - всё в покоях старого сеньора антикварное и такое древнее, словно находилось здесь со времён постройки замка. Старик вдов, у него четыре сына и у каждого своя семья с кучей взрослых детей, а некоторые из них тоже успели обзавестись своими семьями. Весной начинают подтягиваться отпрыски из Рима и Милана, а ближе к лету слетаются со своими семействами остальные - из Европы и Америки.

Сеньора Мориарти уважают и боятся не только в родном городке, у него строительный бизнес по всей стране и за рубежом, ещё есть рестораны и сеть магазинов. И это только легальный бизнес, про нелегальный только догадываются. Маттео хорошо поработал в молодости, хотя злые языки утверждают, что своё состояние он сколотил на грязных деньгах и даже руки испачкал в крови.

Этот заброшенный полуразрушенный замок с участком земли он приобрёл ещё в молодости, когда только-только собрал первые большие деньги и женился на дочери своего босса - девчонке худой, чёрной и вздорной, как злобная неаполитанская старуха. В послевоенное полуголодное время Маттео даже не мечтал о такой карьере, а теперь у его внуков и правнуков будет не только огромное состояние, но и своё родовое поместье. Всю жизнь он стремился к богатству и благополучию, но теперь почему-то не чувствует ни радости, ни счастья. Может, он не о том мечтал, поэтому прожил отпущенное время совсем не так, как ему хотелось на самом деле?

Ползущий по стене с виноградной лозой наконец достиг заветной цели и забросил ногу на подоконник, затем перевесил корпус и ввалился в проём открытого окна на втором этаже. Как только лазутчик скрылся внутри, в соседней комнате зажёгся свет.

- Держи вора! Держи вора! - орал на всю округу визгливый мужской голос. Выпучив глаза как ненормальный, старший сын Маттео - Томмазо - выскочил в коридор и столкнулся лоб в лоб с отцом.

- Громче всех "держи вора!" кричит сам вор, - пробурчал старик, потирая ушибленный лоб. Окинув сына недовольным взором, он скривился и добавил, передразнивая противным визгливым голосом. - Держи вора! Держи вора! Вот и держи себя за яйца, Томмазо, большего разбойника чем ты, найти трудно. Боже, спаси меня от друзей, а с врагами я и сам справлюсь. Ну, что ты орёшь посреди ночи, как ненормальный?

Вскоре в коридор сбежались все сонные домочадцы, охранники, а также прислуга со скалками и мётлами наперевес. Собравшиеся поволновались, пошумели, потом обыскали кабинет старого сеньора, так как только там в тайниках и сейфах хранились самые ценные вещи. Затем они порыскали в зале, коридоре, подсобках, и, не обнаружив нигде ни воров, ни посторонних, все разошлись досыпать прерванные сны.

А в это время в небольшой комнатке внука сеньора Мориарти - Андреа - двое парнишек жарко обнимались у раскрытого окна. Вор был хорош во всех отношениях. Андреа сразу приметил его в саду, когда тот возился с георгинами, можно сказать, совсем без одежды, в одних только коротких шортах. Гладкое загорелое тело парня так и сияло на фоне буйной зелени. Потом Андреа подглядывал за ним, когда тот плескался в глубине сада, поливая себя водой из старого колодца.

Думаете, тот не замечал его жадные взгляды? Ага, как же. Только слепой не заметил бы, как Андреа смотрел всякий раз, когда они "случайно" сталкивались в саду. Лучиано всё прекрасно видел, понимал и вскоре ответил взаимностью. Теперь каждую ночь он, словно вор, проникал в комнатку на втором этаже и крал то, что не мог взять открыто, - ласки, объятия, поцелуи, стоны, проникновения, а в довершение всего слизывал на десерт капельки с груди и живота любимого.

Все мужчины в семье Мориарти были с хорошей деловой хваткой: инженеры, юристы, банкиры или, на худой конец, - рестораторы. И все работали на общее дело. Лишь этот стройный изящный парнишка с буйной кудрявой головой и глазами, такими же синими, как у деда, упёрся и решил стать художником. Родители много раз беседовали с ним, внушали, что все художники нищие, и лишь единицы из самых талантливых становятся известными, да и то - чаще после смерти. Что это за прихоть такая с сомнительной перспективой?! Но Андреа был упрямым и никак не соглашался на "нормальную профессию для нормального мужика". Этим летом должна решиться его судьба, и главное слово будет за дедом.

Рано на рассвете Томмазо прокрался по коридору к двери в комнату Андреа и открыл её запасным ключом. Когда он на цыпочках проник внутрь, обнаружил на подушке своего племянника не одну, а целых две кудрявые головки. Парнишки сладко спали голышом, обнявшись, сплетясь руками и ногами.

- Санта Мария! Какой позор! Развратники! - начал громко кричать и причитать во всё горло толстяк. В тот день, когда Томмазо пошёл изучать банковское дело, в нём умер великий артист. Дядя устроил настоящий спектакль: мало того что он бил себя руками в грудь и по толстым ляжкам, так ещё и пустил слезу, изображая отчаяние и горе. Разбуженные криками парнишки только глазами хлопали - испуганно и недоуменно.

Томмазо всегда был самым хитрым и жадным, поэтому он только обрадовался тому, что застал племянника с парнем. Теперь благодаря этому негоднику семья братца попадёт в немилость, а может, даже отец разгневается и вычеркнет всю прогнившую семейку из завещания. Вскоре на шум сбежались сонные домочадцы. Как только разбуженная родня блокировала своими телами вход в комнатку, Томмазо протиснул своё пузо сквозь толпу и метнулся в сторону покоев отца.

Парнишки с головой спрятались под одеяло и замерли.

- Что ты опять разорался? - послышался грозный голос Маттео.

Старший сын тащил за руку сонного недовольного старика в комнату Андреа. Раньше это небольшое помещение, больше похожее на кладовку, служило деду гардеробной, поэтому было буквально в двух шагах от просторных покоев сеньора Мориарти.

Толпа у двери расступилась, пропуская вперёд главу семьи. Маленький пузатый Томмазо подпрыгивал впереди словно резиновый мячик, он раскраснелся и, казалось, вот-вот лопнет от возмущения. Бранные слова так и лились из его рта сплошным потоком, при этом он не забывал строить скорбные гримасы и отчаянно жестикулировать.

- Что ты орёшь, болван, будто тебя режут или грабят?

- Отец, да ты только посмотри! Негодник опозорил всю нашу семью! Как я теперь буду смотреть в глаза соседям? - кричал, брызгая слюной и размахивая руками Томмазо.

Маттео глубоко вздохнул. Верно говорится: родившийся ослом не умрёт лошадью. Его старший сын, наверное, никогда не поумнеет, он всегда был недалёким и скандальным, как баба, с таким же вздорным и стервозным характером, как у его матери.

- Вот же бестолочь, хватит орать, а то действительно разбудишь всех соседей в округе... Посмотри, посмотри! - передразнил Маттео визгливые бабские интонации сына. - Ну, вижу, и что? Пока ты не разбудил весь дом, парнишки спали, утомились, наверное, за ночь. А ты уже забыл, как это обычно бывает в молодости? Хотя о чём это я, откуда тебе это знать.

Часть 2 (последняя)

На кровати, закрывшись одеялом по самые глаза, сидели двое. Две кудрявые головки, две пары испуганных глаз - карие и синие - смотрели, не мигая, тревожно и испуганно. Синие Маттео узнал сразу: они того парнишки с глазами и улыбкой, как у него самого - внука Андреа. А карие чьи? Сначала густые сросшиеся брови старика взметнулись вверх, потом паутинки из морщинок вокруг синих глаз стали глубже и чётче - это Маттео прищурился и с любопытством вглядывается в карие глаза незнакомого парнишки. Где-то он уже видел совсем рядом эти жгучие глаза...

Днём Андреа успел столкнуться с дедом, и встреча получилась не очень хорошей. Любопытный парнишка, жадный до всего прекрасного, рассматривал картины и статуэтки за стёклами шкафов-витрин в кабинете Маттео. Его внимание привлекло старинное бюро красного дерева. Андреа просто погладил руками замысловатый цветочный узор, вырезанный на верхней планке, как вдруг сработал секретный механизм, деревянная панель посередине, отошла в сторону и ящик, скрытый где-то глубоко в недрах бюро выдвинулся наружу. Во вместительном ящике стояла только маленькая шкатулка. У паренька глаза разгорелись от любопытства, он не удержался и открыл её.

В шкатулке хранились старые чёрно-белые фотографии. На снимках - загорелые, совсем ещё юные парни на фоне моря весело смеются, бегают по пляжу, плещутся в воде, обнажая в улыбках белоснежные зубы. Потом они же играют на гитарах, зажигательно танцуют на какой-то вечеринке и обнимаются в танце, дурачатся и строят рожицы за накрытым столом. На последних фотографиях они в постели и полностью обнажены: целуются, обнимаются, лежат в разных позах. Молодые, красивые и счастливые, и кажется один из них - это его дед Маттео.

- Андреа! Что ты здесь делаешь? Роешься в чужих вещах?

Андреа узнает этот голос из тысячи. Раньше, когда он был совсем ещё маленьким, так боялся деда, что ссался от одного только этого голоса. Парнишка вздрогнул от неожиданности и выронил фотографии. Они разлетелись во все стороны - открытые, наглые и бесстыжие.

- Простите, я сейчас всё соберу, - паренёк поспешно кинулся подбирать с пола фотографии.

- Как ты нашёл их?

- Простите, я не хотел. Они сами нашли меня, я просто погладил резные головки деревянных цветов...

Голос у деда сильный, строгий и пробирает насквозь, аж до мурашек:

- А ну-ка, живо опустите одеяло.

Оба разом отпустили одеяло. Оно упало, открывая их лица и голые торсы - гладкие, загорелые, совсем как на старых черно-белых фото самого Маттео. Парни раскраснелись, видно, готовы были сквозь землю провалиться со стыда. Дед подвинулся ещё ближе и присел на краешек кровати.

- Ну, этот наш, я его сразу признал. А это кто тут у нас попался? - он приподнял лицо незнакомого парнишки за подбородок. Вглядевшись, дед онемел. Видно было, что он растерян. Наконец губы сеньора Мориарти дрогнули:

- Ты сын садовника Микеле?

- Нет, сеньор, я...

- Как это нет? Что значит нет?! - нетерпеливо перебил старик. - Не смей мне лгать! Я пока ещё не ослеп и лучше всех знаю, как выглядел Микеле в молодости, ты же один в один - он!

Лучиано, словно высокий рыхлый пион, - хоть и вымахал ростом с деда, на самом деле был совсем ещё пацан - робкий и застенчивый. Ему ли не бояться гнева старого сеньора? Парнишка покраснел до кончиков ушей, пухлые губы задрожали, изогнулись, видно было, что ещё совсем немного, и он расплачется.

- Сеньор, я внук садовника Микеле, - сказал паренёк чуть слышно.

- Ах, да, точно! Что это я, старый дурак, всё перепутал. Ты никак не можешь быть его сыном, тот давно уже взрослый, а ты, конечно, внук, как же иначе, - улыбнулся старик, а потом, потрепав парнишку по волосам, добавил ласково, чуть ли не по слогам. - Маленький Микелетто.

Тут Томмазо, стоявший в дверном проёме, присвистнул от изумления и возмущения:

- Вот вам и ночной сторож собственной персоной! Видали, какие фортеля выписывает сторож, лазая по окнам не хуже заправского вора!? А я давно приметил паршивца, но никак не мог изловить. Да разрази меня гром, если я лгу, точно вам говорю: они уже давно так извращаются, мерзавцы!

Сеньор Мориарти оглянулся на голос и увидел множество голов любопытных домочадцев. Они очистили помещение сразу, как только старик вошёл в комнатушку, и теперь всем скопом выглядывали из дверного проёма, вытягивая шеи словно голодные птенцы.

- Вашу мать, вы всё ещё здесь?! Что вылупились, как из гнезда? Голых пацанов никогда не видели? Вам, сеньоры, каждый раз необходимо напоминать о хороших манерах? Видно, мало я вас в прошлом порол, особенно тебя, Томмазо. Тебе персонально могу прямо сейчас добавить. А ну, пошли все вон отсюда!

Последние слова старик гаркнул так громко, что стены задрожали, поэтому не успел он их закончить, как все дружно разбежались по своим комнатам, первым юркнул в свою спальню толстяк Томмазо.

Следующее утро выдалось солнечным и тёплым. Ласковый ветерок доносил тонкие ароматы цветущих роз и лилий. Вся большая семья собралась на террасе, расположенной над колоннами главного входа. Главная терраса замка была больше похожа на небольшую округлую площадь, со всех сторон окружённую кадками, засаженными деревьями и цветами, с длинным столом посередине. Домочадцы вышли пить кофе, как ни в чём не бывало. Во главе стола, как всегда, сидел сеньор Мориарти. Парнишек он усадил рядом с собой и так строго посмотрел на остальных домочадцев, что те за весь завтрак не вымолвили ни слова, открывая рот только чтобы затолкать туда печенье или откусить кусочек бутерброда. Эта совместная трапеза за общим столом прошла тихо и мирно.

Вечером во время ужина за тем же длинным столом на семейном совете стоял шум и гам. Обсуждали судьбу Андреа, который, вопреки воле старших, решил стать художником. Такой выбор никто не одобрял, а настойчивость парнишки только возмущала остальных. Слово брали по старшинству, и каждому выступающему вторила вся большая семья, подпевая, как никогда дружно, в один голос. Они явно отыгрывались на Андреа, за ночное происшествие, поэтому ненависть и злоба так и сквозили в каждом выступлении. Андреа сидел в конце стола, низко опустив голову.

- Все высказались? - сказал наконец, поднимаясь во весь рост, сеньор Мориарти - Как я понял, большинство против того, чтобы Андреа учился на художника. Есть кто "за" или "воздержался"? Поднимите руки. Нету. Теперь скажу я. Мой внук Андреа Мориарти поедет учиться в самую лучшую художественную академию в мире. Где это я даже не представляю, он сам выберет - Рим, Париж, Лондон или ещё где-то. Я оплачу его обучение и содержание.

Голоса за столом стихли, все застыли в недоумении и непонимании. В полной тишине сеньор Мориарти продолжил:

- Вместе с ним на учёбу поедет и Лучиано - внук садовника Микеле. О чём он мечтает, я не знаю, но его дед всегда хотел стать известным фотографом. Когда-то, очень давно я помешал ему и не отпустил учиться, так и остался Микеле при мне... садовником. Он всегда был ценителем прекрасного, а я украл у него мечту, можно сказать, загубил талант. Пришла пора исправлять ошибки, и будь я проклят, если не сделаю этого: я оплачу обучение и содержание внука Микеле там, где он пожелает.

Старик замолчал. Он обвёл взглядом детей и внуков - примолкших, сидящих смирно, словно ученики на уроке. Его синие глаза остановились на Андреа и лукаво засветились:

- У тебя хороший вкус, мой дорогой. Наверное, Микелетто такой же славный, как и его дед - талантливый, тонкий, чувственный, страстный и всё такое. Может, у кого-то есть вопросы? Видимо, вопросов нет.

Томмазо громко икнул от изумления и прикрыл рот рукой. Сеньор Мориарти грозно посмотрел на него и добавил:

- А если кто-то недоволен, может сразу освободить место за столом и комнату заодно, ну, а из завещания я его сам вычеркну. И ещё. Если кто-то осмелится трепать своим длинным языком, как баба на рыночной площади, направо и налево о ночном происшествии или о чём-то подобном, я вот этими самыми руками укорочу ему длинный язык. Вы меня знаете, я смогу.

Сеньор Мориарти выставил вперёд свои большие ладони и для убедительности потряс ими в воздухе. Жена Томмазо вздрогнула, поперхнулась вином и уронила рюмку на пол, та разбилась, разлетевшись на множество мелких осколков. В повисшей тишине вдруг захныкал малыш. Сеньор Мориарти вышел из-за стола, взял на руки маленького правнука и стал успокаивать его, смешно сюсюкая и причмокивая губами:

- У-тю-тю, у-тю- тю. Что это за люди такие? Напугали малыша Луиджи. Ни днём ни ночью от них нет покоя. Орут, шумят, спорят, руками размахивают. Пиздят, в общем. Не могут вести себя прилично. Это моя вина, малыш, видно, мало я их когда-то давно порол. Знаешь, Луиджи, садовник Микеле - единственный близкий мне человек, и я всю свою жизнь по-настоящему любил только его, но скрывал это. Пока был молодой, боялся отца и тестя, а потом опасался навредить бизнесу. Так и прожил богом отпущенное время, словно вор, - прячась и остерегаясь. Не понимал, что счастье возможно только, когда живёшь так, как хочешь сам, а не так как нужно. Томмазо, ты слышишь? Я тоже сплю с мужчиной! Тебе что-то не нравится, Томмазо? Если не нравится, ты только скажи, и я живо избавлю тебя от своего вульгарного общества! Ты ведь порядочный человек, Томмазо, поэтому у тебя при живой жене никогда не бывает больше двух любовниц одновременно. Прости, Клаудиа, что говорю это при всех, но твой муж сам напросился... Андреа, мой дорогой, отныне я твой должник. Я словно себя увидел в юности, и благодаря вам наконец решился выйти из тени.

Старик начал разговаривать с младенцем, но на самом деле все поняли, что выступление на самом деле предназначалось им. Пока члены семьи пережёвывали шокирующие новости и приходили в себя, Маттео завершил свой эффектный выход:

- Всё, разговор окончен. Что с лицами? Подберите челюсти, закройте рты, нечего тут изумляться или распускать нюни. Да что, блядь, у вас у всех за проблема? Приберегите скорбь для похорон, а я пока ещё жив. Знаешь, Луиджи, лучше один день прожить львом, чем сто лет овцой.

Маттео ещё раз окинул взором явно растерянные, недоуменные лица и добавил:

- Давайте, давайте, расходитесь быстрее, если поели, а мы с Луиджи и Андреа пойдём проведаем садовника Микеле, он должен поскорее узнать, что мы наконец вышли из тени.

Сидящие за столом молча переглянулись. До этого момента никто даже не догадывался о предпочтениях старика и его любви к садовнику. Возмущаться или перечить никто не решился. Маттео умел держать всю эту крикливую свору на коротком поводке. Как? Всё гениальное просто, поэтому он просто при каждом удобном случае грозился вычеркнуть из завещания каждого, кем был недоволен.

Геи часто вынуждены воровать любовь. Наученные горьким опытом непонимания и ненависти, они, словно воры, стараются избегать лишних глаз, скрывают свои мысли и чувства. Но однажды каждый достигает точки невозврата и выходит из тени, потому что жизнь теряет смысл, когда всё время живёшь и любишь вопреки.

страницы [1] [2]