Эй, ты!

Часть 1

Он стонал, как девчонка. Его хорошенький курносый носик то морщился, то распрямлялся, смешно играя переносицей, а торчащая белёсая чёлка ритмично подрагивала в такт движениям. Стоны здорово подстёгивали Митьку, и он двигался всё быстрее и быстрее, продолжая наблюдать за смазливым личиком. Вот парнишка застонал ещё громче и прикусил пухлую нижнюю губу. Может, Митька перестарался и случайно сделал ему больно? Он остановился, высоко приподнялся на руках, внимательно вглядываясь в лицо Петьки. Тот лежал под ним с закрытыми глазами и только недовольно заёрзал голой задницей по сиденью.

- Давай, давай, не останавливайся! - прохрипел парнишка, двигаясь бёдрами навстречу.

Его мягкие губы коснулись уха, смешно щекоча и так возбуждённого до дрожи во всём теле Митьку. Он возобновил движения, остервенело впившись в упругие губы, проникая сквозь них языком, проталкиваясь дальше и глубже. Через некоторое время Петька откинул голову и посмотрел куда-то вдаль. Его глаза меняют цвет в зависимости от настроения или освещения от ярко- василькового до цвета морской волны, теперь они потемнели, как вода в глубоком колодце, затягивая за собой в бездну похоти.

- Пожалуйста, быстрее, Митенька, ещё, ещё быстрее, - жалобно простонал он, при этом чуть ли не захныкал, заставляя партнёра ускориться, набирая сброшенный темп.

Парнишка стонал всё громче и громче, и с Митькиных губ тоже стали срываться то ли рыки, то ли хрипы. Наконец он почувствовал судорожные спазмы, приятно охватывающие его горячую, полную напряжения плоть. Сигнал приближающегося конца. Волны удовольствия одного подхватили другого, и они вместе взлетели на вершину гребня, уже ничего не соображая, не сдерживаясь, сливаясь воедино. Потом долго лежали, прижавшись друг к другу, молча прислушиваясь к дыханию.

В просторном высоком внедорожнике трахаться удобно, не то что в изящном седане, в котором Митя обычно возит членов семьи шефа. Сегодня он специально выгнал из хозяйского гаража этот высокий, вместительный, почти как дом на колёсах, джип и поехал в универ за студентом. В нём можно спокойно забрасывать ноги на плечи и при этом ещё и свободно двигаться. Петька - это студентик, сын Павла Петровича, у которого Митя работает личным водителем. У шефа на работе есть ещё одна служебная машина с штатным водителем, а он чаще возит членов семьи...

С Петькой они сошлись совсем недавно. Сначала вся весёлая семейка дружно доставала и мучила его своими закидонами. Больше всех его донимал именно Петька - изящный шустрый блондинчик с круглой задницей и фантазией, не знающей границ. Креативный пацан заранее готовил свои пакости, поэтому Митю частенько ожидали приклеенные к полу кроссовки, кнопки, выложенные остриём вверх в форме сердечка на сиденье авто, зашитые наскоро рукава и штанины, картофелина, засунутая в выхлопную трубу, петарда, брошенная под ноги, дымовуха, оставленная в салоне и самый изощрённый автоприкол - винтик, заброшенный в отверстие под задним сиденьем. Винтик долго тарахтел при езде и сводил с ума, так как Митя никак не мог понять, что стучит в кузове.

Как только Митька демобилизовался из армии, сразу же поехал в Москву, где обосновался его школьный друг, который порекомендовал его Павлу Петровичу, охарактеризовав скромным, честным и разбирающимся в автотехнике. Всё верно, он простой работяга, высокий стройный шатен, лёгкий на подъём и рукастый, ещё очень добрый и терпеливый, иначе не смог бы столько лет терпеть выходки "семейки Аддамс".

Сейчас отпрыски шефа уже студенты, а когда Митя только устроился на эту работу, они были ещё школьниками - избалованными и наглыми. Первое время Митя с непривычки нервничал и злился, потому что сам тоже был совсем молодым и недалеко ушёл от них, а отпрыски вели себя дерзко и высокомерно, даже хуже, чем их надменная мамаша. Девчонка и пацан постоянно грызлись между собой и нещадно дрались, но как только объединялись, начинали стебать и критиковать его - прикид, стрижку, манеру говорить. Акакий, Митрофан, Капитон, Пафнутий, Дормидонт - и это ещё неполный список имён, которыми они его звали.

Школьники плюхались с разбега на сиденья, задирали ноги, просовывая их, куда только пролезут, забывая сбрасывать обувь. Частенько их ноги оказывались на приборной панели, иногда между сиденьями или даже у водителя на плечах.

Ему очень хотелось надрать задницы всему семейству по очереди, но он отвечал сдержанно, только называл их в отместку за хамство и стёб не по именам, а "пацан" и "девчонка".

- Эй, девчонка, а ну-ка, опусти ноги! Машину только что помыли, - говорил он и начинал щекотать выглядывающие из босоножек пятки.

Она довольно смеялась и тут же опускала ноги. Петьке тоже очень хотелось внимания и ласки, поэтому он быстренько просовывал свои ноги прямо под нос водителю, и тот слегка шлёпал его по ногам, сбрасывая их вниз, тогда парнишка краснел, недовольно пыхтел и затихал до конца поездки. Иногда Митьке казалось, что они заигрывают с ним, но как такое возможно? Да быть такого не может, они ведь совсем ещё мелкие.

Глаза у девчонки необыкновенные: большие, зелёные, с пушистыми ресницами. Она вообще очень красивая: белокурая и стройная, как куколка, вся в свою мамашу - красивую, но глупую. Девчонку звали Патрисия. Она заигрывала с ним и выделывалась с самого первого дня. Когда девчонка, глядя в зеркало заднего вида, вытягивала в его сторону длинную шею, облизывала губы, подкрашивала их или расчёсывалась, Митька возбуждался, но скрывал это и делал вид, что ничего не происходит. Парнишка всегда заметно ревновал и пытался привлечь к себе внимание своими глупыми приколами.

Павел Петрович не вмешивался ни в семейные дела, ни в воспитание потомства, только денег не жалел на репетиторов, разные секции, ну, и в доме всё было самое лучшее, дорогое, фирменное. Он только один раз настоял на своём, когда назвал сына в честь отца и деда Петром.

Единственным нормальным человеком в этой семейке был Павел Петрович - высокий, статный, видный блондин среднего возраста. Митьке всегда нравились именно такие - добротные и спокойные. Иногда ему казалось, что никакие премиальные деньги не перевесят его обиду от унижений, и только из- за Петровича он оставался на этой работе. Шеф разговаривал со своими работниками уважительно - молодых называл по имени, а возрастных - по отчеству, относился ко всем одинаково хорошо и никого не обижал ни словом, ни заработком.

Когда-то давно Павел Петрович был обычным ботаном, выросшим в семье потомственных микробиологов. С маленьким Павликом всегда занимались лучшие репетиторы, а дед - бывший профессор - остаток своей жизни посвятил воспитанию единственного внука. Потом, когда Павел учился в ВУЗе, случайно встретил Маринку - молодую, задорную, необыкновенно красивую, хоть и недалёкую девчонку из провинции. Она искала именно такого москвича - юношу неопытного и неискушённого, чтобы быстро затащить в постель, охомутать и женить на себе, внезапно объявив о беременности. Брак был неравным и совсем нежеланным. Сначала Павел сопротивлялся, как мог: цеплялся за науку и образ жизни, к которому привык, но, когда появились отпрыски, сменил работу в НИИ на более доходную в фирме родственника и стал заниматься оптовой торговлей импортными стройматериалами. Когда набрался опыта, сам начал руководить филиалом, потом организовал свой бизнес и стал равным среди равных в их деловой среде.

Павел Петрович ушёл с головой в работу, поэтому у него не оставалось времени на семью, а если честно, то ему той семьи вовсе не хотелось. Иногда он задумывался: вот не встреть он Маринку, не женись на ней, не поменяй работу, жил бы сейчас в родительской сталинке с какой-нибудь женой-очкариком, сидел бы спокойненько в своей лаборатории и пялился в микроскоп. Были бы два книжных червя счастливы вместе? Или, может, и с умной, но некрасивой женой он чувствовал бы себя так же мерзко и тоскливо, с пустотой в душе и безысходностью впереди?

Так и жил Павел Петрович, убегая из семьи, с головой уходя в работу, в целом безрадостно и уныло. Хороший мужик - начитанный, умный, добрый, работящий, но несчастный.

Часть 2

Когда в машину садилась мадам, Митя старался быть предельно внимательным и осторожным, потому что она всегда выискивала, к чему придраться. Если их машину внезапно подрезали и приходилось резко тормозить, он сразу становился трактористом и деревенщиной. Обычно он возил мадам в салон красоты и называл про себя такие поездки "СТО править ебло". Пока мадам правила себе ноготочки или бровки, он спокойно сидел в машине и зависал в ёбсетях. А времени на всякие правки в салонах уходит уйма. Вы даже не представляете себе, какие там ухищрения бывают.

Однажды мадам записалась "на реснички". Митька тогда ещё не знал, что это такое, и, когда мадам вышла через два часа и потребовала оценить результат, он долго всматривался в её довольный фейс, потом растерянно заулыбался и сказал:

- Хорошо получилось, аж в два раза длиннее стали.

- Болван! Чё лыбишься? - сказала Маринка с обидой и отвернулась.

Кто ж знал, что они там в салонах так извращаются? К основанию каждой (каждой, блять!) реснички под увеличителем приклеивают ещё по паре-тройке искусственных ресниц, чтобы было гуще, а потом всё это ламинируют, чтобы лучше торчало. И так по каждой позиции на лице - один обман и надувательство.

Иногда мадам соизволяет пройтись за покупками в магазин. Обычно за продуктами ездит их домработница, а эта - для души. Скучно же только по салонам красоты ездить, а он должен повсюду её сопровождать, катить тележку, таскать пакеты. Это тот самый момент, когда мужик охуевает по-настоящему. Иногда мадам спрашивает его мнения, и Митька что-то отвечает, но чаще всего невпопад.

- Какие туфли выбрать? Эти или эти? - спрашивает она, нацепив на каждую ногу по разной туфле.

А Митька вдруг представляет её пауком на роликах из "Гарри Поттера" и раскатисто хохочет. Она обижается и убегает за стеллажи.

- Какого цвета сумочку выбрать? - спрашивает она, увидев новую коллекцию.

- Бери все, каждый день менять будешь, - ляпает он просто чтобы приколоться, но мадам совсем не понимает стёба и покупает сразу несколько одинаковых сумок разных цветов.

Она никогда не называла Митьку по имени, а обходилась только междометиями и местоимениями.

- Эй, ты, давай уже поехали!

- Ну, ты! Оглох? И как тебе только права дали, такому ущербному!

Примерно так.

"Эйты" или "Нуты" - так зовут Митьку, когда он возит мадам.

Иногда ему казалось, что за грубостью мадам скрывала какие-то другие чувства, но не позарится же такая гламурная фифа на простого водилу? Не нравятся Митьке высокомерные люди, ему больше по душе простые работяги или настоящие интеллигенты, как Павел Петрович, у которых не только образование есть, но ещё и хорошее воспитание, не позволяющее унижать других.

Сначала Митя обижался на высокомерие членов семьи шефа, но со временем понял, какие они на самом деле жалкие и несчастные. Им всем так не хватало тепла и общения, поэтому и хотелось привлечь к себе внимание извозчика Акакия, кучера Пантелеймона и водилы Эйтыя. Живут они друг другу чужие, денег много, а счастья нету. Даже если идут в ресторан или бар, то не могут ни с кем ни поговорить, ни познакомиться, потому что слишком много в них гонора и спеси. В общем, одинокие несчастные люди, хоть и богатые.

Первой раскрыла своё истинное лицо высокомерная мадам. Митька только-только отвёз студентов на учёбу и направлялся на фирму к шефу, когда она позвонила и попросила заехать в аптеку за обезболивающим. Когда он вернулся обратно с лекарством, дома из обслуги почему-то никого не было, а хозяйка лежала в своей спальне и громко стонала. Митя сразу понёс ей таблетки и стакан воды, но она отпихнула стакан в сторону и грубо притянула к себе за одежду обалдевшего водителя. Он сначала растерялся, но потом сам не знает, как это у него вышло: то ли мадам всё за него сама сделала, то ли это случайно на автомате получилось, но Митька оттрахал мадам жёстко и всеобъемлюще, как только умел.

После этого случая Эйты сразу превратился в Митеньку, и получать его мадам желала каждый день. Митька не жадный, но у него ведь и свои предпочтения есть, а на женщин его совсем не тянет, разве только изредка, да и то на таких, как Патрисия.

А красавица Патрисия после поступления в универ увлеклась вписками с алкоголем и дурью, поэтому стала пропадать ночами и уходить в загулы. Митька много раз ездил по звонкам подруг забирать её из сомнительных компашек пьяную или обдолбанную. Он был под номером один в быстрых наборах у Патрисии и Петьки, и все их приятели знали, кому надо звонить в случае чего непредвиденного, поэтому экстренный вызов всегда был адресован не родителям, а Митьке.

Однажды после очередной вписки девчонка плюхнулась на переднее сиденье, и он подумал, что Патрисия опять задерёт ноги на приборную панель, а она врубила музыку и начала выделываться, смешно дрыгаясь. Митька ведёт машину и вдруг чувствует, как её рука нагло ощупывает его интим прямо через джинсы. От неожиданности он даже сначала резко затормозил, потом вцепился в руль и сделал вид, что ничего не происходит, а сам краем глаза наблюдает за чертовкой. Патрисия откинулась на сиденье и смотрит на дорогу, упершись тупым безучастным взглядом в горизонт, одновременно лапая Митькин интим.

- Чем по впискам таскаться, лучше бы уроки выучила, - сказал Митька вымученно, только чтобы не показать своего смущения и возбуждения.

- А нам на завтра ничего не задали, - ответила девчонка заученной ещё со школы фразой. - Беспонтовый ты человек, Пантелеймон! Хочешь синюю витаминку? Открывай ротик - летит самолётик!

Он промолчал, только отпихнул её руку.

- Хули ты такой хмурый, а? Сейчас поглубже рассмотрим твой внутренний мир, старичок, может, он не такой уж и вялый?

Она развернулась к нему, расстегнула молнию и полезла своими длинными пальцами делать ревизию в его штанах. Он только охнул про себя, но продолжал медленно вести машину, а чертовка захихикала и съехидничала:

- А кто это у нас тут такой маленький и холёсенький?

Митька точно знает, что его хер по всем меркам довольно-таки внушительный, а мерзавка специально его драконит. Он продолжает делать вид, что ему всё похер, хотя учащённое дыхание и стояк не очень скроешь.

- Тебе что, торчка на оргии не досталось? - спросил Митька, продолжая вести машину.

- Да там сегодня все стрёмные были, - она развалилась на сиденье, продолжая нежно поглаживать кончиками пальцев его самое чувствительное место.

- Девчонка, а ты не рано начала играть во взрослые игры?

- Ты чё, Дормидонт!? Я была единственной девственницей в классе, когда переспала с одним ботаном на выпускном.

Она вдруг надула губы и притихла, видимо, что-то задумала. Митька сразу напрягся, не представляя, чего ждать от неё дальше.

Патрисия развернулась и посмотрела на него своими зелёными кошачьими глазами - точь-в-точь как Маринка смотрит, когда дуреет от похоти. Её зрачки были нереально большими, с каким-то дьявольским блеском. "Наверное, ведьмы так и выглядят", - подумал Митька, а она наклонилась и начала лизать его на полном ходу. Машина вильнула, и ошалевший Митька вцепился дрожащими руками в руль. Зачем только он ответил на её идиотскую затею ловить кайф от секса на ходу? Наверное, чтобы не показаться лохом или слабаком. Он отодвинулся и вжался в сиденье, освобождая для неё пространство, а сам чувствует, как сильно стучит у него в груди и лицо взмокло от напряжения.

Страх и сильное возбуждение постепенно смешивались в нём, пока он не почувствовал, что растворяется и плывёт куда-то. На несколько мгновений Митьку вышибло из реальности. Ему показалось, что они едут не по загородному шоссе, а прямиком в преисподнюю ко всем чертям, которые поджидали их и куролесили, как могли: плясали и пели у него перед глазами, дрыгая лохматыми задницами, размахивая бубнами, освещая путь факелами и разноцветными фонариками, создавая хаос вокруг. Она продолжала умело работать губами и языком. Торжественная встреча содомита в аду почти состоялась, но вдруг ему показалось, что кто-то сильно толкнул его в плечо, и Митя моментально очнулся, открыл глаза и увидел красные огоньки и зад, но это был вовсе не зад чёрта. Прямо перед ними тяжело шла фура с грузом. Чёрт, чёрт, чёрт! Он резко затормозил и выехал на встречку. В этот самый момент Митька испытал нечто очень необычное. Эмоциональный коктейль возбуждения и ужаса преподнёс Митьке особенный оргазм - очень сильный, грубый, болезненный, выворачивающий наизнанку. Концентрация боли и кайфа в его самом чувствительном месте была нереальной. Казалось, ещё миг - и "там" всё разорвёт от напряжения. Потом этот взрывоопасный и болезненный коктейль выплеснулся оргазмом, пробежав волной по всему телу. Ему хотелось заорать во весь голос, но наружу выходили только хрипы.

Никогда, слышите, никогда не соглашайтесь на такой трэш. Ещё каких-нибудь две-три секунды, и они въехали бы в зад груженой фуры. Им повезло, и на трассе не было встречных машин, только поэтому они чудом избежали аварии... Откуда вдруг взялась эта фура? Не было же впереди никого, это Митька точно помнит. И что за неведомая сила толкнула его в плечо, заставив очнуться в последний момент? Не ясно, кто его оберегает, но такие странности с ним уже случались. Несколько раз, когда он не знал выхода из сложной жизненной ситуации, получал верный совет во сне. Мужской голос подсказывал, как ему следует поступить, и он мгновенно просыпался от такого же сильного толчка, а подсказки всегда оказывались верными. Что за сила или сущность ему помогала? Может быть, какая-то близкая душа или ангел- хранитель?

Митька медленно ехал по обочине. Только что он ощутил иллюзию рая и ада одновременно. Уж лучше он где-нибудь на американских горках словит оргазм на скорости, чем согласится ещё раз на такое безумие. Ему надо было прийти в себя, и Митя остановился, руки всё ещё дрожали, в висках стучало, а в животе расширялась неприятная пустота. Он молча переваривал ужас осознания того, что мог только что натворить. Патрисия ничего не поняла, лишь подняла голову и спросила, облизывая губы:

- Ты чё, Мить? Тебе не понравилось?

Ага, блядь, понравилось, как же! Они сейчас чуть вдребезги не разбились, как такое может кому-то не понравиться?! Ну, ладно эта дурочка, а он чем думал? Кондратий, которого чуть не хватил Кондратий. Ещё немного, и получился бы знатный сюр: сами всмятку, кругом потроха, кровь и у неё в зубах его член. Мозгов только жалкая щепотка шмякнется на приборную панель, потому что, кроме идиота с куриными мозгами, на такое никто не согласится.

Когда Митька окончательно пришёл в себя и огляделся по сторонам, обнаружил деревья за окнами, а прямо перед собой трассу и огромную полную луну, заглядывающую в лобовое стекло. Он посмотрел на профиль с хорошеньким курносым носиком рядом с собой и почему-то увидел не Патрисию, а Петьку. Просто чертовщина какая-то. Митька зажмурился и замотал головой. "Чур меня, чур меня. Сохрани, спаси, помилуй", - прошептал он беззвучно одними губами, потом быстро перекрестился несколько раз и поцеловал нагрудный крестик.

Часть 3

Всю дорогу обратно Митька молчал, а Патрисия дулась, не понимая, с чего это Акакий вдруг взбрыкнул. Он так ничего и не сказал ей, даже ни разу не посмотрел в её сторону, лишь хмуро вглядывался в дорогу. Уходя, Патрисия всё-таки нарушила молчанку. Она наклонилась к окну с опущенным стеклом и недовольно бросила:

- На твоём месте я хотя бы "спасибо" сказала.

- На твоём месте я пошёл бы нахрен, - рявкнул он с раздражением и газанул в сторону гаража.

Утром, когда Митька брился, заметил первые седые волоски на висках. Нахрен этих приставучих сучек! Послать обеих ведьм к чёртовой матери и держаться от них подальше, а когда начнут пялиться на него своими зелёными глазищами, нужно будет скрещивать пальцы и плевать через левое плечо, тогда их колдовство на него не подействует.

На следующий день Патрисия сказалась больной и пропустила занятия, поэтому Митька отвёз на учёбу только парнишку, а после обеда поехал за ним в универ.

- Гоу, Акакий, погнали! Хули застрял? - сразу потребовал пацан, как только плюхнулся в соседнее кресло.

Он надул огромный пузырь из жвачки, тот лопнул, разметав ошмётки по милой смешной рожице. И тут вдруг после пережитого накануне стресса и бессонной ночи Митьку прорвало.

- Студент, блять, МГУ! И когда ты повзрослеешь? - сказал он грубо, подавая ему пачку одноразовых платочков; потом добавил с издёвкой: - А чего мелочиться? Ты же диссидент, парень, осталось только в штаны нассать, чтобы пошатнуть систему и развалить проклятый тоталитарный режим. Тебе ещё не надоело быть идиотом?

То, что случилось дальше, повергло Митьку в шок и не один раз. Сначала дерзкий парнишка вдруг разревелся. Никогда ещё Митя не видел своего мучителя таким жалким, поэтому сначала растерялся, а потом стал успокаивать и даже в первый раз за всё время назвал его по имени:

- Да ладно тебе, Петька, чего ты расстраиваешься? Ну, не реви ты, я же просто пошутил. Ну, перестань!

Митька достал из пачки платочек и стал вытирать слёзы, ручьями катившиеся по нежным щекам, потом он обнял парнишку и стал поглаживать, слегка постукивая ладошкой по спине, словно успокаивал маленького капризного малыша, а тот вдруг схватил его руки и стал целовать раскрытые ладони.

Петьку всегда заводили руки их водителя. Всякий раз в машине пацан смотрел только на эти руки - большие, добротные, волосатые на запястьях и предплечьях. Он просто тащился от того, как эти сильные руки элегантно поглаживали поверхность руля, расслабляясь, сбрасывая скорость, и как они сжимали его, прочно обхватывая на поворотах, или как грубо хватали рычаг, ставя машину на ручник.

В первую очередь Петька всегда смотрел именно на эти руки. Вот он аккуратно достаёт из пачки сигарету, вертит её в руках, прикуривает и потом держит изящно между пальцами, вот возится с деталями, когда чинит какую-нибудь поломку в машине. Парнишка балдел от того, как светились в солнечных лучах курчавые волоски на Митиных предплечьях. Петька знает: стоит ему только посмотреть на эти руки, как по телу побегут приятные тёплые волны и он возбудится.

Теперь он дорвался до своего фетиша и целует их. Слёзы капают на большие раскрытые ладони, а Митя сидит и ошалело смотрит на своего мучителя. Может, это прикол такой? Ничего не понятно, но как же хорош парнишка со слезами на глазах, такой смешной и страстный! Митя ещё никогда не видел Петьку таким жалким. Руки вот ему целует. Немытые вообще-то. Одуреть можно от такого внезапного прикола, уж лучше бы петарду взорвал, сучёнок, было бы привычнее.

Петька готов был отдаться прямо там, на оживлённом перекрёстке, но Митя голову никогда не терял. Он с большим трудом оторвал от себя приставучего парнишку и изобразил серьезное выражение лица. Ведь в самом центре города их запросто могли увидеть, поэтому он нашёл более укромное местечко, остановившись на стоянке в тени большого раскидистого дерева, и начал спокойный рассудительный разговор.

- Ты же совсем ещё маленький, Петька, тебе только-только восемнадцать стукнуло. Куда ты так торопишься? Ну, повзрослей для начала, мозги свои немного утрамбуй, определись с интересами. Вон сколько красивых девчонок вокруг тебя вертится, ты бы присмотрелся к ним для начала.

- Охуительный совет! Да с фига ли мне на девчонок глазеть, когда у них даже хуя нет! Ты бы мне ещё в учебники зырить посоветовал!

Тут Митька не удержался и фыркнул от такой неожиданной выбраковки человеческих особей, потом нравоучительно добавил:

- Почаще открывать учебник тебе точно не повредит. Ну, а от меня чего тебе нужно?

- Хули опять Акакия включать? Думаешь, мне всё равно с кем трахаться? Я же тебя ждал всё это время. Разве непонятно было, к чему все эти дурацкие приколы? Врезался в тебя, как дурак, с первого взгляда, а тебе пофиг, что я усирался. Мить, я ведь всё равно от тебя не отстану, вот хоть ты тресни.

Такое признание ещё больше заводит Митьку, и он оценивающе косится на притихшего страдальца. Этот смазливый и нетерпеливый блондинчик уже давно сводил его с ума, стараясь привлечь к себе внимание, особенно когда крутил своей сдобной задницей. Давно завалил бы, но раньше он был совсем ещё пацан, к тому же - сын шефа.

- Чего ты хочешь?

- Хочу по-настоящему, - сказал Петька серьёзно и потом добавил: - Туда хочу. Выеби меня.

- А ты точно уверен?

- Я давно уверен, что ты тормоз, но всё равно ты классный и задница у тебя шикарная, - продолжал стебаться по инерции Петька.

- Ладно-ладно, хватит с меня твоих приколов, - поморщился Митя. - Едем в загородный дом, а то твоя задница давно напрашивается.

В общем, неоприходованным Митькой в этом семействе оставался только Павел Петрович, но не спешите с выводами, потому что дальше события разворачивались ещё более необычно...

Видит Митька себя во сне маленьким, когда покойная мама ещё жива была. Он подбегает к ней, хватает за коленки, обнимает и целует её ноги куда попало через простенькое ситцевое платье. Мама нежно гладит Митьку по волосам, присаживается на корточки и говорит: "Митенька, послушай меня - это очень важно. Делай сегодня всё так, как тебе велят, что бы тебя ни попросили - никому не отказывай. Хорошо?" Митька закивал в ответ кудрявой головой, крепко-крепко обнял маму за шею и проснулся. Как будто действительно с покойницей повидался, таким чётким и ясным был сон, ну, и решил: что бы это ни значило, а сегодня он никому ни в чём не откажет.

Днём его просили помочь только по мелочи: отвезти, подать, привезти - как обычно бывает каждый день, а вот вечером началось странное.

После работы Митька повёз шефа на днюху делового партнёра и друга. У них загородные дома на соседних участках. Столы для гостей накрыли на большой веранде в саду. За отдельным столиком собралась мужская компания из близких друзей юбиляра. Помимо изысканных ресторанных блюд в летней кухне готовили на гриле шашлыки, стейки, колбаски и сёмгу. Именинник Илья Ильич соизволил поиграть в доброго барина и угостить обслуживающий персонал тоже, поэтому велел накрыть для них шведский стол чуть поодаль в беседке поменьше. Туда подбегала перекусить вся свободная от работы обслуга: водители, горничные, гувернантки, официанты, уборщики и прочие.

И очень понравился Митьке один парнишка из агентства, он со своим помощником отвечал за музыку и освещение. В какой-то момент парнишка подошёл к столику перекусить, и они оказались рядом. Уже и коснулись несколько раз друг друга "случайно", подавая то соль, то соус, и долгими взглядами обменялись. Потом Митька сделал проверочный тест, слегка погладив парня по бедру. А парнишка не стал долго церемониться - сразу схватил Митьку за руку и потащил в глубь сада.

Тут вдруг Павел Петрович совершенно не вовремя окликнул его, подозвал к себе и представил друзьям: "А это мой самый близкий и верный друг - Дмитрий. Прошу любить и жаловать. Давай, дорогуша, присаживайся рядом со мной". Богатые-шишкатые мужики промолчали, даже приветливо улыбаться стали, то ли по пьяни подобрели, то ли не поняли, что Митька не их полёта птица. Налили стопочку. Митька выпил, сидит, молча закусывает, благо домой ехать не надо - хозяйский загородный дом на соседнем участке.

Внезапно начался дождь. Сначала затарабанил весело по крышам беседок, потом полил как из ведра, и началась настоящая летняя гроза с громом и молнией. Тут мужики ни с того ни с сего спор затеяли, что значит верный друг, и стали наседать на Павла Петровича, мол, хрен тебе, а не преданность, каждый человек бывает до конца верным только себе. Шеф уже хорошо выпил, поэтому стоял на своём, мол, Митька такой, каких не бывает. Даже по столу кулаком пару раз слегка стукнул. В конце концов пьяненький именинник Илья Ильич потребовал:

- А раз так, то пусть твой Митяй докажет свою преданность и встанет вон там, в самом центре поляны для танцев, руки вверх поднимет, да так и стоит под проливным дождём, пока мы не позовём его обратно.

За столом все замолчали и уставились на Митьку. Павел Петрович несколько раз остервенело ткнул вилкой в менажницу, будто хотел выколоть глаза ветчине или колбаске. Митьке совсем не хотелось выставлять себя дураком и торчать у всех на виду под дождём, а тем более на глазах у парня, который так сильно понравился ему. Он с надеждой посмотрел прямо в глаза Павлу Петровичу, но тот опустил свой взгляд в тарелку, словно не жрал до этого лет сто, и кивнул головой, мол, иди. Это чё ещё за херня? Митька уже собрался грубо послать всех этих обожравшихся господ и уйти с приглянувшимся ему парнем, но вспомнил про сон и нехотя пошёл в самый центр поляны.

Часть 4 (последняя)

Поляна, подготовленная для танцев, была выложена поверх газона серебристыми плитами, но навеса над ней не было. Митька вышел на середину совершенно пустой площадки, которая ярко светилась разноцветными огнями подсветки, и поднял руки вверх. Он задрал голову и смотрел в небо, а вода ручьями стекала по его голым рукам и лицу, струилась за шиворот футболки и затекала потоками сначала в джинсы, потом в его любимые дорогущие кроссы. Митьку распирало от злости. Он чувствовал себя жалким и голым, словно дождевой червь, вылезший на асфальт под всеобщее обозрение. Подставляя лицо струям воды, он прошептал:

- Матушка, ну, сделал я, как ты велела, выставил себя идиотом, и что? Если тебе унизить меня хотелось, то у тебя получилось, я от этого не сдохну, и не такое приходилось терпеть в жизни.

Установилась гробовая тишина. Гости побросали вилки с рюмками и уставились на необычайный перфоманс. Удивительно, но со стороны Митя совсем не выглядел жалким или униженным, наоборот, он был очень хорош, просто дивно как красив - мокрая одежда прилипла к нему, подчёркивая стройное, мускулистое тело, и весь он светился загадочным серебристым светом. Митя думал, что выглядел глупо и нелепо, а на самом деле вода, стекающая по его лицу и голым рукам, делала его необыкновенно сексуальным.

- Надо же, стоит, - удивился Илья Ильич.

Тут в полной тишине внезапно раздался то ли гром, то ли грохот, и все вздрогнули. Это Павел Петрович так сильно ударил кулаком по столу, что вся посуда, стоявшая на нём и примыкающих столах подскочила, рюмки дзынькнули, непроизвольно чокаясь со стаканами, вилки и ножи издали жалобный звон, ударяясь о тарелки, а с многоярусной композиции из фруктов в центре стола шлёпнулось сразу несколько персиков.

- Что, съели? - заорал в полной тишине как ненормальный Павел Петрович, а потом добавил торжествующим тоном: - Теперь подняли все рюмки и дружно выпили по штрафной!

Пока его друзья допивали штрафную стопку, он тяжело поднялся из-за стола.

- Сукин ты сын, Илья Ильич! Не знал я, что ты такой, - сказал Павел Петрович с большим чувством и нотками презрения в голосе.

- Какой это такой? - искренне удивился тот внезапной агрессии.

Павел Петрович только отмахнулся и пошёл пошатываясь, как есть в дорогущем костюме, под проливной дождь в центр поляны. Там он молча обнял Митю за плечи и увёл с вечеринки в свой загородный дом.

Как только они ввалились в прихожую, пьяный Петрович прижал к стене своего промокшего насквозь водителя:

- Почему он, а не я? - спросил Петрович и начал трясти Митьку, словно собирался вытрясти из него не только ответ, но заодно и душу.

Тот молчал, ничего не понимая.

- Что же ты делаешь, Митечка? Со мной, значит, ты шифруешься, а какого-то левого пидора лапаешь у всех на виду? Если бы я не остановил тебя, вы бы там, как... как последние бляди, перетрахались в кустах! Пидор ты, Митя, ёбаный после этого и больше никто! - обиженно, с большим чувством заключил шеф, удерживая Митьку между своих рук, припечатанных к стене.

- Павел Петрович, да я как-то и не скрывался особо. Ну, простите, я не знал, что должен на каждом углу громко кричать о своих сексуальных предпочтениях. А вот про кустики - это вы зря с таким презрением. И не такие люди любили на природе отдаться вдохновению. Великие умы и таланты ценили возможность слиться в симфонию взаимоотношений на фоне красот природы. Вообще-то, Павел Петрович, технически я бисексуал. Это просто к сведению.

- Это, Митя, я уже и сам понял. И про Маринку я тоже всё знаю.

- Блядь... нехорошо как-то получилось. Простите, я не хотел...

- Эх, Митенька, не один ты не хотел, я тоже её никогда не хотел, и у меня с ней тоже всё нехорошо получилось. Видишь, как мы с тобой похожи? Нахрен эту грёбаную Маринку. Неужели ты никогда не замечал, как я смотрел на тебя? - спросил шеф, наваливаясь на него всем своим грузным телом.

Тут его сильно качнуло, и он начал заваливаться куда-то вбок.

Митька с большим трудом удержал его на ногах, решительно притянув к себе за шкирку. Лицо Петровича оказалось как раз напротив, и Митька, особо не задумываясь, просто автоматически чмокнул его прямо в мокрый от дождя нос. Посчитав такой поцелуй издевательством, шеф отпихнулся обеими руками от Митьки и чуть снова не упал. После того как Митька подхватил его за локти, он заявил, помахивая пальцем прямо у его носа:

- Ты что, думаешь, мне всё равно, кому присунуть? Нет, Митенька! Я хочу быть понятым, желанным и любимым, а одолжения мне не надо.

Петрович развернулся и собрался идти к себе наверх, но снова чуть не упал. Митька подхватил его сзади и потащил в душ.

После душа, когда шеф немного отрезвел, Митька сделал всё, чтобы не отказать последнему просящему в этот день: долго ласкал, порадовал минетом, а потом ещё подлаживался и старательно подмахивал. Шеф получил то, чего хотел, а утром - даже и то, о чем вовсе не просил. На рассвете Митька осмелел, проявил инициативу, и сонный, толком не протрезвевший Павел Петрович познал мужскую любовь со всех сторон и ракурсов в роли пассива. Так хорошо и сладко ему никогда ещё не было.

Его редкий секс с женой был унылым и безрадостным. В студенческие годы в пьяном угаре он участвовал в групповухах, но это было так давно, что он и забыл уже. Павел Петрович даже не представлял, чего лишал себя все эти годы. От переизбытка чувств он отвернулся от Митьки и долго лежал молча, что-то обдумывая. Митька растерянно вглядывался в спину умолкшего и ушедшего в себя шефа.

- Ты чё, Петрович? Всё нормально? - прервал наконец тишину Митька, прижимаясь к нему сзади.

Тот сначала вздрогнул от неожиданного прикосновения, а потом замер от накрывшего его удовольствия и чувства единения.

Когда Петрович наконец развернулся, они долго лежали и курили молча, пока он не осознал окончательно, что ни с кем ещё не был так счастлив, как с этим простым и надёжным Митькой. Ему даже лежать рядом с ним вот так, ни о чём не думая, - расслаблено и спокойно - уже огромное удовольствие, которое он ощущал всем своим телом, каждым нервом, каждой ликующей клеточкой.

Наконец Павел Петрович справился с нахлынувшими эмоциями:

- Секс с мужчиной - это совсем другой уровень отношений. Как-то всеобъемлюще, и весь мир изменился - стал проще, шире и глубже, что ли, поэтому эмоции и чувства переполняют меня.

Митька фыркнул и похабно ухмыльнулся.

- Точно глубже, и в некотором роде шире, а про переполненность боюсь даже рассуждать, - сказал он, едва сдерживаясь от смеха.

- Ладно тебе пошлить, ты прекрасно понял, о чём я, - шеф притянул Митьку к себе и нежно потрепал по волосам.

В то утро Павел Петрович впервые за много лет не только опоздал, но и вовсе не поехал на работу.

Так у Мити совершенно случайно сложился полный флеш рояль из похотливой ведьмы, дерзкого валета, высокомерной дамы, благородного короля, ну, и его самого. А что ему оставалось? Не мог же он нарушить слово, данное покойной матушке? С Павлом Петровичем он стал делить постель совсем не из-за денег или положения, просто тот ему давно нравился не только внешне, но и как человек - умный, спокойный, тактичный и какой-то основательный. И только они оба вошли во вкус отношений, как случилось совсем непредвиденное.

Где-то за год до всех этих необычных событий шеф почувствовал неладное с женой, обратился в детективное агенство и узнал про её многочисленные измены и ненадёжность. Митя тоже тогда засветился, даже "весёлые картинки" с ним были, но шеф сделал вид, что ничего не знает, а сам начал потихоньку переоформлять имущество на отпрысков и родных, готовясь к разводу. На банкете, когда его водитель так глупо торчал под дождём, были разрушены последние сомнения в его преданности, а потом настоящий мужской секс "добил" Петровича. В общем, безотказность и близость с Митькой подтолкнули его к принятию важного решения.

После того банкета они проснулись поздно и поднялись ближе к обеду, вместе приняли душ, позавтракали и поехали не на работу, как всегда, а к нотариусу. Шеф переписал на Митьку по дарственной свой загородный дом. Фиктивно, конечно, но всё было оформлено по закону. Митя даже не видел толком верхние этажи этого дома, такой он был огромный, не дом, а целый дворец с летним и зимним бассейнами, тренажёрным залом и игровой комнатой. На участке многоуровневый сад, оформленный в японском стиле с камнями, беседками, водопадами и экзотическими растениями.

- Не хочу я Маринке ничего на блюдечке с голубой каёмочкой преподносить, понимаешь? - объяснял Павел Петрович. - Сейчас она мне все нужные бумаги подписала, а скоро я с ней разведусь, вот в порядок все дела приведу, и - прощай, дорогая. От сына и дочери я никогда не откажусь, ради них и живу, но Маринке оставлю только двушку на отшибе и самый минимум денег на первое время, чтобы с голоду не подохла. Ей в самый раз самой поработать, например, официанткой или горничной, а лучше уж по профилю - прямиком в бордель.

А через некоторое время случилось непоправимое. Кто его знает почему: может, переутомился на работе или перенервничал, только Павел Петрович скоропостижно скончался в конце рабочего дня от обширного инсульта прямо у себя в офисе за рабочим столом.

После похорон Митя долго не мог прийти в себя, горевал и даже плакал, так как искренне любил Петровича. Он посчитал, что нарушать волю покойного, возвращая вдове загородный дом, будет неправильно, поэтому оставил всё как есть и стал жить в нём с Петькой, которому остался бизнес Петровича, а от двух зеленоглазых ведьм Митька давно держался подальше.

Он так и не понял, что за чертовщина творилась с ним после необычного сна. События цеплялись друг за друга, как домино по цепочке или как детали пазла. Не приснись ему тогда матушка со своей странной просьбой, он бы ни за что не встал под ливень с поднятыми руками, как идиот, под всеобщее обозрение, а шеф не разозлился бы так сильно и не обнял его у всех на виду, и потом не было бы их первой ночи, и нотариуса с дарственной, и их отношений. Может, матушка знала, что всё будет именно так?

Эпилог

Петька курит сигарету, внимательно разглядывая лежащего рядом довольного послеоргазменного Митю.

- Эх, Митяй, Митяй! Как же глупо прошла моя юность, можно сказать, я тупо просрал её. Пялился, как дурак, целыми днями в комп, а мог жить по-настоящему насыщенно и интересно. Ты ведь пришёл к нам лет шесть назад? Вот тогда и надо было начинать трахаться. Только время зря потеряли из-за тебя.

Митька затягивается, всасывая побольше ароматного тёплого дыма, и с наслаждением выпускает его, округляя губы, пытаясь сформировать кольца. Потом он довольно щурится, вглядываясь в сизые колечки, медленно уплывающие от него, и цедит сквозь зубы вместе с дымом:

- Помню я твоё самое первое сердечко из кнопок на сидении авто. Романтично, блядь, кто бы спорил, только я тогда эти кнопки не заметил и впопыхах плюхнулся на них. Потом задница ещё неделю болела, а я потом, прежде чем сесть куда, руками всё лапал. Так и осталась эта привычка. Можно сказать, я с тобой не жил, а выживал, озирался и оглядывался, гадая, что у меня в очередной раз окажется под ногами - петарда или дымовуха. И какого хера я тебя сразу не выебал? Сейчас отыграюсь так, что твоя задница ещё неделю помнить будет.

Петька выхватывает из рук Мити недокуренную сигарету и гасит её в пепельнице. Потом он берёт в свои руки его большие выпуклые ладони и прижимает их к лицу. Он вдыхает аромат и целует сначала оголённые запястья, потом каждый бугорок, начиная с Венериного - у основания большого пальца. Петька никак не может надышаться ароматом, состоящим из терпких запахов сигарет, бензина, автомеханики, смазки, латекса и ещё чего-то совершенно неописуемого.

страницы [1] [2] [3] [4]