Вторая камера

Новая камера оказалась большой петушиной хатой, в которой сидели человек тридцать таких же опущенных мужчин, как и сам Диана. При входе он поздоровался, объявился опущенным Дианой, после чего его подозвал старший по камере, сказал, что камера петушиная, соблюдай простые правила и будешь жить спокойно. Диану это полностью устраивало.

Хотя даже в петушиной камере не все жили спокойно. Не важно, что в ней собрали мужчин, которые на себе испытали все превратности судьбы и не раз удовлетворяли чужие потребности. Это не важно, а важно то, что у многих из них тоже были свои потребности.

И если в условиях обычной камеры, где всем управляли уголовники, потребности опущенных никого не интересовали, то в петушиной почти каждый имел возможность получить удовлетворение. Речь, конечно же, не идёт о старшем по камере, он тут царь и бог, и власти над сокамерниками у него куда как больше, чем у смотрящего в обычной камере.

Если смотрящий от уголовников в той или иной степени должен учитывать ментов, уголовные понятия и законы, режим и прочее, то старший по петушатнику управляет людьми, за которых никто не спросит и за которых никто не заступится. С ними можно делать что угодно, и они полностью бесправны и беззащитны перед его властью.

Так что свои потребности старший и его подручные удовлетворяют с кем угодно из числа своих подопечных, мужики из опущенных могут договариваться о сексе с другими опущенными мужиками, а те в свою очередь могут заставлять и принуждать к сексу или работе опущенных из опущенных. Да, даже среди опущенных есть свои опущенные, и участь их незавидна.

Диану определили в условные мужики, показали место на нарах (не самое плохое в камере) и интерес к нему пропал, все занялись своими делами, а Диана расположился на нарах и уснул.

Сквозь сон Диана несколько раз слышал лязг дверей, выкрики надзирателя, обитателей камеры выводили, а потом возвращали в камеру, ничего необычного. Привычный гул голосов затихал и снова набирал силу, спать это не мешало. Внезапно обстановка в камере изменилась настолько, что Диана это почувствовал даже сквозь сон.

Диана проснулся и несколько секунд лежал с закрытыми глазами, чутко прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Кто-то ходил по камере, и его мягкие, пружинистые шаги слышались в тишине. В первый момент Диана не понял, почему его разбудили эти шаги, но потом понял. Его разбудила тишина, точнее отсутствие привычного фонового шума большой камеры.

Шаги прошлись по камере и направились к его нарам, перед которыми остановились, и Диана понял, что его спящего рассматривают. Диана открыл глаза и встретился взглядом с одним из приближенных старшего по камере.

- Идём, - сказал он и, не оборачиваясь, зашагал к своим нарам, даже не сомневаясь, что Диана не посмеет проигнорировать его приказ.

Диана быстро встал и пошёл за ним, сон как рукой сняло. Они пришли к нарам старшего по камере, место было уже отгорожено простынями, создавая пространство на две двухъярусных койки, между которыми был довольно просторный проход, который был организован за счёт более узких, чем положено проходов у соседних койках.

Старший полулежал на нарах и рассматривал Диану. "Ну вот, началось", - подумал Диана, и не ошибся.

- Дианка, а ты кто по жизни? - спросил старший.

Диана задумался, что отвечать на такой вопрос.

- Я студент, - ответил Диана.

Ему показалось, что старший ждёт от него именно такого ответа.

Но старший почему-то разозлился:

- Нет, сука, ты по жизни не студент, и даже не студентка, ты опущенный вафлёр по кличке Диана, и жизнь твоя теперь будет состоять из отсосов и ебли в жопу, а если не поймёшь, то и из кое-чего похуже! Ты меня поняла? - повысил голос старший.

Диана испуганно кивнула, и старший злобно продолжил:

- Смотри, вафлёрша, мы тебя сейчас на хор поставим, всей камерой насухо отъебём, и знаешь где ты после этого будешь? Отвечай, студентка, - старший почти кричал, и негромкий гул голосов опять затих.

Диане было ужасно страшно, но она попыталась собрать всё своё мужество и постаравшись, чтобы его голос не дрожал, ответил:

- Нет, не знаю.

Старший, казалось, совсем взбесился и уже орал на всю камеру:

- В больничке ты будешь, а потом на кладбище! Мы тебе очко наизнанку вывернем и в узел завяжем, хер тебя лепилы залатают! Это тебе, сука, не экзамены в твоём институте сдавать, мы тут тебя такому научим, что молить нас будешь, чтобы позволили вздёрнуться! Ты меня поняла? Ты всё уяснила? - проорал он.

Старший привстал с нар, лицо его покраснело и пошло какими-то нездоровыми пятнами, он был взбешён. У Дианы от страха подкашивались ноги, он еле стоял, изо всех сил стараясь не упасть на пол. Колени дрожали, он понимал, что старший не шутит и сейчас его будут насиловать, издеваться над ним, а потом он умрёт в грязной тюремной больнице.

- Ну, пожалуйста, простите меня, простите, - запричитал Диана, - ну что мне сделать, чтобы вы меня простили?

Старший опять полулёг на нары и откинулся назад. Лицо его всё ещё было злым, но кровь уже отхлынула, и оно уже не было красным, и нездоровые пятна с него исчезли.

- Так, - сказал он, приподнявшись на спине, стащил с себя штаны вместе с трусами, оголив маленький сморщенный член с большой головкой, - на хор мы тебя всё равно поставим, это уже решено, но если ты за три минуты отсоса заставишь меня кончить, то, так и быть, разрешу ебать тебя со смазкой, и если кто захочет, то позволю трахать тебя в рот, а не в жопу. Приступай, время пошло!

Диана упал на колени и взял член старшего двумя пальчиками, направляя его себе в рот. В уме у него пульсировало только одно: три минуты, всего лишь три минуты, он должен успеть! За секунды у него в сознании пролетели все женские минеты, которые ему когда-то делали, и он начал повторять движения, которые делали девушки, чтобы сделать ему приятно.

Слегка оттянув пальцами крайнюю плоть старшего, Диана оголил его головку и, сжав губы трубочкой, наехал губами на головку члена, обхватив её нежно губами. При этом пальцами он ласково водил вверх, вниз по члену, в такт с движениями своего рта, насаживаясь ртом на головку и потому съезжая губами обратно, выпуская член изо рта, но продолжая стимулировать его язычком.

Раз, два, поворот, - отсчитывал в голове ритм, и после каждого наезда губами на головку старшего Диана поворачивал голову в другую стороны, чтобы стимулировать его член с другой стороны. Потом обратно, потом опять в прежнюю сторону, и всё под этот страшный ритм, раз, два, поворот, раз, два, поворот.

Член старшего уже не был вялым, он налился кровью, и теперь уже был среднего размера, и вместо двух пальцев Диана его ласкал всей ладонью. Время от времени Диана ласкал язычком под залупой старшего, и снова возвращался к стимулированию головки губами все с тем же ритмом. Время как будто замерло, и вдруг старший крепко схватил его за голову двумя руками и глубоко насадил ртом себе на член. Его член пульсировал, извергая прямо в горло Дианы толчками потоки спермы.

Кончив, старший отпустил голову Дианы и, вынув член у него изо рта, обтёр остатки спермы с члена об его лицо. Потом он блаженно откинулся на нарах и, полуприкрыв глаза, расслабленно сказал Диане:

- Успела, вафлёрша, молодец, будешь жить.

Диана по-прежнему стояла на коленях, не шевелясь, боясь сделать что-то не так, чтобы опять не разозлить старшего.

Полежав ещё секунд десять, старший натянул на себя штаны и, наклонившись к Диане, легонько похлопал того по щеке.

- Иди и готовься к хору, после отбоя начнём, я своё слово держу, - и жестом отпустил Диану.

Диана шёл к себе на нары через всю камеру в гробовой тишине, ловя на себе заинтересованные взгляды опущенных.

Всё время до отбоя Диана смазывал слюной и разрабатывал пальцем себе очко, готовясь к тому, что его поставят на хор всей камерой. Переживал он зря, вся камера слышала и слова старшего, и звуки отсоса Дианы, поэтому большинство из сокамерников предпочла минет от Дианы, а в попу его трахнули всего лишь трое приближенных старшего.

Под утро попа всё-таки болела и саднила, но Диана чувствовал, что там ему ничего не порвали, не повредили, так что это было не важно. Засыпая, Диана чувствовала во рту привкус спермы, но после 27 минетов за ночь это было не удивительно. Скулы сводило от усталости, но в остальном Диана чувствовала, как нервное напряжение оставляет его. Заснул он почти полностью успокоенным.