Хороший (глава 1)

Часть 1

Подкатегория: без секса

Школа осталась позади. Это было последнее лето: Данил решал, в какой вуз и на кого именно будет поступать. Выбор, точно лезвие, рассекал будущую жизнь на множество вероятностей. Какая же из них лучше?

Ему нравилось рисовать. Ставшие ненужными школьные тетради с давних пор красовались рисунками на последних страницах. Драконы, невиданные мутанты, черепа, анимешные девочки с катанами - чего там только не было! А он до сих пор сомневался: стать художником, архитектором или дизайнером? К счастью, из-за пандемии срок подачи документов сдвинулся. Оставалась пара месяцев, чтобы окончательно определиться.

С двумя лучшими друзьями со двора многоэтажки Данил часто гулял по вечерам. Когда-то давно они мечтали втроём поступить в один вуз, чтобы не потеряться, всегда быть рядом друг с другом. С тех пор прошло много времени. Теперь, обсуждая будущее, уже никто не вспоминал об этом.

Друзьям выбор профессии дался легко, будто сам собою: международные отношения и физтех. Притом они все чаще посмеивались, подначивали Даню за нерешительность. Вот как- то вечером, сидя под ивами у канала, он-таки захотел поделиться планами. С ленцой, будто не придавая значения, уронил:

- Да фиг знает. Может, на архитектора или на...

- Ты ещё скажи "дизайнера"! - перебили его.

Данил нахмурился. Глядя в сторону, бросил с глухим вызовом:

- А почему бы и не на дизайнера?

- Да ну. В дизайнеры только гомики идут.

Разговор перетёк на другую тему. Однако тёмный осадок в душе оставил.

В том же дворе жила девчонка. Отец её был раввином. А мать - крошечная женщина, согнутая остеопорозом - работала в продуктовом. Всю их семью за глаза называли "жидами". Конечно, девчонку дразнили. Доводили до слёз. Тогда она бежала к матери. Вскоре та уже стучалась в двери обидчиков. Тихим - от ненависти - голосом просила прекратить издевательства.

Девчонку во дворе не любили. И всё-таки Данил смутно, самым краем сознания ей завидовал. Ведь она могла пойти к родителям со своей болью. Те хорошо знали, что сказать в утешение. Ведь ловили косые взгляды и на себе, жили с этим не первый день.

А Данилу пойти было не к кому. Сам факт его рождения свидетельствовал: мама с папой не такие, как он. Не знают, каково это. Тем сильнее становилось чувство тотального одиночества, болезненного возмущения внутри. Он хотел открыться. Но парализующий страх всякий раз останавливал. Да и чем, в конечном счёте, они могли бы ему помочь?..

Когда становилось совсем плохо и накатывали тёмные мысли, Данил рисовал. Рисовал, чтобы забыться. Простым карандашом или чёрной гелевой ручкой выводил узоры на причудливых клинках, деревья, силуэты людей. Очередная удавшаяся работа будто бы говорила: есть и другие миры, где всё совсем иначе. Добрее. Справедливее.

Лишь окончание школы принесло перемены к лучшему. Данил словно очнулся от затянувшегося сна. Вдруг обнаружил себя высоким, бодрым от вдохновляющего ожидания чего-то необыкновенного. Тогда чаще стали появляться автопортреты.

Данилу понравилось изображать себя в стилистике аниме: оружие в руках и угольно-черные тени на лице всё меняли. Графика умалчивала о невнятном цвете глаз, узкий подбородок по волшебству становился волевым. В настоящем исправить это было сложнее, чем взмахом карандаша над бумагой. Тогда он отрастил длинную соломенную чёлку и будто прятался за ней. Но все рисунки объединяла общая черта: на них Данил всегда был один.

В надежде справиться с одиночеством он отважился зарегистрироваться на сайте знакомств. Первого же понравившегося парнишку позвал на свидание. Это было волнительно до одури. Лихорадочно выбирая одежду, Даня придумывал темы для будущих разговоров, если вдруг повиснет неловкое молчание. Готовился. Даже сунул в рюкзак синюю папку, куда сложил лучшие свои графические работы: пустынные залы готического замка, полуобнажённая лесная нимфа у ручья, израненный воин в окружении демонов. Надеялся показать при встрече, заинтересовать собеседника.

Свидание прошло не так, как он рассчитывал. Паренёк был симпатичный, но ужасный молчун. Сидели в кафе, давились картошкой фри, не чувствуя вкуса. Шумно тянули колу. Оба так дико нервничали, так боялись случайно встретить знакомых, так напряжённо оглядывались, опасаясь "подставы" - как тут раскрыться, увлечься другим человеком? На выходе из кафе торопливо обменялись телефонами, но оба предчувствовали, что не позвонят.

Домой Даня вернулся мрачным. Первым делом зашёл на сайт знакомств. Хотя там было несколько сообщений от незнакомых людей, он не стал их открывать вовсе - удалил собственный профайл целиком. Следом достал из рюкзака синюю папку с рисунками. Зашвырнул в угол - не пригодилась. Плюхнулся на постель вниз лицом, тяжело дыша. Зажмурился.

На душе было удушливо-стыдно за прежние надежды. Жгуче-неловко за каждое воспоминание о минувшем свидании. Все казалось напрасным, все сказанные через силу слова при встрече - лишними, неправильными...

Прежнее спокойствие вернулось через несколько дней. Пришла спасительная мысль: университет изменит всю жизнь на корню. Появятся новые люди вокруг, начнутся новые знакомства, дела. Может быть, он встретит классного парня, с которым захочет быть вместе. Тогда всё получится само. А сейчас время расслабиться, отдохнуть от всего и всех.

Тем более, впереди открылась такая возможность: мама с папой купили тур в Малайзию на целый месяц. Звали с собой, но Данил отказался. Зачем эта суетная поездка, если можно побыть одному? С утра до ночи смотреть аниме, играть в любимую MMORPG, без помех рисовать часами под музыку. Целыми днями не выходить из дома даже в магазин.

- Может, я вообще поступлю в другой город и окажусь в общежитии. Когда мне учиться самостоятельности, если не сейчас? - это был решающий аргумент Данила в споре. Хотя мама осталась недовольна его решением, она в конце концов сдалась. Вскоре в квартире тут и там стали попадаться стопки вещей, расстёгнутые дорожные сумки, рекламные буклеты.

За пару дней до отъезда родителей произошёл неожиданный разговор. Мама, убирая со стола после обеда, сказала:

- Ершовы тебя в гости зовут. На дачу.

- Ну и пускай зовут, - отмахнулся Данил, помогая навести порядок на кухне.

Тётя Катя Ершова была лучшей маминой подругой со времён института. Порой она приезжала погостить: допоздна пила чай, говорила без умолку. Данилу это нравилось, ведь в такое время его оставляли в покое. Однако каждое лето тётя Катя звала к себе, обещала познакомить с сыном, расписывала красоты дачи. Всякий раз Данил отказывался. То курсы рисования мешали, то занятия плаванием - причина находилась всегда. Вот и теперь он не собирался принимать приглашение:

- Что я там делать буду? Ершей ловить?

- Можешь порыбачить - речка там есть, - мама задумчиво вытирала руки полотенцем. - Суть-то в другом: они в Германию переезжать собираются. Насовсем. Катя с девочками и Григорием Афанасьевичем пока здесь останутся. А вот муж её с сыном этим летом уедут обустраиваться. Совсем скоро. Мы все к ним на дачу поедем, попрощаться надо. Да и ты с Радмиром хоть перед отъездом повидаешься. Это Катин сын. Он тебя тоже звал.

Данил недоверчиво поглядел на маму через плечо, пока убирал хлеб:

- С чего это вдруг? Мы ж незнакомы.

- Катя ему про тебя рассказывала. Вот он и ждёт, - мама присела на диванчик у кухонного стола, разблокировала телефон, стала копаться в галерее. - Гляди, это они на даче прошлым летом.

Данил даже подходить не стал, чтобы посмотреть.

- Ма-ам. Я этих людей не знаю.

- Катю - знаешь. Мы с твоим отцом это уже обсудили. На время нашей поездки в Малайзию ты погостишь у Ершовых.

- Чего?!

- Того! Ничего одному тут сиднем сидеть. Раз не захотел с нами в путешествие ехать, значит останешься под присмотром у них.

Данил хорошо знал такой мамин тон - возражать было бесполезно. А уж если и папа согласился... Даже для торга места не оставили.

- Ладно. Скинь эту фотку. Может, я хоть лица их запомню.

Вот, валяясь на диване, Данил открыл фото семьи Ершовых в мессенджере. С экрана телефона на него смотрели шестеро человек. Крупный старик в плетёном ротанговом кресле, две девочки-близняшки, сама тётя Катя в объятиях мужа. И рослый, очень крепкий парень. Видимо, Радмир. Одной рукой он обнимал отца за плечи и улыбался с фото так лучезарно, что Данил невольно улыбнулся в ответ.

Большая часть дороги оказалась настолько плохой, что поиграть в телефоне не удалось - изображение прыгало перед глазами ежесекундно. К счастью, многочасовая поездка близилась к концу. Папа вырулил к дачному посёлку среди холмов. По обочинам потянулся штакетник, за которым сквозили сады.

До августа было далеко, а ветви деревьев уже тяжко клонились к сырой земле под грузом будущего урожая. Порой вместо штакетника попадалась сетка рабица: кусты калины, сирени, зреющего шиповника наваливались на неё, перекидывали сочные ветви наружу, тянулись к дороге, будто в своей пышности не могли уместиться на родных участках. Машина то ныряла в зеленоватый сумрак под кронами каштанов, то взбиралась на солнечный пригорок. Сверкнула вдали река. Вся в бликах, солнечных зайчиках, она ослепила Данила и тотчас скрылась из виду за деревьями и крышами дач.

Папа остановил машину перед новенькими воротами, выкрашенными в бордовый цвет. Данил нетерпеливо выбрался наружу, потянул носом местный воздух - совсем не по-городскому чистый, с холодком. А перед распахнутой калиткой уже стояла тётя Катя:

- Наконец-то! Приехали! Ну, заходите, заходите же скорей!

Она наспех вытерла руки о старенький передник, накинутый поверх летнего сарафана, принялась обниматься с мамой, улыбалась папе.

- Шашлык делаем, у меня руки в маринаде, - женщина действительно обнималась с некоторой неловкостью: смеясь, держала ладони так, чтобы не запачкать одежду гостей. Обнимала больше полными локтями.

- Данилка тоже приехал! Молодцы! Я давно говорила, надо его к нам.

- Ох, Катя, спасибо, что согласилась за ним присмотреть! А то у меня сердце было бы не на месте весь отпуск. Надеюсь, хлопот вам не доставит?

- Да перестань ты! Какие хлопоты? - хозяйка заметила, что папа открыл багажник. - Бросайте вещи в машине, успеете ещё повытаскивать. Лучше руки мойте и давайте- ка за стол. Мариш, поможешь девочкам с салатами?

Через калитку тётя Катя повела гостей во двор. Справа от входа стоял под навесом монструозных размеров белый джип. Слева блестел пластиковыми окнами дом. Не крохотное дачное жилище, а двухэтажный коттедж, обшитый песочного цвета сайдингом. Клумбы у гравийной дорожки, будка летнего душа в саду среди зарослей смородины, просторная беседка под диким виноградом - все было добротным, аккуратным. Похоже, Ершовы любили бывать на даче, заботились о ней.

Часть 2

Из коттеджа выбежали две совершенно одинаковые девочки лет одиннадцати. Волосы у обеих хвостиком, похожие голубые платьица до колен. Одна несла большую чашку со спелыми помидорами, другая тискала пачку салфеток. При этом девчонки ухитрялись держаться за руки.

- Ника и Лика, - представила их тётя Катя.

Девочки очень серьёзно оглядели гостей:

- Здравствуйте, - не размыкая рук, побежали к беседке.

На пороге они едва не столкнулись с отцом. Тот вышел из тени дикого винограда, щурился от солнца. Крупный, рано поседевший мужчина зашагал навстречу приезжим. Осторожно обнял маму, как бумажную куколку, точно боялся смять ненароком. Пожал руку папе - они были знакомы. Один Данил чувствовал себя новичком здесь. В растерянности тоже протянул ладонь:

- Михаил Григорьевич?

- Просто дядь Миша. А ты вымахал! Катюха твои фото показывала, когда совсем мелкий был. Ну теперь другой разговор.

В самой беседке их поджидал ещё один человек.

- Наши друзья! - громко произнёс дядя Миша. - Погостить приехали!

Крупный седой старик покивал. Он сидел в том же ротанговом кресле, что и на фото. Будто с прошлого года ни разу не встал из него. В тёмном свитере не по погоде, Григорий Афанасьевич казался прибрежной глыбой возле стола, где раскинулись угощения. Пёстрые салаты, золотистая выпечка, канапе с мелкими, будто улыбающимися рыбками, две горячие кастрюльки с торчащими из-под крышек половниками, стаканы, рюмки. Старик восседал во главе стола, напоминая Посейдона. Только вместо грозного трезубца блестела лакированная трость, прислонённая к плетёному подлокотнику.

Занимая гостей разговорами, тётя Катя попросила мимоходом:

- Даня, сходи, пожалуйста, поищи Радмирку. Он должен быть со своими друзьями на другом конце посёлка. Как за ворота выйдешь - направо и до самого конца. Там ещё магазинчик стоит. Скажи, все его заждались.

Данил вышел на улицу в ещё большей растерянности, чем при первом знакомстве с Ершовыми. Теперь следовало идти по незнакомым местам в поисках человека, которого он видел только на фото. Вдруг здесь больших собак выпускают гулять без присмотра? Да и что за друзья у Радмира - тоже большой вопрос. Может, сельские гопники?

Однако беспокойство оказалось напрасным. Всего через сотню шагов он увидел, как с холма впереди спускается по пыльной дороге парень. Белые кроссовки, рваные летние джинсы на длинных ногах. Спортивная футболка подчёркивает мышцы груди, широкие плечи. Но главным было лицо: кем бы ни был фотограф семьи Ершовых в прошлом году, ему не следовало даже прикасаться к фотоаппарату. Снимок не шёл ни в какое сравнение с правдой.

Шагая с холма, парень улыбался. Уже вглядывался в Данила, будто узнавая. Чуть щурился от озорного летнего солнца - в карих глазах плясали искры.

Данилу доводилось видеть красивых парней. Та их красота восхищала, наполняла мечтательностью, звала куда-то в непредставимое совместное будущее. Но вид Радмира и того, как он двигался - энергично и естественно, по- мужски свободно - это было за гранью обычной красоты. Это был дар. Ни уклониться, ни спастись от которого невозможно.

Беспомощный Данил замер посреди дороги с опущенными плечами - дар чужой красоты подавил его. Все бодрое настроение вдруг ухнуло в тоску, будто открылась впереди вершина, которой никогда не достичь. Себе Даня сразу же показался слабым, неразвитым. Едва хватило духу, чтобы сделать ещё один шаг вперёд и протянуть руку:

- Здравствуйте. Вы Радмир? Тётя Катя вас к столу звала.

Хрипло. Глупо. Некстати. Данилу захотелось убежать.

Но загорелые пальцы уже сомкнулись на его руке, сжали так прямодушно. Данина белая ладонь будто оказалась "в домике", из которого совсем не хочется выбираться наружу.

- Даня? Круто, что приехал! - Радмир улыбнулся ещё шире и вдруг мягко привлёк к себе. Данил, не ожидавший подобного, ткнулся лицом ему прямо в чёрную футболку на груди.

Тотчас вспыхнул весь от этой близости, от внезапности происходящего. И лишь теперь учуял слабый запах пива. Похоже, новый знакомый был немного пьян.

Радмир обнял его как родного. Потом чуть отстранил за плечи, весело вглядываясь Данилу прямо в глаза под соломенной чёлкой. Горячей ладонью ласково зарылся в волосы на затылке. Отчего парнишка окончательно растерялся, едва устоял на ослабевших ногах.

- Какой же ты классный весь! Такой хорошенький!

Похоже, Радмир остался очень доволен этим осмотром. Приобняв ошалелого Даню за плечи, повёл к бордовым воротам:

- Не надо на "вы". Мама столько про тебя рассказывала! Кажется, ты мой двоюродный или троюродный братишка теперь. Только чего ж раньше не приезжал? Мы тебя несколько лет на дачу ждали.

- Да, не знаю... как-то... - Данил до того сосредоточился на волнительном ощущении от руки Радмира на собственном плече, что теперь только мямлил, не находясь с ответом.

- Ладно. Но теперь на "ты". Договорились?

- Мм.

- Учти, я за тобой слежу, - с деланной строгостью произнёс Радмир, следом рассмеялся и распахнул калитку перед гостем.

Застолье продолжалось несколько часов. Данил больше отмалчивался. Зато исподволь наблюдал за людьми, с которыми предстояло провести целый месяц. Дядя Миша, как выяснилось, работал на закрытом предприятии. Выращивал какие-то сложные кристаллы для высокоточной измерительной техники. Трудно было представить, как такой по-медвежьи крупный человек занимается тонкой работой. Однако именно эти его навыки заинтересовали частную организацию в Германии. Тётя Катя была Дане знакома, но в домашней обстановке в ней обнаружилась новая черта: она часто обращалась к дочерям по-немецки. Девочки также ей отвечали. Притом Ника и Лика казались неотличимыми, а их привычка держаться за руки везде и всюду соединяла их в один причудливый организм - Никаилика. Данил уже не мог воспринимать их по отдельности. Григорий Афанасьевич за столом не проронил ни слова: ел мало, изредка улыбался, когда все смеялись. Но основной мишенью наблюдений Данила стал Радмир.

Парень налегал на мясо. Притом совсем не спешил. Ел сдержанно, с уверенностью человека, который знает: завтра и послезавтра - еды на столе всегда будет вдосталь. Во всех его жестах, посадке головы читалось, что Радмир весел, спокоен, уважает себя. Вот он прикрыл ладонью рюмку, когда захмелевший Михаил Григорьевич собирался налить ему водки:

- Друзья пивом уже напоили. Хватит мне на сегодня.

- А чего они, спаивают что ли? Опять Серёгина затея?

- Ха-ха! Нет, па! Проводы же вроде как.

Дане показалось, будто даже вилку Радмир держит неподражаемо. Приходилось часто отводить глаза, смотреть на маму с папой, глядеть в тарелку, лишь бы не выдать заинтересованности.

Закончилось застолье с наступлением ранних сумерек. Никаилика принялись уносить оставшееся угощенье в дом. Ершовы-старшие вместе с родителями Данила, довольные и сытые, побрели осматривать сад, пристройки. Совещались, как лучше продавать недвижимость.

Даня стоял у мангала. Дожаривал три палочки шашлыка, которые не поместились раньше. Глядел на рдеющие угли и пытался собрать накопленные наблюдения за Радмиром в единое целое. Хотелось составить о нем какое-то ёмкое суждение. Чтобы уложить в голове и затем опираться на это в будущем, а не мычать и теряться при каждом слове. Однако суждение не складывалось: мало, слишком мало было сведений. Что нравится Радмиру? Какие качества он ценит в людях? Откуда в нем столько мужской красоты, обаяния? А главное, как заинтересовать его собой?!

Данил вздрогнул, когда на плечо опустилась рука - Радмир подошёл сзади совсем бесшумно. Теперь они стояли у мангала вдвоём, бок о бок. Одни.

- Ты ведь рисовать любишь, правда?

- Да. Графику.

- Привёз что-нибудь? Можно посмотреть?

Едва сдерживая шаг в попытке сохранить солидный вид, не выказать нетерпения, Данил направился к машине. Там из рюкзака выудил папку с рисунками. На деревянных ногах вернулся и отдал с толикой небрежности:

- Там ничего особенного.

Радмир открыл папку. Принялся разглядывать залы готического собора - этот рисунок лежал сверху. Данил с болезненным вниманием подметил, как Радмир сделался серьёзным, тёмные брови чуть нахмурились.

- Что? Не нравится? - осипшим голосом спросил Даня, хохотнул и остро покраснел. Переминаясь с ноги на ногу, спрятал руки за спину.

Радмир не стал оценивать остальные работы. Закрыл папку.

- Если честно, думал, у тебя там какие-то простенькие рисуночки будут. А тут столько труда вложено. Это уже искусство настоящее, - он прижал папку к груди. - Извини, я сегодня выпил немного. Мне кажется неправильным смотреть такие работы в пьяном виде. Можно, я у себя оставлю до завтра?

- Да, конечно!

- Тогда пойдём. Покажу, где тебя разместили.

Внутри коттедж оказался ещё уютнее, чем снаружи. Ловец снов над входом, кружевные занавески, яркий гербарий на подоконнике с алыми кисточками калины. Все кругом было наполнено приметами владельцев. Куклы Никиилики на комоде в прихожей, цветные резинки для волос и даже расчёски на полке в гостиной - все вещи лежали с такой очаровательной небрежностью, точно их вот-вот собирались сфотографировать для инстаграма. Подделать это в каждой мелочи было невозможно - семья Ершовых действительно так жила.

На втором этаже Радмир повёл Данила по коридору в дальнюю комнату. Там оказалась спальня. Большая кровать, застеленная чистым бельём. Старинное трюмо, образа в углу. Два окна выходили в вечерний сад.

- Раньше это бабушкина комната была. Теперь тут гости останавливаются. Родителям нравится, когда здесь кто-нибудь живёт. Чтоб люди ходили, мебелью пользовались, разговаривали. Чтоб запустения не было.

- Здесь хорошо. Мне нравится у вас.

Уже стоя на пороге с синей папкой в руках, Радмир сказал:

- Как же здорово, что ты всё-таки приехал, Даня! Я рад.

Когда дверь за ним закрылась, Данил блаженно повалился спиной на мягкую постель. Да, перед сном ещё следовало почистить зубы, умыться. Пойти поговорить с мамой и папой. Но вместо этого он мечтательно закинул руки за голову, шепнул в потолок коттеджа:

- Я тоже рад.

Проснулся Данил с лёгкостью. Тело кипело свежими силами, требовало движения и еды. В комнате было очень светло, чуть покачивались занавески на приоткрытых окнах. Даня тотчас вскочил, принялся одеваться.

Когда спустился вниз, застал на солнечной кухне тётю Катю. Она поставила на стол холодную телятину и молоко с домашним хлебом:

- Марише утром позвонили из турагентства, где они путёвку оформляли. То ли сборы там какие-то не оплачены, то ли с отелем проблемы - я не поняла. В общем, упаковались тут же, да разбираться поехали. Не стали тебя будить.

- Они ещё вернутся? Ну, до отъезда в Малайзию?

- Вряд ли, Дань. Времени у них до самолёта мало осталось, а туда-сюда мотаться... Ты Марише сам позвони, когда позавтракаешь, ладно? Потом скажи Радмирке, чтоб окрестности тебе показал. Тут лес есть, пасека. Может, на речку сходите. Красиво, сам увидишь! А мне к соседке, баб Маше надо наведаться: вчера ещё обещала, да забегалась.

Завтракая в одиночестве, Данил почувствовал себя совсем большим и свободным. С отъездом родителей он остался один. Теперь следовало обустроиться на целый долгий месяц. Найти своё место в этом доме, среди этих людей. Даня вспомнил, как краснел вчера при знакомстве с Радмиром, каким напряжённым был во время застолья.

Допил молоко, вымыл кружку. Поставил её в сушилку и уверенно произнёс:

- Да чего они мне сделают? Хватит уже дичиться. Дружить так дружить.

Почудилось вдруг, что он обязательно найдёт общий язык со всеми обитателями дачи. И когда родители вернутся из отпуска, то найдут Данила совершенно другим. Повзрослевшим. На глазах изумлённых мамы и папы Никаилика будут с обожанием ворковать за Даниной спиной. Тётя Катя решит, что не хочет отпускать его обратно в город. Михаил Григорьевич скажет папе: "Парень у тебя - во!" - и покажет большой палец. А Радмир будет стоять рядом, обнимая Данила как равного, с уважением.

Часть 3 (последняя)

Преисполнившись таких сладостных мыслей, Даня вышел из коттеджа во двор. С удовольствием потянулся на солнце, расправил плечи. Но едва заметил Радмира на скамейке в саду, как оробел.

Тот сидел под сливовым деревом с синей папкой в руках, разглядывал графические работы. Те же кроссовки. Пыльные шорты открывают загорелые ноги. Белая майка на атлетическом теле будто сияет в голубоватой тени дерева. Голова склонена, тёмные волосы падают на лоб. Представилось: некий молодой спортсмен - среди восторгов толпы, наград и тяжёлых испытаний тела - вдруг остановился. Замер. Задумался о чем-то большем, к чему он лишь пытается прикоснуться, каждодневно занимаясь спортом.

Данил так засмотрелся на парня, что не решался теперь подойти и своим появлением разрушить это видение. Напротив, хотелось взяться за карандаш с бумагой - зарисовать, схватить мгновение, пока оно не ускользнуло.

Но Радмир сам заметил его. Помахал рукой, подзывая.

- Доброе утро, Дань. Как спалось?

- А, да, хорошо, спасибо. Доброе утро, то есть. Я там ел на кухне, ну, завтракал. Родители уехали уже. Ты тут рисунки смотришь?

- Полчаса сижу - прямо- таки залип!

- И как? Нравится?

- Это ведь лучшие из твоих свежих работ, верно?

- Да, - признал Даня и тотчас пожалел о сказанном.

Радмир приглашающе похлопал по скамейке рядом с собой. Когда Данил сел, придвинул раскрытую папку:

- Гляди. Мне кажется, этот замок отражает тебя изнутри. Он превосходно защищён: стены каменные, тут даже стрельчатые окна как бойницы. Но внутри замковый зал, который ты изобразил, довольно тёмный. Тут холодно и людей совсем нет. Пусто как-то, одиноко. Мне в самом деле нравится этот рисунок, но он грустный.

Слова Радмира поразили Даню. Он сам не понимал раньше, отчего этот зал готического замка так нравится ему. Чтобы скрыть смятение, бросил:

- А нимфа как тебе?

Радмир ухмыльнулся, переворачивая лист:

- Я мог бы отпустить пару комментариев по поводу её попы, - он сделался серьёзным. - Но не буду. Если честно, нимфа понравилась гораздо меньше двух других работ.

- Почему?

- Ты любуешься ей. Но не любишь.

Данил не нашёлся с ответом. Тогда Радмир перевернул лист, открывая последний рисунок: истекающий кровью воин в окружении чудовищ. Хищные лапы и пасти тянутся к нему. Воин стоит спиной - лица не видно. Однако поза выдаёт предсмертное напряжение: как видно, сил осталось для одного, последнего удара.

- Вот его - любишь. Это самая замечательная работа! Кстати, у него родинка на шее такая же, как у тебя. Это случайно не автопортрет?

- Нет, нет! С чего ты взял? Мы вообще не похожи! Он же вон какой здоровый. Нет, автопортрет я даже не думал писать, вообще.

- Просто спросил, - Радмир примирительно поднял руки. - Но тут много чистых листов осталось. Ты ведь будешь у нас на даче рисовать? Мне бы хотелось посмотреть на художника за работой. Как ты линии проводишь, строишь это всё на бумаге.

- Ну, да. Можно как-нибудь.

- Спасибо, - Радмир вернул Дане синюю папку. - Ты крутой. Мама об этом рассказывала, но я не верил, что настолько.

Данил вспыхнул от похвалы. Стиснул папку, оглянулся на коттедж:

- Пойду пока, положу в комнате, ладно?

- Хорошо. Я собираюсь деревья в саду ещё раз побелить. Буду рад, если присоединишься. Вдвоём веселей, да и справимся быстрее. Поможешь?

- Конечно! Сейчас! - Даня бегом кинулся к дому.

Бидон, сверху донизу заляпанный известью, стоял в траве под яблонями. Тёплый ветер в саду шелестел листвой, приятно обдувал руки. Малярной кисточкой Данил белил стволы деревьев, осыпая землю белыми каплями. Радмир по соседству готовил новый раствор. Рассказывал, как живут они в городе. После работы на фирме по производству гипсокартона парень каждый день ходил в тренажёрный зал. Оттуда шёл забирать Никуилику с курсов немецкого языка, ужинал. Затем гулял перед сном с собакой.

- Кстати, Эльба полтора месяца назад кутят родила. Хочешь посмотреть?

- Хочу.

- Тогда бросай кисточку. Успеем ещё закончить. Идём!

С азартом повёл Данила к пристройкам. Возле сарая стояло малиновое ведёрко полное воды - явно из прежнего игрушечного набора Никиилики. Рядом желтела старая эмалированная кастрюля. На стенках её виднелись остатки каши с прилипшими кое-где шерстинками. Каша валялась кучками и на бетонном полу, ею же был испачкан резиновый мячик.

Радмир распахнул шире приоткрытую дверь сарая. Позвал:

- Эльба! Эльба!

Навстречу выбралась исхудавшая овчарка с рыжими подпалинами на боках. Ткнулась лобастой головой в ноги Радмира, требуя ласки.

- Ты моя красавица! Разбудили, да?

Собака подняла взгляд на Данила, замершего поодаль. Вильнула хвостом.

- А не укусит?

- Эльба, знакомься, это Данил. Он наш гость. Обижать его нельзя, слышишь? - последнюю фразу произнёс строго. - Наоборот, ты должна будешь его охранять, особенно если меня рядом нет. Поняла?

Овчарка обнюхала Данины кроссовки, штаны. Потом сунулась холодным мокрым носом в руку и замерла так - ждала, пока погладят. Даня принялся осторожно водить ладонью по тёмной шерсти со лба до загривка:

- Э-эльба... Э-э-эльба... - Всё- таки собака была довольно крупной, следовало привыкнуть. - Так она ощенилась недавно?

Не успел Радмир ответить, как из сарая выкатились три тёмных колобка. Щенки, похожие на маленьких медвежат, зевали, тянулись к людям, фыркали, обнюхивали обувь, кастрюлю, комочки каши на полу.

- Какие красивые! А их гладить можно?

- Можно, конечно. Эльба ведь уже тебя знает.

Овчарка тем временем отошла к сараю. Шумно лакала воду из малинового ведёрка. Потом устало легла. Только наблюдала за людьми, которые возились с её щенками. Слабо мела хвостом бетон.

Радмир взял одного из них на руки. Сначала играл: не давал кутёнку ухватить себя за палец. Затем поднёс к голове Дани, будто сравнивая:

- А вы похожи. Оба хорошенькие!

Данил засмеялся, смущение одолело его. Тотчас стал делать вид, будто отнимает резиновый мячик у щенка. Тот забавно ворчал, сопротивлялся. Однако улыбка Дани была вызвана не этим.

Тем днём вместе с Радмиром они добелили все деревья в саду. Пообедали. Затем, когда собирали клубнику, Никаилика пришли помогать. Добрая половина всех спелых ягод, нагретых летним солнцем, была съедена на месте. Когда набрался целый таз, его отнесли на кухню тете Кате.

Вечером Радмир позвал Даню к себе в комнату на первом этаже. Спросил:

- Ты как со спортом - дружишь?

- Во дворе иногда с друзьями подтягиваемся, - Данил не стал уточнять, что последний раз это происходило осенью прошлого года.

- Мне пора тренировку проводить. Подумал, может вместе позанимаемся?

- Давай! Только я не умею.

- Значит, буду твоим тренером.

Войдя, Даня оглядывался по сторонам так, будто оказался в доме-музее. Телефон на зарядке у подоконника. Несколько выцветших школьных грамот в рамках. Смятая постель и полки, полки, битком забитые книгами, журналами. Часть корешков на немецком. Здесь же стояла потрёпанная спортивная скамья: в трещинках спинки кое-где просвечивал жёлтый поролон. Грубо сваренная стойка со штангой, несколько гантелей, рукоятки которых блестели от частого использования. А ещё здесь ощущался тонкий, едва различимый запах, который сразу же понравился Дане: сухой, технический, напоминающий о машине, разогретой летним жаром.

Данил хотел было взяться за гантели. Радмир остановил его:

- Погоди, сначала делают разминку, иначе можно травму словить.

Стоя друг напротив друга, они помахали руками, попрыгали. После приседаний Даня настолько разгорелся, что весёлая энергия в теле уже била ключом. Хотелось смеяться просто так, в шутку бороться с Радмиром. Очень заманчивой показалась идея повалить его на ковёр и сжать в объятиях изо всех сил, попытаться обездвижить. Силы, конечно, не равны. Но вдруг? Даню удержала только стеснительность. И то особенное волнение, которое возникало всякий раз, когда он смотрел на парня.

- Вот теперь можно приступать. Укладывайся спиной на скамью, а я подстрахую на всякий случай. Это совсем не сложно.

Данил улёгся. Тут заметил, как Радмир снимает блины:

- Может, хоть парочку оставишь?

- Первый подход тоже для разминки. Потом решишь, стоит ли добавлять.

Даня держался за гриф и улыбался, видя Радмира над собой. Условились о восьми повторениях. Вместе сняли штангу.

Каким же тяжёлым оказался снаряд! Данил не ожидал, что будет настолько трудно: он пыхтел, напрягал все силы, лишь бы не показаться слабаком. Все же в последний раз тренер пришёл на помощь. Поднялся со скамьи Даня уже другим. Наблюдал, как свой подход выполняет Радмир. Гриф у того в руках двигался с такой лёгкостью, будто ничего не весил вовсе! Потом в дело пошли блины. Радмир выполнял жим лёжа: раздвинуты ноги, могучая грудь вздымается от дыхания. На месте живота - глубокая впадина под футболкой.

Даня понял, насколько слабо, неразвито его собственное тело. Чувствовал себя бесплотным, невесомым духом. Нематериальным призраком рядом с огненно-живым, сильным парнем. Так захотелось быть похожим на Радмира, быть ему ровней! А тот уже поднялся, снял все блины:

- Давай-давай, продолжаем. Самочувствие нормальное ведь?

- Да, просто... так тяжело. Я не ожидал, - Данил принуждённо рассмеялся. - А без блинов все это как-то не серьёзно выглядит, если честно. Зачем тогда?

- Гриф двадцать килограммов весит. Не так уж мало для новичка. Или думаешь, я сам начинал с чего-то другого? Нет, точно так же, клянусь! Значит, и у тебя обязательно получится! Главное, будь настойчив.

Данил поверил. Снова лёг на скамью, взялся за гриф.

Позже они занимались с гантелями, растягивали мышцы в заминке. Каждый раз, когда Радмир, объясняя правильную технику, дотрагивался - поправлял руку или предлагал выпрямить спину - Даня покрывался приятными мурашками. Долго ощущал то место, которого коснулся парень.

После тренировки - уставшие, весёлые - они сидели в комнате, разговаривали. Радмир снял телефон с зарядки, разблокировал:

- Я в инстаграме нашёл друга по переписке. Вот. Мика зовут. Практикую немецкий язык с ним, а заодно про спорт много общаемся. Он в Мюнстере живёт - как раз там, куда мы поедем. Обещал зал показать и город, познакомить со всеми. Красавчик, правда?

Данил взглянул на фото: в самом деле, это был красивый молодой немец с удивительно правильными чертами лица и атлетической фигурой. Но Радмир - вот здесь, рядом, настоящий - был раз в сто привлекательнее.

- Ты лучше.

Первый раз в жизни Данил решился сделать комплимент человеку, который по- настоящему нравится. Пускай даже вышло сжато, а в лицо тотчас плеснуло краской жаркого волнения.

- Спасибо, Даня! Мне приятно, - Радмир улыбнулся исподлобья: с видом польщённым, признавая чужую смелость. И на миг блеснуло в его взгляде нечто совсем взрослое, мужское.

Это так страшно взволновало Данила, что он в раз растерялся, позабыл все слова - как и о чём говорить дальше. Повисла пауза.

В дверь постучали. На пороге, держась за руки, стояли Никаилика:

- Вас ужинать зовут. Пойдёте?

Даня мысленно возблагодарил девочек за появление.

Он ничуть не сожалел о сказанном Радмиру. Однако требовалось время, чтобы привыкнуть, осмыслить происходящее между ними. А в том, что нечто особенное происходит, он уже не сомневался.

страницы [1] [2] [3]